встреча в таверне

В одном из переулков квартала бедняков в великом городе к'Хатуме притаилась таверна. На первый взгляд она ничем не примечательна, одна из многих и многих таверн. Покосившаяся вывеска, висящая на трех гвоздях над дверью, свет, вырывающийся из-под двери, освещает пару набравшихся завсегдатаев, живописно разлегшихся в луже. Таверна расположена на углу дома, одно окно выходит во внутренний двор, второе расположено прямо возле двери.Вот она открывается и, пригнувшись, в таверну входит незнакомый бармену-мора’йвеку инородец.

Он легко плюхнулся на жалобно заскрипевший под его тяжестью табурет, и, по-хозяйски облокотившись на стойку, посмотрел прямо в глаза бармена своими холодными зелеными глазами.

— Уважаемый, — прозвучало как удар хлыста или как оскорбление. Мора'йвек дернулся, как от хорошей пощечины. — У тебя есть свободная комната? — бармен испуганно сглотнул. Он не сразу нашелся, что ответить.

Внимательные холодные глаза следили за каждым движением бармена. Тот, пытаясь унять внезапную дрожь, сохранял невозмутимую маску и вытирал висящим на плече полотенцем и без того чистый стакан. Когда когти перестали стукаться друг об друга чаще, чем надо, бармен изрек своим слегка запинающимся мелодичным голосом:

— Да, но постоялый двор немножко дальше по улице. Будете что-нибудь заказывать?

— Да. У вас есть вода?

Брови бармена удивленно поползли вверх.

— Меня ограбили на входе в город. Какой-то воришка украл мой кошелек. — а длинные пальцы путешественника, который врал ему прямо в лицо, выбивали легкую дробь по стенке стакана, который невозмутимо поставил перед ним бармен.

— В нашем городе такого быть не может. Вы хорошо смотрели по своим карманам? Вдруг завалился куда-нибудь.

Цепкие глаза бармена следили за незнакомцем, пока тот проверял свои карманы с самым что ни на есть сосредоточенным выражением лица. Вскоре лицо странника посветлело и он радостно достал кошелек.

— Вы были правы! Он просто завалился в дыру в моем кармане. Спасибо, а то бы я думал, что я его потерял!

«Не знаю, кто он, но идиота из себя изображает мастерски.» — мелькнула мысль в голове у бармена, когда он ставил перед гостем стакан с вином.

«Интересно, он поверил?» — подумал сидящий перед ним иноземец, пряча за маской простака свой пытливый взгляд.

Год спустя бармен уже не раз слышал о кражах. И неоднократно наблюдал их. Но никто никогда не мог поймать вора за руку. Все списывали на духов. А откуда у его постояльца берутся деньги, он не знал. И даже не задумывался над этим.

За год волосы у бывшего путешественника отросли прилично, до середины спины. За год они с барменом — трактирщиком стали друзьями. За год бармен привык к его металлическому голосу и странной манере говорить, к его шуточкам и фразе: «Да знаю я ваших варх’гонов», произнесенной так, как будто он сам был очевидцем прибытия трех серебристых кораблей. Привык бармен и к тому, что он никогда не рассказывал о себе. Лишь давал понять, что он из старого знатного рода.

Оглесс никогда не напивался. Он пил и как будто бы не пьянел Но однажды он планомерно нажрался вдрызг. Напился до такого состояния, что начал говорить. О себе. Сказать, что бармен удивился— это будет равносильно молчанию.

— Однажды я вышел в поле и встретил там растерянного мальчика. Мы были с ним одного рода. Больше я таких не видел.

Бармен не подал вида, что удивился. Его скрытный постоялец — единственный постоялец в «Двуличии» — никогда больше не заговаривал о себе.

Оглесс пил. И нажирался, бросаясь воспоминаниями в лицо мора’йвеку.

— Мы дружили, долго, долго дружили. Я знал его, он знал меня. Мы были якорями.. друг для друга. А потом.. потом.. он сошел с ума.

Он докончил бутылку одним глотком.

— А я перестал стареть. — тихо шепнул он и, покачнувшись, встал из-за стола.

