великий

Когда я был маленький, я мечтал о мире, где люди летают как птицы.

— Ярхе!! К нам снизошёл сам Ярхе!! — раздавались вокруг восторженные голоса, а окружавшие его создания один за другим падали на колени.

И вот я здесь. Кажется, что я именно здесь.

Круговорот мелькающих вокруг лиц начал затягивать его внутрь и он почти забыл, кто он и где он.

Но почему тут нет ни одного крылатого? Почему они называют меня Ярхе и падают передо мной на колени?

Он зажмурился, пытаясь восстановить равновесие, но смятение внутри него нарастало, как снежный ком. Эмоции устраивали бешеные танцы. Картинки из той, прошлой жизни, мелькали у него перед глазами и он уже откуда-то знал, что не может вернуться.

— Ярхе спасёт нас!! Ярхе!! Великий Ярхе вернулся!!

Стоящий посреди площади К'хатума, Столицы мира, шестнадцатилетний подросток в синих джинсах и красной футболке, неумолимо становился богом.

Я не Ярхе. Я — Энтони.

Несколько лет спустя:

Ранним утром два варх’гоновских стражника –Регон и Дек — стояли, опираясь на копия, сделанные по варх’гоновским технологиям.

«Говорят, это оружие не прошло испытания…» — проговорил, если можно так выразиться, Регон.

«Предлагаешь проверить?» — шутнул Дек. В его больших глазах, окрашенных отражающимся в них небом в бледно-голубой цвет, плясали веселые огоньки.

«Да нет. По-моему, нам не скоро потребуется такая проверка.»— рассудительно произнес Регон. Он был склонен к таким рассуждениям.

«Смотри-ка! Кто-то идет.» — удивленно издал Дек. Можно было бы выразиться, что он присвистнул от удивления, но он был варх’гон, и у него не было возможности это сделать.

Регон оторвался от своих размышлений и поднял глаза. И впрямь-неспешным шагом к ним приближалась высокая статная фигура.

«Это не варх’гон,» —определил с первого взгляда Дек.

«Да я вижу!» —нервозно отозвался Регон. Как более старший в их паре, он имел полное право командовать и рычать в голове Дека. Иногда Дека это не устраивало, но варх’гоновские традиции и классовые подразделения были очень жесткими.

«Слушай, какой-то он странный.» —неуверенно произнес Дек.

Регон смог только кивнуть, не найдя слов от изумления.

Их учили, что в мире есть только варх’гоны. Поэтому... поэтому шедший к ним уверенной походкой не-варх’гон приводил его в замешательство.

Сапоги из темно-красной кожи. Длинное бордовое одеяние до пят. Коричневый плащ. Пояс с пряжкой-глазом, в ладонь шириной. Каштановые мягкие волосы обрамляли точеное лицо, портил красоту которого только наискось пересекавший его шрам. Янтарные, переливающиеся глаза его, оставляющие после взгляда на них чувство заполненности глазных его яблок медом, уверенно смотрели прямо вперед.

«У него нет оружия. Я не думаю, что он захватчик.» — проговорил Дек.

«Мы подпустим его ближе.» — уверенно произнес Регон.

Незнакомец приблизился почти вплотную. Варх’гоны выставили в его сторону недавно выданные им копья, упершиеся пришельцу прямо в грудную клетку.

Дек задрожал, когда незнакомец отточенным движениям положил обе ладони на наконечники великого варх’гоновского оружия.

-Дети.— хмыкнул он мелодичным, медовым, как будто тянущимся, но в тоже время низким и резким голосом. — Я спасу вашу репутацию.

Регон и Дек стояли потрясенные. Регон буквально ощущал, как какая-то волна, пошедшая от мягких ладоней чужеземца, разрушает всю технику, кроющуюся в его орудии. Вар’хгон хотел отшатнуться, но какая-то сила удержала его на месте.

Как будто кто-то сказал: «Никуда не пойдешь.»

-Ну что, дорогие? Хотите славы и почета?

Варх’гоны недоуменно переглянулись.

-Ладно, я сдаюсь. — произнес чужеземец и прошел в ворота, оставив варх’гонов стоять в полном недоумении.

Прошло минут пять, прежде чем они пришли в себя.

«Ну что, пойдем за ним?» —произнес деловито Дек.

«Да,» — согласился Регон без всяких колебаний.

А через несколько шагов они вышли в центр к’Хатума. Огромную, выжженную, круглую площадь, как будто залитую стеклом, занимали целые скопища варх’гоновского народа. Янтарь предвкушал заранее свою казнь.

-Надо будет поставить это первым условием. –решил он.— Я никогда не видел эту площадь заполненной.

И впрямь. Площадь была невыразимо пуста. Как будто варх’гоны инстинктивно шарахались этого места.

Странной троице пришлось пройти не менее тысячи шагов, когда наконец длиннющий шпиль башни правителя Ярхе начал приближаться.

