Top.Mail.Ru

Исповедь не повешенного

Вариация на тему мистического средневекого жанра
Палач надевает на меня оковы и выталкивает из камеры. Мои глаза начинают слезиться даже от такого жадного до солнца утра, как сегодня. Еще слишком рано, чтобы думать о смерти, уже слишком поздно бояться.

Держась за веревку, которой связаны за спиной мои руки, палач идет рядом. Меня стреножили словно лошадь. Неимоверных усилий стоит каждый шаг наверх. На ногах кандалы, из-за которых приходится долго забираться на помост.

Помост весь в занозах, но мои ступни настолько огрубели, что ничего не чувствуют. Здесь уже висят двое. Их тела чуть покачиваются, заставляя веревки скрипеть. Головы накрыты капюшонами. И лишь босые грязные ноги торчат из-под балахонов.

Палач толкает меня в спину. Сам знаю, я не должен смотреть на них. Делаю шаг, забываю про кандалы. Шаг слишком широкий. Меня клонит в сторону, почти падаю, но крепкая рука помогает устоять.

Когда я прохожу мимо второго висельника, успеваю увидеть лужу под ним. Я отворачиваюсь, не хочется думать, что и я вот так обмочусь, прощаясь с жизнью. Я слышу, как скрипит балка наверху, как трутся об нее веревки, издавая протяжный плач. Еще шаг, и что-то падает слева от меня. Я бы рад отскочить в сторону, но тяжелые гири, притороченные к ногам, не позволяют даже сдвинуться. Люди на площади ахают и вытягивают шеи, чтобы лучше рассмотреть, что стряслось. Балка переломилась под тяжестью покойника, и он упал прямо в лужу своей мочи.

Я иду дальше, в то время как труп утаскивают с эшафота за ноги. Я не горю желанием смотреть, как голова повешенного пересчитает все ступеньки, но зрителям на площади это наверняка понравится.

Мой палач кивает на табурет. Я взбираюсь. Теперь передо мной вся площадь и все люди, пришедшие потешить свои бесполезные душонки зрелищем неприглядным.

У края помоста стоят дети. Они тычут в меня пальцами и растягивают улыбки на лицах столь чумазых, что я смею предположить их уличное существование. У одного в руках обрывок веревки, на конце которого мечется тщедушное существо. Эта псина так же, как и я, приговорена. Стоит мальцу посильнее дернуть веревку, ей конец.

Чуть поодаль замечаю молодых женщин в чепчиках и чистых платьях. Это горничные или торговки, которым позволили на полчаса покинуть место работы, чтобы взглянуть на казнь. Глаза женщин горят, будто в ожидании страстного любовника. Останутся ли их глаза такими же яркими, когда меня вздернут? Я хотел бы узнать.

Почти вся остальная публика — сплошь мужчины. В грязных рубахах и жакетах, в пиджаках с потертыми локтями, во фраках и смокингах. Любопытные глаза буравят меня. В них — ненависть и жажда крови, ничего более. Может, еще азарт.

Я стою на табурете, и меня качает, словно маятник на ветру. Толпа колышется, перешептываясь. Я могу услышать их, если захочу. Но мне это не нужно.

Я вижу нескольких господ в высоких цилиндрах. Их лица напряжены, но в глазах я замечаю тот же искушенный блеск. Коляска ждет их на другом краю площади. Возница нюхает табак, дожидаясь хозяина. А кони мирно жуют овес в мешках, привязанных к мордам. Им одним невдомек, что творится на площади.

Перед тем, как накинуть петлю мне на шею, палач проверяет, цела ли она, дергает несколько раз. Потом смотрит наверх, не прогнила ли балка, но я-то знаю, мне так не повезет — балка не сломается и веревка не порвется.

Палач через голову набрасывает петлю, и я чувствую идущий от нее запах гнили и смерти. Затем он надевает на меня капюшон.

Из-под него я снова гляжу на площадь, изменилось ли что-то? И тут замечаю девушку, которая ярким пятном выделяется из толпы, хотя одета как большинство других — серое рабочее платье, передник, рыжеватые волосы выглядывают из-под чепчика, бледная кожа. На сгибе руки она держит корзину, покрытую белым полотенцем. Глаза ее трудно не заметить. Я тону в них, все переворачивается с ног на голову.

Я узнаю, что ее зовут Джулия. Она несла корзину яблок на рынок, но собравшийся на площади люд привлек ее внимание. Если бы она знала, что все они с нетерпением ждут, когда же вздернут третьего приговоренного, обошла бы это место за несколько кварталов. Но уходить поздно, и она стоит растерянная в океане колышущейся толпы.

Я узнаю, что утром ее избил собственный отец, и теперь руки и плечи ее под платьем в синяках. Я узнаю, что на спине под правой лопаткой у нее родинка.

Ее глаза напоминают мне оленя, которому охотники готовятся пустить пулю в лоб, чтобы добить. В них застыла мучительная тоска.

Я смотрю на Джулию, она плачет.

Мой палач еще раз проверяет веревку, и я теряю девушку из вида. Это и к лучшему. Мне не хочется встречаться с ее растерянным, виноватым взглядом. А еще больше мне не хочется, чтобы она увидела, как выпучатся мои глаза под капюшоном, и как вывалится мой язык, когда из-под ног выбьют табурет.