— Довести? — осторожно спросил бармен, слегка обеспокоенный его словами.

— Нет, я сам, — наотрез отказался Оглесс.

Утром бармен сделал вид, что ничего не слышал.

Ему льстило, что мальчишки оборачиваются ему вслед, показывая пальцами и возбужденно перешептываются. Ему льстило, что граждане, словно что-то почуяв, хватаются за кошельки, когда он проходит мимо.

Каждое утро он просыпался с головой, полной воспоминаний, набранных за всю его долгую-долгую жизнь. Если он не принимал перед сном свое обычное "лекарство", то прошлое, то самое прошлое, от которого он так хотел удрать, которое он так хотел забыть и оставить за порогом, стучало в дверь его комнаты и лезло к нему под одеяло ледяной змеей.

— Я ощущаю себя рыбой, бьющейся об лед. Головой не пробить…

Оглесс отхлебнул из бутылки.

— Я понимаю, нажираться в моем положении глупо, но все же..

— Да ладно, — хмыкнул бармен.

— Спасибо, — усмехнулся Оглесс.

За время, проведенное со времен стародавнего чуда, он перепробовал массу занятий. И каждое казалось ему бесполезнее предыдущего. Пока он не нашел это. Банда. Его банда давала ему второе дыхание. Преступный мир Великого Города стал для него любимой игрушкой.

— Разговор окончен, — и Оглесс повернулся к нему спиной, намереваясь уходить.

Мальчишка вскричал:

— Но!..

Вор обернулся:

— Подрасти немного. Тебе не хватает опыта.

Мальчишка застыл с открытым ртом.

Тавра встретила его у входа.

— Ну как? — спросила она, не отрываясь от дверного косяка. Оглесс зло усмехнулся.

— Я дал ему испытательный срок.

В своей жизни он занимался разными вещами, перепробовал все занятия… был богачом, любовником, палачом, разбойником, торговцем, судьей, врачом. Солдатом, художником, поэтом и актером. Но воровать получалось лучше всего.

Иметь свои принципы в этом мире игрушек было незабываемо прекрасно. Ощущение каждодневной опасности как будто давало ему крылья. Проблемы его банды, столь уважаемой в городе, были для него самой пряной приправой в пресном ужине жизни.

Если бы он молился богам, то он бы дорого отдал, чтобы лишь узнать, какому богу он был обязан возникшим у него врагам?

Оглесс лениво откинулся на спинку кресла.

— Я вижу, у тебя очень ушлый раб, — кубок дорогого вина прикрыл злую улыбку.

— Ты наблюдателен. — губы варх’гона не шевелились. Оглесс наслаждался напряженностью. Он обожал этот запах опасности.

— Так ты сделаешь то, что я хочу? — бесстрастный голос варх’гона напомнил о себе.

Оглесс потянулся и грациозно поднялся на ноги.

— Нет, мы с Таврой скромные воры, а не наемные убийцы.

— Тогда у тебя никогда не будет своей банды.

Смех Оглесса нарушил тишину.

— Скорее твой слуга станет главарем воровской банды, чем мы станем наемными убийцами. До встречи на том свете, Тьяр. — Оглесс едва заметно улыбнулся и удалился, оставив Тьяра, высоко поставленного варх’гона города Дитум, напряженно смотреть ему вслед. Безэмоциональные глаза застывшего у стены раба не выражали ничего.

— И ты не согласился?

Оглесс лениво растянулся во весь свой рост.

— Да, не согласился. Пускай сам разбирается. Или.. — глаза Оглесса уставились прямо в ее лицо, высасывая все ее страхи. Тавра вздрогнула. — Ты хочешь стать убийцей? — Тавра отрицательно покачала головой.

«Все идет по плану. Я был прав,» — удовлетворенно подумал Оглесс, пока руки Тавры перебирали его волосы.

К четвертому году пребывания в К’Хатуме Оглесс начал наметанным взглядом вычислять новоявленных воров и смеяться с их неуклюжих первых краж. Лучше всего получалось у Безымянной воровки. Еще выделялся Танцующее Крыло — полукровка-раб, если судить по слухам. Воры множились, становились все агрессивнее… но два десятка хорошо вышколенных воров Оглесса вполне могли дать им отпор. Но только не Тавра.