-Эх, знал бы я заранее, что этого змееныша никто не охраняет, предпринял бы не это дурацкое самопожертвование. — вздохнул Янтарь, поднимаясь прямо в покои Ярхе.

И тут, как будто в противовес его словам, за углом обнаружился отряд гвардии Ярхе.

«Мы прослышали, что у вас пленный» — обратился крепкий коренастый варх’гон — да-да, такое тоже бывает — к Регону. Тот с достоинством ответил:

«Да, он вышел к нам, когда мы были у ворот.»

«Хорошо, следуйте за нами.»

Янтарь, весь диалог стоявший со скрещенными на груди руками и презрительной миной на лице, двинулся, сохраняя дистанцию в два шага как между отрядом, так и между своими воротными приятелями.

-Если нам долго идти, то я боюсь, что у меня разовьется клаустрофобия. — хмыкнул он.

«Нечего беспокоиться. Мы уже пришли.» — ответствовал крепыш и распахнул огромные двери.

Янтарь сухо кивнул и с достоинством переступил порог.

Зал был мал для проведения пышных торжеств. Он походил больше на кабинет. На небольшом возвышении ближе к другому концу комнаты стояло кресло. Сразу приковавшее к себе взгляд Янтаря.

-Тихо, — сказал он себе. —Я просто хочу сделать своему старому другу подарок.

И, не отрывая взгляда от кресла, он двинулся по мозаичным плитам к Великому Ярхе.

Не обращая внимания на возглас: «Мы привели вам пленника.»

Не обращая внимания на выложенные на полу сцены: вот Ют прикрывает спину Морту, вот Дистань захватывает власть в приграничном городе, который варх’гонам известен как Аристо, вот великий Гато создает Академию. Ярхе, хоть и приобрел варх’гоновские черты, не смог избавиться от своих старых привычек и уничтожить свое образование.

Не обращая внимания на...

-Говорят, Великий Ярхе приходит и уходит, а Империя остается. — тихо и почтительно произнес Янтарь, внимательно следя за покачивающимися головками цветов.

-Я бы выразился иначе,— уверенно произнес светловолосый подросток.— Империя приходит и уходит, а Ярхе остается, меняясь вместе с Империей. Ярхе— это сердце Империи. Без Ярхе все придет в упадок. Я слышал, ты нагнал меня в успехах на учебном поприще? — неожиданно спросил Ярхе. Голубые глаза его как будто смеялись.

Янтарь остановился как вкопанный и с некоторым трудом поднял глаза.

На бледную копию его Ярхе.

В кресле сидел светловолосый кареглазый юноша. Обеими руками вцепившись в его подлокотники буквально до посинения. Тонкие пальцы его рук, казалось, жили своей собственной жизнью. Они мяли, кромсали, рвали и уничтожали ткань на подлокотниках и Янтарь вдруг подумал, что вскоре им останется только расщеплять дерево. Ярхе был облачен в потрясающе бедные одежды, так не приличествующие его высокому сану. Было такое впечатление, что его силком из кресла вытаскивают. Иначе отчего на подлокотниках длинные узкие царапины, как от ногтей?

Ярхе сидел, низко опустив свою светловолосую голову. Ярхе сходил с ума.

Янтарь стоял напротив него, прямой и аристократичный. Сумасшедшим он не был, но все же произнес:

-Меня зовут Янтарь. Как вы знаете, я-морок.

И Ярхе поднял голову.

В его темно-карих глазах, казалось, собралось все безумие мира. Не надо было быть мороком, чтобы понять, что он сходит с ума. Психологически несовместимая развалина. Смятение, никогда не сходящее с измученного, бледного лица с темными провалами глаз. В которых буквально читается: «Боже, что они все от меня хотят?»

Янтарю было больно смотреть на то, что осталось от его бывшего хорошего приятеля. И приятного в общении правителя.

Судя по всему, не только Янтарь был привязан к Великому. Из бледно-зеленых глаз светловолосого поэта на мир взирал седой как лунь судья Алькон. Янтарь усмехнулся и едва удержался от острого желания отвесить шутовской поклон.

Ярхе взмахнул рукой едва заметным жестом и стража оставила в помещении только их троих.

-Янтарь? — переспросил Ярхе. Голос у него тоже был сумасшедший. Надтреснутый голос смертельно уставшего человека.

-Да. Великий. — ответил Янтарь и, встретившись со взглядом поэта, вздрогнул от неожиданности. Да, кажется, Ярхе был в слегка лучшем положении, чем Янтарь.

-И что же ты от меня хочешь? — устало проговорил Ярхе, а пальцы его мяли, рвали, терзали обивку кресла.

-Я хочу чтобы меня повесили. — услышал Янтарь свой собственный голос.

В карих глазах Ярхе появился интерес.

-И откуда у вас такое странное желание? — вопросил Великий.

