Глава вторая
— Негодяй! Собирай свои вещи и проваливай!
Дежа-вю или неизбежность? Билли Брендс стоял в дверях, и все происходящее казалось ему каким-то нереальным, замедленным, затянутым туманной дымкой. Мормоны, женитьба на Биатрис, стихи, способные тронуть душу молодой жены сильнее, чем ласки супруга, газета, пара удачных статей, книга о черных буднях детей рабочего класса, известность, приглашения в литературные сообщества, благосклонные критики… Все это напоминало ему комедию «Противоположности» Тайлера, сыскавшую славу в те времена, когда Брендса не было на свете, но все еще казавшуюся ему актуальной. Теперь казалась, когда вся его жизнь превратилась в одну большую противоположность. Все эти улыбчивые лица с их аскетичными желаниями и мнимым благородством. Верность, преданность, альтруизм — псевдо надежды, псевдо счастье, псевдо взаимовыручка. Все ненастоящее, даже сам Брендс. Какая-то уродливая сатира, от которой хотелось больше плакать, чем смеяться. И еще эта организация торговцев, устроившая какой-то понятный лишь им одним литературный конкурс, главный приз в котором достался рассказу «Дети мануфактуры» Билли Брендса.
— Мы обязательно должны пойти! — говорила Биатрис, а Брендс думал о рассказе Льюиса «Главная улица». Если уж кому-то и должен был достаться новенький «Паккард-Ранебаут», то уж точно не ему, не Брендсу. Маленький человек Льюиса был куда правдивее, чем вся книга Брендса, ставшая еще более лживой и лицемерной, чем псевдо мормоны, окружавшие его, да и сам Брендс, коим видел он себя в последнее время.
Он цинично просмотрел список гостей. Эти идиоты торговцы могли для приличия хотя бы пригласить Эдит Уортон, но разве кому-нибудь из них был нужен ее «Век невинности»? Нет! Нет! И еще раз нет!
Поддавшись на уговоры жены, Брендс нацепил на себя костюм и отправился на прием.
Организованный фуршет пах потом и лживой учтивостью.
— Твои родители радуются за тебя на небесах, — говорила супругу Биатрис. Эта высокая, худая женщина строгих нравов. Этот образец верности и преданности… В этот момент Брендс и увидел нереальность окружившей его жизни, ее замедленность, ее туманность. Он говорил. Он улыбался. Он цитировал великих философов и литераторов, поражая собравшихся своим остроумием и надуманной пылкостью, но все это было где-то далеко, словно ни одно из сказанных слов, ни один жест, ни одна улыбка не принадлежали в действительности Брендсу. А люди все хвалили и хвалили его…
Девушка. Брендс заметил ее почти сразу. Она держалась в стороне от пылких споров и громких речей. Сексуальная. В платье, нетипично открытом для подобных приемов. Ее азиатские глаза суетливо перебегали от одного мужчины к другому. Брендс встретился с ней взглядом, и она улыбнулась ему. Когда-то он был таким же открытым. Он извинился перед парой известных критиков и подошел к ней. Девушка снова улыбнулась.
— Как твое имя? — спросил Брендс.
— Маргарет, а твое?
— Билли. — Он заглянул ей в глаза и понял, что она действительно не знает его. Несмотря на всю его славу. Несмотря на то, что все вокруг только и говорят о нем! — Чем ты занимаешься, Маргарет?
— Всем, чем ты захочешь, Билли.