Тавра присоединилась к нему раньше, где-то через год после его появления в городе. Их познакомил тот самый бармен и она быстро стала его помощницей. Иногда он сам не мог понять, какие же отношения их связывали. Понятно было только одно— она не была его любовницей, она была хорошей воровкой и умела постоять за себя.

Оглесс стоял, прислонившись к дверному косяку. Ветер едва шевелил его длинные светлые волосы, на улице было темно. Казалось, что он просто наслаждается свежим вечерним воздухом и городским пейзажем. Но на самом деле он был занят. Едва его ухо уловило приближающийся, столь долгожданный шум, как Оглесс почти мгновенно вытянул руку и, схватив за шиворот, втащил в открытую дверь пробегавшего мимо мальчишку. Тот задыхался так, словно за ним гнались черти.

Хлопок закрывшейся двери отрезал эту странную парочку от внешнего мира.

— Гонятся? — шепот Оглесса прозвучал странно в звенящей тишине. Мальчишка помотал головой, задыхаясь от быстрого бега. Оглесс отвесил ему затрещину.

— Идиот, — процедил он сквозь зубы. — Никогда не убегай после проделанной работы.

Мальчишка задохнулся от внезапной догадки.

— Так я принят?

Оглесс едва заметно улыбнулся угольками глаз.

— Что-то вроде того. Если тебя не поймают в ближайшие три дня.

Но новобранца не поймали. К концу же третьего года жизни Оглесса среди варх’гонов раб убил Тьяра и ушел жить на улицу.

Оглесс резко проснулся и вытер вспотевший лоб. С тех пор как он побывал на казни Янтаря, его мучили кошмары, подобные этим. Кошмары, оживающие потом.

Собственно, после первого он и сделал К’Хатум рассадником зла.

При этой мысли он усмехнулся.

— Я, великий справедливый Алькон, научил варх’гонов воровать!

Резкий смех сотряс его худое тело и запрыгал по бревенчатой комнате точно маленький ребенок.

Он следил за своим смехом, как завороженный, дожидаясь, пока тот угомонится и умрет. И как только конвульсии прекратились и замерло последнее движение его смеха, пересохшие губы исторгли слова, внезапно озарившего его понимания…

— Я хотел жить, но Великий подарил мне вечность..

И зеленые глаза Оглесса поблекли, вернув голубую муть глаз Алькона.

На целое мгновение.

Стражники часто заходили в таверну. В какой-то момент он решил, что это за ним.

Они вошли с каким-то невзрачным мужичком, похожим на крысу. Тот сразу же ткнул пальцем прямо в Оглесса. Тавра отступила в темноту и, уловив удобное мгновение, скользнула за занавеску. Голос крысеныша заглушил гомон постояльцев. Стража двинулась прямо к столику, за которым сидел Оглесс.

Оглесс сохранял невозмутимость, хотя внутри у него ужом свернулся старый добрый запах опасности. Он дышал и наслаждался им.

— Вот он! — визгливо пискнул крысеныш. — Это его я видел выходящим из дома покойника!

Варх’гоны не решались называть имена своих покойников.

Оглесс спокойно посмотрел в глаза крысенышу и тот резко осекся.

— Господа, я могу вам чем-нибудь помочь? — произнес он.

Стража переглянулась. Один из них приподнял фонарь так, чтобы свет падал прямо на лицо Оглесса. Тавра сжалась за занавеской, одной рукой нащупывая кинжал.

Стража изумленно ахнула.

— Да это же!.. — восхищенно воскликнул правый.

Левый схватил жалко пискнувшего крысеныша за шиворот.

— Простите нас, о великодушный сэр! Мы... нас обманули! — затараторил правый, пока левый с достоинством прокладывал им путь к отступлению. — Мы искренне просим прощения! Замолвите за нас словечко перед.. — последние слова утонули в гомоне зала.

Оглесс вернулся к трапезе, полный достоинства.

