Евгений Чекомасов — Высший суд

— Приехали, Лев Анатольевич, — водитель, он же и охранник по совместительству, открыл перед ним дверцу служебного автомобиля.

— Спасибо, Володя, — чиновник выбрался из машины и направился к подъезду своего дома. Володя поспешил открыть дверь подъезда.

— Добрый вечер, Лев Анатольевич, — на столе перед консьержкой лежала неизменная газета. Строгий стол темного дерева эффектно дополнял заставленный цветами вестибюль элитной новостройки. Итальянский кафель на полу сиял чистотой, не смотря на осеннюю слякоть на улице.

— Здравствуйте, Клара Константиновна, — Буров слегка улыбнулся в ответ и прошествовал к лифту.

Поднявшись на десятый этаж и очутившись перед дверью собственной квартиры, Лев Анатольевич отпустил охранника и прошел в свой дюплекс. Разувшись в прихожей, Буров прошел в гостиную и включил свет. Огромная хрустальная люстра залила комнату теплым светом, и Буров услышал шум на втором этаже.

— Толик, ты что так рано сегодня? — обычно сын появлялся дома только утром. Как и вся московская "золотая молодежь", он предпочитал ночной образ жизни. Ответа не было, но Лев Анатольевич его и не ждал. Вопрос был больше риторический.

Пройдя к бару, Буров достал початую бутылку французского коньяка и налил на два пальца в пузатый стакан, стоявший рядом.

— Виновен ты во смертных грехах, — звук властного и сильного голоса буквально затопил огромную гостиную. Казалось, не было источника этого звука, голос доносился одновременно со всех сторон — чревоугодие и корыстолюбие, блуд, гордость и зависть, притеснение нищих, сирот и вдов. Дыханием Господа нашего, огнем карающей десницы Его…

Буров резко обернулся, но только для того, чтобы увидеть приближающееся к нему лезвие обоюдоострого меча. Человека (или НЕчеловека), держащего меч, Лев Анатольевич не успел даже увидеть.

— … повинен смерти!

Голова чиновника отделилась от тела и покатилась по дорогому паркету.

***

— … такого не наблюдалось еще никогда, — молодая журналистка вещала в микрофон с деланно изумленным лицом. — Неделю назад в Храме Христа Спасителя начали мироточить сразу несколько икон. На сегодняшний мироточат уже все имеющиеся там иконы. Что Вы можете сказать по этому поводу?

Объектив камеры переместился так, что в него попал священник, к которому она обратилась.

— Это чрезвычайно редкий случай, — начал он, — прежде такого, действительно, не случалось. Господь дает нам явный знак, он страдает, глядя на нашу жизнь, призывает нас одуматься и покаяться…

— А какое максимальное число одновременно мироточащих икон было замечено ранее, до этого случая? — журналистка, не задумываясь, прервала священнослужителя на полуслове, поставив его в тупик своим неожиданно глупым вопросом.

— Ранее не случалось, что бы все до единой иконы в каком-либо храме…

— Спасибо большое. Мы будем следить за развитием событий.

Репортаж закончился. Диктор в студии подняла голову от листа, лежащего перед ней.

— Экстренная новость! Сегодня утром был обнаружен мертвым в своем загородном доме депутат Государственной Думы, первый заместитель главы администрации Савеловского района города Москвы, Шлаков Михаил Витальевич. Напомним, это уже пятая жертва серийного убийцы, череда убийств политических деятелей началась неделю назад с Бурова Льва Анатольевича. Убийца обладает неслыханной жестокостью и изворотливостью. Дома, в которых происходили убийства, надежно охраняются и никто посторонний ни разу замечен не был. Никаких следов на месте преступления не остается. Полиция отказывается от каких-либо комментариев.

