Роман Шиян — реинкарнация

На ходу поправляя левой рукой непослушный галстук, правой — помогая впихнуть ноги в тесные модные туфли, Андрей отчаянно искал взглядом ключи, и никак не мог их найти. Сказывалось волнение. А они лежали на тумбочке, как обычно. В конце концов, собравшись, Андрей выскочил из квартиры, с грохотом хлопнув дверью. Ещё некоторое время потратил, повозившись с замком.

К счастью ждать лифта не пришлось — он был уже кем-то вызван. С возгласом «Подождите!» Андрей вбежал в кабинку и чуть ли не ткнулся лицом в белую простыню. В воздухе висел запах затхлости и перегара. Подняв голову, Андрей увидел покойника, привязанного ремнями к вертикально поставленным носилкам, и стоящих по разные стороны двух санитарок, похожих с виду на здоровенных разбухших големов. Обрюзгшие лоснящиеся лица сопровождающих «клиента», будто в замедленной съёмке, выразили сначала ленивое удивление, затем брезгливость и, наконец, застыли в подавляющем самодовольном презрении.

— Куда прёшь?! Видишь — покойника везём! — бойко, оглушительным басом возмутилась баба в белых одеждах, с раскрасневшимся глуповатым лицом.

— Извините… Опаздываю…на работу, — слова прозвучали сбивчиво, невнятно, и оттого унизительно.

— Мы тоже не на курорт едем!

Андрей растерянно стал просматривать свой портфель — не выпали ли случайно документы.

— Ещё одного не хватало, — процедила сквозь зубы вторая санитарка, вульгарно-истасканная, с насмешливо-хитрой гримасой. Стоя вблизи щитка с кнопками, она лениво потянулась к нему с недовольным вздохом, чтобы нажать на «единицу».

Андрей не стал предавать значения сказанному и промолчал. Демонстративно вскинул руку — посмотрел на часы: каких-то пару минут и его здесь не будет. Дверцы лифта сомкнулись, и звук схлопывания сработал как детонатор в его голове… Пару минут с двумя подпитыми наглыми тётками, возвышающимся над всеми трупом и собственно он — как приговорённый. Ярко вспыхнула картина судилища. Страх перед предстоящим увольнением молниеносно и гротескно исказился в иррациональный хаос чувств: неволи, угнетения, разлагающего ожидания публичного позора, ощущением обезличивания и безвозвратного исчезновения. Андрей инстинктивно попятился назад, но наткнулся на сомкнувшиеся стены. Западня.

Пассажирки ядовито хмыкнули.

Пространство дёрнулось и потащилось с двенадцатого этажа на первый.

— Ой! Держи жмура — звезданётся же! — схватилась за носилки одна из санитарок.

Вторая вальяжно облокотилась рукой о скончавшегося:

— Не ссы, Натах. Теперь не убежит, — и самодовольно заржала.

Санитарки не обращали никакого внимания на «лишнего» пассажира, который вжался в лакированные грани тесной кабинки и неотрывно смотрел в пол, лишь бы не видеть покойника, своим присутствием стирающего все мысли, оставляя в сознании только вопросы-вши: «Почему я здесь? С ними? И этот?!». Разговоры превратились в нечленораздельно эхо, рассеянный гул, а время разорвалось на ничего не значащие буквы. Андрей не мог понять, что с ним происходит. Он впервые находился рядом с покойником. Разве от этого сходят с ума? Известно ведь, что все люди рано или поздно умирают. Но это знание воспринималось Андреем как некая абстракция, банальная затасканная истина, ничем не оригинальней сотен других. Все, что касалось понятия «смерть», для Андрея не имело значения. Пустое слово. Для неврастеников, доморощенных философов, сентиментальных гуманистов — это, конечно, яркий штрих в их существовании. В отличие от них Андрей жил и никогда не примерял смерть на себя, и считал чушью, что однажды умирать придётся и ему. Когда строишь пирамиду, зачем принимать время в расчет? Пирамиды вечны. Жизнь прекрасна и удивительна и так будет всегда! Остальное — удел неудачников, ничтожеств, бездельников…

Андрей уверенно стал приподнимать голову, расправлять плечи. «Белая простыня — вот и всё. Какие-то две пьяные дуры… Что это я?..».

Внезапно отключился свет, и ехавших в лифте подбросило.

Грохот, стук, скрип. Заметались вороньей стаей матерные вопли и так же неожиданно смолкли, оборвавшись в возникшей тишине лаконичным:

— Приплыли, сука!