Его репутация, нажитая бесконечным трудом, вполне позволяла не бояться почти ничего. Хотя иногда ему казалось, что страх и большая часть слабостей исчезли вместе с его прошлым "я".

— Пока я был мечтателем, мир казался мне очень простым. Вот это — есть на самом деле, а вон то — я придумал. Так мне казалось. Я в тебя не верю — значит, ты не существуешь. Все было просто.. Но на деле все оказалось наоборот. То, что казалось мне реальностью, оказалось сказкой, бредом, выдумкой. То, что я, как мне казалось. Придумал — было просто одним из законов мира. Вот так.

Бармен слушал молча, не перебивая.

Но Оглесс замолчал, задумавшись.

Резкий оклик заставил ее обернуться.

— Эй, ты кто?

Она обернулась. Рыжеватые волосы упали на лицо — пришлось откинуть их резким жестом.

— Ты что делаешь на нашей территории?

Язык не слушался. Все, что она смогла издать — это глупое пьяное хихиканье.

«Не надо было так нажираться..» — мелькнуло в замутненном сознании и заглушило резкие оскорбительные слова в ее адрес.

А потом что-то острое вонзилось ей в живот и она не смогла даже вскрикнуть.

— Тавра. — сказал Оглесс, внезапно остановившись. И посмотрел направо. Там, в арке, лежало тело.

Оглесс провел пальцами по немому, застывшему лицу и поднялся, не обращая внимания на столпившуюся вокруг него воровскую банду, ошеломленную этой находкой.

— Тавра. — повторил он и поднял взгляд.

Объяснять ворам то, что надо делать дальше, ему не пришлось.

В этот же вечер Оглесс встретился с главарем тех, кто убил его помощницу.

Они встретились в заброшенном поместье Тьяра. Оглесс сидел все в том же кресле, потягивая из все того же кубка все то же дорогое вино. Только напротив него сидел не Тьяр, а его раб. И за плечом его стоял уже другой полукровка, с правильными чертами лица, поджарый, с ехидной улыбкой. Но лицо его производило впечатление открытой книги: там легко отображались все его мысли.

— Когда-то ты навел меня на мысль — сказал раб Тьяра, чье лицо было покрыто зеленым узором татуировки.

— Ну и что? — осторожно издал Оглесс.

— Ничего. Спасибо. — сказал полукровка. — Мое имя Танцующее Крыло. Запомни его, незнакомец.

Оглесс скептически улыбнулся.

— Твое спасибо сводилось к убийству моей женщины?

Танцующее Крыло бросил быстрый взгляд на стоящего у двери ворона-полукровку.

— Когда вы ее нашли, она была цела? — осторожно произнес он, не отрывая от непонимающего ворона вой взгляд.

— Ее прикончили ударом в живот. Ножом. — уточнил Оглесс и отхлебнул из кубка, ощущая, как в нем опять пробуждается жизнь. Ему бы этого полукровку у двери.. достойная замена ушедшей.

— Ты что-то знаешь об этом? — спросил Танцующее Крыло у ворона, который заметно нервничал.

— Да, это те, кого вы вчера не приняли. Я их вчера видел, они хвастались, что стали убийцами.

Оглесс поморщился. Из всего молодняка, которому он открыл эту дорогу, не болела алчностью только безымянная воровка. Ее звали все просто — варх’гонка. Все прочие ее ненавидели, а в К’Хатуме она была второй после Оглесса. Убийцам платили хорошо, знать не решалась пачкать свои руки, и многие вороны не гнушались этим.

— Ты был с ним? — резко спросил Оглесс, не обращая внимания на оклик Танцующего Крыла.

— Я с ними? Только бухал! — резко ответил ворон.

Оглесс едва заметно улыбнулся и поднялся на ноги.

— Я заберу его как виру. — произнес он, не отрывая взгляда от нахмурившегося ворона.

Танцующее Крыло окончательно растерялся.

— Если он захочет. — сказал он, как бы дав понять, что тут не властен.

Оглесс повернулся к ворону.

— Никуда я не пойду! Я не намерен расплачиваться за то, что они натворили только из-за того, что я с ними пил! — хмуро ответил он.

