Ирина Хотина — ВВЕДЕНИЕ В ТЕХНИКУ СЕКСА.

ВВЕДЕНИЕ В ТЕХНИКУ СЕКСА.

Потом, в сотый, в тысячный раз, прокручивая в голове всю ситуацию, потребовавшую от нее принятия самого важного в жизни решения, Юлька поняла, что все началось с бутылки водки. Да, да, с той самой последней бутылки, которая, как известно, всегда бывает лишней. И как она оказалась на столе, среди грязных одноразовых тарелок и стаканов, пустых пластиковых судочков из-под салатов и закусок, живописно разбросанных деревянных палочек от съеденного шашлыка и обгрызанных куриных костей? А главное, когда были выпито все, что каждый привез с собой? Оставалось только рассесться по своим машинам и спокойно разъехаться. Обычный ничем не примечательный шабат, обычный шабатний пикник.

Юля, посмотрев на мужа, сразу оценила степень его загрузки. По давно изученным признакам определила — завтра день пройдет под нескончаемые жалобы на головную боль. Завтра он будет сокрушаться, что в очередной раз не послушал ее, виновато соглашаясь, что уже пора завязывать с таким видом расслабления, что уже, чай, не мальчик с мячиком, а мужчина с давлением, которое прыгает, что тот мячик. Все это будет завтра. А сейчас, дойдя до этой стадии, Марик, спокойный, рассудительный Марик, становился агрессивным. Правда, выражалось это в том, что он начинал ей дерзить. Но Юльку раздражало даже это.

На самом деле, она почувствовала опасность намного раньше, когда увидела подъезжавшего к месту их обычных пикниковых посиделок Бакса. По-настоящему его звали Михаил Бакст. Красивый, темно-русый мужик с зелеными, с поволокой глазами, с красивой, редкой фамилией. Откуда у человека из Тюмени такая знаменитая фамилия, догадаться было не сложно. Но за десятилетнее знакомство, начавшееся с олимовских ульпановских времен, последняя буква, «т»-тормозящая, в ней куда-то подевалась, сделав ее более динамичной и резкой. Наверное, потому что сам Мишка был таким — прямым и резким, что, не смотря на его привлекательность, отпугивало нормальных женщин. По крайней мере, Юльке он никогда не нравился, а уж себя-то она считала нормальной.

В отличие от остальных мужчин в их компании, Бакс был одиноким и болезненно дорожил своей свободой.

Обычно он присоединялся к ним только на чей-нибудь день рожденья, а вот чтобы просто так, без повода, в шабатний день — такого Юлька не припоминала. Как настоящий сибиряк, Бакс много пил. Вообще, все, что он делал, было много: много работал, имел много баб. Но это, как говорится, его личное дело. Хуже всего было то, что пил он по своей мерке, которая была намного больше, чем у остальных.

Юльке было все равно, кто поставил эту последнюю бутылку. Она вдруг на своей шее почувствовала ту критическую черту, к которой подошел этот пикник, этот день, эта жизнь — она была всем сыта по горло. Поэтому спокойно протянула руку и, на глазах у ничего не успевших понять пьяных мужиков, не дрогнув ни одним мускулом, вылила содержимое, которого осталось в пузыре чуть меньше половины, на землю, под одобрительные возгласы жен.

Когда после стремительных сборов, женщинам удалось затолкать по машинам свои плохо соображающие «сокровища», и Юлька, сидя за рулем, ждала очереди выехать на узкую грунтовку, ведущую из парка, к ней подошел Бакс. Низко наклонившись к открытому окну, чтобы она слышала каждое слово, зло произнес:

-— Я тебе этого никогда не прощу!

-— Да мне плевать! И на тебя и на твое прощение! — Юлька была зла не меньше его. — Если о тебе некому позаботится, то моему, —— она кивнула головой на уже закемарившего рядом мужа, —— повезло больше. — И, по киношному, резко газанув, рванула с места.

На следующий день, видимо, после длительных телефонных переговоров со всеми участниками вчерашних событий, Марик попытался отчитать жену за безобразный поступок, за что был моментально поставлен перед выбором: семья или Бакс. Он долго не выбирал.

На этом, казалось, инцидент был исчерпан. Правда, Бакс больше на общих посиделках не появлялся, не приходил и на дни рождения, вызывающе мотивируя свой отказ нежеланием сидеть за одним столом с Юлькой. Женщины, естественно, солидарные с ней, возмущались такой наглостью, и его отсутствием не были опечалены. Мужчины дипломатично помалкивали.