-Вы позже поймете. Поверьте, мне... мне известно, что это может вам помочь. И всей империи.

-Кажется, я вас помню.— Ярхе потер лоб. — Не уверен. Я слишком часто последнее время не уверен. Жаль, что я не смогу с вами еще пообщаться. Так, говорите, вы хотите быть повешенным?

-Да, —не дрогнул Янтарь, не обращая внимания на абсурдность их диалога. — я хочу быть повешенным. Так легли карты.

Сам не зная почему, Янтарь ответил:

-Лучше через неделю. Я бы все же хотел провести в беседах с вами еще несколько дней.

Ярхе едва заметно улыбнулся.

А Янтарь так и остался гадать, почему он попросил об отсрочке. Может, в ответ на умоляющий взгляд придворного поэта? Или из жалости к сходящему с ума правителю?

Дек и Регон, получив причитающееся им вознаграждение, двинули в таверну, пропивать его и веселиться.

Собственно, именно там Животворящий Огонь, бывший Хрусталь и бывший сумасшедший не-морок Мартин, и услышал о предстоящей казни морока Янтаря.

Казнь должна была состояться через неделю.

-Я прожил очень много лет.

-Это мне известно.

-И все эти годы я старался найти ответ на давно интересующий меня вопрос.

-И вы его нашли. — утверждающе произнес Ярхе, перестав терзать ни в чем ни повинную обивку и став до ужаса похожим на прежнего, полузабытого Великого.

-Да. Чтобы все стало так, как надо, я должен умереть. Умереть в течении этого месяца. — Янтарь невесело усмехнулся. — Я — лишняя деталь в этом мире.

-Второй день из окна видны звезды. Их так трудно увидеть в последнее время. — Ярхе задумчиво глядел вдаль. Янтарю не нужно было следить за его взглядом, чтобы понять, что он там видит.

-Я давно не видел звезд. — неожиданно для себя признался он.

-А я никакой не Ярхе. — неожиданно усталым голосом признался светловолосый подросток. — Меня зовут Энтони. И мне кажется, что если бы я не оказался здесь, сегодня бы мне стукнуло двадцать.

-Вам так мало лет?

-Я здесь уже три года. И до безумия хочу назад. Я не понимаю, что я тут делаю. И в тоже время, мне кажется, что все это уже было.

-Я понимаю вас.

-Странный ты. Мне все же кажется, что я тебя знаю давным-давно.

-Так и есть.

-А звезды все же красивые. — задумчиво произнес Ярхе и в карих глазах его отражалось небо. Безумие как будто спряталось, ушло на дно, готовясь всплыть при первом удобном случае.

много лет спустя:

-Ярхе.

Он молчал. На его плечо, покрытое красной тканью, опустилась изящная женская рука.

-Ярхе, тебе пора спать. — услышал он тихий голос и на мгновение закрыл глаза. — Ярхе, пойдем. — рука настойчиво тянула его от манящего оконного проема.

Но Великому было все равно.

Наверное, именно поэтому Таллен, младшей принцессе города Аристо, в жилах которой текла доля крови великой Дистань, казалось, что эти бездумные карие глаза так схожи с пустотой аметистовых комнат его странной тюрьмы.

Ей было невдомек, что Великого одолевали видения.

Окно... Стекло... Где-то там... там... Что там?!

Все началось спустя полгода с того момента, как она оказалась здесь. Но она заметила это гораздо позже. Сначала его добровольная нянька не придала этому значения, а потом..

Потом было поздно.

Может быть, если бы она поторопилась.

Таллен открыла глаза и увидела — опять! — стоящего у окна Ярхе.

— Ох, Ярхе, Ярхе, — услышал он за спиной голос Таллен. Мысли текли медленно-медленно, как это дурацкое время в этой дурацкой башне. Эмоции куда быстрее. Эмоции. Их осталось так мало.Мало.

Мало?..слово... Мало...

Ярхе смотрел в окно, на едва заметно занимающуюся зарю, причудливыми отблесками пробивающуюся сквозь полупрозрачные аметистовые стены внутрь комнаты, освещая задумавшуюся сонную Таллен, с ее едва заметной скуластостью и черными непослушными волосами. Она сама не понимала, почему постоянно следит за Ярхе взглядом.

Как будто в этом была какая-то странная физиологическая потребность.

Почему-то она чувствовала какую-то смутную вину в том, что с ним происходит.

Стоп... Там ...там не-малое..что-то большое.. что-то важное..

Но все же иногда этот задумчивый налет давал трещины и, подобно панцирю, обваливался вниз неровными кусками. Непробиваемый жизненный оптимизм не давал Таллен докопаться до сути дела.

Например, до причины того, почему Ярхе иногда стоит сутками на одном месте.