Оглесс пожал плечами.

— Это уже твое дело. У тебя времени — три недели, чтобы ты подумал. Спроси у кого хочешь — банда Оглесса самая старая.

Пока он говорил, злая усмешка играла у него на губах.

Три недели спустя Оглесс ждал полукровку в назначенном месте.

Полукровка не пришел.

Позже ему передали, что ворон заявил во всеуслышание:

— Я тот орешек, который ему не по зубам.

И у Оглесса на губах заиграла улыбка.

Противостояние длилось два года.

Смерть Безымянной воровки поломала все доверие Оглесса к бывшему рабу.

— Когда-то давно я знал одного парня, звали его Энтони.

— Странное имя. –хмыкнул бармен.

— Этот Энтони говорил, что ни в одном городе варх’гонов нет рабства. Я говорил, что это неправда. Он заявил, что нет и воровства. Я ответил: «Мы же не белые вороны». Тогда он заявил, что я ничего не понимаю в этой жизни. — Оглесс отхлебнул из бутылки.— Теперь я доказываю ему, что это он ничего не понимает в этой жизни.

Отсутствие Тавры заставляло его бросить почти все и бродить по улицам города безо всякой цели. Полукровка так и не дался ему, что немного раздражало Оглесса, но на глаза попадался с завидным постоянством. Как будто бы издеваясь над ним.

— Организм ворона так несовершенен.. — покачал головой Оглесс, наблюдая за потешными попытками молодого ворона пройти по тоненькому козырьку крыши невысокого здания. Светлые спутанные двуцветные волосы все время падали на лицо с правильными чертами, закрывая полукровке обзор.

Банда Танцующего Крыла крепла. Оглесс подозревал, что к этому имеет отношение тот ворон, тот полукровка. Танцующее Крыло выжил из города воровку без имени. Его воры превзошли числом даже банду Оглесса. Вскоре воры стали по одному покидать Оглесса. Тот не препятствовал — даже способствовал. Спустя неделю он распустил банду.

— Пора рвать когти из этого дурацкого места, — мрачно пробормотал Оглесс, проводив взглядом банду Танцующего Крыла.

Когда в городе осталась только одна огромная воровская банда, что-то в голове Оглесса щелкнуло. Вся слава досталась им, он оказался не у дел. А вечером, на базаре, он ощутил, что у него нет кошелька. Почувствовал что-то неладное и схватил чью-то руку, оглянулся и встретился со смеющимися глазами того ворона, который чуть было не заменил Тавру. Рука выскользнула из тисков его пальцев легко, как рыба из рук торговки. Оглесс равнодушно отвернулся и усмехнулся: кошелька при нем больше не было.

Тем же вечером он исчез из города.

— Ну как, доказал? — хмыкнул бармен, увидев Оглесса вновь, спустя 5 лет после его ухода. Тот, едва переступив порог «Двуличия», прошел к стойке и сел на табурет. Неподалеку пил какой-то полукровка.

— Если бы .. — махнул рукой Оглесс. — Варх’гонам — да, Энтони — нет.

— Он так ничего и не узнал? — сочувственно покачал головой бармен.

— Нет, он так и не вылез из своей скорлупы посмотреть на мир!

И оба рассмеялись.

Полукровка вздрогнул и оглянулся— излишне нервно, чем следовало. Навыки вора сработали у Оглесса раньше, чем он смог о них вспомнить, и он удостоил полукровку быстрого взгляда.

В глаза бросились спутанные волосы, рыжие, вьющиеся, как будто мокрые с одной стороны, прямые, тонкие, светлые с другой. Они падали на лицо, закрывая обзор полукровке. До безумия знакомым жестом полукровка откинул волосы с лица, открывая правильные черты. Его лицо было похоже на открытую книгу— на нем было ясно написано все, что он думает.

Оглесс успел позволить себе едва заметную улыбку, прежде чем изо рта вырвалось такое непрошеное:

— Эй, парень!

Дохлый Номер оглянулся. За столиком сидел длинный, как будто высохший человек со светлыми волосами до пояса. Его лицо кого-то неуловимо напоминало.