Все изменилось через полгода, когда одним душным летним вечером, привычно для израильтян накаленным жаром очередного хамсина, Марик осторожно, бочком подсел на диван к жене, занятой ритуальным просмотром очередного сериала, и тихо произнес:

-— Мишка звонил…

-— Ну и что?

-— Ему деньги нужны.

-— Баксу нужны баксы? — Не отрывая взгляда от телевизора, едва удостоила мужа ответом Юлька, решив, что таким гениальным каламбуром полностью выразила свое презрительное отношение к проблемам мало интересующего ее человека.

-— Две штуки. — Не обращая внимания на тон жены, продолжил Марик.

-— Передай ему — нам они тоже нужны. Да, и еще, что ты уже три месяца не получаешь зарплату.

-— Юль, но ведь у нас есть НЗ. — Осторожно возразил ей муж.

-— На то он и НЗ. Что, разве больше не у кого занять? Мы самые обеспеченные? — Звелась она с пол-оборота.

-— Но ты же знаешь, Червинчики недавно машину сменили, Коганы — мебель, Носики только что…

Но Юлька и без него знала, что Носики только что вернулись из Штатов, где потратили кучу денег.

-— А мы нигде не были и ничего не сменили! Ты спроси лучше, когда я себе последний раз шмотку новую покупала? Ты знаешь, что бывает с женщиной, когда она себе не покупает обновку хотя бы раз в месяц? Не знаешь? Книжки умные почитай. Депрессия у нее тогда развивается. Депрессия! А я плюс к тому каждый раз голову ломаю, чем машканту и счета оплачивать будем…

Разговоры о деньгах, вернее об их постоянной нехватке, она ненавидела больше всего. Они наводили зеленую тоску и делали отношения с мужем, и без того нервные и неровные, взрывоопасными. Лучше смотреть сериалы. Поэтому снова уставилась в телевизор. Но Марик не отступал.

-— Юль, у меня же есть еще пару халтур. Вытянем, как обычно. А Бакс — мужик надежный. Если сказал через два месяца отдаст — значит, отдаст.

На самом деле, Юлька не была природной стервой. Просто жизнь заставляла ей прикидываться. И Марик об этом хорошо знал. Поэтому спокойно, без напряга, дожимал. Но ей хотелось еще повыделываться, из принципа. Тем более что просьба о деньгах показалась странной: Бакс, хозяин геодезической фирмы, не страдал отсутствием заказов.

-— Ты что, мать, не знаешь, как у нас в Израиле за работу рассчитываются? Отсроченными чеками. Он мне их кучу показал. А ему завтра билет нужно выкупить.

-— И куда Бакс намылился? — Она взвилась еще больше, живо представив, что на ее последние деньги кто-то будет развлекаться.

-— В Тюмень родную. У него отец умер. На похороны летит.

-— Так бы сразу и сказал. — Сразу посерьезнела Юлька. — А то развел канитель. — Потом, поджав губы, обиженно сказала. — Ты всегда так делаешь, нарочно. Чтоб я в полной мере почувствовала себя мразью.

-— Ну, что ты, Юль. Совсем не нарочно. — Невпопад стал оправдываться Марик.

-— Тогда еще хуже. — Угрюмо произнесла она.

Муж продолжал ненужные уговоры:

-— Представляешь, скончался скоропостижно. Бакс говорит, крепкий еще мужик был. В прошлом году с ним на охоту ходил.

-— Да тебе какое дело? Что ты так распереживался?

-— Друг ведь. Так я ему звоню, чтоб за деньгами приезжал?..

Но Юльку уже не интересовали ни Бакс, ни его семейные несчастья. У нее своих проблем было не впроворот. Она давно приучила себя жить сегодняшним днем. Не сразу, но все же с годами поняла: муж — это в первую очередь человек, на которого она может рассчитывать в любой ситуации, и предавать которого сама не имеет права. И если для него так важны законы мужской дружбы, она готова пойти и на такую жертву, как потеря последних сбережений.