"Он так уже два часа стоит. Я же есть хочу." — подумала мрачно Таллен и уставилась на появившиеся перед ней столовые приборы с едой. "И как ему это удаётся?" — подумала она, помешав ложечкой чай, и подняла взгляд на Ярхе. "Кажется, я начинаю тупеть."

К'хатум. К'хатум. Слово, которое перекатывается на языке. К'хатум... Стоп.

Ярхе обернулся настолько резко, что Таллен вздрогнула от неожиданности.

— Эй, ты чего? — воскликнула она.

Но Великий мелькнул мимо с неожиданной прытью. А когда она наконец осознала этот поразительный факт и обернулась в его сторону, то увидела, как он прилип к противоположному оконному стеклу. В самом что ни на есть прямом смысле этого слова.

Не там. К'хатум — на западе. К'хатум. К'хатум — это..

Сознание Ярхе как будто разорвала яркая картинка. Яркие, насыщенные краски чужих — нет, былых воспоминаний.Голову пронзила чудовищная боль.

Ярхе вскрикнул и рухнул на колени, сжав виски и зажмурившись. Таллен вздрогнула, обернулась и мгновением спустя уже была рядом с этим сумасшедшим. Понятия даже не имея, что нужно делать в таких случаях.

Я помню. Помню, как я сидел в пышных одеждах багряного цвета, расшитых золотом, на высоком резном троне, в пышном зале, окружённый благоговеющей толпой. Я уже понял, что я — Ярхе и только Ярхе. Ко мне подходит мой слуга и почтительно склоняется, что-то тихо говоря мне, но я уже заранее знаю то, что он хотел сказать. Я уже знаю, что он скажет, а говорит он так тихо, что его шёпот едва уловим.

Император поднимает руку вверх и зал, накрытый тишиной, как покрывалом, разрезают мои слова, излишне громкие:

— Приведите сюда этого наглеца.

Слуга поклонился и исчез. Его расшитый костюм скрылся из моего кругозора. Я взял в руки кубок с вином и отпил из него. Мне можно. Я ведь император. Я ведь... ведь я... А собственно, кто я?

" Чёрт. Ну какого лешего я с ним вообще связалась?" — подумала Таллен, пытаясь заставить Ярхе шевелить ногами. Ибо все, что ей пришло в голову — это уложить на кровать. Ведь до этого он падал только от усталости. "Ну и тяжёлый же он."

Пред мои пресветлые очи предстаёт человек, похожий на женщину. В голове мелькает мысль, настолько призрачная, что я тут же о ней забываю. Когда-то я хотел видеть крылатых людей, и это лишь мимолётное сожаление о том, что этот не один из них. Я важен и серьёзен; и мне действительно кажется, что Ярхе это действительно я.

Таллен с трудом дотащила судорожно вцепившегося в её плечи Ярхе до кровати. Всю дорогу стараясь не обращать внимания на его ошалевшие, дико застывшие глаза."Наверное, у меня теперь будут офигенные синяки," — думала она, с трудом разжимая его пальцы.

-Что ты сделал, что так провинился передо мной?

— Эээ...ааа...я вызвал дождь.Безобидный дождь.

— Дождь? Просто дождь?

— Нуу... Дождь с ветром. Слабеньким таким ветерочком.

— Твоё прозвание...

— М'ьёра, сир.

Он разве что не вилял хвостом, как послушная собачонка.

Он вызывал у нее недоумение и отвращение одновременно, как какое-то насекомое. Она ничего не понимала. Кроме того, что не должна думать об этом психе как о мерзком насекомом. Светлые волосы обрамляли вполне приличное лицо, но только.

Все же это было как-то слишком странно.

На ее аристовский взгляд.

— М'ьёра, да будет тебе известно, что твой безобидный дождь со слабеньким ветерочком стёрли с лица земли этой целое селение. Это не первый случай, когда ваша магия приносит вред людям.

Видения захватили Ярхе целиком. Он даже не подозревал о том, насколько они его захватили.

А Таллен сама не заметила как, пресытившись видом на скатывающегося в пропасть своего разума Великого, погрузилась в крепкий сон.

Магия...

— Повелеваю...

М'ьёра съёжился перед моими очами, пред очами Великого Ярхе, великого колдуна, ненавидящего своё искусство больше всего на свете.

— ...искоренить всех колдунов, убрать слово магия из всех языков всех народов, подчиняющихся мне, Великому Ярхе, пусть в моей империи не будет магов и колдунов, кроме меня.

Стоп. А я — колдун? Я — колдун?

Не помню. Кажется, мой голос дрожал от гнева, когда я отдал этот приказ. Тогда я ещё мог чувствовать. Чувствовать...

