Честные глаза — На краю

— Говорю тебе, я этого не делала! — голосила старшая дочь Марина в ответ на обвинение отца. — Ты тоже считаешь меня ведьмой? Хватит, что все вокруг переходят на другую сторону улицы, если видят меня! В этом доме такую вещь мог сделать только ты. Или Кирилл.

Она, растрепанная, с красными щеками, повернулась к брату и гневно уставилась на него. Кирилл недоуменно переводил взгляд с отца на сестру.

Отец, пригладив волосы, отрезал:

— Нет. Я этого не делал. Кирилл, сознайся, ведь подобная шутка может нам всем навредить.

Кирилл затараторил:

— Если бы я мог построить дом идеальной круглой формы, то и тогда не решился бы сделать идеальную звезду. И не приставайте! Я вашими заморочками не интересуюсь.

Воцарилась тишина. Все смотрели на крупную восьмиконечную звезду, сделанную из дерева словно по старинным чертежам. Она была симметрична, а края не носили следов ручной обработки.

Младшая дочь, Аполлинария, фыркнула:

— Я ночью сплю и вырезать по дереву мне некогда. Да я и не умею. Кирилл? Папа? Марина? Кто из вас осмелился?

Молчание нависло над звездой.

Выйдя в сад, Кирилл думал: "Они догадываются, что это сделал я. Но мне можно отговориться всегда — я не родной сын, в их колдовство никогда не лез, никаких способностей. Да я и не сознаюсь. Мне страшно".

Весь день все члены семьи ходили мрачные, их тяготили недоверие и страх. К Кириллу подошла Марина, ее черные волосы уже были аккуратно уложены в прическу.

— Зачем ты это сделал? Как глупо — подставить под удар семью, не желая принять его на себя.

— Что вы пристали? — Кирилл достал сигарету и затянулся. — Сам изнервничался. С чего ты меня подозреваешь?

— Отец не посмел бы, он за шкуру и за участок дрожит, себя дал бы изжарить на медленном огне, но колдовства здесь не применил бы. А Аполлинария глупа. Остаешься ты.

Кирилл хмыкнул. Ему не нравились догадки сестры.

— Я тоже боюсь Старика, зачем же мне вызывать его гнев?

Марина посмотрела ему в глаза.

— Ты никого не боишься. Ты всех ненавидишь. И Старика, и нас.

— Я не колдун.

— То, что ты внебрачный сын нашей матери, не делает тебя уникумом. В доме такая атмосфера, что мыши научились колдовству.

— Может, это мыши и есть? — огрызнулся Кирилл.

— Насчет мышей не знаю, но среди нас крыса. Мне жаль отца.

Марина ушла, гордо подняв голову.

Кирилл со смешанным чувством ненависти и жалости смотрел в спину стоявшего у ворот отца. Седые редкие волосы, сгорбленная фигура, поношенная одежда вызывали в нем иногда отвращение, хотя Кирилл старался быть почтительным. Он всегда называл его отцом, даже после того, как ему открыли тайну внебрачного происхождения, в тот день, когда родители развелись. Он не любил вспоминать о матери, в то же время понимая, что его нынешняя семья далека от его идеальных представлений. Кирилл сжал правую руку в кулак, услышав телефонный звонок. Отец резко развернулся и, скользнув взглядом по сыну, пошел к дому. Марина сняла трубку и теперь ждала, когда подойдет отец, глядя исподлобья в окно.

— Слушаю. — от волнения голос отца был хриплым. После непродолжительного молчания отец нервно, с заиканием, произнес в трубку. — Да, Митрофан Степанович, конечно, я б-б-буду жда-ать.

Положив трубку, отец прошел на кухню и тяжело опустился на табурет. Дочери переглянулись. Марина снова посмотрела в окно, давая понять, что ей все ясно и ни о чем она спрашивать не будет.

-Откуда он узнал? — решилась озвучить вопрос, молчаливо заданный каждым в кухне, Аполлинария.

-Сейчас приедет, вот и спроси, если хочешь. — с плохо скрываемой злобой сказал отец.

Марина расхохоталась, ее могучее тело тряслось от хохота, на глаза выступили слезы, она смеялась, смотря на свое отражение в стекле. Сквозь слезы она продолжала.

— Ой, ну и денек! Весь день спрашиваем, то кто, то откуда. И, кажется, все знают ответ.

Аполлинария вскочила:

-Замолчи!!! Нашла над чем смеяться. Старик нас всех сотрет в порошок.

-Зачем это ему? — голос Кирилла прервал начинавшуюся ссору сестер.

Кирилл стоял в лучах солнечного света, падавшего в распахнутую дверь, он был спокоен. В отличие от него Аполлинария только не шипела от злости.

-Старик для нас бог! Если он узнает, что колдовство применяется в неположенные дни…

-Вы можете не добивать меня? — взмолился отец. Он готов был расплакаться.

Воцарилась тишина. Наконец, Марина тихо сказала:

-Будь он совершенен, как бог, то повелевал бы природой. Кстати, а вот и машина подъехала.

