восемь

— Уходите.

И мир взорвался.

Слезы капали на мягкую землю легким дождем. В памяти всплывали обрывки кадров: улыбка, насмешка темных серьезных глаз, хилое тело, прикрытое футболкой, кашляющее и смеющееся от боли, сотрясающееся и кровь, кровь, кровь…

№8 оплакивала остов.

— №8, ты почему такая серьезная?

Легко поднимаются глаза, блеснув мрачным голубым светом из-под густых ресниц, и встречают открытое лицо с правильными чертами лица, обрамленное светлыми волосами. Усмешка кривит губы, в памяти всплывает худое лицо с зелеными угольками вместо глаз, и смешок вырывается из глубины тела, из глубины души.

— Не, ну почему ты такая серьезная?

-Я.. — начала было №8, но взгляд Скелета ожег ее из глубины памяти и она замолчала.

Пауза на минуту.

— Какая тебе разница.

А слезы жгли глаза, просились наружу мокрым дождем, чтобы залить собой пол, залить, залить, залить..

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Остекленевшие потемневшие синие глаза смотрели прямо вперед.

-Э-эй!

Щелчки вокруг. А перед глазами — все та же картина, все тоже.. все тот же остов, все та же развалина, хрипящая, держащаяся за дерево, а кровь сочиться сквозь пальцы, прижатые к животу… и губы шепчут все тоже слово, все тоже проклятое, чертово слово!

Боги несправедливы. Боги обманывают. Боги лгут.

Лес пронзает истошный крик, полный отчаяния и боли.

№8 успокаивали полтора часа.

И даже после этого она не переставала плакать.

— Ты улыбнулась?

-Тебе показалось.

Дохлый Номер задумчиво посмотрел вслед стройной светловолосой фигурке.

— Что-то с ней не то.. — пробормотал он.

— Я вас бросаю.

Урх вскинула серо — стальные глаза вверх.

— Ты?!

— Я.

№8 развернулась и пошла прочь. «Ну и пусть. Меня смерть от твоих рук даже привлекает.»

— №8, ты куда?

Она оглянулась. Желтый хвост больно хлестнул ее по щеке. Сзади стоял Скала.

Слабая усмешка. Хоть кто-то.

Она пожала плечами.

— Никуда. — еле вырвала из глубины своего тела.

Скала деловито приближался.

— Как бы там ни было, но я с тобой. Ты хороший ворон, вдвоем будет легче. — и он подмигнул.

№8 стояла в растерянности. Скелет в памяти мерцал, расплывался и подмигивал. Что-то неясное творилось. И она была здесь, и он был здесь, и впервые мир не переворачивался с ног на голову, не сжимался, не останавливался на том чертовом, мерзком, черном дереве, что отняло у нее жизнь. Ее жизнь..

№8 резко очнулась.

Карие теплые глаза Скалы заглядывали ей в душу. На миг она испугалась— а вдруг увидит? Увидит Скелет? Но вовремя очнулась.

— Ты как?

-Согласна. — как карканье вороны. И слабая усмешка на узких, сухих губах.

С каждой прожитой минутой ей становилось все тяжелей хранить его в себе. Даже похороненный под градом набегающих все новых воспоминаний, он давал о себе знать, раскидывая их раз за разом. Раз за разом она, глотая слезы, хоронила его. Раз за разом он восставал, заявляя всем своим видом: не покину. Смирись. Ей было больно, она закапывала. И так раз за разом, не замечая хмурого взгляда проницательного Дохлого Номера.

Рука, появившийся в душе, не смутил ее. Нет, она ударила его со злости. И костяшки пальцев до крови сбила не по этому. Просто он.. он вызвал его, тот день, тот час, то дерево, то чертово дерево! Тех чертовых варх’гонов! Тех самых.. их.. его!!!.. и долго стены хранили частицы его, и Рука, забившись в самый дальний угол, тихо всхлипывал, кусая пальцы и глядя на №8, скулящую в углу, как побитую собачонку.

Мир замер. Опять замер на том самом моменте.

Руке было стыдно смотреть ей в глаза.

Не было даже могилы. Не было никакого места. От него не осталось ничего. Даже пряди волос, даже пуговицы! Она боялась, что забудет его лицо, но каждую неделю он мерещился ей. За каждым углом, за каждым плечом.. его тощее лицо, похожее на маску, кривую маску, его горящие глаза, как угольки, его кривая, родная усмешка.. и тихий, тихий голос, похожий на шелест.

Все думали, что она серьезная. Но остов засел в ней как обломок наконечника отравленной стрелы. Не было лекарства, не было спасения, не было никакой зацепки за реальность.

Жизнь от воспоминаний до налета, от налета до воспоминаний.. от похорон до эксгумации, от эксгумации до похорон.. его вопль глушил ее в налете, в полнолуние.. луна хохотала его смехом, щерилась его улыбкой.. Урх шептала «Отомсти за меня» его голосом вместо приказов… крики умирающих сливались в громогласное «Уходите!!» и ее вели обратно, вели под руки, и Рука кусал губы, оглядываясь на это опустошенное, так не свойственное ей, лицо, обрамленное светлыми волосами.

Дохлый Номер расспрашивал Урх. Урх смотрела в потолок и молчала. №8 цеплялась за передышку изо всех своих нехватающих сил. — Способная справиться со всеми угрозами своей жизни, — холодно роняла Урх, а в глубине ее стальных глаз плескалась проснувшаяся память, — Она не может убить его. Рука не поднимается. Силенок не хватает убить то, что ее спасло. Уничтожить себя, уничтожить его, уничтожить и сломать весь мир, который у нее внутри.

Дохлый Номер медленно закрыл свой рот и поднялся.

— Мы знаем. Каково это, когда разбивают построенные тобой зеркала. Когда топчут их ногами и называют тебя дурочкой, наивной, ленивой дурой, запутавшейся в своих мечтах..

тихо закрылась дверь. Урх хихикнула.

— А Скелет мертв. — истерично шепнула она, а в глазах стояла влага.

Смерть управляла их кораблем.

Смерть уверенно держала в руках вожжи, смерть всегда была рядом.. — повторял палач, если был пьян, но все делали вид, что не слышат. Не обращали внимания на его блестящие глаза и бежали из кухни… А №8 отбирала бутылку и залпом допивала вино, молча…

Пьяный Палач молчал. Трезвый — не помнил.

Каруселью прогнившей памяти крутился вокруг нее мир, перемалывая в муку все события. Все сливалось в одну картину, все в тот же жуткий сон наяву.

Она не знала, как прожила все эти дни. Она не знала, сколько времени провела со Скалой. Даже почти встала на твердую землю. Она больше не качалась под ногами, реальность больше не норовила уплыть в сторону.. ей даже начало казаться, что ей мог помочь только покой..

Но потом...

— Ты.. — выдавили непослушные губы, а широко распахнувшиеся глаза жадно ловили, пили каждую черточку тонкого лица под большим капюшоном, жадно глотали эти горящие глаза, эту злую, но такую добрую, щедрую улыбку этих таких родных губ.. Тело ее выбивало собой стекло, а губы улыбались и пойманной птицей в груди билось обезумевшее счастье.

Когда же ее тело упало на землю и глаза, застыв, смотрели в небо, старое почерневшее дерево рухнуло, подняв ворох воспоминаний, похоронив остов, старый, добрый остов.