Дни сменяются днями, солнце мелькает по нему туда-сюда, планета вращается вокруг своей оси. День сменяется ночью и так до бесконечности, а время в Башне из Аметиста тянется медленно-медленно, как бы застыв на одном и том же моменте. Как покадрово просматриваемый фильм. Всё также Ярхе, как и 15 лет назад, будет 17. Всё также. Тогда как в реальности проходит пять, в Аметистовой клетке проходит год, проходит мимо Ярхе, ибо он вообще разучился что-либо замечать. Он молчит. Он не двигается с места, пока не упадёт без сил, и засыпает, только упав. Он слаб, он бессилен, он больше не тот Великий Ярхе, которого боялись все, но мало кто решался войти в Аметистовый Замок. Мир давно сошёл с ума; под правлением М'ьёры Империя варх'гонов медленно разлагается — теперь их не боятся, теперь их презирают. Но М'ьёра всё ещё великий колдун, один из великих колдунов, отправленных на каторгу по приказу Ярхе. Его не так-то просто победить, ведь он боится только Ярхе, а Ярхе, как всем известно, запер сам себя в Аметистовом Замке, сковывающем его магические способности.

Неделю спустя:

— Господин Повелитель! — взволнованный голос полководца выводит меня из мира моих мыслей и я тут же забываю то, о чём я думал. В последнее время моя память всё хуже и хуже, а когда я волнуюсь, за моей спиной разбиваются зеркала. Кажется, я становлюсь опасным для окружающих.

Я поднимаю голову и в упор смотрю на своего подданного, грудная клетка которого в буквальном смысле ходит ходуном.

Он задыхается от счастья при виде своего императора?

Таллен спит и не видит всех прелестей сумасшествия. Ни этих широко распахнутых карих глаз, вдруг переполнившихся презрительным удивлением.

Никто не смог бы сказать, повезло ей или же она пропустила все самое интересное.

— Господин Повелитель!!

— Называй меня просто Ярхе, смертный. — Я ленивым движением отщипываю одну ягоду винограда от грозди, лежащей на золотом блюде возле трона и отправляю её в рот.

— Господин Повелитель, у меня ужасная новость.

Я уже почти забыл о том, что он тут стоит, но мне нельзя показывать им свои слабости. Они же как собаки. Они же меня загрызут.

— Ну и какая же? — осведомляюсь я, не меняя вальяжной позы.

— Господин Повелитель, с рудников сбежал колдун.

Это вечное "Господин Повелитель" начинает меня раздражать.

Ярхе навязчиво тянет руку за несуществующим виноградом с абсолютно диким, ничего не видящим взглядом. Таллен просыпается и непонимающе оглядывается вокруг.

Ей везет: Ярхе закрывает глаза, полностью отдавшись видениям.

Золотое блюдо падает на пол и катится к ногам полководца, ошеломлённого таким поворотом событий. Слова из уст поникшего и помрачневшего Живого Бога К'хатума падают в воздух так же гулко, как железные горошины на мраморный холодный пол.

— Какой колдун?

Император поднимает голову. У полководца дрожат колени.

— М...м...м...

— Какой колдун!!

— М'ьёра, мой повелитель!

— Можешь идти.

Я бессильно падаю в шатающийся под моим весом трон. Такова судьба, сэр.

"Наконец-то заснул," — думает Таллен, с минуту понаблюдав за состоянием Великого. И укрывает Ярхе одеялом, украдкой зевнув. "Не спит неделями, ничего не ест — и такой тяжёлый," — думает она и отправляется в свою постель.

Я даже уже забыл, как он выглядит. Этот М'ьёра.

Великий Ярхе правил варх'гонами целый год. Всего год. Ему поклонялись, как живому богу. Для него восторженные подданные выстроили целый город, Город Сна. Как и все города варх'гонов, у Города Сна была форма круга. И, как и остальные города, он располагался в долине, окружённый холмами и деревьями. Его красота вошла в легенды. В нём и правил Ярхе. Столица была в К'хатуме, а у Ярхе был свой город. Через год после его появления в этом мире, Ярхе уничтожил его одним всплеском эмоций. Одной мыслью. На его руинах возникла Аметистовая Башня. Но подданные простили Ярхе; они забыли то, как он уничтожил их город и не стали восстанавливать Город Сна. Желания Великого Ярхе были превыше всего.

Год спустя:

— Спасибо, Энтони!!

Он слез с дерева и отряхнул джинсы.

— Да не за что, Эллен.

Громкий крик. Жаркие простыни. Мокрый лоб. Плохо. Чёрт! Как же мне.. плохо!!

Таллен укутала Ярхе одеялом, сменила мокрое полотенце на лбу, погладила его волосы.

Она опять не доглядела за ним.

И ей опять стоило неимоверных усилий спокойно подумать о нем. Не как о чем-то мерзком и противном.

-Странно, — вдруг мелькнуло у нее в голове, — я думаю о нем так, как будто когда-то он меня обманул.

Кто бы знал, чего ей стоили дальнейшие слова.

— Держись, Ярхе, держись.

"Чёрт. Он же долго не протянет. Ну что за напасть!"