Москва была похожа на растревоженный улей. Такого еще не случалось никогда. Кто-то буквально объявил охоту на чиновников самого высокого ранга. Уже пятеро представителей этого класса были убиты. Старший следователь по особо важным делам генеральной прокуратуры Михаил Вербин только что вернулся в свой кабинет от Генпрокурора, где получил головомойку, какой не получал ни разу за все свои без малого двадцать лет службы. Неделя прошла с первого убийства, а у них практически ни единой зацепки. Серийный убийца, убивающий не кого-нибудь, а "слуг народа", причем не оставляющий следов, да еще убивающий не из банального пистолета с глушителем или винтовки с оптическим прицелом. Нет, он убивает их, отрубая головы, предположительно, топором. Но чтобы в пяти элитных домах, с круглосуточной охраной, с постоянным видеонаблюдением никто не увидел человека с большим топором (несомненно, большим, ведь маленьким топором голову человеку не отрубить)… попахивает фантастикой.

— Михаил Андреевич, Михаил Андреевич, — Донцов, помощник Вербина, влетел в кабинет, словно опаздывал на пожар. — Охранник Шлакова, попавший в реанимацию с сотрясением после убийства депутата, пришел в себя. Только что позвонили из больницы. Говорят, он чушь какую-то несет.

— Какую чушь? — Вербин уже был на ногах.

— Что-то про высшее наказание, про истинное правосудие, про верховный суд…

— Поехали в больницу, опросим его, а там, может, и разберемся.

До больницы они добрались быстро. И вскоре уже сидели в палате перед больничной койкой с лежащим на ней двухметровым здоровяком.

— Это какую же силу надо иметь, чтобы "вырубить" этого амбала — шепнул Вербину Донцов.

— Здравствуйте, Николай, — Вербин поздоровался тихо, но при звуке его голоса телохранитель вздрогнул. Он казался глубоко погруженным в собственные мысли. — Как вы себя чувствуете? Можете ответить нам на несколько вопросов?

Охранник посмотрел на следователей каким-то безразличным взглядом.

— Спрашивайте, только вам мои ответы не помогут. Да и никому они не помогут. Высший Суд, он настигнет всех.

— Что Вы хотите этим сказать, Николай, — следователь достал блокнот и шариковую ручку, приготовившись писать. — Вы видели убийцу?

— Только частично, — горько усмехнулся охранник, — больше слышал. Я хотел зайти к Михаилу Витальевичу и отпроситься у него на завтра, ну, на сегодня то есть. Были кое-какие дела личного характера. Вот я и подошел к его кабинету и услышал странный голос.

— А что странного было в этом голосе? — ставил свой вопрос Донцов.

— А то, что нечеловеческий голос это был. То был Божественный Глас, только сразу я этого не понял.

— И что же говорил этот "Божественный Глас"? — Вербину не удалось избавиться от насмешки в голосе, несмотря на все его старания. Вот не надо было повторять за охранником это словосочетание.

— Ничего смешного тут нет, — серьезно произнес Николай. — А говорил он что-то про смертные грехи, да про "карающую десницу". Я, ясное дело, решил, что какой-то псих пробрался в дом (хотя как он мог пробраться, там же все камерами утыкано?), и я ворвался в кабинет объекта… — охранник слегка смутился, — то есть, Шлакова.

— Продолжайте, продолжайте, Николай, — Вербин старательно делал в блокноте пометки, ясные только ему.

— Ну, так вот, — продолжил охранник, — я в кабинет ворвался, и тут же получил по башке. Но главное увидеть я успел. Шлакова не человек убил. То был Ангел Господень, с огромными белыми крыльями и мечом в правой руке.

— "Ангел Господень", так и запишем, — старательно пряча улыбку, Вербин склонился надо своим блокнотом.

— Вы, товарищ следователь, можете смеяться, сколько вам угодно. Да я бы и сам, наверное, осмеял бы любого, кто мне сказал бы, что ангела видел. Слишком это невероятно. Так вот, этот Ангел одним движением отсек голову объе… Шлакову, и, продолжая движение, огрел своим оружием и меня. Я тогда уже решил, что вот он, конец мой. Но, видать, недостаточно я много согрешил, чтобы ангелы меня лично жизни лишали. Повернул небесный палач свое орудие слегка, да ударил меня не острием, а плашмя. Я и свалился.

В палату вошел врач.

— Господа следователи, вынужден вас просить оставить больного в покое. Вы и так уже долго общаетесь. Вредно ему столько. Завтра приходите, если еще надо что.