Она снова улыбнулась ему. Губы, у которых есть своя цена. Тело, которое можно купить. Брендс засмеялся. Шлюха в мормонской идиллии! Мир снова стал нереальным. Маргарет спрашивала, куда же он уходит, но голос ее терялся где-то в безысходности, из которой до Брендса долетали лишь огрызки фраз. Толпа загудела и вынесла его на улицу. Яркое солнце слепило глаза. Черно-белый «паккард» переливался в его теплых лучах. Кто-то спросил Брендса, умеет ли он пользоваться автомобилем. Биатрис сказала, что умеет. Брендс слышал, как она рассказывает об автомобиле своего отца и о том, что ее супруг отлично справлялся с ним. Женщины смеялись и хлопали в ладоши, мужчины жали руки. Брендс выехал на дорогу, едва не столкнувшись с конным экипажем. Туман. Билли гнал по улицам Детройта, надеясь, что их плотность не устоит перед скоростью. Машина ревела и сильно подпрыгивала на неровностях. У Брендса заложило уши. Голубые глаза налились кровью. Он не стал опускать лобовое стекло, и теплый ветер бил ему в лицо, наполняя глаза пылью…
***
Ярмарка. Толпы людей перекрыли дорогу, заставляя Брендса остановиться. Он вышел из машины. Вспотевшие ноги чувствовали тепло нагретого солнцем бетона. Люди кричали. Недалеко от Брендса компания девушек спорила о своих возлюбленных. Дети в фетровых шляпах и смешных панамках бегали друг за другом. Их радостный визг перекрывали не смолкавшие зазывы уличных торговцев. Пожилая женщина в белом пышном платье поздоровалась с Брендсом. Мужчина, которого она держала под руку, о чем-то спросил ее, обернулся и учтиво кивнул. Бригада строителей в запыленной одежде и с носилками, загруженными инструментом, пыталась протиснуться сквозь толпу. По их загорелым лицам градом катился пот. Пахло жареным мясом. Под натянутыми шатрами продавали холодное пиво и напитки для детей. Играли веселые джазовые мелодии, сливавшиеся от пестрого многообразия в один непонятный набор звуков. И люди. Они плыли и плыли, становясь чем-то монолитным, словно ручей из тысячи стаканов воды. И одним из них был Брендс. Он шел в этом желеобразном потоке, и с каждым новым шагом реальность ускользала от него все дальше и дальше. Густой туман. Медленные движения. Все как во сне. Все не реально, но доказать это невозможно. Бесконечная иллюзия, которую нельзя развеять, потому что ты сам ее неотъемлемая часть. Худое лицо с плоским носом и пышными усами выплыло перед Брендсом. В руках мужчина держал за уши большого черного кролика, охрипшим голосом предлагая проходящим мимо людям купить свежее мясо. Какая-то женщина скрупулезно отсчитывала деньги. Усатый мужчина положил кролика на пень за своей спиной, прижал его голову, продолжая держать за уши, и ударил по ней молотком. Кровь брызнула ему на грязный фартук. Глаза выскочили из черепа и упали на бетон. Кролик дернулся несколько раз и затих. Усатый мужчина завернул его тельце в бумагу и протянул женщине. Она ушла, а он, достав из клетки нового кролика, спросил Брендса, не хочет ли и тот купить свежего мяса. Брендс покачал головой. Он не видел продавца. Он видел лишь белого кролика, которого тот держал за уши. Кролик сжался. Его красные глаза испуганно озирались по сторонам. Нос находился в постоянном движении. Еще одна женщина пыталась договориться о цене. Продавец крутил перед ней кролика, говоря, что это лучшая самка из всех, что он сегодня привез. Женщина сдалась и принялась отсчитывать деньги. Мужчина прижал голову кролика к пню и взял молоток. Белая самка сжалась и попыталась вырваться. Мужчина сильно тряхнул ее. Брендс не моргая смотрел в ее большие красные глаза, и ему казалось, что эти глаза смотрят на него. Сейчас их взгляд был самым реальным из всего, что его окружало. Женщина, отсчитывающая деньги, продавец, крики детей, влюбленные пары… Нет. Был лишь только этот белый кролик, над которым завис молоток. И кролик этот смотрел на него и ждал, словно на что-то надеялся.
— Стой! — крикнул Брендс продавцу, но молоток уже начал опускаться. Кролик дернулся, и это спасло ему жизнь.
— Черт! — продавец бросил на Брендса сердитый взгляд.
— Я куплю его, — сказал Брендс.
— Он уже продан.
— Я заплачу больше.
— Но, постойте… — начала возмущаться женщина. — Я уже выбрала этого кролика.
— Выберите другого, — огрызнулся Брендс.
— Хам! — женщина встала в позу и потребовала у продавца, чтобы он немедленно прикончил кролика и отдал ей. Брендс отсчитал деньги и бросил на прилавок. — Я буду жаловаться! — прокричала женщина и начала называть имена, знакомых высокопоставленных людей. Продавец посмотрел на деньги, на Брендса, на женщину. Тяжело вздохнул и снова занес молоток.
