Sobolps — Пётр Крестников. Изумрудное-9

…Тишина и зловещий покой.

Белый, как простыня.

Это доктор. Ему нужно верить. Он желает мне только добра. Я не сплю уже пятые сутки. Понимаю, что это нелепо звучит, но меня гложет страх, ест меня изнутри. Я не знаю, чего я боюсь и от этого мне очень больно. Боль повсюду, она не уймётся. Не отступит до тех пор, пока… Пока что? Пока доктор не даст мне таблетку, волшебное средство. Ведь оно должно быть. Непременно оно должно быть. Где-нибудь. Совсем рядом. Может в шкафчике, может в аптечке, а может в кармане его пиджака. Если нет — остаётся одно: разорвать свою плоть на куски, или лопнуть, как мыльный пузырь. Жить вот так, в этом ужасе невыносимо. Терпеть не могу ни минуты, ни доли секунды. Пусть застрелит меня, или выпустит кровь. Если выхода нет.

Учат их в институтах. Придумает что-нибудь. Должен.

Вот, сейчас… Вижу… Чувствую… Скажет.

—Так уж сразу и лопнуть? Однако. Фантазёр Вы, Сергей Александрович, право. Вы просто устали. Вам нужно поспать. Успокоиться и отдохнуть. Это только депрессия. Лёгкая. Скоро пройдёт, улетучится, как страшный сон. В наши дни каждый третий, а то и второй… Стрессы. Жизнь, как машина. Компьютер.

—Отдохнуть? Отдохнуть прокурору района? Смешно! Вы меня улыбнули. Преступность не спит. Каждый день, как по лезвию бритвы. Это я… Я забыл, когда телик смотрел. Вам легко говорить. Нужна просто таблетка!

—Прокуроры, они — тоже люди, Сергей Александрович, тоже болеют. Преступность придётся доверить своим заместителям. Уверен, под Вашим началом работают профи, серьёзные люди. Вы сможете руководить ими по телефону. А таблетка, извольте, конечно же будет, но в комплексе. В комплексе со свежим воздухом, музыкой птиц, первозданной природой. С хорошим здоровым питанием, строгим режимом. Со спокойным, приятным общением. Это так, Сергей Александрович, так. Только так. А без этого наши таблетки — пустой порошок. Не поможет.

—Поконкретнее можно?

—Разумеется. Я Вам дам направление в профилакторий. Это в ста километрах отсюда. Живописное, чудное место. Профилакторий Научно-Исследовательского института, «Изумрудное —9», не слышали часом? «ПНИИ» сокращённо?

—Нет. Не вспомню. Наверное… Не приходилось.

—Что Вы, что Вы! Как так? Элитное заведение. Не всякий туда попадёт. У меня там приятель работает, так, что нам с Вами будет попроще. Там мы Вас и подлечим. Согласны?

—Почему нельзя дома?

—Нельзя.

—Доктор, я не шучу. У меня совершенно нет времени. Вы вообще понимаете, с кем говорите? У меня здесь убийцы, маньяки и наркобароны. Ну, какой к чёрту профилакторий?

—Господин прокурор, успокойтесь. Мы сейчас всё уладим.

Вместо ожидаемой мною таблетки, из кармана пиджака доктор плавно извлекает чёрный сотовый телефон, набирает номер. С видом всемогущего чародея, совершающего тайный магический ритуал, протягивает трубку мне. Чёрт возьми! Со мной говорит мой начальник:

—Поезжайте, полковник, лечитесь. Психиатр — наш человек. В Изумрудном есть «дело». Все подробности позже, на месте. Отправляйтесь немедленно. Это приказ!

Дороги под Казанью хорошие, зря их ругают. Полицейский УАЗик — «буханка», тщательно замаскированный под «скорую помощь» долетает до места стремительно, как метеор. Таблетку доктор мне всё-таки дал, даже две, боль немного утихла. Телефон пришлось взять его, этот чёрный, мой стоял на контроле, рабочий — «палёный», пришлось от него отказаться. Пока ехали, скинул своим новый номер, получил подтверждения, вроде все в курсе. Раньше шеф никогда не звонил лично мне, а сейчас отклонился от правил. Значит, дело действительно важное, чрезвычайное, я всегда это чую, как зверь, интуиция сыщика — верный диагноз.

Понимаю, везут меня прямо в бандитское пекло, скорее всего — террористы, или хуже того — глобальное тайное общество, может быть — государственный заговор, переворот, может быть — планетарный… Вселенский! В наше «новое время» возможно такое, что не снилось Железному Феликсу, вместе с товарищем Берией даже после суровой, свирепой революционной «зубровки».

Засветился я в прокуратуре по полной, что уж там говорить, к чему ложная скромность. Все последние мои операции без исключения были успешны. Нет, «успешны» — какое-то робкое, неконкретное, мутное слово. Все мои операции были великими! Тонкими, продуманными до мелочей, блестящими разработками, творческими произведениями сыскного искусства, бесспорно — международного уровня, достойными пера Конан Дойля, Агаты Кристи и прочих признанных классиков жанра. Коллеги между собой называли меня «Паганини», что значит в их понимании — «гений— виртуоз», непостижимая высота мысли, непревзойдённый Мастер своего дела, с большой, разумеется, буквы. В тайне все они жутко боялись меня, уважали, как, впрочем, и мир параллельный — преступный, уже в двадцать девять я стал настоящей грозой криминала. Настоящим и праведным авторитетом. В законе! В тридцать получил должность прокурора большого района. Молодость — крупный козырь в колоде, даже если играешь краплёными с настоящим, реальным каталой.

Итак, Изумрудное… Что я здесь вижу? Хвойный лес, корабельные сосны. Высокие, толстые в два-три обхвата, не меньше — вековые деревья, какой-то мистический сумрак. Глухой бетонный забор, на заборе «колючка», повсюду камеры видеонаблюдения, проходная, ворота, охранник. Охранник — в камуфляже! Неслабо для профилактория. Вывеска:

ПНИ "ИЗУМРУДНОЕ — 9"

Шлагбаум. Территория.

