staruseva — 'Люська'

На каждой травинке, прилипшей к подошвам твоих ботик, на всех этих опилках, сыпящеся с твоей одежды, на всем, что ты даже случайно приносишь в дом, стоит клеймо чужого мне мира.

Я всегда делаю вид, что этого не замечаю. Я знаю — стоит один раз признать это, выдать свой страх, как весь этот мир вломиться в меня, и я стану такой как ты, такой как они, как все.

Ночью, когда солнечные взрывы будят меня, ты крепко спишь. Ты похож на мертвого. И тогда мне хочется тебя похоронить. Положить в землю и землей засыпать. Медленно, спокойно, в темноте, горсть за горстью. Так сажают луковицы, из которых потом вырастают цветы.

Возможно, если бы ты смог вырасти вновь, ты бы стал таким как я…

— Эй, есть кто дома?! — Рыжая деваха с огромным арбузом ногой открывает двери. Как я люблю эту дуру, Люську, она вторгается во все, но ничего там не ломает.

— Привет….

На, держи, в холодильник его, или в воду холодную. Еле донесла. Прикинь. Вот облом — купила, ну, там, возле остановки, пру его, пру, а у тебя под домом тоже продают, да еще дешевле на 10 копеек. Бери — бери, чё улыбаешься, уставилась на меня. Да человек устал, ну вспотел маленечко, ну, что смотришь?

— Давай. — не такой уж он и тяжелый, арбуз этот. Чего вы все такие слабые, ведь на вид такие здоровые. Как-то тратите силы не на то, что надо. Вот стоит она передо мной — большая, живая, горячая, но одно движение и рухнет, остынет, исчезнет…

Я кладу арбуз в ванну и включаю холодную воду. Не рассчитала. Все эти брызги, мокрые бешеные мухи — на мне. Какой кайф!!!

— Ой, ты ж боже ж мой! Ну. Чего смотришь, выключай кран или арбуз совай дальше.

Вот и все. Не дают человеку почувствовать радость жизни, выпить ее прожить, прочувствовать…

— Ге твой милый? — Лська смотрит мне в глаза не мигая.

— Ты о чем?

— О ком я. О нем. Где он?

Она всегда спрашивает о тебе. Где ты? Что ты? Что ел? Как у тебя на работе?. Её все это интересует на самом деле. Мне это понять сложно. Все, что она любит в тебе (а она точно любит, я чувствую это, знаю), мен не надо. Это я отдала бы да не могу. Жадина.

— Я его выгнала, вчера, в третьем часу. Другого ищу….

Договорить не успеваю, ты пришел. Радуешься — все твои курицы дома. Я, Люська…

— Привет! — она просто счастлива, — ты знаешь, что твоя милая меня чуть до инфаркта не довела, сказала, что тебя выгнала. Обманщица.

— Ну почему сразу «обманщица», — защищаешь ты меня, — пошутила, наверное.

Мне сразу хочется закричать «НЕТ! Я не шутила!!! Убирайся, уходи, проваливай!!!!» Хочется выбрасывать твои вещи из открытых окон. Но я не сделаю этого, сдержусь. У меня ангельское терпение. Только ладони потру о край стола. Чешутся…

— Давайте арбуз есть. Я купила арбуз, облом был, конечно. У остановки купила — пру его, пру, а тут у вас под самым домом и что ты думаешь?

— Дешевле…

Ну, милый не раздражайся. Она такая естественная, так старалась — все для тебя, вот гад. Оцени хоть раз. Мне бы так — то арбуз, то ведро картошки.

Весь мир стремится к компенсации. Вот и твоя потребность быть любимым во всякой ерунде — компенсируется. Но Люську из нас двоих люблю я одна. Где это она локоть расцарапала, сокровище?

Мы едим арбуз, никакая вода не помогла, внутри он горячий, ты идешь отдыхать в спальню, а я провожаю Люську. Говорю: «Пока!», слышу: «Пока…» в ответ, но она не дает мне закрыть двери. Она прижимает свои губы к моему уху и говорит:

— Ты — страшный человек!!! Ну, вот скажи мне, ты хоть сама понимаешь, что ты страшный человек. Ну, что ты за страшный человек такой, вот этого я понять не могу. Ну, вроде баба как баба, только есть что-то такое.… Да. Я боюсь тебя просто, не мозгами, а нутром боюсь, вот видишь — мурашки по коже.

Она протягивает мне руку, под белой кожей голубоватая сетка — это ее русло, карта жизни, там горячая кровь, там ее силы, что-то. Что делает ее рыжей, заставляет так здорово пахнуть, так невыносимо тихо говорить…