Полезность того что есть, зависит от того, чего нет.

— Как дела? — тихо произнес Херли.

— Самуил хоть и ржавый старик, а гонит славный самогон, — произнес Дед, проверяя температуру в перегонной емкости, — Мужик от самогону становиться радостнее, а баба отзывчивее. Мой самогон это не прочая дрянь после приятия некоторой ноги отключаются и есть риск заночевать в месте употребления. Пить можно, но очень аккуратно. У меня состав проходит через фильтры. Это занимает больше времени и сил, но пить зато можно смело, — он осматривал змеевик и вдруг выругался, — Черт! Опять охлаждающая жидкость течет! Херли, подай мне вон тот ключ, — Дед указал Херли на разводной ключ на столе. Тот передал ему ключи и Дед, копошась со змеевиком, продолжил свой монолог, — Это же целая наука. Надо знать что можно пить. Голову и хвосты нужно отсекать, слишком много левых примесей. А кто тебе пропорции расскажет, а? Никто, только Дед. Или на себе экспериментируй, как Дед экспериментировал, — прокряхтел Дед, указав пальцем свой белесый глаз и расхохотался.

Вдруг герметизирующая клейкая масса на стыке между змеевиком и емкостью прорвалась и в зазор выстрелила струя пара.

— Ах, ты черт! — вздрогнул Дед, кинувшись убавлять температуру плиты,— Опять давление скачет.

Через час они втроем сидели за обеденным столом. Дед, Херли и маленькая Мари. Улыбчивая девочка лет шести со светлыми волосами, сплетенными в две косички, сидела за столом, что-то выковыривая в тарелке с кашей.

— Дед, как ты себя чувствуешь? — обратился Херли.

— Прекрасно! Сегодня болит что-то новенькое, — бодро ответил он, — Вот здесь, — он ткнул себя куда-то в бок, — Раньше здесь никогда не болело. Жизнь все-таки подкидывает иногда приятные неожиданности, правда? — усмехнулся он.

Дед с рокотанием пернул так, что вибрация прошла по всему столу.

— Дед! У нас уже соседи знают, когда тебе пора на горшок.

— Что ж я сделаю, — возмущаясь, ответил он, — Новый кишечник никак не приживется,

— Все знаю, что такое добро, лишь потому, что существует зло, — произнес Дед, — Хотя, славный компост будет для самогона, — промямлил он, улыбаясь беззубым ртом, — Пойду.

Он встал из за стола и вышел из комнаты, внезапно загорланив оду из своих протяжных зубодробительных песен.

— Может дедушка у соседей попоет? — тихо поинтересовалась Мари.

— Солнышко, мне они тоже не нравятся, но это слишком мучительная пытка.

— А как же мы? — тонким голоском спросила она.

Херли расхохотался басистым смехом, — Ты прелесть, — произнес он, потирая влажные от смеха глаза, — А тебе не пора спать?

— Нет, — звонко ответила Мари.

— А вот и пора.

— Нет, — вновь прозвенел тонкий голосок.

— Иди в кроватку, я сейчас приду и расскажу тебе сказку. Договорились?

— Хорошо, — улыбнувшись, произнесла Мари и, выйдя из-за стола, побежала за ширму.

Херли направился к выходу, что бы попросить Деда сбавить громкость его убийственных песнопений. Едва открыв дверь, он увидел Деда, абсолютно голого курившего трубку, в промежутках между завываниями, прямо на виду у прохожих.

— Ничего, что я курю? — спокойно поинтересовался он.

— Ты бы… — попытался было что-то сказать Херли.

— Что? — с серьезным взглядом спросил Дед.

— Ничего, — махнул рукой Херли. Он взял висящее на крюке покрывало и накинул на плечи Деда, — Простынешь ведь. Как мы тогда будем твои песни слушать? — по-доброму спросил Херли.

— Простынешь… — задумчиво повторил Дед. Его взгляд вдруг изменился, из него пропала уверенность и поселилось сомнение, — Это да, это да. Нужно, нужно думать о здоровье. Полезность того что есть, зависит от того, чего нет, — промолвил он закутавшись в покрывало вернулся в комнату, — Это да, это да…

Усадив деда в кресло, Херли зашел за ширму и присев рядом с Мари, аккуратно поправил ее одеяло.

— Вот и я, — произнес он.

Мари вяло потерла руками глаза.

— А говорила, что спать не хочешь.

— Я пошутила.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку про Мар?

— Да, — зевая, тихо произнесла девочка.

— Далеко, далеко, так далеко, что не увидеть, что не услышать есть чудесное место. Место это называется Мар. Там бескрайние просторы, и леса, моря и горы. Там пушистые зверюшки, птички, бабочки, лягушки…

— Что такое бабочки? — тихо прервала его Мари.

— Как? Ты не помнишь? Я ведь тебе показывал.

— А, да. Покажи еще.

Херли пару мгновений наигранно строго посмотрел на Мари, — Ну, ладно, — улыбнулся он.

Он аккуратно достал из кармана коммуникатор и набрал комбинацию на панели. В воздухе вдруг появилась мерцающая группа разноцветных бабочек. Они парили над Мари и одна из них вдруг села ей прямо на нос. Мари Весело засмеялась.

— Мне нравятся бабочки, — произнесла она, попытавшись ухватить одну из них.

Внезапно изображение замерцало чаще обычного и вдруг бабочки исчезли.

— Поломался? — спросила Мари, показывая маленькой ручкой на потертый коммуникатор.

— Да, — досадно выдохнул Херли.

— А на Мар настоящие бабочки?

— Да. Их там много-много.

— Очень-очень?