Внутри довольно прилично. Газонная травка повсюду, цветочки на клумбах, всё ровненько и симпатично. Здания в белой вагонке, дорожки — мокрый асфальт. Копошится народец. Вероятно садовники, или уборщики, все в спецодежде, отдыхающих не наблюдаю. Скрипят тормоза, остановка. Встречают.

Двое в штатском — мужчина и женщина. Холодные строгие лица — прикид деловой, нерадушный официоз.

—Добро пожаловать, Господин Прокурор! Очень рады Вас видеть, — произносит мужчина, — Людмила Аркадьевна Виллер. Прошу любить и жаловать. Мой заместитель, — представляет почтительно даму. — Моя фамилия Почень. Виктор Михайлович Почень. Директор. К Вашим услугам.

Мужчина — небольшого роста, молодой человек лет тридцати пяти — сорока, весьма приятной наружности в строгом сером костюме без галстука, как это сейчас стало модно на официальных приёмах. Черты лица симметричны до неприличия, невероятно сухие, лишённые жизненной искры. Глядя на него, сразу вспомнился «Бэримор, Сэр», дворецкий из «Шерлока Холмса», только вовсе не русской, а штатовской видеоверсии, цифрового разгула гламурных богатых ушлёпков. Сразу стало понятно, что фактически он — никакой не директор, ведомая шавка, «шестёрка» по-нашему, кинестетический прихвостень, подкаблучник, услужливая простыня. Чего не скажешь о его пухленькой, энергичной, сияющей спутнице. Она точно здесь — императрица.

Почень словно подслушал мои наблюдения, с гримасой сучки, стащившей мясо с хозяйской тарелки, стыдливо спрятал глаза.

—Ктулху, — произносит Людмила Аркадьевна.

—Простите, что?

—Все зовут меня так. Ктулху я.

Ответить внятно на подобное заявление, или признание женщины, сложно. Продуктивно работает, быстро. Берёт быка за рога. Техника, впрочем, известная — «лингвистический якорь». Однако приятно. Сомнений всё меньше и меньше, игроки знают толк в своём деле, игра обещает быть сильной.

Ктулху — среднего роста, курчавая, светловолосая, плотного телосложения, с зелеными глазами, бальзаковский возраст. Одета со вкусом, без лишних деталей, в длинную чёрную юбку до пяток, снежно-белую шёлковую рубашку навыпуск, в туфельки без каблучков. Элегантно, практично и просто. Самой поразительной чертой лица её мне привиделись губы, точнее — рот. Линии этого рта имеют свою изюминку, уникальную фишку, неприметный тонкий изгиб, благодаря которому нижняя губа поднимается на упругую, мощную верхнюю, — хищным клином. Таким образом, в углах образуется сразу несколько изощрённых улыбок. В соединении с наглым, напористым, проницательным взглядом — гремучая смесь. Не заметить такого лица, скажем, в плотной толпе, невозможно. Снова «якорь? Уже визуальный. Прикольно.

—Двенадцатый блок. Там посмотрим, — командует Почень.

—Конечно, — соглашается с ним Людмила Аркадьевна Виллер.

Терпеливо молчу. Обойдёмся без лишних вопросов.

Моя резиденция — блок номер двенадцать, помещение 36-«Б». Это третий этаж. Безусловно, не люкс. Конспирация.

Мрачная комната. Две кровати, два стула, шкаф, письменный стол. На окошке решётка. Отдельный санузел. Отлично! Застенки НКВД (улыбаюсь), хорошо для работы. Практичный следственный бункер.

Буду здесь не один. На полу человек. Равнодушно сидит в позе лотоса, читает книгу, на меня — ноль внимания, тёплое гостеприимство. Просто так не подсадят. Напарник или бандит? Разберёмся. Всему своё время.

Применяю подстройку. Опускаюсь по стеночке на пол, принимаю похожую на него позу, закрываю глаза и пытаюсь дышать точно с ним в унисон, в тишине это просто, всё слышно. Считаю розовых слоников, оптимально до ста. Это точно сработает, это — наука. Научил мой коллега — такой Пелехатый, вербально. Специальные курсы — онлайн. Минут двадцать проходит. Сейчас… Обязательно заговорит.

Ага, вот:

—Третий день хату не запирают. Свободный доступ на зону. За примерное поведение бонус. Сечёшь? Так что не запали. Будешь, сука, бабзячить, пришью, — наконец-то сдаётся сосед.

Начинает общение. Сам! Строит коммуникацию! Я его сделал… Никогда не лажает метода. НЛП — офигенная вещь!

—Остынь, дядя. Могу огорчиться, — отвечаю уверенно.

—Опс… Однако! Отчаянный. Смелый. Приятно. Давненько с такими судьба не сводила. Ты кто, доходяга?

—Паганини.

—Отрадно. А то моду взяли здесь все по кликухам. Никакого респекта. Я — Грязный, ага. Дима Грязный, не слышал?

—Фамилия?

—Ооо… Ну ты, блин, ты в натуре… Даёшь… Чё, с Луны что ли рухнул?

—Из прокуратуры.

—Пипец. Вот непруха. Одни идиоты.

—Слышь, Грязный, полегче! Следи за словами!

—Дык… Тебя глючит что ли, родной. Ты вааще понимаешь, куда ты попал?

—Профилакторий. « Изумрудное-9». Какие проблемы?

Несколько секунд собеседник находится в откровенном ступоре от моих слов. Потом с ним случается приступ. Дикий, истерический смех валит Грязного на пол. Тело бьётся в конвульсиях — сопли и слюни. Дьявольское представление. Через пару минут всё проходит. Дима спокойно встаёт, удаляется в туалет, там приводит себя в совершенный порядок, возвращается плавно. Как кошка подходит к окну, сквозь решётку окна смотрит прямо на свет. Произносит:

—«ПНИ» — «Психо-Неврологический Интернат»! Психо-Неврологический Интернат «Изумрудное-9». Врубился?