Незнакомец продолжил:

— Привет. Давно не виделись.

Ворон остановился.

— Мы знакомы?

Тот подозвал его поближе. Дохлый Номер послушно сел за столик и, разглядев его повнимательнее, понял. Все, от длинных волос и тощего тела до обтянутого кожей удлиненного лица и светло-зеленых, как будто горящих глаз, до ужаса напоминало Чешуйчатокрылого. И все же было ощущение, что он видел это лицо где-то еще.

— Ты хочешь знать, что случилось? Так я тебе объясню. Ты просто мелкая жалкая душонка, судорожно цепляющаяся за свою жалкую жизнь и дурацкие удовольствия. Гнить тебе в земле, детка!

И Оглесс приложился к бутылке. Дохлый Номер смотрел на него, хлопая глазами.

— Что уставился, как баран на новые ворота? –хмуро поинтересовался Оглесс. Так, как будто и не пил до этого.

— Да так. — медленно начал Дохлый Номер.— а у тебя нет брата или сына? с длинными черными волосами и кожистыми крыльями? — осторожно спросил Номер.

Оглесс сделал еще один глоток.

— Ну, у меня был сын.но где этот ублюдок, понятия не имею… он вообще нечаянно… меня заставили.

Это походило на пьяный бред. Оглесс замолчал, но внезапно поднял голову и спросил:

— Я похож на человека, который добровольно переспит с Ящерицей?

Дохлый Номер покачал головой.

— Нет.

— Вот и я про тоже. — сказал Оглесс и глотнул из бутылки.

— Ненавижу я вашего брата. Одному, такому же как ты, я оставил шрам на щеке. — и он рукой скользнул от скулы вниз, к челюсти, показывая, какой шрам остался у противника. — Он хотел доказать мне, что он крут. Ха! Я навел тут свои порядки еще тогда, когда тебя не было у раба! Я знаю всех этих варх’гонов как облупленных! А вы, вороны, вообще молодежь зеленая, ничего не понимаете.

Дохлый Номер хмыкнул.

— Нашли чем гордиться.— проворчал он.

Потемневшие зеленые глаза вскинулись вверх и уставились с нечеловеческой мудростью и знанием, плескавшимся в них, прямо в глаза Дохлому Номеру. Тому стало слегка не по себе.

— А ты можешь гордиться хоть чем-нибудь помимо убитых варх’гонов?

— Ну.. я это я. Я этим горжусь.

— Вот и я горжусь.— прошелестел Оглесс, а Дохлый Номер ясно ощутил, что все его мысли как на ладони у Оглесса. Более того — мысли, чувства, воспоминания прошлого проникли в его голову, заполняя сознание. Мелькнула смутная мысль, что нужно оглянуться и посмотреть, скоро ли вернется Стрела, но погасла, засыпанная и задавленная. Полукровка вспомнил, где он видел этого блондина.

Дохлый Номер резко очнулся и оторвал взгляд от светло-зеленых глаз. Оглесс молчал.

— Мда. Я не знал, что был таким глупым. — пробормотал Дохлый Номер и искоса глянул на Оглесса, помрачневшего и задумавшегося. В руке у Оглесса была бутылка. Дохлый Номер взял ее из безвольно обвисшей руки и произнес:

— За Тавру!— после чего выпил.

Оглесс удивленно вскинул голову. С момента прихода в варх’гоновский город его лицо нисколько не изменилось. Возраст остался все тем же.

— Эй, ты скоро?— крикнул Стрела.

Дохлый Номер опустошил бутылку, поставил на стол, отвесил Оглессу поклон — у Стрелы отвисла челюсть. Вороны кланялись лишь Патриархам, а последнего из них не видели уже лет сто. — и пошел к выходу. Стрела покосился на Оглесса и вышел, крепко сжимая в руках мешок с продуктами.

На улице их ожидал Чешуйчатокрылый.

— Хороший у тебя папа. — сказал Дохлый Номер, проходя мимо.

— Ты о чем? — не понял Чешуйчатокрылый.

— Забей. — ответил за Дохлого Номера Стрела.