— Так что и не сосчитать. А еще там свежий ветер и столько места, что можно забраться так далеко, что никогда никого не встретишь. Если ты будешь хорошей девочкой, то прилетит фея и заберет тебя на Мар.

— Я буду хорошей девочкой, — тихо произнесла Мари, уже совсем засыпая.

— Я не сомневаюсь, — прошептал Херли и аккуратно поцеловал девочку в щечку.

На следующий день на одном из редких пассажирских космических кораблей в космопорт на восьмом уровне прибыл странник. Это был молодой, наивный юноша, один из тех искателей приключений, что блуждают по атоллам в поисках захватывающих историй заставляющих бурлить молодую кровь и рассказов достойных внимания многочисленных зевак в столь же бесчисленных кабаках. Молодой парень лет восемнадцати с длинными черными волосами до плеч, в приличном термокостюме, с мобильным ранцем регенератором кислорода за плечами и длинном матово черном пальто вышел самоуверенной поступью на платформу. Но едва он вышел за пределы корабля на общий перрон его со всех сторон обступили зазывалы, насильно таща его за руки к себе.

Вдруг он почувствовал как чья-то рука коснулась его рюкзака в попытке добрать до его содержимого, но в следующую секунду он молниеносным движением огрел ближайших зазывал телескопической электродубинкой и вокруг него образовалась пустота радиусом в метр.

— Парень, а ты протянешь на ТАУ-15! — расхохотался Херли, до этого наблюдавший за ним со стороны. Он подошел к парню, отвешивая пинки не успевшей разбежаться мелкой мишуре зазывал.

— Как зовут тебя, воин? — добродушно улыбнувшись, спросил гигант.

— Энгер.

— Впервые на ТАУ-15?

Энгер закинул на плечо сумку и двинулся прочь.

— Ну и где ты остановишься? Встрянешь в какую-нибудь дыру, и будешь всю ночь отмахиваться от этой назойливой дряни, — прогремел басом Херли, указывая могучей рукой на уже вновь собравшихся вокруг зазывал.

— Показывай, — ответил Энгер через плечо, — Если место приличное.

— Достойное такому вояке, — по доброму ухмыльнулся здоровяк.

Минут через двадцать они вошли в мотель «Красный туман».

— Ты не смотри, что грязновато. Зато место тихое и всякую шваль сюда не пускают, — прокомментировал гигант, открывая дверь в комнату и пропуская Энгера внутрь.

Он сделал пару шагов внутрь комнаты и услышал хлопок за своей спиной. В следующее мгновение Энгер провалился в гнусную, выворачивающую наружу пустоту.

Здоровяк активизировал пилу и ее лезвие, гудя, замерцало в полумраке комнаты. Схватив Энгера за руку он одним движением отсек ее по самый локоть и в воздухе запахло жареным мясом.

— Херли, зачем целиком? Нам и одного хватит! — возразил кто-то за его спиной.

— Да, черт с ним! — спокойно ответил здоровяк. Он отсек руку, словно ломоть мяса. На автомате, ни секунды не сомневаясь и не задумываясь, словно мастеровитый мясник разделывающий тушу животного. Ни один мускул не дернулся на его лице, когда он снимал с шеи Энгера куб и вместе с отрубленной рукой бросил в рюкзак, после чего схватив странника за ремень, потащил к выходу.

— Это в последний раз, последний раз… — проносилось у Херли в голове вновь и вновь. Он быстрым шагом проскальзывал мимо людей в узких улочках трущоб, с трудом сдерживая дрожь все больше охватывавшую его тело, с таким напряжением сдавливая рюкзак, что костяшки на его руках уже давно побелели. Не в первый раз грабя людей таким жестоким способом, он никак не мог привыкнуть к этому гнусному ощущению, разрастающемуся где-то в глубине живота и тошнотворным комом вновь подступающее к горлу. Каждый раз он уговаривал себя, что делает это не ради себя, не ради обогащения, только ради своей сестренки, ради ее будущего, ради нее. И каждый раз он словно уничтожал частичку себя, втаптывал ее в грязь, душил и прятал глубоко внутри. Он задавал себе вопросы — имеет ли он на это право? Ведь у них тоже есть семьи, тоже есть братья и сестры. Стоит ли одна счастливая детская улыбка жизней десятков людей? И не найдя однозначного ответа на вопросы, он прятал их где-то в глубине себя. Завязывал эту часть узлом и отрезал, кусочек за кусочком с каждым разом все меньше оставаясь собой и все больше превращаясь в темную тень, безжалостно уничтожающую чужие судьбы. Он уговаривал себя, что если остановится теперь, то уже никогда не сможет оправдать себя самого за все эти зверства. У всего этого ужаса должна быть цель, которую обязательно нужно достичь. И он решил, что будет готов обмануть, ограбить или даже убить любого, если это потребуется. Он повторял себе, что должен это делать. И на некоторое время становилось легче.

Энгер очнулся в одном из коридоров нижних уровней, ощущая боль во всем теле. Вокруг него, и чуть ли ни ступая по нему, бродили люди, некоторые из которых бросали на него безразличные взгляды. Голова гудела и все было словно в тумане. Окружавшие его многочисленные запахи с силой били в лоб. «Зачем целиком? Нам и одного хватит!.. Да, черт с ним!» — всплывало у него в памяти. Особенно сильно ныла левая рука. Энгер, щурившись, опустил взгляд и замер в ужасе.

— Что со мной было?! — лихорадило его. Ум отказывался ему повиноваться. Он не желал верить своим глазам. Вместо левой руки у него был обрубок почти по самый локоть оставленный видимо плазменной пилой. При нем не было ни регенератора кислорода, ни одежды, ни куба.

— … Черт с ним! — вновь с гулом пронеслось у него в голове.