Тишину Аметистового Замка вновь пронзил истошный вопль.

Мне шестнадцать. Я снял котёнка с дерева. Эллен в благодарность поцеловала меня в щёку. Я исчез. Эллен — дура. Меня нет. Нет... Меня? Нет меня... Нет меня?

"Господи, ну почему он опять кричит?!" — злилась Таленн, тщетно пытаясь удержать бьющееся тело Ярхе.

Она так и не смогла понять то, зачем вообще с ним связалась.

Чёртова Эллен, чёртова сука! Ну зачем?!!

"По-моему, это клиническое. Пойду-ка я за доктором." — подумала Таллен спустя часа три и резко поднялась на ноги.

— Я скоро вернусь, Ярхе. — как можно спокойнее сказала она. — Скоро вернусь.

Как будто что-то буквально выталкивало ее наружу. Из этой чертовой башни с аметистовыми стенами, в которой из-за странного освещения дико, безумно болели глаза.

Чёртов М'ьёра!! Чёртов ублюдок!! Что он сказал? Ты такой же колдун, как и я? Нет! Я не могу... я не хочу быть колдуном! Нет! Я не колдун!

Ярхе смотрел в потолок широко раскрытыми глазами, судорожно ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и в расширенных зрачках его отражалось едва заметное сквозь аметистовое марево потолка солнце.

Но он все равно его не видел.

Кажется, я пришёл в себя. Но почему я стою в развалинах, буквально залитых кровью? Кровью моих подданных? Неужели... Неужели это сделал я? Неужели... Выходит, М'ьёра был прав? Значит... я действительно тот, кого я ненавижу? Я — колдун? Маг? Волшебник? Ярхе? Кто я? Мой разум отказывает мне. Мои воспоминания блекнут. Мои глаза слепнут. Мои уши глохнут. Они кричат и винят меня во всём! Я принёс им вред и страдания! Я не хочу. Я не желаю их знать, слышать и тем более видеть их! Отстаньте! Отстаньте от меня! Замолчите! Оставьте меня в покое! Я хочу быть один!! Один!!

Я ХОЧУ БЫТЬ ОДИН!!

Таллен буквально выбросило из башни.

Как будто эта постройка прочитала ее крамольные мысли в адрес хозяина.

Хотя в какой-то степени это спасло ей жизнь.

Ярхе резко распахнул глаза. Он был в своей комнате, но целой в ней была только кровать, на которой он лежал. Он осмотрелся, смутно ощущая, что здесь только что было что-то крайне важное, фактический ответ на все-все-все вопросы, или, вернее, часть этого ответа. Он медленно спустил ноги с кровати, постаравшись изо всех сил ради этой первопричины всех его несчастий. Откуда-то он твердо знал это. Может, из-за мелькающих в голове смутно всплывающих картин?

— Может, вы все-таки позволите своему правителю отдохнуть? — голос за дверью. Голос кого-то знакомого и мудрого...

-Ой.. это тебя тут все бояться?— и любопытные серые глаза смотрят прямо в его лицо...

-Я бы хотел, чтобы меня повесили...

-Мы сделаем это. Слышишь? Мы вернем ее!...

Ч-чёрт! Да кто же я? Колдун-отшельник или мальчишка шестнадцати лет?

Когда я вышел из Башни и отошёл от неё на несколько метров, я оглянулся. Это было захватывающее зрелище. Я так и не понял. Я сам не знаю того, как я его создал. Хотя... хотя нет, я знаю. Я просто хотел остаться один.

Ярхе стоял в пустыне, в трёх метрах от Аметистового Замка, и оглядывался по сторонам в недоумении. Он впервые оказался снаружи этих полупрозрачных стен за последние пятнадцать лет. В отличие от этого изрядно постаревшего мира, он стал взрослее всего на три года. Он забыл, где он и что он тут делает, на некоторое время, смятый и раздавленный открывшимся перед ним огромным пространством.

Тишина. Оно... Почему оно всё такое большое?..Большое.. А я... я маленький..Я привыкну. Я уже привык.

Некоторое время он оглядывался, но потом сделал один шаг, за ним другой. И увидел то, что могло дать ему ответ на интересующий его вопрос. Но игрушка оказалась сломанной и на мгновение мир в его глазах потемнел и дрогнул.

Почему-то ему казалось, что он ...

Что если бы все было в порядке, ничего бы такого не произошло.

А после поломки он уже ничего не узнает наверняка...

Я понял. Я всё понял. Если я сейчас же не сделаю чего-либо, я сойду с ума. Я умру. Меня не будет совсем. Может, меня как духа уже нет, но есть я-тело. И я умру. Просто исчезну. Ведь я слабый.

Ярхе бережно поднял игрушку на руки и, пошатываясь, побрёл в нависающую над ним громадину Аметистового Замка.