К счастью, жертв не потребовалось: Бакс вернул долг раньше обещанного срока. Больше того, он решил отчаливать из Израиля. Оказалось, его возвращение на доисторическую родину было последней волей отца. Прямо библейская история. Правда, возвращение блудного сына имело другой смысл. Когда-то давно родители Михаила развелись. Но с новыми семьями не получилось ни у того, ни у другого. Потом мать решила перебраться в Израиль. И Мишка, младший из двух сыновей, поехал с ней, правильно предполагая, насколько ей будет трудно одной на новом месте.

А старший остался с отцом, который когда-то занимал высокий пост, занимаясь нефтеразведкой, но в перестроечные времена оказался по началу не у дел. От безысходности, что ли, они кинулись в омут предпринимательства и, нахлебавшись вдоволь всякого дерьма, в конце концов, «присосались к нефтяной трубе», став владельцами большинства бензозаправок в Тюмени. Свою долю в семейном бизнесе и завещал отец младшему сыну, тем более что старший не возражал.

Слушая эту душещипательную историю, Юлька с удивлением смотрела на Бакса. Она впервые задумалась о том, что этому жесткому, прямому, резкому, иногда бесцеремонному мужчине, свойственны обычные человеческие чувства, например, забота о родителях.

Они сидели за столом в квартире его матери, где были устроены проводы. Все свое имущество он уже распродал. Собственно говоря, ничего ценного и не было — только машина и геодезический инструмент. Фирму закрыл. Возвращался налегке.

Кого-то из гостей заинтересовал старый, видавший виды в прямом смысле, офицерский бинокль. Принялись дурачиться, как малые дети, разглядывая друг друга с разных сторон этой штуковины. Когда бинокль оказался в руках у Юльки, она вышла на балкон, решив с его помощью получше разглядеть окрестности. Пристроившись удобно, услышала за спиной голос. Это был Бакс.

-— Нравится в чужие окна заглядывать? — Он встал рядом.

-— Откуда у тебя такой? — Спросила Юлька, чтобы поддержать разговор. Потом, вспомнив недавно услышанную историю, в которой Бакс выступал любящим и любимым сыном, осторожно добавила. — Память об отце?

-— Не только. Скорее, о юности. — Он осторожно взял из ее рук тяжелый предмет и поднес к глазам. — С детства обожал смотреть, что у других делается. — Помолчав, многозначительно произнес. —— Иногда очень занятные вещи можно разглядеть.

По его тону она сразу поняла, что он имеет в виду. Когда разговор переходит на эту тему, ощущаешь как-то сразу, каким-то внутренним чувством.

-— Неужели, это так интересно? — Она брезгливо поморщилась.

-— В шестнадцать лет, очень. У нас с приятелем наблюдательный пункт был. Мы за ними полгода следили.

-— За кем?

-— За тремя телками. Сначала думали — бордель. Сняли бабы квартиру и шарашат потихоньку.

-— Что значит, потихоньку? — Юлька втянулась в разговор.

-— Ну, не с утра до вечера. — Он поставил бинокль на подоконник. —— А иначе мы бы выпускные экзамены завалили и вступительные в институт. Приятель в медицинский поступил, что весьма кстати оказалось.

-— Почему, «кстати»? Подвел научную базу под обоснование периода

естественного юношеского полового созревания?

Бакс скосил на нее взгляд, как бы соображая, продолжать или нет.

-— Скорее нашел возможность, как нам их зацепить. Получил студенческий билет.

-— Эка невидаль! Это же не милицейское удостоверение.

-— Вот тут ты в самую точку попала. Внешне не отличишь. Наверное, в одной типографии печатали. Мы кватирку-то их давно вычислили. Костюмчики новые с выпускного одели, галстуки, ботиночки надраили. Прически короткие. На дворе-то 83 год — самые суровые андроповские времена. Когда дверь открыли — помахали перед носом красной книжечкой.

-— Неужели сошло?

-— Еще как! Момент выбрали, когда у них только один клиент был. Для вида данные его переписали и отпустили на все четыре стороны. Ну, и стали с девицами разбираться. Самое смешное, они болгарками оказались. Нам страшно было, а уж они сдрейфили.

-— Как их к вам занесло, в Сибирь?