— Поправляйтесь, Николай, если еще что-то вспомните, сообщите, пожалуйста, — Вербин и Донцов вышли в коридор.

До прокуратуры они добирались в полном молчании. Оба обдумывали услышанное.

— Что думаешь, Паша? — спросил Вербин, когда они оказались в кабинете.

— Сдается мне, Михаил Андреевич, что сильно ему по голове досталось. "Крыша" и потекла…

— Может быть, может быть… — старший следователь уселся за свой стол и закурил. — Паша, а ты не смотрел новости сегодня?

— Нет, а что, было что-то интересное?

— Угу, в Храме Христа Спасителя начали мироточить все без исключения иконы. Все. Без исключения. Такого никогда не было.

Донцов смотрел на своего начальника округлившимися глазами.

— Так вы… думаете… что…

— Я, Павел, даже не знаю, что и думать. Пять убийств, ни одной зацепки. Никто убийцу не видел. Перед убийством он в дома жертв не входил, после не выходил. Человек с мечом в руках не может не вызвать подозрений. С такой ношей, знаешь ли, трудно быть незаметным.

Генеральный прокурор, мягко говоря, был зол. Он кричал на следователей так, что в его речи не было ни одного слова, которое могла бы одобрить цензура. Его речь сводилась к тому, что все следователи — бездельники, никто не работает, а на него "давит" сам президент, а премьер так вообще звонит, чуть ли не каждый час.

Вернувшись в свой кабинет, Вербин обнаружил там обоих своих помощников. Донцов и Макарин пили чай с принесенными кем-то из них печеньями.

— Как там "генерал", Михал Андреич? — задал дежурный вопрос Макарин.

— Рвет и мечет. А что бы делал ты на его месте, когда депутатов режут и взрывают, а тебя за это премьер по телефону каждый час… и без вазелина.

— Уже взрывают?! — в один голос воскликнули помощники. — Кого на этот раз?

— Эх, вы, "следаки" ведь, а за событиями не следите, — с укоризной покачал головой Вербин. — После утренних новостей, некоторые самые сообразительные парламентарии (а может, наоборот, самые глупые) решили сбежать из города, а, возможно, и из страны. Но не тут-то было. До аэропорта ни одна машина не добралась — все взорвались по дороге. Кстати, "вести с полей", — старший следователь сделал паузу, закуривая сигарету, — в регионах тоже неспокойно. Сегодня были убиты губернаторы Тульской, Астраханской. Волгоградской и Воронежской областей. Тоже путем отсечения головы. Так что, друзья мои, дело мы имеем никак не с одиночкой.

— А что "генерал" сказал по поводу слов того охранника? — Донцов допил чай и сейчас наводил порядок на своем столе, сметая с него крошки печенья.

— Примерно то же, что и ты. "Досталось бедняге".

***

Прошло три дня, за которые были убиты еще пятеро высоких чинов, в том числе даже начальник ГУВД в Долгопрудном. Если сказать, что по всей стране "слуги народа" впали в панику, значит не сказать ничего. Они боялись садиться в машину, боялись оставаться в одиночестве, поголовно складывали с себя полномочия и бросали мандаты.

Слух о "божественной каре", естественно просочился в массы. Выживший охранник Шлакова не провозглашал, конечно, о конце света — хватало мозгов, чтобы не упрятали в психушку, но рассказал соседу по палате, тот — своей жене, и… мироточение икон в Храме Христа Спасителя продолжалось и вносило свою лепту в скорость распространения слухов.

Некоторые из депутатов, срочно став истово верующими людьми, бросились наперегонки переводить свои денежные средства с тайных и явных счетов в различные благотворительные организации, на восстановление храмов, в детские дома… Один из членов Совета Федерации вручил ключи от своего автомобиля вместе с документами одному из нищих, сидевших возле Храма Василия Блаженного.

Генеральный прокурор в очередной раз вызвал к себе Вербина. Войдя в кабинет, Вербин по пригласительному жесту начальника уселся на указанный стул. Хозяин кабинета выглядел страшно уставшим, вокруг глаз образовались темные круги.

— Миша, — генпрокурор поднял на Вербина уставшие глаза, — ты же у нас относительно недавно работаешь? Напомни, откуда ты перевелся?

