Геннадий набрал номер. На том конце долго никто не подходил. Наконец трубку сняли.
— Алло, — голос Альберта был сипл и заспан.
— Спишь что ли? — спросил Геннадий.
— Уже нет.
— Понятно. Ну ты помнишь что сегодня?
Альберт помолчал, потом неуверенно ответил:
— Нет… А что сегодня?
— Что, что. Полнолуние сегодня.
— Ах, ёшкин кот! И правда. Забыл совсем. И как мы, как всегда?
— Ну, если у тебя есть предложение получше…
— Да нет, вроде. Давай, как обычно.
— Значит, на Китай-городе в полвосьмого.
— Угу.
— Ну пока.
— До встречи.
Геннадий положил трубку. Впереди предстоял ещё целый рабочий день.
Да, мой дорогой читатель. Как ты, наверное уже и сам догадался, Геннадий Кулебяки и Альберт Сидоров — оборотни. Так и хочется сказать «самые обыкновенные оборотни». Но я не стану этого говорить. Ведь, согласитесь, оборотни среди нас встречаются крайне редко и уж обыкновенным это явление считать ну никак нельзя. Ну что ж, продолжим наше повествование. Только рабочий день мы, пожалуй, опустим. И не из-за лени моей, но всего лишь потому, что за этот день, как и за подавляющее большинство рабочих дней, не произошло не только ничего необычного, но и даже хоть сколько-нибудь интересного. Самый обычный рабочий день из тех, что принято называть «серыми буднями». Поэтому, полагаю, ни у кого не возникнет возражений, если мы перенесёмся сразу в вечер того же дня.
Тёплым июльским вечером Геннадий и Альберт шли по улице Солянке. Геннадий был полноват, невысок и плешив, Альберт же, напротив, высок, статен и буйноволос. Личная жизнь Геннадия не сложилась. Женщины им не интересовались. Не последнюю роль в этом, кроме внешности, играло ещё и то, что по характеру Геннадий был замкнут и неразговорчив. Болтать «ни о чём и обо всём» он не умел совершенно, был мягок, больше всего боялся кого-нибудь обидеть. Если во время беседы ему вдруг казалось, что тема собеседнику неинтересна, он тут же тушевался, становился вял и умолкал. Альберт же, напротив, легко сходился с людьми, был приятен в общении, на любых вечеринках моментально становился душой компании и неизменно имел успех у женщин. Но и его личную жизнь нельзя было назвать удавшейся. Отчего так? Да Бог его знает. Так они и шли, двое совершенно разных, но в чём-то неуловимо одинаковых мужчины. Солнце ещё припекало, но в воздухе уже угадывалось обещание вечерней прохлады. Мимо ехали автомобили, спешили куда-то прохожие, а наши герои, не торопясь, двигались к своей цели. Геннадий молчал, а Альберт, энергично жестикулируя, рассказывал другу очередную хохму. В руке у Альберта покачивалась сетка с только что купленными солнечными апельсинами.
— Тапки сам поищи, — сказал Геннадий, закрывая дверь на замки.
Замков было четыре. Три обыкновенных, а один специальный. Теперь открыть дверь до самого утра было невозможно ни изнутри, ни снаружи.
— Пить будешь что-нибудь?
— Не стоит, — ответил Альберт, — В прошлый раз всего две рюмки выпил и такое было…
Геннадия передёрнуло.
— Ну да. При том объёме тела две рюмки — это огого. А я выпью немного.
— Тебе можно.
— Сколько времени?
— Пара часов у нас ещё есть.
— Тогда, может, в шахматы партию?
— А пуркуа бы и не па?
Ночь опустилась на город, зажигая редкие и тусклые урбанистические звёзды. И, как бы подражая им, засветились окна домов. Загляни в них, что ты увидишь? Обычные, привычные картины. Люди едят, смотрят телевизор, празднуют что-то или ругаются. Но если ты заглянешь в окно кухни Геннадия… Возможно это зрелище удивит тебя. А может быть и нет. Люди, ведь, разные и по-разному воспринимают странное. Но, в любом случае, назвать обычной эту картину не повернётся язык. Потому, что ты увидишь, что на кухонном столе, качая ножками, сидит маленький зверёк с большой головой и огромными ушами, и с довольным урчанием поедает апельсин. А рядом на табуретке расположился крокодил в шляпе и пиджаке. Крокодил тихо играет на гармошке и задумчиво поёт:
— К сожаленью день рожденья только Ра-а-аз в го-о-оду.