-— Студентки. Стипендии маленькие. Так они решили таким способом подработать. Сговорились быстро. — Юлька не знала, что отвечать на такую мужскую откровенность. Возмущаться, «Фу! Какая гадость!», было глупо. Да и ханжой она не была. Поэтому решила просто промолчать. А Бакс, не глядя на нее, продолжал. — Девчонки старше нас были. Ну, а в этом деле оказались, что называется, исключительными профессионалками. Они нас, как малых детей, всему обучали. И так и этак. Иногда такое устраивали… Год мы к ним ходили. Они, конечно, быстро раскусили, что мы не менты, но все равно принимали без денег. Даже других выпроваживали, когда звонили, что придем.

Он, наконец, замолчал, закончив странное для него признание. Бакс был не из тех мужчин, которые вот так запросто впускают кого-то в свою личную жизнь и делятся подробностями такого плана. Его можно было обвинить в чем угодно, приписать какие угодно грехи, но амплуа поручика Ржевского ему явно не соответствовало. Юлька была не на шутку озадачена. Его же последующие слова заставили ее вспомнить, что она сама еще молодая женщина, а не только добропорядочная мать семейства.

-— Если бы не они, я бы, наверное, всю жизнь обыкновенной перетиркой занимался… Ничего бы не умел… Ну, ты понимаешь. Ничего бы не мог дать… И женщине не было со мной хорошо.

Ой-ёй-ёй, Юлька замерла, почувствовав, как резко изменилось его дыхание. Пресловутые флюиды оказались настолько мощными и заразительными, что всякая неприязнь к нему исчезла, и ей захотелось дышать также. «Ох уж этот инстинкт», промелькнуло в голове. Она закрыла глаза, прекрасно понимая, что эти слова только начало, прелюдия. Вот сейчас его рука осторожно, нежно, и в то же время так призывно, коснется ее. А там,…

Но ничего не было. Ни слов, ни прикосновений. И тут до нее дошло — он над ней издевается. Она проглотила застрявший в горле ком, сооруженный самыми худшими догадками. Не дурак же, наверняка знает, что она его недолюбливает. Знает, что там, в комнате, всего в нескольких метрах от них сидит ее муж. Как он ей тогда прошипел «Я тебе никогда не прощу»? Может, таким подлым способом решил свести счеты?

И она спросила напрямик.

-— Миша-а! А зачем ты мне все это рассказал?

Он молчал, что подтверждало ее предположение. Юлька стала лихорадочно соображать, как же ей выйти из этой глупейшей ситуации, в которую ее вовлек этот мерзавец, чтобы потом посмеяться, в чем она уже не сомневалась. Ну, уж нет. Смеяться над собой она может позволить только себе.

-— Знаешь, у Довлатова есть маленький рассказик, где он, обсуждая с женщиной интимные вопросы, для начала советует ей освоить теорию по книжке, которая так и называется «Техника секса». Ну, очень, говорит, смешная книжка. Как открываешь, с первого слова смешно становится.

Михаил совсем не ожидал, что в их разговор вклинится третий, пускай и в такой форме. Бросил не нее озадаченно-вопросительный взгляд. Пришлось пояснить:

-— Конечно, смешно, когда эта «Техника» сразу же начинается с «Введения».

Бакс криво усмехнулся, не принимая ее тона. Юлька продолжала, стремясь изо всех сил превратить щекотливый и опасный разговор в шутку:

-— Его особенно впечатлила поза номер семь, для людей с большими животами.

Не сговариваясь, они одновременно бросили взгляд друг на друга, именно на эту область своих тел, и…вот тут прыснули от смеха. Юлька даже уперлась головой в его плечо, так по-дружески, громко и весело смеясь еще оттого, что сумела-таки ловко выкрутиться. Поэтому не сразу расслышала, что он ей зашептал.

-— Юля, пойми, я не могу…

-— Что ты не можешь? Поза не подходит из-за отсутствия живота? — Продолжала она смеяться по инерции.

-— Я хочу тебя. Ты — женщина, которую искал всю жизнь. Знаю, как нам будет хорошо… и как тебе плохо, сейчас. Но не могу… Марик — мой друг…

Она остолбенела, боясь поднять на него глаза.

-— В принципе, я могу остаться — брат бы не возражал. Но тогда за себя не ручаюсь.

-— За что ты не ручаешься? — То ли прикинулась она непонимающей, то ли, в самом деле, не понимала. Но это не имело значения: ей было важно, чтобы он разъяснил, и чем подробнее, тем лучше. Как же давно ей никто не говорил таких слов, и как давно она не занималась «введением» в эту самую технику. Но Бакс заладил одно и тоже:

-— Марик — мой друг, пойми. Друг…

Откуда, откуда он все знает? Ведь она так старательно разыгрывает на людях роль счастливой женщины. Так это не злая шутка?! А что?.. Что?

