Прошлое Оглесса

-Я слишком стар, чтобы хранить свою молодость, — размеренно говорил сидевший перед собранным и серьезным светловолосым подростком-Великим старый человек, не выглядевший старше сорока пяти лет. Серьезный подросток — на вид ему было лет семнадцать–шестнадцать — кивнул. Легкая морщинка пролегала между его сведенных вместе светлых бровей.

-Всю жизнь я был судьей. Помнишь — еще у твоего папы.

Легкая усмешка показала себя в едва заметном прыжке уголка губ.

-Вы же знаете, что я не могу сделать того, что вы хотите.

Старик улыбнулся.

-Девяносто лет что-то значат для понимания устройства мира.

Великий резко отвернулся к окну. За прозрачным стеклом расстилался широкой ладонью его город, призрачный и невесомый. Его название означало Город Сна. Внимательно вглядываясь в свое едва уловимое отражение, Великий размеренно произнес:

-Я не имею ни малейшего понятия о том, как оно на вас подействует. Вы можете погибнуть.

-Ну, мне и так это грозит. — позволил старик себе шутку.

-Судья Алькон… Я не хочу грубить, но я не сделаю того, что вы ожидаете. На вас нельзя действовать такими методами.

Судья молчал,

«И маленький спектакль напоследок.»

-Мне бы не хотелось потерять такого судью, как вы, раньше времени.

Алькон встал и, сдержанно поклонившись, вышел, всколыхнув воздух своими поблеклыми волосами.

Великий едва заметно улыбнулся.

— Ну и сколько мне еще так мучиться?

Говоривший был бледен и тяжело, с хрипом, дышал. Обезумевшие глаза смотрели на нахмуренное лицо стоящего перед ним подростка.

— Еще чуть-чуть — и ты лишишься своего судьи.

— Циник. — слегка усмехнулся Великий, продолжая хмуриться. — Я попробую что-нибудь сделать. Но идеальный результат не гарантирую.

А про себя добавил: «Если ты вообще жив останешься, лицемер».

Двери распахнулись и из покоев императора вылетел пулей ошалевший юноша лет двадцати пяти. Светлые волосы летели за ним языками пламени. Юноша промчался по коридору и прилип к зеркалу. Нервными движениями он ощупал свое лицо.

— Что.. что ты сделал? — едва вырвалось с непослушных губ.

— То, что ты просил. — холодно ответил великий. –теперь мы с тобой одной крови, ты да я.

Ярхе слегка поклонился и вернулся в свои покои.

-Вы вернули мне молодость, сир.

Алькон низко поклонился. Неимоверно старые молодые глаза таили на дне радость.

-Я всего лишь сделал то, о чем вы просили.

Алькон почтительно склонился.

-Оставьте нас наедине.

Повелительный взмах рукой и Великий ловит вопросительный взгляд молодого вельможи. Великий заходил по комнате.

-Давайте договоримся. Я хочу, чтобы никто не знал о моем позоре. — юноша остановился и посмотрел на вопросительно глядящего вельможу.

-Я рад, что вы остались живы.

Вопрос в глазах сменился на изумление.

-Но я хочу чтобы вы умерли.

Пауза.

-Для всех. Не для меня.

И Алькон понял.

-Что надо сделать? — спросил он дрогнувшим голосом, не смея поднять глаза.

-Вам нужно иное имя. — сказал Великий. И Алькон, девяностолетний старик в юном теле, вскинул на своего повелителя изумленные глаза.

Тот стоял, крепко задумавшись.

-Я думаю, что Оглесс вполне подойдет. А теперь вы свободны.

Алькон молчал, ошеломленно хлопая глазами.

-Идите. Завтра Город Сна узнает о смерти судьи Алькона.

Алькон, а ныне Оглесс, низко поклонился и, не сумев выдавить ни слова, бросился прочь из дворца.

— Я бы хотел построить большой хрустальный замок и жить в нем, — сказал ранним утром Величайший. Патриарх с недоверием на него посмотрел и отозвался скрипучим голосом птицы:

— Это напоминает мне клетку. — проговорил он.