Тонко, лихо играет. Самоуверенно, жёстко. Блефует, как дышит. Всех моих козырей из болота на чистую воду одной отточенной фразой. Суровый противник. С ходу в яблочко, даже не целясь. Эти в плен брать не станут. Боевые нежданчики вышли на цель. Дальше проще — уничтожить!

Только «карта не есть территория». Превентивный фокус внимания — тоже критерий. Существуют секретные фильтры. Критериальное ощущение мира внутри — это мой алгоритм, а его можно править, редактор запущен. Вербальная коммуникация — только вибрации воздуха, смысл бесчастичен. Смысл меняет меня, изменяя противника, так всё работает — принцип успеха! Победитель всегда пребывает внутри своих переживаний. За пределом иллюзии победителя нет. Сменить фокус внимания, значит, разрушить Вселенную. У Вселенной нет имени, кроме тебя. У Вселенной нет памяти, кроме твоей.

—Покурю, — говорит Дима Грязный.

Выходит из комнаты.

Отлично. Неплохая возможность связаться с домашними. Звоню жене.

—Привет, милая, как ты?

—Отлично. Весь день недоступен. Ты занят?

—У меня другой номер, родная, вот этот. Пришлось поменять телефончик. Так нужно.

—Что случилось? Какой-то встревоженный голос. Ты уже пообедал? Ты где?

—Срочная командировка. Отправили чёрте-куда, в настоящую тьму-таракань. Нужно здесь поработать.

—Надолго?

—Не знаю. Пока непонятно.

—Ёлки-палки! У них там послать больше некого? Нам сегодня к шести. День рождения Славика, помнишь? Я уже и подарок купила.

—Киска, сходишь одна, хорошо? Потом всё объясню. Ты же знаешь всё, солнышко, — служба. Мелочёвкой не занимаюсь. Все дела государственной важности. Говорить неудобно.

—Понимаю, любимый. Всухомятку только не кушай, пожалуйста, испортишь желудок. Там тебя хоть накормят?

—Надеюсь.

—Надежда умирает последней. Говорила мне мама… Сама виновата. Знала, дурочка, за кого выхожу. Береги себя. Буду скучать.

—Я люблю тебя, детка.

—Угу…

Славик… Мой лучший друг. Наш следак. Не забыть — позвонить и поздравить! Ближе к вечеру.

Супругу мою зовут Настя. Настя… Настенька… Мы с ней венчаны в Церкви. Наш союз скреплён на небесах, разрушить его, стало быть, невозможно. Вместе мы, скоро будет, шесть лет, словно целую вечность. Будто я и не жил до неё. А сейчас понимаю смысл фразы: «моя половинка», понимаю всем сердцем, внутри, без неё меня нет, уникальная женщина.

Познакомились мы в интернете, совершенно случайно, вконтакте. И с тех пор я не верю в случайность. Всё, что с нами творится, хотим мы того или нет, происходит по плану.

Случайностей не существует, равно как мелочей. Всё большое из мелкого. Мелкое из большого. По незримой спирали — закон! Измени произвольно один неприметный кирпичик в строении, здание станет другим, если только не рухнет, удивительный фокус. Все события наши продуманы, всё просчитано до…

Мы не делаем лишних шагов. В этом смысле я марионетка. Впрочем, это ни капельки не напрягает. Счастье — «С Частью», «сОчастие», проще — участие в плане, а несчастье — отрыв от системы. Происходит по разным причинам. В основном, чтобы просто понять. И найти что-то очень своё.

Получить наслаждение трудно без боли, вездесущая критериальность. Мы не знаем добра до тех пор, пока нам не откроется зло.

С Настей в скайпе сидели два года, над нами смеялись. Настя с крайнего севера, издалека, в самых дерзких фантазиях я и представить не мог, что вот так вот, возьмёт и приедет. Теперь Настя — жена. Кровь и плоть. Чудеса!

Она веб-программист. Сидит дома и делает сайты.

Долго курит сосед. Время — икс. Мне пора прогуляться.

«Сударыня — матушка,

Что-то небо хмурится.

Я пойду, пройдусь по улице.

Пошукаю красну девицу»…

Шутка шуткой, а Грязный во многом был прав, нужно признать. Если это и профилакторий, то странный, обитатели — люди отнюдь не простые, ведут себя, мягко скажу, необычно. С «моей колокольни» они не совсем адекватны. Создаётся устойчивое впечатление, что народ здесь находится под воздействием какого-то неизвестного мне психотропного оружия. Газ? Звук? Низкочастотные, или высокочастотные волны? Гипноз? Нейролептики? Прочая химия? Может, комплекс воздействий.

Длинный глупый такой коридор, абсолютно нелепый, безжизненный, скучный. Что называется: «глазу не за что зацепиться». Бесконечно пустые серые стены. Нет ничего — ни картин, ни цветов, ни удобных насиженных кресел, диванчиков, голый пол без конца и без края. Даже ковриков не постелили.

Освещение ровное, монотонное, давит. Без оттенков и разнообразий. Люди бродят по этому коридору бесцельно, как призраки, совершенно потерянные, словно здесь они и не здесь в одно время. Много… Много людей. Некоторые стоят «по стенке», говорят что-то сами себе, будто молятся, ловят каких-то невидимых мух, неохотно навязчиво жестикулируют. Слышны обрывки запутанных, лишённых всякой логики фраз.

Одна женщина плачет. Сидит на полу, что— то шепчет в ладони и плачет. И всё это нормально, никто не подходит утешить её, просто поговорить, расспросить, в чём причина чудовищных переживаний.