Отец вскочил и побежал во двор, увлекая за собой Кирилла. У ворот уже стояла черная большая машина, из которой вышел Старик — пожилой, подтянутый мужчина с черными волосами. Отец, полусогнувшись, бежал к воротам, на ходу проговаривая приветствия, Кирилл обогнал его, чтобы открыть ворота и пропустить машину. Поднимался ветер, причем Кирилл невольно отметил, что солнце еще две минуты назад согревавшее все живое, скрылось за тучей, из-за чего, видимо и поднялся ветер. Открывая ворота, сбиваемый с ног сильным ветром, Кирилл посмотрел на Старика, их взгляды встретились. Кирилл увидел, что в то время, как вокруг ветер клонил деревья, поднимал столбы пыли и сбивал с ног, волосы на голове Старика лишь чуть шевелились. Кирилл вспомнил слова сестры и почувствовал страх, этот страх захватывал его существо, смешиваясь с ненавистью. Кирилл вдруг сорвался:

-Какой ветер! — прокричал он, пытаясь удержать створку ворот в открытом состоянии. — Ничего не предвещало ведь, да и по приметам не должно было быть сегодня ветра. Удивительно, правда?

Митрофан Степанович невозмутимо смотрел на Кирилла. Отец подошел к ним и начал нести, по мнению Кирилла, страшную чушь про неизвестного преступника, про сожаление, на что Старик не обращал никакого внимания. Кирилл чувствовал ненависть и стыд за отца, но молчал. Митрофан Степанович решительно направился к дому после того, как Кирилл загнал машину во двор. В доме он внимательно осмотрел предмет.

— Значит, вы утверждаете, что никто из вас этого не делал?

— Да. — отец выглядел совсем забитым, но решил взять ответственность за происшествие в его доме на себя. — Если что, я готов понести личную ответственность, хотя этого не делал. А дети… они не смогли бы.

Старик вышел на улицу. Он верил хозяину дома в том, что не он это делал, а насчет детей поспорил бы. Особенно, насчет сына. Кирилл сел за руль машины, намереваясь ее выгнать со двора, но Митрофан Степанович жестом попросил его выйти.

— Разве вы еще не уезжаете? — голос Кирилла дрогнул.

— Нет. Я все думаю, кто мог это сделать. Кирилл?

— Вы спрашиваете мое мнение или обвиняете меня? — Кириллу надоела эта ситуация.

Старик улыбнулся.

— На моей территории запрещено колдовать без моего распоряжения.

Кирилл молчал, тяжело дыша и уперев взгляд в землю.

— Кирилл, ты же ненавидишь меня.

Кирилл решил, что все равно не сможет сдержаться, поэтому лучше высказать все, что он думает об этом самонадеянном деде тому в глаза.

— Я знаю, что вы врете. Я знаю, что колдовства не существует.

— Вот как? — Старик смотрел, как Кирилл доставал сигарету. — А что ты скажешь на это? — он щелкнул пальцами, от чего на указательном пальце появился синий огонек, от которого Старик предложил прикурить сигарету. Они отошли от машины и Кирилл, воспользовавшись огоньком, вынул уже зажженную сигарету изо рта, чтобы смачно плюнуть на пальцы Митрофана Степановича. Огонек погас.

— Вот что я думаю о вашей колдовской способности. — холодно произнес Кирилл, отводя взгляд.

— Интересный взгляд на вещи. — Старик улыбнулся и вытер руку о рубашку Кирилла. — А что тогда, по-твоему, делает в этом поселении колдунов твоя семья?

— Здесь нет ни одного колдуна.

Старик внимательно смотрел ему в лицо. Кирилл продолжил:

— Я недавно обо всем догадался. Здесь самый опасный колдун — это Вы, Митрофан Степанович. Или как Ваше настоящее имя. Я знаю, что это поселение физиков. 20 лет назад вы появились здесь, выкупили это поселение и убедили голодных людей, что они колдуны, а вы верховный колдун. Это обыкновенная афера.

Старик помрачнел.

— Вы уничтожили людей, уничтожили ученых, вы их сломали и сделали из них собственных марионеток. Кажется, вы приехали с цирком сюда. Вы иллюзионист? Или гипнотизер? Какими трюками вы пользуетесь?

— Откуда ты узнал? — Старик старался сохранить самообладание.

— Ах, так ты думаешь, я не знаю, что Аполлинария прислуживает тебе иногда? Что ты издеваешься над ней и через неё держишь в страхе отца? Вот она из твоего чемодана и выкрала те газеты, где брали интервью у владельца цирка, а на фотографии засветился и ты, еще молодой, но уже с мерзкой душой. Ты вел себя как разбойник, ты убедил небольшой поселок в их греховности, ты… — Кирилл замолчал, увидев подходившего отца.

Старик уехал, напоследок бросив тяжелый взгляд через плечо на молодого человека, по которому Кирилл понял: ему объявлена война.