Что-то в этом громоздком теле вызывало в нем волну противоречивых чувств. С одной стороны, он видел в этом слегка скуластом лице какие-то смутно знакомые черты. И это вызывало в нем прилив нежности.

А с другой стороны, он видел некрасивость и едва заметно притаившуюся эгоистичную жестокость в этой линии рта.

И это его бесило, вызывало в нем злость.

Но какая-то часть его, та, что, видимо, отвечала за движение вперед, твердо знала, что ничто из этого не имеет значения.

Кроме котенка.

Невысокую фигуру Ярхе в городе Сна узнавали издалека даже слепые. Его слегка шелестящие багряные одежды из дорогих тканей никогда не становились предметом зависти. Его светлые вьющиеся кудри и миловидное лицо никогда не становились объектом для вожделения престарелых дам. Ярхе знали и любили все. Ведь он был живым богом для народа варх'гонов.

Меня в этом городе знали все, от мала до велика. Они падали передо мной на колени, едва завидев мою фигуру. Я мог раздавать им милости и жестокие казни широкой рукой или полной горстью, а они всё равно славили моё имя. Ещё бы, ведь я их спаситель.

Ярхе осторожно наклонился над безжизненным на первый взгляд телом Таллен. Аккуратно перевернул на спину. Полузакатившиеся глаза уставились в небо, а высокие скулы довершали открывшуюся неутешительную картину.

Меня знали в этом городе все. Абсолютно все. Знали где я живу, как я живу и чем я живу. Все знали Великого Ярхе, Спасителя Ярхе, Повелителя Ярхе, но никто, понимаете, никто не знал именно меня.

Ярхе осторожно поднял почти невесомое тело Таллен на руки и пошёл обратно в свою башню, медленно переступая босыми ногами по песку, усеянному битой посудой и осколками камня. Поднимался ветер, обещая растрепать и разнести все до камешка, обещая прийти в гости с компанией темных туч.

Я уже не знаю, кто я. Я не помню ничего из своей прошлой жизни, кроме Эллен. Я помню Эллен. Её восторженные глаза, её полосатого тощего котёнка, которого я снимал с дерева, её голос. Эллен. Эллен. Дура Эллен.

Ярхе переступил порог башни и аметистовые безмолвные стены сомкнулись за ним. Он уложил Таллен на кровать и уставился на неё, словно ожидая, что она сейчас же очнётся, как в прошлый раз.

Мало ли.

Что-то подсказывало этому молчащему столпу империи, что такое вполне возможно.

Но, может быть, его память опять играла с ним в идиотскую игру по имени прятки?!

Я не помню откуда, но у меня с давних пор имеется яркое представление о том, какие несчастья я могу принести.

Ярхе ходил по комнате, как механическая заводная кукла. Лежащая на его кровати Таллен не приходила в себя.

Почему-то мысли Ярхе уцепились за тот факт, что ее глаза были закрыты.

Какую это имело связь с тем, что всплыло у него в голове?

Наверное, он и сам не смог бы ответить на этот вопрос.

В голове Ярхе мгновенно сверкнуло что-то, чего его мозг отказывался вытаскивать из тёмных закоулков подсознания на яркое место, освещённое лучом света, проникающем сквозь его глазные яблоки. Это было столь ужасно, что он тут же забыл то, что он видел. В памяти осталось только ощущение того, что произошло что-то непоправимое.

А вдруг она мертва? Умерла? Я не знаю никого, кто бы не падал передо мной на колени, кроме их. А вдруг.. вдруг и она умерла? Умерла. Как они все.

Ярхе бросился на пол рядом с кроватью и, не владея собой, закричал изо всех сил.

В этом городе меня знали все. Ярхе, который спасёт их народ от вымирания. И никому не было никакого дела до вымирания самого Ярхе. Кроме тех нескольких людей... кроме...

Таллен попала к Ярхе после того, как её отправили со свитой "к тётке". По дороге на них напали какие-то пернатые террористы; Таллен убежала. Аметистовый Замок не имел запоров и замков, только входили туда немногие. Так она там и осталась.

Каждый раз, когда Таллен видела пустые, бездумные карие глаза Ярхе, она опять начинала задумываться над давно мучившим её вопросом: почему его все боятся? Он сам себя закрыл в Аметистовом Замке, он ненавидит всех колдунов, но он же беспомощен как ребёнок! За всё время пребывания Таллен в замке он не издал ни звука, не съел ни ложки, ни крошки, и не ложился спать. Он три дня простоял у окна. Не шевелясь, не двигаясь, не шелохнувшись. Таллен смотрела на его фигуру очень долго; потом она уснула. Когда она проснулась, самый страшный человек на земле пошатнулся и упал от усталости. Младшая Принцесса Города Аристо вскочила с кресла и, подбежав, опустилась рядом с ним на колени. Он был бледен, дышал с едва слышным хрипом. Она огляделась — в Аметистовой клетке было тихо и как-то всё было неживое. Посмотрела на Ярхе и ответом ей был взгляд с малой толикой внимания и интереса, взгляд из тех, которые при очень большом воображении можно назвать внимательным. Спустя мгновение Ярхе перевёл мгновенно ставший пустым взгляд на потолок. Его грудь судорожно поднималась и опускалась. "Он задыхается!" — мелькнуло в голове у Таллен. Ярхе смотрел в потолок с полным безразличием и безнадёжным смирением. Это вывело Таллен из себя.