Мужчина… Рисует что-то в воздушном пространстве мизинцем левой руки и хохочет при этом.

Никому до меня дела нет. Искать нужно, наверно, курилку.

Поиски занимают примерно минуту. Слава Богу, с курилкой здесь всё, как у всех, она рядом, довольно просторная комната, длинные лавочки, урны, большой вентилятор.

Курильщиков нет никого, неудачно попал, сигареты забыл захватить. Слабо, скудно накурено, скоро вернутся. Придётся слегка подождать. Я сегодня стрелок.

Присаживаюсь. Замираю. Пытаюсь расслабиться.

Слышу шаги.

Входит девочка лет десяти в коротеньком розовом платье, в белоснежных носочках, без обуви, с длинной русой роскошной косичкой и бантиком в ней, ярко-красного цвета. Глаза голубые, глубокие, как океан, смотрят пристально, вкрадчиво, с лёгкой опаской, словно ищут кого-то, но тщетно. Потеряли. Не могут найти. Милый, славный, красивый ребёнок. Заблудилась, наверное. Э-эх…

—Привет, — говорю, — детка, дверью ошиблась? Здесь взрослые дяденьки курят, дым — вредно, здесь детям нельзя.

—А мне можно, — отвечает застенчиво девочка.

Встаёт ровно, холодно, как манекен, или кукла, уверенно, точно напротив меня, смотрит. Взгляд неестественный, взрослый, даже жутко немного.

—Это как? Почему?

—Потому что меня уже нет. Ты убил меня, дядя Серёжа.

—Ты в порядке, малышка? О чём ты?

—Неужели не помнишь? Совсем?

—Как зовут тебя, милая? Бедная девочка?

—Звали! Зва-ли! Уже не зовут. Раньше звали Аришкой. Я гуляла у дома по детской площадке, играла с подружками, ты подошёл, неужели забыл?

—Интересно, и что?

—Ты ко мне подошёл и сказал: «Ришка, хочешь конфет?» И достал эскимо из пакета. А я тебя знала! Ты рядом живёшь, в доме красном квадратном напротив. Я сказала: «хочу». Ну… Ты взял меня за руку и потащил.

—И куда притащил?

—К себе в гости. Поил меня чаем, кормил шоколадом, потом читал книжки про диких людей.

—Первобытных?

—Ага. Потом сам одичал. Стал страшнее их всех вместе взятых. Ты достал большой нож и ударил меня прямо в горло! Потом резал… И резал! И резал! И бил… Весь в крови, как мясник. Так свалился без сил и проспал до утра. А наутро меня распилил и сварил из меня холодец. Вот, хотела спросить, как тебе? Моё вкусное? Мясо?

—В доме красном? Квадратном? Напротив?

—На двери подкова висит. А внутри диван чёрный, старинная лампа и письменный стол — развалюха. На стенке старик волосатый. Язык длинный высунул, дразнится, как дурачок.

—Эйнштейн…

—Ну вот, точно, Эйнштейн. Ладно, я побежала, с тобой не прикольно. Если вспомнишь, найди меня, буду здесь, рядом. Теперь это просто. Никто меня больше не нянчит. Стоит только представить и всё… Куда хочу, туда лечу, с тобой молчу, с другим кричу. Я свободна, как тень. Или ветер?

—Что мне вспомнить, Аришка?

—Да мясо моё, неужели так трудно, мне хочется знать. Вкусно было? А, может быть, нет?

Дверь курилки открывается и закрывается, словно сама по себе. За ней… Девочка исчезает, как призрак.

Действительно, чёрт возьми, дом мой десять на десять из красного кирпича, совпадение? Ладно. Скорее всего, но подкова! Откуда она это знает? Шут с ней, с подковой, её видно с улицы всякому, как быть с Эйнштейном?

«Диван чёрный, старинная лампа и письменный стол-развалюха»…

Неправда! Стол — не развалюха! Шикарный стол, очень удобный, от бабушки мне по наследству достался — антиквариат, весь из цельного дуба, таких сейчас больше не сыщешь. Но откуда ей знать про мой стол? Кто прислал эту девочку? Это — враги! Неужели следили за мной? Они всё это время следили! За мной и, конечно, за Настей. Значит, Настя в опасности. Чёрт возьми, чёрт!!!

Телефон… Набираю…

—Здравствуй, милый.

—Привет. Настя, солнышко, как ты? Где ты? Зайка, всё хорошо?

—Я у Славика. Всё хорошо, дорогой, прибежала пораньше. Помогаю Наташе — жене его, не успевает. Будет море гостей. Попросила меня. Котик, что-то случилось?

—Пока я не приеду, малышка, поживи там, у них, никуда не ходи, принеси туда комп. Это важно. За нашим домом следят. Ты в опасности, крошка.

—Кто следят? Почему?

—Просто сделай, как я говорю, без вопросов, окей? Передай это Славику, он поймёт. Я приеду и всё разрулю. Детка, кто-то идёт, не могу говорить.

—Ладно, милый, как скажешь.

—Будь умницей, киска, целую.

—Целую. Пока. Береги себя, муж.

Заходят двое, одеты просто — рабочие брюки, рубашки, спортивная обувь, очевидно — персонал. Почему-то подумалось сразу — сантехники. Или электрики? Одним словом — курильщики. Это вселяет надежду. Курить хочется очень.

Один рыжий кудрявый, другой — чисто лысый, с усами, совсем, как у Бульбы Тараса, Хохляндия — Мама. Садятся на лавочку, чиркают спичкой… Дымят.

—Сигаретки не будет? — Спрашиваю аккуратно.

—Брат, у нас только две, я оставлю, — обещает мне лысый.

Выпадаю из поля их зрения и ощущений. Их «величествам» не до меня. Между ними вершится беседа, достойная двух демиургов:

—Страшно было в курилку идти. Охренели, козлины, в натуре. Спецзона, а не интернат, — говорит тихо, шёпотом рыжий.