Она видела только его руки, загорелые мужские руки с пушком выгоревших белесых волос, к которым отчаянно захотелось прикоснуться. Когда желание стало нестерпимым, приказала себе остановиться, опомниться. Странно, но именно в этот момент она себя зауважала. «Сильная женщина, сильная женщина». Вот когда понимаешь, насколько сильна. Осознание этой силы придало смелости поднять голову и, заглянуть в его глаза. А, заглянув, поняла, что он сейчас занят тем же: приказывает своим рукам спокойно лежать на перилах балкона. Значит, не лгал. Значит, говорил правду. Благодарная теплота разлилась по телу. И она сказала то, что должна была сказать:

-— Ну, нам пора. Марику завтра рано вставать. Удачи тебе!

Ночью Юльке все время мерещились картинки с разными позами, из той самой книжки, но ничего не получалось. Она расстроилась, стала перед кем-то оправдываться, потом плакать, в конце концов, раздраженно захлопнула книгу. На ее обложке в изумлении прочитала: «Сергей Довлатов. Компромиссы».

Открыла глаза и поняла, почему не получалось во сне — из-за партнера, это был не Бакс.

Рядом, спиной к ней, лежал муж. Она дотронулась до него. Марик спал чутко, но лишь для того, чтобы привычной скороговоркой пробурчать: «Юль, отстань, мне ни свет, ни заря, на работу».

Она отвернулась и теперь уже заплакала по-настоящему, от пустоты и обиды на Бакса, который все решил за нее, оставив навсегда в этой пустоте, где уже давно нет ни любви, ни желания. «Друг, друг», стала она передразнивать его. Потом вдруг спохватилась: «Конечно, друг, с которым столько всего прожито, пройдено, с которым можно и поругаться, и поскандалить. А он все стерпит, поймет, простит. Потому что любит. А Бакс? Он разве любит? Сказал, что нашел. Для чего? Курс усовершенствования техники? Надо же, «я тебя хочу». Она горько вздохнула. Хочется — перехочется!

Шмыгнув носом, снова повернулась к мужу и слабо улыбнулась спасительной мысли — хорошо все-таки, что он у нее есть. Друг, который иногда бывает врагом, вот как сейчас, но который будет с ней всегда.

31 декабря телефон в их квартире трезвонил с самого утра. Многочисленные друзья, живущие в самых разных уголках мира, поздравляли с Новым годом. Когда-то давно, еще в студенческие времена, у них сложилась традиция. Нет, не ходить в этот день в баню, а отмечать самый что ни на есть несоветский праздник под самым советским лозунгом: «Новый год шагает по стране». Как только диктор по радио зычным голосом объявлял: «Начало первого сигнала соответствует пятнадцати часам Московского времени… В Петропавловске— Камчатском — полночь», на кухне под коллективную резку салатов, шумно разливалось в бокалы шампанское, водка в стопарики, и провозглашался первый тост. И так каждый час, с шутками и прибаутками, за взятие еще одного часового пояса, с перечислением городов и сел (что строго отслеживалось по карте), которым уже повезло. Они тогда и не предполагали, что жизнь и в самом деле разбросает их по разным часовым поясам далеких друг от друга стран.

Бакст не был из той студенческой компании, но позвонил к ним в Израиль, когда у него в Тюмени наступил Новый год. Услышав в трубке его голос, Юлька моментально подумала, сейчас им придется разыгрывать противный фальшивый спектакль с пожеланиями друг другу нового счастья. И тут же себя пресекла: почему же фальшивый? Сейчас он скажет, как у него все хорошо, и что он нашел свое счастье. И она искренне за него порадуется. Она уже радуется!

-— Миша! С Новым годом! С новым счастьем! — По пионерски задорно начала она.

-— Юля! Я возвращаюсь!

-— Почему?

-— За тобой или к тебе. Решай сама…

Примечания:

шабат — суббота, выходной день.

олимовские времена — начало репатриации.

ульпан — студия. В Израиле так называются курсы по начальному изучению иврита.

хамсин — жаркий ветер с Аравийской пустыни.

машканта — ипотечная ссуда.