— Неприятные воспоминания пора класть в сундук, — сказал Ярхе, потрепав Асхила по перьям, покрывавшим его человеческую голову. — Начинается новая жизнь, для наших обоих народов.

Но лицо Величайшего почему-то помрачнело.

— Я строил хрустальные замки испокон веков.

Сморщенный старик, похожий на юного гнома, одарил Величайшего внимательным взглядом темно-синих ясных глаз.

— Но никогда Ярхе не приходил ко мне за секретом. Чем обязан такой честью?

— Я вижу, что ты не рад моему визиту, Фитлон. Но я хочу знать то, как ты это делаешь. — спокойно ответил молодой Величайший, внимательно оглядывая хрустальную комнату, в которой он оказался.

С минуту Башмачник смотрел на невозмутимого юношу, а потом произнес, не отрывая от него взгляда:

— Слово Ярхе закон..

Учение продолжалось полтора месяца, за которые Фитлон обучил своего царственного ученика всем премудростям своего искусства.

А спустя еще три месяца Ярхе исчез.

— Я не верю.. я не верю, что он мог так со мной поступить..

Оглесс откинулся на стуле, уставившись застывшим взглядом в противоположную стену. 90 летняя мудрость не помогала.

— Я не верю..

Смятенный, он бродил по переполненным улицам Города сна, проталкиваясь сквозь толпы магов, торговцев и жрецов. Старый, как лунь, мудрый памятью своих предков, он не знал, чем унять эту выматывающую, ноющую тоску в глубине себя. Что-то происходило с ним, в глубине его тела, но он не знал, что это было. Странствие по городу, беспорядочное метание туда-сюда заняло около двух часов. А потом молодое тело взяло верх.

Глухой гул сотряс воздух и Оглесс увидел как сверху, откровением небес, медленно и величественно опустился огромный серебристый корабль.

Флэшбэк2:

Когда это случилось, Алькону внутри Оглесса было девяносто четыре года. Спустя пять лет спустились варх’гоны. Великий исчез. Варх’гонам не нравились колдуны, а большая часть этого народа была именно ими. С течением времени магов стало все меньше, а варх’гоны ассимилировались и стали вести захватнические войны, драки между собой и борьбу за власть. Все это Оглесс вкусил в полной мере. А потом он встретил в поле растерянного мальчика, так напомнившего ему Великого, сделавшего его таким, каким он стал. Оглесс привел его домой, а жил он тогда в Городе Сна. Но все варх’гоны падали перед мальчишкой на колени, называя его Величайшим Ярхе. При упоминании этого имени Оглесс слегка побледнел — у его Великого было тоже имя — но, ничего не сумев поделать с этим, он стал его придворным поэтом и судьей. Он оберегал Ярхе, присматривая за ним, втайне не веря в то, что это его Великий. Но к концу года правления Ярхе он уже начал в это верить. Да, это был его Великий с варх’гоновскими наклонностями.

А когда был разрушен Город Сна и в мгновение ока возникла Аметистовая Башня. Он низко поклонился ей и улыбнулся. После чего отправился в К’Хатум.

флэшбэк 3:

Толпа сдавливала его со всех сторон, вынуждая двигаться с ней в такт. Покачиваясь на ее волнах, Оглесс несколько раз замечал отрешенное лицо того, кого он знал как Мартина. Отшельник безучастно стоял в толпе варх’гонов и зарождающихся морай’веков, беснующихся в ожидании зрелища. В какой-то момент у юного старца мелькнула мысль. Все как-то поменялось местами — толпа беснуется, волнуется, а некоторые страдают так, как будто это волнует их больше всего. А Мартину… Мартину все равно. Хоть вешать будут его брата.

Оглесс криво ухмыльнулся и порадовался тому, что его родственников давным-давно нет.

Нет в обоих из миров.

Совершенно потеряв счет проведенным на площади часам, он вдруг ощутил, как толпа единым существом, единой глоткой издала противоречивый вопль, полный возмущения и восторга одновременно, и подалась вперед, к едва видному за головами эшафоту. Оглесс сам не заметил, как его вынесло живым прибоем к этим деревянным доскам.

