Ярослав Дорофеев — БЕГ

По ту сторону стены было так же. Или нет. По ту сторону стены все КАЗАЛОСЬ таким же. Я стоял, щурясь от внезапной перемены. По ЭТУ сторону стены я видел все ту же стену с небольшим отверстием, в которое струился свет. Я находился в узком сером коридоре, заваленном всяким школьным хламом. Правда здесь не было проводов, тянущихся вдоль стен и струящийся по полу свет, очевидно, проникал из другого источника.

Беглый осмотр показал, что я нахожусь в том же здании школы, в которой учился множество лет назад. Вот только коридор подвала уходил уж слишком далеко и вел, похоже, под землю. Я осторожно пошел вперед. Вскоре я понял, что нахожусь в некоем лабиринте с множеством ответвлений и ходов. Стали попадаться вполне просторные комнаты, в которых остатки выцветшей плитки уживались с недавно окрашенными косяками дверей. Я наткнулся на большой туалет с десятком отгороженных кабинок и первой электрической лампочкой, которую я увидел с момента ПЕРЕХОДА. Правда она давно перегорела. Но от нее тянулся вполне узнаваемый провод, исчезающий в потолке.

Вдруг я услышал гомон голосов, дверь уборной распахнулось, несколько мужчин разговаривая между собой, подошли к умывальнику. Один из них щелкнул выключателем на стене и вспыхнул уютный электрический свет. Они громко смеялись, но я не мог разобрать ни слова из того, что они говорили друг другу. Мужчины были одеты в какую-то рабочую форму, на плече у одного из них висело белое махровое полотенце. Прозвучал звонок, они так же молниеносно вылетели из туалета, как и появились в нем. Я бросился вслед за ними, но коридор оказался пустым, свет погас, и я не смог найти признаков выключателя, на его месте зияла дыра с оборванными клочьями проводов.

Меня пугало царившее здесь запустение. Этот мир напрягся, предвкушая мое появление. Или это мое разыгравшееся воображение рисовало мне картинки прошлой жизни? Я снова отправился блуждать по лабиринтам, интуитивно выбирая более широкие ответвления коридоров. Постепенно стало светлее, хотя я и не мог видеть источника этого света.

Где-то далеко я услышал нарастающий шум. Трудно было точно определить что это, но мне казалось, так гремит поезд. Вот только что он делает под землей, я никак не мог понять. Я двинулся на звук, держась за стену рукой, чтоб не споткнуться о валявшуюся на полу арматуру. Комната закончилась длинным туннелем по дну, которого проходили рельсы. Я не решился спуститься вниз, тем более что шум нарастал. Вдруг меня ослепил свет, и я увидел стремительно приближающийся поезд. Инстинктивно подавшись назад, я наткнулся на что-то по-человеческому теплое и, не успев испугаться, услышал:

— Молодой человек, что вы здесь делаете?! Здесь запрещено находиться посторонним!

А мимо меня уже несся вагон за вагоном, сквозь окна я различал лица пассажиров. Поезд был набит ими до отказа.

Я обернулся, на меня грозно смотрела полная женщина неопределяемого возраста. Она грубо схватила меня за руку и поволока, по лабиринтам громко возмущаясь и обещая отвести в милицию. Я покорно шел, оглушенный происходящим не имея ни малейшего представления о том, как следует себя вести. Оттеснив меня к стене, женщина открыла дверь, и мы вышли в огромный зал, ярко освещенный электрическим светом. Это было очень красивое подземное помещение, стены отделаны мраморными плитами, потолок терялся где-то высоко. По краям зала я увидел туннели, по которым видимо и ездили поезда. В зале было шумно, вокруг нас сновали необычно одетые люди, шум голосов перекрикивал чистый хорошо поставленный голос, доносящийся из прибывшего вагона. Краем уха я слышал, что женщина продолжает причитать, она задавала мне какие-то вопросы, ругалась и даже оскорбляла, но я был слишком оглушен, чтоб найтись с ответом. Через несколько минут я увидел, как в нашу сторону направляется мужчина, одетый в форму. Меня повели в какое-то помещение, там не было людей, стоял стол и камера, огражденная решеткой. Я понял, что угодил в тюрьму. Странно, но это открытие меня позабавило. Сев напротив мужчины за стол я окончательно успокоился и даже смог улыбнуться своей внутренней рассеянности. Мне задали множество вопросов, но поскольку ни один не имел, сколько ни будь практического значения, я предпочел не отвечать на них. Вопрос о том кто я, если не поверг меня в уныние, то, по крайней мере, показался мне неуместным. Поразило меня то, что этим людям был нужен какой-то документ. Можно подумать, что у всех людей есть документы. Единственный вопрос не лишенный логики относился к тому каким образом я оказался тут, но я инстинктивно почувствовал что рассказ о школьном подвале не вызовет доверия у строгого человека в форме. Мужчина был явно зол, он толкнул меня в камеру и захлопнул решетку. Я сел, на скамейку ожидая развития событий. Только теперь я почувствовал, что переживания последних суток (или больше? сколько времени я блуждал запутанными лабиринтами школьного подвала?) изрядно вымотали меня. Вскоре мой подбородок коснулся груди и я задремал.

Мне казалось, прошли доли секунд, и в одно мгновение стало тихо. Но я не могу ручаться за это. Подняв голову, я увидел, что рядом никого нет, свет приглушен, а гомон за дверью сменился зловещей тишиной. Толкнув решетку и обнаружив, что она открыта, я вышел из маленькой комнаты в зал…

Там было пусто. Тусклый свет освещал помещение, но он не был электрическим. Возможно, тут уже тысячи лет не было человеческого присутствия. Мысль об этом обожгла мозг, как раскаленная игла. Но я усилием воли взял себя в руки. В конце концов, с каких пор меня волнует одиночество? В моем распоряжении достаточно времени, чтоб смириться с ним или, по крайней мере, осознать его присутствие. Я увидел вагон. Он торчал из туннеля как-то абсолютно несуразно, иррационально. Двери его, словно алчущие рты, изогнутые немым криком смотрели на меня. Я подошел, внимая безмолвной мольбе железного зверя, поверженного и униженного порождения человеческого прогресса.

В вагоне было пусто, пожелтевшая реклама валялась на полу, кое-где свисала со стен и потолка еще не совсем выцветшая от времени. Интересно сколько столетий назад умер этот вагон, этот зал, этот мир? МОЙ мир болен, так сказал мне собачий череп. Но если это так, то ЭТОТ мир уже скончался от неизлечимой болезни и я наблюдаю его полу истлевшее тело. Остается только вопрос может ли бредить труп, бредить воспоминаниями из своей жизни или это лишь я способен читать заключение патологоанатома?

Интересно, зачем голосу из детства, голосу мертвого пса, было направлять меня в погибший город. Возможно, тогда он еще был жив, а теперь уже слишком поздно, его не поймать, как не поймать тени промелькнувшего детства.

Я тяжело опустился на скамью. Впервые за долгое время скитаний внутренняя пустота наполнилась подступившими слезами. Я обнял голову руками, и казалось, почувствовал тепло пульсирующей в висках крови. Вокруг меня разливалась, плескалась и скалилась услужливая тишина. И тем внезапней был голос, разорвавший ее в клочья.

— Ну, наконец-то! Я так долго ждала тебя…