—Чё за тема, слышь, Лис, обоснуй, — интересуется Бульба.

—Ты не в курсе?

—Нет. Я… Мне задвинули аминазина тройного. Я глаза чуть продрал. До сих пор отходняк. Как наркошу штормит. Ломки, сука, кривые.

—Везунчик. У нас тут такое!!! Вся крыза на ушах. Типа — полный шугняк.

—Это чё за дела? Не томи!

—Почень, гад, принял нынче маньяка. Тот маньяк — людоед натуральный, убийца серийный, вааще без башки, отмороженный — мразь. Деток… Маленьких девочек кушал. Зазовёт шоколадкой ребёнка на улице, затащит в хату и… Хрясь! На кусочки разрежет и жрёт. Хладнокровный… Расчётливый, падла. Целый месяц ментура поймать не могла, всех, блядь, за нос водил, следа не оставлял. Говорят, в прошлом — сам прокурор. Краснопёрый, из бывших. Бортанули его за садизм, над «ЗК» измывался, паскуда. Превышение должностных полномочий… Потом крышу срубило видать. Пока три в доказухе, три девочки точно, останки уже схоронили. Дальше — больше, найдут стопудово.

—Гонишь, Лис, на хрена его к нам? У нас типа того… Инвалиды. Здесь не «Огненный», а?

—Я гоню? Сам сходи, посмотри, если борзый такой! Палата 36 «Б», даже дверь не закрыли, заразы. Не заперли. Все давно уже знают, а ты коматозишь. Проснись.

—Это как теперь жить? Чё за хрень? Беспредел!

—Ну дык… Ктулху его сразу заклопиксолила в дрянь, овощ он вроде как. Только чем чёрт не шутит. Бережёного Бог бережёт.

Дотлевают окурки. Курильщики спешно уходят.

—Ты оставить кому-то хотел. Докурить? Лысый, с кем ты базарил? — Уже за дверью нехотя вспоминает Лис обо мне.

—Это глюки, наверно. Колёса. Там нет никого. Померещилось, — овечает Хохляндия… Мама.

Накурился волшебной, чарующей, глубоко эстетической речью!

Что же это со мной происходит? Словно все сговорились.

Играют. Как тонко играют!

Артисты. Так можно свихнуться. На это расчёт? Слишком просто. Нелепица, 36 «Б» — это мой кабинет, не палата, моя резиденция здесь в «Изумрудное — 9», кто же все эти люди? Может время пришло, может встретиться с этим пронырой директором Почень, вывести эту жучилу на чистую воду? Ах ты, Виктор Михайлович, Виктор Михайлович… Неужели ты думаешь, я до сих пор не просёк? ФСБ, ГРУ — это ваш стиль, ребята! Лихо можете, горд за Россию. Только козыри нужно беречь. Не мой уровень с шилом на танк. Камень точит вода.

Закрываю глаза. Пытаюсь проникнуть в своё подсознание. Вижу… Маленький мальчик. Мальчик странный, не любит гулять там, где много народа. Он не любит общественных мест, у него нет друзей, мальчик бродит по стройке. Огромная пятиэтажка, строителей нет на объекте, в городе выходной, лето, солнечный день. Вокруг длинные подъёмные краны торчат из земли, словно иглы с крюками, похожими чем-то на клешни огромных ракообразных чудовищ из модных мультиков-ужасов. Бетономешалки, вагончики, плиты и кирпичи, всюду серая пыль тучками из-под маленьких ног, все ботинки ребёнка в пыли, пыль — цемент. В руках мальчика маленький котик. Котик серый, пушистый, хорошенький, трётся нежно мальчонке об ручки, тычет чёрненьким носом в рубашку, урчит. Мальчику десять лет. Шаловливый, забавный пацанчик.

Пацанчик достаёт из кармана простой карандаш и точилку, садится на лестницу лестничной клетки, опрометчиво, прямо на пыль, изучающее смотрит вокруг, аккуратно, размеренно, не торопясь начинает точить. Карандашик становится острым. Острее… Острее… Острее…

Стержень будто бы шило. Котику интересно конечно, он лапкой его, карандаш, норовит укусить понарошку, цепляет его коготочком, задира.

—Играют. Как тонко играют! — Вспоминаю свои рассуждения.

Мило.

Вдруг…

Глазки мальчика хищно взрываются необузданным животным страхом, они светятся в серости пыли как угли, раскалённые, жадные угли в золе от проспавшего вечность костра, или даже вулкана, лицо вмиг искажает кривая, неестественно-злая улыбка. Мальчик резко хватает ладошкой котёнка за тонкую шею и слабую грудь. Точилка падает на пол, пропадает в цементе. Другая рука, вооружённая отточенным карандашом, наносит уверенный, меткий удар прямо в глаз беззащитной зверушке. Брызжет кровь, ползёт струйкой по мордочке котика, по ладошке ребёнка. Котик смирно молчит. Это шок.

Мальчик подло смеётся и плачет одновременно от собственной трусости и… Восторга.

Пальцы крутят оружие, свой карандаш внутри плоти, разрывая так тонкие ткани, ковыряют кровавую рану. Пальчиком на язык — непривычно на вкус. Как огонь. Пробирает до самых костей.

Томный вдох, клик победы, вдох-выдох и снова удар. Другой глаз. Ещё глубже, до мозга. Карандашик внутри головы. Новые ощущения, другая боль. Она слаще.

Агония или экстаз? Дикий адреналин. Как прыжок с небоскрёба. В бездну.

Распороть живот котику — дело нехитрое. Карандашиком острым. Извлечь кишки, размазать их по лицу, облизать горячие губы. Дальше — проще, за хвост и об стену. Пущай полетает.

—Се-рё-жа! — Женский голос.

Мальчик бросает жертву, испуганно убегает.

Смотрю, кто там кричит… Боже мой!!! Это мама… Моя!