Она не вернулась домой ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через год. За неделю она поставила Ярхе на ноги. Она отстирала ему всю одежду, она следила за тем, чтобы он ел, она укладывала его спать и расчёсывала ему волосы, а на ночь читала ему сказки, пытаясь вызвать у него улыбку. Но всё, чего она добилась за год — это некоторого оживления его глаз. А потом. А потом Ярхе вспомнил.

Кто же я? Шестнадцатилетний подросток, учащийся в седьмом классе потока В средней школы города Андервуда? Название вымышленное, сразу говорю, я сам не помню тот город, где рос все эти годы. Ни крупинки знаний о нём, ни малейшего изображения. Или же я — Ярхе, величайший колдун в мире, где нет крылатых людей, а есть птицы с перьями? Кто такой Ярхе?

«Я понимаю, что у вас срочное дело, но Великий такой же человек, как и вы. Ему нужно выспаться.»

Ярхе поднял голову. От Аметистового Замка не осталось ни пылинки, уцелела только кровать. С развалин Города Сна медленно вытекал песок, просачиваясь сквозь щели в камнях, как вода.

Лицо Великого пересекла кривая, несмелая улыбка. Он поднялся, отряхнул одежду от песка и, словно позабыв о лежащей на кровати карикатуры на Дистань — словно созданной для того, чтобы он все вспомнил —, сначала оступаясь, а потом все уверенней, двинулся куда-то вдаль.

Ярхе ступал по песку, двигаясь в сторону запада, где темнело небо и звенело железо. Вскоре среди сражающихся показалась невысокая фигура в красном балахоне, которую никто не мог поранить. Ярхе шёл мимо вапх'гонов, мора'йвеков и воронов в каком-то странном оцепенении и полном отсутствии мыслей. Или же они опять стали мимолётными?

Заметив ошеломлённого Каменного Кулака и пройдя мимо Боевого Ножа,

он испытал некую эйфорию при мысли о том, что всё же в этом мире есть крылатые люди. Ярхе почувствовал себя совершенно счастливым. Он увидел то, что хотел увидеть.

Сзади раздался какой-то шум. Ярхе оглянулся. Сзади на холме стоял злой, как два Артемона, влюблённых в одну Мальвину, М'ьёра и, бормоча себе под нос проклятия, колдунствовал. Ярхе усмехнулся. М'ьёра крикнул заветное слово, ударил посохом. Ничего не вышло. Ударил во второй раз. То же самое. Поднял посох. Кулак фыркнул. М'ьёра недоуменно поднял взгляд.

— Ах ты чёртов ублюдок! Ты ещё жив? — заорал обезумевший от злости М'ьёра и бросился вниз с холма. Ярхе не успел удержать в узде свою злость и досаду на него.

Войско варх'гонов в недоумении смотрело на воронку, полную пепла, оставшуюся после М'ьёры. Чёрные и белые вороны сбились в кучу и приготовились обороняться. Ярхе смотрел на воронку.

Вот и всё?

— За Рубиновый Палец, детоубийца. — прошипел Каменный Кулак. Ярхе безучастно на него посмотрел.

— Старикашка мёртв!!

Ярхе обернулся. На холме, с которого минуту назад бежал М'ьёра, Яр Хагель потрясал копьём . В ту же секунду раздалось единогласное:

— Ярхе! Великий Ярхе покарал М'ьёру!!

На лице у Яра появилось недоуменное выражение и он спустился низ с холма. Ярхе подумал было, что всё началось по новой, но вскоре отбросил эту мысль.

Я всё сделаю по своему.

— Чёрт. Неужели не будет конца вороньему рабству? — в один голос посетовали Эахил и Каменный Кулак, стоящие рядом, и, посмотрев друг на друга, отвернулись, старательно делая вид, что ничего такого не было.

— Ярхе!! — он покачал головой и протянул руку в сторону Яр Хагеля. Тот ошеломлённо молчал.

— Не Ярхе. — сказал Энтони и, улыбнувшись, пошёл прочь.

Сзади донеслись истошные вопли, сначала робкие, потом более уверенные:

— Яр Хагель! Яр Хагель!!

Ярхе не сомневался, что он справится. А еще он почему-то был уверен, что для него уже все кончилось.

Яр Хагель стоял и смущённо улыбался, немножечко польщённый.

Рабство белых и чёрных воронов было прекращено. Твари вздохнули свободно.