— Из ГРУ, Сергей Ефремович. Наш отдел расформировали, сокращение было, но мне удалось сюда, к вам "пробиться".

— Ну да, ну да… А коллеги твои, ну, бывшие коллеги, по отряду спецназа, как они поживают? Вы связь поддерживаете?

— Да, практически, нет. Они, в большинстве своем, разъехались по стране, Сергей Ефремович. Кое-кто, как я, в Москве остался, охранниками да телохранителями работают, в основном. Это я был аналитиком в отделе, а рядовые бойцы, что они умеют-то кроме… ну, сами понимаете.

— Понимаю, — Генпрокурор встал и подошел к окну. За окном все было прекрасно белым, словно платье невесты. Первый снег, выпавший этим утром, спрятал грязь снежным покрывалом невинности.

— Михаил, ты же в курсе, что ты не один занимаешься этим делом, этим бунтом — нельзя это уже называть серийными убийствами.

–Конечно, в курсе. Сейчас практически все прокуратура занимается этим… бунтом. И ничего сделать не можем.

— Ну да, ну да… — Сергей Ефремович вернулся за свой стол. — Но не совсем ничего. Кое-что выяснить все же удалось. У всех убитых было кое-что общее. Ну, естественно, не считая "высокого" поста.

Вербин слегка напрягся.

–И что же? Что еще общего?

— Михаил Андреевич, — голос прокурора резко изменился, — а почему вы не сказали, что были знакомы с выжившим охранником Шлакова? С Николаем Вдовиным? Он ведь тоже бывший боец спецотряда ГРУ.

— Я нашего знакомства не скрывал, но и хорошо знаком с ним не был. Я же говорил, что был аналитиком, и с рядовыми бойцами общался не очень много…

— И у каждого убитого чиновника среди охранников был такой вот "бывший боец", — голос Генпрокурора набирал силу и громкость. — И не вздумай даже говорить, что ТЫ об этом не знал! Не знаю, как вам удалось провернуть этот "фокус" со взорвавшимися машинами… возможно охранники сами первыми подали идею своим "объектам", — при этом слове прокурор презрительно скривил губы. — И ведь выждали момент, иконы замироточили — "Знак! Божья кара за неправедную жизнь!", и ангелов приплели! Ну, ничего, здесь тоже не дураки штаны просиживают. В генеральной прокуратуре тоже работать умеют.

В кабинет вошли два полицейских с автоматами. Как они узнали, что пора? Или у "генерала" есть какая-то специальная кнопка под столом.

— Вы все получите пожизненное за попытку государственного переворота. Часть твоих подельников уже арестована. Остальных арестуют в течение дня. В том, КТО разработал этот план, сомневаться не приходится. Ты сам сказал, что "ребята-охранники" — рядовые бойцы, а аналитик — ТЫ. Увести его!

Вербин молча встал. Он не сказал ни слова за все то время, пока Генпрокурор выдавал ему весь расклад, всю их операцию, которую они планировали не один год. Попытка запугать коррумпированную власть божьим судом, заставить "слуг народа" служить именно своему народу, а не своим личным интересам, провалилась. Слишком рано они приступили к выполнению своего плана. Слишком мало прошло времени с момента расформирования их отдела, слишком явная еще связь между бывшими сослуживцами. Но упустить момент с мироточением икон…

Михаила Вербина вывели на улицу в наручниках. Даже сам Сергей Ефремович вышел сопроводить бывшего следователя по особо важным делам до автозака, который уже стоял перед входом в прокуратуру. Вербин поднял голову и посмотрел в небо. Небо было чистым и голубым, совсем не ноябрьским. От туч, из которых поутру выпал первый в этом году снег, не осталось и следа. И в этот момент, с этого чистого и ясного неба ударила молния. Молния! В конце ноября! И ударила молния не в высокие шпили молниеотводов. Молния ударила прямо в садящегося в свой "Мерседес-Гелендваген" Генерального прокурора.

И еще сотни молний ударили в тот день с абсолютно безоблачного и чистого ноябрьского неба. И ни одна из них не попала в молниеотвод. Все же неспроста мироточили иконы.