Детство — странная штука. Словно я и не я, так бывает. Помню много хорошего, много плохого, но больше не помню, стирается память. Остаются лишь яркие воспоминания, или те, что уже не способны причинить настоящую боль. Организм защищается. Всё дело в том, что у взрослого человека, как бы он ни гордился, ни важничал, ничего своего не бывает. Всё, что взрослый имеет сейчас, он украл у ребёнка. Карта мира — моё восприятие, всё, что я ощущаю теперь, сформировано в детстве. Информация, которую я приобрёл ещё там, определяет мои поступки сейчас. Человек не может быть зрелым и опытным, человек — это просто яйцо. Скорлупа — моё тело, внутри — что-то мягкое и непонятное (может душа?), из души формируется главная ценность процесса, приключения под названием «жизнь». Жизнь — процесс созревания, от рождения до самой смерти. Смерть — только начало. Размышлять о Создателе, о Его Промысле так же нелепо, как нелепо яйцу размышлять о своём петухе. Или больше — размышлять о самом птицеводе, о хозяине всей птицефермы. О том, кто уже отрубил петуху его буйную голову и сварил из напыженной птицы восхитительный суп. Для себя? Может быть для гостей? Яйцам знать не дано. Для чего и во имя чего нас здесь греют, планируют, оберегают?.. Ничего не бывает ужаснее взрослых детей!

Яйца куриц не учат!

Неужели я был таким жутким ребёнком? Неужели я мучил котят? Это бред! Это только эмоции. На работе нельзя раскисать, враги только и ждут. Выхожу из курилки.

Коридорные «призраки» встречают меня равнодушно, прохожу мимо них, меня словно не видят и не замечают, все заняты чрезвычайно своим «богатым» внутренним миром. Ощущаю себя каплей в море, незначительной мелкой фигурой, никчёмной песчинкой в песчаной пустыне без конца и без края. Детально исследую теперь уже мой, этот третий этаж «не моей богадельни». Однако тщетно. Ничего выдающегося обнаружить мне не удаётся, всё везде одинаково серо, безлико, почему-то до боли знакомо. Ад отнюдь не исполнен мистическим разнообразием, как описано в древних, волнующих воображение сказках. В Аду много детей. Много маленьких девочек. Им всегда что-то нужно. Вот опять… Одна из таких любопытных «красавиц» направляется прямо ко мне. Егозе лет четырнадцать. В синих трикошках, в мужской растянутой майке, короткая стрижка, тапочки, шерстяные носки… Что-то будет вещать.

—Сергей Александрович? Здравствуйте! Оля. Я — Оля. Мы с Вами знакомы.

—При каких обстоятельствах?

—Да, да, да. Мне уже говорили… Что Вы забываете всё очень быстро. Это очень удобно. Скажите, Вы это специально? Или с памятью точно… Реально того?

—Я на память не жалуюсь, девочка, ты меня с кем-то путаешь. У меня, знаешь, великолепная память. Стоит раз посмотреть — навсегда. До мельчайших деталей.

—До мельчайших? Вот ведь… Я же Оля, как так?

—Оля, что тебе нужно?

—Просто я любопытная, как Вы заметили, нетерпеливая, хочется знать. Вы зачем это делали? Смысл?

—Что конкретно? Я не понимаю.

—Можно, я расскажу?

—Ну… Валяй.

Девочка корректно ждёт паузу, пристально смотрит мне прямо в глаза, словно пытается что-то найти в моём сердце, поправляет свои короткие волосы и говорит:

—Однажды, совсем недавно, с моей семьёй приключилась беда. А семья у нас очень хорошая, дружная, любим друг друга. У меня пропала сестрёнка Алёнушка. На два годика младше меня. Ушла в музыкальную школу и вот… Не вернулась.

—Интересно, — пытаюсь держать разговор.

—Не стоит. Не перебивайте, пожалуйста, Сергей Александрович, я расскажу всё, как есть. Это мне нелегко. Может, вспомните, я на это надеюсь, — продолжает уверенно Оля.

—Хорошо. Повинуюсь.

—Все искали, конечно… Полиция и «МЧС», и знакомые, даже соседи, но тщетно. Я сходила с ума! Я забыла про сон, про еду, места не находила себе, все глаза изревела, не знала, что думать. И как дальше жить. А потом, совершенно случайно как будто, на троллейбусной остановке возле садика встретила Вас. Вы пытались со мной завести разговор. По душам, вспоминаете, дядя Серёжа?

—К сожалению, нет.

—Ничего. Это скоро пройдёт. С незнакомцами я не общаюсь. Папа с мамой не разрешают, особенно папа, он строгий. Я молчала до тех пор, пока… Вы сказали, что знаете, где сестрёнка моя. Что она в безопасности, ей хорошо, что готовы меня проводить прямо к ней. Что Алёнушка очень просила, чтобы я не сдавала её, якобы — это тайна.

—Что за бред?

—Бред? Ну да, может быть. Только я всё равно расскажу. С какой стати мне врать? Вы всё вспомните, я это знаю. Вы меня привезли к себе в дом. В дом с подковкой на двери. Посадили напротив Эйнштейна. Предложили покушать. А я отказалась.

—Снова этот Эйнштейн! Снова эта подкова! Вы что, сговорились? Откуда вам это известно?

—Оттуда! Как я говорю, так и было! Предложили покушать, а я отказалась. А Вы мне сказали, что я плохо выгляжу, недоедание. Если я не поем, Вы Алёнушку мне не покажете. Типа — я своим видом её напугаю. Это Вы принесли мне тарелочку с жареным мясом!

—Оля! Оля, ты точно здорова? У меня жена дома всегда! Какое мясо ещё? Что ты… Что ты несёшь?..

—Нет у Вас никакой жены. Вы её просто придумали. Анастасия Степановна… Настенька, как Вы её называете — Ваш лечащий врач, Вы в психушке! А жены у Вас не было. Не было! Не было! Не было! Мясо было… У Вас!!!