Он судорожно огляделся по сторонам. Напротив белело лицо Отшельника, на котором даже глаза казались пустыми. Слева же… слева толпа образовывала проход. В груди у Оглесса что-то сжалось, заполнив льдом его грудную клетку. Он не в первый раз присутствовал на казни соплеменников, но… смерть Янтаря… смерть, казнь этого столпа империи… в это просто невозможно поверить! Чтобы этот гений колдовства, этот маниакальный безжалостный тип, растоптавший мечту брата ради чести семьи, вот так взял и умер? Действительно, Ярхе исчез с этой земли.

По толпе волной прокатился шепот и все стихло. Мерной поступью по проходу шли трое: два невозмутимых варх’гона и тот, кого должны были казнить. Оглесс мгновенно узнал копну этих темных волос с красным отливом, этот плащ, сшитый по мерке, эту уверенную поступь, эти скулы, тонкие пальцы, кривоватый шрам, пересекающий красивое, точеное лицо… только улыбка была неестественным напоминанием о действительности, которая маячила вокруг Янтаря. Его красноватые глаза шевельнулись, внимательно ощупывая каждого человека в толпе. Оглесс вздрогнул, как будто ощутив прикосновения этих глаз, и зажмурился, сам того не осознавая. Мгновением спустя он услышал ЭТО.

Резкий нереальный смех терзал воздух , вырываясь из искривленных красивых губ приговоренного. Оглесс открыл глаза и почувствовал вкус ломающихся устоев. Вид хохочущего чистейшим смехом Янтаря наводил на мысли о полной нереальности происходящего. Все сломалось, разлетелось на куски… выпало из реальности… Оглесс поймал себя на дурацкой уверенности в том, что когда все кончится, не будет никого, кто бы точно сказал, что казнь состоялась. Янтарь приблизился к нему и обдал волной ледяного хохота.

-Старик в юном теле! Славная шутка и славный подарок на мою бесславную смерть!

Оглесс вздрогнул, как от пощечины.

-Он точно свихнулся, — покачал головой стоящий рядом с ним.

А Янтарь хохотал, буквально заливался смехом.

-Хрусталь твоих глаз покроется инеем через три тысячи лет! Один закопает свою память на заднем дворе, другой будет порядочным до воровства! Вами будет править полоумный, а два юнца построят солнце!

-Заткнись! — прошипел стражник и ткнул Янтаря в бок, заставляя торопиться.

Тяжелые ботинки прогрохотали по деревянным доскам, соперничая в громкости со смехом.

Оглесс оторвал глаза от земли и посмотрел на Мартина. Лицо его сковала маска обреченности. Новый взрыв хохота долетел до Оглесса и тот вздрогнул, поднимая взгляд на эшафот.

Янтарь величественно стоял на помосте, не обращая никакого внимания ни на веревку на собственной шее, ни на приближающуюся собственную смерть. Краем глаза Оглесс отметил, как Отшельник повернулся и пошел прочь. Толпа молча расступалась перед ним. Видимо, Янтарь тоже это заметил.

-Я унесу память о чистоте твоих хрустальных глаз, драгоценность моя! Вспомни меня, когда пернатой тварью будет сломана вечность!

Мартин вздрогнул, но пошел дальше. Который раз Оглесс подумал о том, что за могущество величайшего мага обычно платят своим разумом.

-Глупец, скорбящий о помоях! — донеслось с эшафота. Несколько тактов рассыпчатого смеха… и тишина нависла над площадью. Янтаря не стало.

Оглесс медленно повернул голову в сторону эшафота… и тут же рукой прикрыл глаза, защищаясь от невесть откуда взявшихся темных птиц. А когда их резкие крики и хлопанье бесчестных крыльев затихли вдалеке, тела Янтаря уже не было.

-Колдун! — благоговейно произнес какой-то варх’гон над ухом Оглесса. Тот стоял, ошеломленный словами Янтаря.

Все было кончено. Последний слуга империи рассыпался в стаю птиц.

Интересно, что все это значило..