И все же искушение велико. Последний взгляд на Джулию — все, что мне нужно. Она стоит того, чтобы навеки остаться в моей памяти.

Слезы все еще катятся по ее бледным щекам.

Палач четко соблюдает правила ритуала — он спрашивает о моем последнем желании. Я долго молчу, просто потому что мне нечего желать. Я качаю головой. Внезапно налетевший ветер ерошит мои волосы, теребит ветхие одежды. Они на мне с первой минуты заточения.

Толпа недовольна. Этот ветер может помешать им увидеть, как задрыгаются мои грязные ноги, когда петля вгрызется в горло.

Чьи-то чепчики и шляпы взмывают в воздух. Женщины с криками разбегаются, придерживая пышные юбки. Собака срывается с поводка, и дети гонятся за ней.

Ветер крепчает.

Лошади встают на дыбы, и вознице с трудом удается сдержать поводья. Один из господ уже спешит к экипажу. Пригибаясь от ветра, он размахивает тростью, другой рукой удерживая цилиндр на голове.

Площадь опустела. И только Джулия все еще стоит там. Чепчик унесло ветром, и пожар ее волос вырвался на свободу. В корзинке теперь видны крупные краснобокие яблоки. А девушка все смотрит на меня и что-то шепчет.

Ветер превращается в настоящий шквал, и палача тотчас сбрасывает с помоста. Я остаюсь один — восковая кукла, стоящая на табурете с веревкой, затянутой вокруг шеи. Давно прогнившие балки издают протяжный вой над моей головой. Если они переломятся сейчас, то меня придавит. Висящий рядом покойник раскачивается так, что эти сумасшедшие качели вызывают у меня приступ морской болезни.

Мне виден край площади, где отставшие господа все еще пробираются к коляске. Их клонит к земле. Кто-то ползет на четвереньках. Меж тем коляску вместе с перепуганным извозчиком подхватывает небывалый вихрь. Они взмывают ввысь.

Яблоки из корзинки Джулии повсюду, вымощенная булыжниками площадь обратилась в море подпрыгивающих зеленых шаров с красными боками. Волосы девушки парят в воздухе, словно змеи, а глаза испускают зеленоватые искры.

Я такого еще никогда не видел. И я кричу. Но только потому, что мои глаза тоже превращаются в горящие факелы. Джулия поднимается на помост и протягивает руку, чтобы освободить меня от удавки. Яблоки продолжают покрывать площадь, но все больше их поднимается в воздух. Они кружатся в водовороте над нашими головами, вместе с лошадьми, повозкой и теми господами, которых тоже унесло в небо. Боюсь, все они разобьются, когда ветер стихнет.

Джулия снова что-то шепчет, и два коня медленно опускаются прямо перед ступенями, ведущими на эшафот. Глаза их безумны. Мне они кажутся мертвыми. Но стоит Джулии провести рукой по их мордам, и лошади уже готовы ей служить.

Я помогаю ей забраться в седло, затем сам сажусь верхом. Кони выбивают копытами золотые искры, так им не терпится понести своих седоков. Джулия дергает поводья, и кони взмывают в небо, где наравне со звездами по черному бархату скачут зеленые яблоки с красными боками.




Автор


Nixe777

Возраст: 40 лет



Читайте еще в разделе «Турнир 34. «Я - не я», анонимный»:

Комментарии приветствуются.
в каждом предложении уточнение, что это мои руки, меня толкают, гляжу я как не странно моими газами
0
28-12-2012
Хм, наверно так задумано. Чтоб Странк обломался
0
29-12-2012
milena
 
Привет. Мне подумалось про Мерлина, Моргану и вспомнилось про "Имя РОзы". На фоне этих творений ваше произведение не впечатлило
0
31-12-2012
Понравилось. Язык 4, сюжет 5, стиль 4
0
02-01-2013
Grisha
 
Палач через голову набрасывает петлю, и я чувствую идущий от нее запах гнили и смерти. Затем он надевает на меня капюшон. — сначала капюшон, а потом петля, мне так кажется. Но спорить не буду.
Сам язык изложения не похож на средневековый, скорее напротив кажется вполне современным. Но если стилизация кажется мне не слишком удачной, то как отдельное произведение, лично меня эта миниатюра (или рассказ) порадовал(а). С яблоками ход отличный, автор уделил значение деталям, которые, собственно, и создали картину. За это Вам от меня отдельное спасибо. За работу с деталями и стиль повествования я ставлю 5, сюжет 5, но оценка за стилизацию 4.
С уважением.
0
04-01-2013
выполняя волю вышестоящих инстанций, жажду поставить всех в известность:
"Срок приема произведений и их оценки: с 12.12.12 по 21.01.13"
праздник продолжается, стилизуйтесь
0
11-01-2013




Автор


Nixe777

Расскажите друзьям:


Цифры
В избранном у: 0
Открытий: 1906
Проголосовавших: 3 (Nixe7778 mynchgausen9 Grisha10)
Рейтинг: 9.00  



Пожаловаться