—Это даже забавно. Какой-то кошмар! Ну и дети пошли.

—Я покушала мясо. Оно было вкусным. У меня аппетит появился. Я спросила: «а можно добавки»? Вы сказали: «возьми в холодильнике, Оля. Сама приготовь, сколько хочешь. Я тоже поем». Я открыла, блин, Ваш холодильник! И увидела там её голову! Отрезанную!.. Всю в крови!.. И без глаз! Го-ло-ву!!! Моей сестры.

—Ты?!!

—У меня от этого вида в глазах потемнело. Я бросилась прочь. Как от Вас убежала, не помню. Помню только, слонялась по городу до самой ночи. Мысль о том, что я ела свою же сестрёнку, разрывала мне мозг. Помню, что забралась от людей на какую-то очень высокую вышку, телевышку, что за стадионом.

—Да. Сто метров она высотой. Я её инспектировал, знаю. Ты сладко поёшь.

—Я недолго была там. Там ветер. Очень холодно и одиноко. Страшно… Страшно, как не сказать. Спела нашу с Алёнушкой колыбельную песенку. Прикусила губу, ну и прыгнула вниз. Это был мой последний полёт.

Ухожу. Слушать невыносимо. Точно — все сумасшедшие, это дурдом. В резиденцию! 36 «Б». Там меня не достанут. Придурки.

Звоню Славику:

—Славик, привет!

—Сергей Александрович? Здравствуйте! Я звонить не решался, Вы заняты. Настя всё рассказала.

—С Днём Рожденья, дружище! Как вы?

—У нас всё замечательно, просто отлично. Праздник в самом разгаре. Все наши собрались. Жаль, Вас не хватает. Девчонки, Настя с Наташкой, они молодцы, такой стол заварганили! Чудо! Все очень довольны. Так без Насти моя бы не справилась точно. Спасибо огромное ей. Что у Вас?

—У меня? Пока туго. Похоже на религиозную секту. Фанаты. Скорее всего — политический заговор. Дело серьёзное.

—Та-ак…

—Применяется что-то глобальное. Мне пока неизвестно. Грандиозных возможностей. Подозреваю новейшее «ПОМП».

—«ПОМП»?.. Простите…

—«Психотропное Оружие Массового Поражения», Славик. Плохо ты в универе учился.

—Виноват. Торможу.

—Днюшка. Можно сегодня. Расслабься.

—Конечно. В двух словах, что за черти? Откуда растут?

—По картинке похоже, что левимасоны. Здесь у них испытательный центр. Это опыты над человеком. Очевидно, что с ними спецслужбы.

—Понимаю тогда. Думал всё… Почему выбрали именно Вас? Вы — единственный специалист в этой области, шеф! Верю, Вы… Вы спасёте планету.

—Славик, мне не в первой. Это только работа. Позаботься о Насте.

—Разумеется, Господин Прокурор. Что-то ей угрожает?

—За нашим домом следят. Похоже, очень давно. И, скорее всего, изнутри.

—Это как? Я опять… Шеф, я не догоняю.

—Не удивительно. Новые технологии, наука образов в действии — образование. «ПНЧ»! Сам с утра думал, это фантастика.

—«ПНЧ»? Ааа!!!

—«Принципиально Новый Человек». Мы имеем дело с принципиально новым врагом, неизвестным, коллега. У него, в отличие от нас, работают все двадцать две спирали ДНК, двадцать два иерофанта. Прозорливые, принципиально новые люди. Они видят сквозь стены, они — телепаты. Способны внушать свои мысли любому из нас без особых усилий, навязывать волю, и веру, надежду, любовь, проще — всё, что угодно. Владеют телепортацией, телекинезом. Гравитация, равно как плотность структурных объектов для них не проблема. Левиты — левитаты. Хранители тайного знания древних языческих полубогов. Вероятно, у полубогов завершился контакт с нибирийской рептилией, изначальным, первичным мифическим гадом. Отец Лжи — его имя. Это, Славик, Антихрист. Его рыцари здесь, в «Изумрудное — 9». Апокалипсис!!! Я — солдат Света. Отступать больше некуда. Позади меня вечность. Впереди или Свет, или Тьма. Выбор очень простой.

—Я пишу это на диктофон. Завтра всё прошуршу в интернете. Обещаю, что каждое Ваше слово мной будет изучено. Скоро я буду в теме. Человечество… Не умрёт.

—Молодец. Я смертельно рискую. Телефон, безусловно, у них на прослушке. Впрочем, это не важно. Эти твари живут в моих мыслях, они их читают, как Яндекс, они — пауки. Но я справлюсь, дружище. Меня паутиной не взять. Береги мою Настю, окей?

—Вызываю ОМОН. Её будут беречь, как жену президента.

—Да. Я верю в тебя. С Днём Рождения, брат. И… Прощай.

Двадцать два шага ровно. До бункера. Ровно двадцать два, столько же, сколько спиралей. Совпадение? Нет. Совпадения исключены. Помещение 36 «Б». Дверь открыта. Отлично.

Дима Грязный на месте, сидит на кровати, читает какую-то мантру. Начинаю с вопроса:

—Ну, как? Покурил?

Присаживаюсь напротив, на своё законное место.

—Накурился до взблёва, — отвечает сосед. — Здесь одно удовольствие. Радость. Хорошо, что дают. Сигареты.

—А вот мне не досталось. Забыл.

—Впопыхах замели? Ну так, это нормально. Здесь почти все такие. С психозами. Буйные. Шизофрения?

—Я…

—Да ладно, чего там. Забей. И не парься особо. Судьба, она штука такая. Как девка блудливая, сучка. Ночью щедро оближет, а утром продаст за полтинник. А позже напишет, что всю жизнь любила. Как дура. Чего не стрельнул?

—В смысле?