Тяжёлое дыхание, как долгожданный перекур.

— Эй, как там тебя?.. — последовал вопрос-окрик. — От дверей уйди.

Андрей безмолвно попятился вбок — наткнулся на что-то мягкое, пышущее жаром, и тут же получил мощный толчок в плечо:

— Э-э-э! Потише пяться, а то ещё взлезешь.

Снова раздались раскаты смеха, заглушившие извинения.

— Эй! Лифтёр! — стук кулаком в дверцы. — Включай свою телегу! У нас тут покойник!

— А может и два.

— Да погоди ты, Натах, ржать. Ну, оглохли вы там, на вахте, что ли!?

Из динамика послышался заспанный голос:

— Чё орёте, дуры!? Света не будет часа два. Всё! Отбой! Ждите.

— Слышь ты, козёл, охренел, что ли, «ждите»!? С трупом два часа по такой жаре!?

Снова яростно затарабанили кулаки о фанеру.

— Да успокойся ты, Алка. Переждём, — и полушёпотом. — У тебя дезинфекция осталась?

— Попали… — тяжёлый вздох. Хлопок по карману. — Что-то есть. По глоточку, правда.

— Тем более переждём! — оживилась Натаха.

— Смотри не упусти. На. Держи.

— Ты что!? Я на ощупь — лучше всякого слепого.

Шуршание, шёпот, протяжные натужные выдохи…

Таращась в темноту, Андрей медленно стал сползать на корточки. Правая рука спазматически стискивала портфель, а левая безрезультатно пыталась сорвать с шеи полуразвязынный галстук. Андрей задыхался, и можно было подумать, что тьма поглощает кислород. Луч света, пробивающийся из проёма дверей, привиделся ему нитью ветра, несущего свежесть после дождя. А в темной глубине, будто в высыхающем колодце, стояла вонь запотевших людей, спиртовой смрад, удушливый сигаретный дым и въедлиый запах давно протухшего жира. Точно под прессом, давило присутствие вертикально стоящего рядом покойника. Он был безлик, глух, нем и уничтожающе велик — памятник фатальной неизбежности. Символ непознаваемой пустоты. Чёрная дыра бессмысленности. Зеркало, в котором отражается будущее всякой жизни. Попытаться успокоиться, взять себя в руки, думать о том, что находится за пределами лифтовой кабинки, сосредоточиться на собственных жизненных приоритетах было невозможно — всё, искажаясь, сжималось в одну пульсирующую точку. Андрей обхватил голову руками и пригнул её, достав подбородном грудную клетку, будто желая спрятаться, уменьшиться, сбежать в себя. Но образ покойника, проникнув в разум, теперь незыблемо зиждился внутри, в памяти, во всей сущности, как случайно начавшийся пожар в пустой квартире. И только подглядывая из-под телесного сплетения за лучом света, Андрей верил в своё существование.

— …Вставай, говорю! — толстой тяжёлой ладонью Натаха надавила на макушку Андрея, как на кнопку. — Народ задержуешь.

Андрей, дёрнувшись, очнулся на полу, в полусидящем положении. Опираясь соскальзывающими руками о стены, нелепо зашаркал подошвами своих модных туфлей, пытаясь встать. Наконец, поднявшись, выскочил на лестничную площадку первого этажа и уцепился в лестничные перила.

Около лифта в ожидании стоял человек. Достав из пачки сигарету, он закурил, задумчиво смотря в безлюдное крыло этажа.

Некоторое время в кабинке слышалась возня, глухие стук, сдавленный шёпот.

Наконец, держа носилки, вышли санитарки.

Спускаясь по ступенькам вниз, к выходу, Алка отвесила на прощание:

— Хоть бы до вечера дотерпел. Так нет же, с утра нажрался!

Незнакомец выставил портфель возле стены. Спустя пару секунд лифт, будто ракета, понёсся вверх. Индикатор остановился на цифре «10».

Посмотрев на часы, Андрей пьяно подошёл к кнопке вызова, вдавил её ладонью и застыл восковой фигурой.

Лифт открылся: светлый, просторный, тихий, как зал прощания с покойным. В нескольких кубометрах объёма хранилась сакральная суть. «Что-то космическое», — подумал Андрей и вошёл.

Словно продумывая хитрую комбинацию, он осторожно нажал на кнопку с надписью «12», развернулся спиной к задней стенке и встал на место покойника.

21.09.2011