—В смысле… Чё не стрельнул сигаретку? Гордыня?

—Какое там, нет. Просто так, не успел. Ты ушёл слишком быстро.

—Бывает.

—Ты тоже с психозом? Что, тоже судьба? Каким ветром?

—Попутным. У меня здесь другие расклады. Я… Жить не хочу.

—И… Чего же живёшь?

—Слово дал. Отомстить за жену и дочурку. На воле меня бы закрыли, а оттуда его хрен достанешь. Вот, пришлось закосить. Чтобы время прошло. Он хитрющий, блядь, падла.

—Он… Кто?

—Он? Убийца. Серийный убийца. Маньяк, извращенец — педофил. Он убил мою дочку и съел. Сделал фарш из неё. Нахреначил котлет. Жрал почти две недели, скотина. А потом тупо скрылся. Конкретно. Продуманный, умный. В ближайшее время светиться не станет. Менты не найдут, я тем более. Вот, и… Сюда. Здесь верняк. Отсижусь пару лет.

—Причём здесь жена?

—А жена как узнала, взяла ремешок и повесилась. Прямо на люстре. В детской комнате. Бррр…

—Если всё это правда, то я обещаю помочь. У меня связи есть. В «МВД».

—Ну давай, помогай. Резюме того гада: Ботов Сергей Александрович, 1982 года рождения, бывший сотрудник прокуратуры, проживает по адресу…

—Стоп! Дальше не продолжай. Ботов… Ботов Сергей Александрович… Это я.

Они часто скребутся внутри моей головы и шипят, словно тысячи змей. Иногда начинают ворчать, как сварливые бабки на лавочке возле подъезда. А бывает, что вдруг происходит скандал, они ссорятся, дико кричат друг на друга, наверное, даже дерутся там между собой, что-то делят и чаще всего они мной недовольны. Они жадно грызут мою слабую плоть. Но от этого плоти моей не становится меньше. Моя плоть, словно опухоль, постоянно растёт, не способна бороться со злом и она мне не принадлежит. Я огромен, как космос, как весь Интернет, я способен вмещать всё и вся. Это даже не тени. А тени теней. Экипаж моего корабля. Я — корабль! Крысы сходят на берег. Тону…

—Боже, как же я рада! Вы вспомнили имя! Ремиссия… Скоро пойдём на поправку.

—Настя! Настенька, милая. Здравствуй, родная. Они… Они всё мне сломали. Я очень скучал.

—Сергей Александрович, ну… Вы же знаете, мне неприятно. Вы должны обращаться ко мне, как положено — Анастасия Степановна. Я на работе.

—Да, конечно, простите меня. Доктор, я… Больше не повторится.

—Хорошо. Я поставила Вам Ваш любимый укол. Скоро станет значительно легче. Голоса на какое-то время уйдут. Боль пройдёт. Может быть, даже память вернётся.

—Мне должны позвонить.

Достаю телефон из кармана, смотрю на него, вижу — кнопочки все исчезают. Вместо трубки — пустая чёрная пачка из-под сигарет «Пётр Первый». Настя грустно вздыхает:

—Сергей! Вы должны как-то взять себя в руки. Телефон у Вас Почень изъял. Вы пытались его… Как бы это сказать?.. Разжевать.

—Кого? Почня?

—Да нет. Телефон. Это крайне опасно для Ваших зубов и, конечно, для полости рта.

—А где Ктулху?

—Морское чудовище? Полно, Сергей Александрович. Слабая ассоциация. Не стоит так обзывать Людмилу Аркадьевну. Строгая? Да. Но она хочет только добра. Огромной души человек.

—Славик слово сдержал? «ОМОН» был? Настя, Вас охраняли?

—Славик — голос из пачки. Мне искренне жаль, но его просто нет. Славик — Ваша фантазия.

—Как же Вы ошибаетесь, Настенька. Славик, он очень хороший. Способный, прилежный, а самое главное — преданный оперативник, профессионал. Он же Вас защитит от масонов! Он сделает всё…

—Разумеется, да. За заботу спасибо, Сергей.

—Дима Грязный куда испарился?

—Ваш сосед по палате, я так понимаю?

—Ууууу…

—Ах, Сергей Александрович, Вы в одиночке. Это 36 «Б» — изолятор. Мы пытались Вас перевести. Много раз. Но Вы страшно дерётесь. Пациенты боятся. Впрочем, мы рисковать их здоровьем, как Вы понимаете, тоже не в праве. Ситуация скоро измениться, думаю. Вы последнее время не так агрессивны. Как раньше.

—Настя, знаешь, родная… Сегодня в курилке… Я был. И я встретил двух типов. Они… Они точно из «этих», малышка! Из «принципиальных». Эти бесы готовы убить Президента! Демократия им не нужна. Это переворот. Мы обязаны остановить!

—Из палаты Вы не выходили. Дверь всегда на замке.

—Сколько я уже здесь?

—Скоро будет шесть лет.

—Это всё тот палач — психиатр. Он затмил Ваш рассудок своим «НЛП». Направление в профилакторий — подстава! Обман и бездарная фальсификация факта. Неужели Вы не понимаете, Настя? Меня, прокуратора, нейтрализуют враги!

—Это был наш сантехник. Он дал Вам «Петра» вместо трубки. Я ему разрешила, Сергей. Извини, нужно было чинить унитаз. Там случился затор. В помещении дико воняло. У тебя вдруг усилились боли.

—А что девочки? Оля?.. Ариша?... Алёнка?.. Это? Это скажи… Тоже глюк?

—Ммм… Не нужно, Сергей. Не вини себя, не заводись. Их уже не вернуть.

—Я всё понял. Тогда… Анастасия Степановна, Вы арестованы! Именем Российской Федерации и Господа Бога! Правосудия не избежать!

P.S.

У меня просто не было выбора…

Автор Пётр Крестников.

http://www.petr-krestnikov.ru/