— Извините, сэр, но вам придется выбрать другого кролика.
— Мне нужен этот. — Брендс бросил на прилавок все деньги, что у него были.
— Да что же это такое! — кричала женщина, собирая толпу зевак. Продавец снова тяжело вздохнул.
— Простите, сэр… — Молоток начал опускаться. Красные глаза кролика смотрели на Брендса. Он уже не пытался вырваться. Просто смотрел.
— Чертов придурок! — взревел Брендс, опрокидывая прилавок. Он ударил тощего продавца, схватил кролика и побежал прочь.
— Вор! Вор! — закричала ему вслед женщина. Из носа продавца хлынула кровь. Не обращая на это внимания, он ползал на коленях среди опрокинутого прилавка и собирал разбросанные Брендсом деньги. Собравшаяся толпа гудела. Несколько зевак схватили пару крупных купюр и побежали в противоположную от Брендса сторону.
— Держите вора! — заорал продавец. Толпа гудела. Толпа хотела крови. Брендс бежал, не думая о погоне. Туман. Замедленность. Нереальность…
Он очнулся лишь далеко от ярмарки. Мотор «Паккарда» гудел. Белый кролик сидел на пассажирском сиденье, прижав уши. Брендс снизил скорость. Район был ему незнаком. Маленькие дома. Пыльная дорога. Кустарник. Редкие деревья. Он съехал на обочину и заглушил мотор.
— Все. Дальше ты уж как-нибудь сам, — сказал он кролику, открывая дверку пассажира. Кролик не двигался. — Все! Ты свободен! — Брендс подтолкнул его к выходу. Кролик дрожал. — Глупое животное! — Брендс вздохнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
***
Ночь. Звезды высыпали на небо, как сыпь на лицо подростка. Сон. Он оставил Брендса, но все еще нависал на веках своими сладкими грезами. Жизнь. Она превратила сладость сна вначале в грязные лохмотья, а затем и вовсе сорвала их с глаз. Брендс застонал, разминая затекшую шею.
— Черт возьми! — прошептал он.
Торговцы, «Паккард», ярмарка, кролик…
Возможно, полиция уже вышла на его след. Конечно, вышла, он слишком известен, чтобы никто из толпы не узнал его. Брендс представил Биатрис. Представил ее реакцию. Представил ее родственников-мормонов, которые выслушав полисмена, осуждающе качают головой:
— Мы всегда знали, что от этого прохвоста добра не жди.
Или же:
— Нам очень стыдно, что приютили этого мерзавца в своем доме.
А может:
— Мы сами совершим суд над этим позором нашей семьи…
Да. И исчезнут улыбки на этих лицах. И закончится счастливая жизнь Билли Брендса. И канут в небытие все его заслуги и достижения…
— Жизнь — дерьмо! — выдохнул Брендс, запуская пальцы в свою густую шевелюру.
— Вовсе нет, — ответил ему приятный женский голос.
— А я говорю, дерьмо! — Брендс повернул голову и посмотрел за окно, но там никого не было. Только ночь, кустарник и пыльная улица. Тогда он посмотрел на белого кролика.
— Жизнь, — сказал ему кролик, — она как пианино. Иногда нужен опытный мастер и замена деталей, иначе музыка ни к черту!
Брендс покачал головой и вжался в сиденье. Во что он не верил больше: в то, что кролик, которого он спас, говорит с ним, или в то, что в словах этого кролика было смысла больше, чем во всех оправданиях, которые он так часто находил для себя?
— Такого не бывает! — сказал Брендс, указывая на кролика пальцем.
— Еще как бывает! — сказал кролик, пододвигаясь ближе.
— Не подходи ко мне! Стой там, где стоишь!
— Почему?
— Почему? — Капелька пота скатилась по лбу Брендса и попала в глаз. — Потому что… — Брендс мигал зудевшим глазом, боясь закрыть другой глаз. — Потому что…
— Потому что ты боишься того, что не можешь объяснить? — помог ему белый кролик.
Брендс снова начал оглядываться. Либо он сходил с ума, либо кто-то разыгрывал его.
— Здесь только ты и я, Билли! — подмигнул ему кролик своим красным глазом.
— Может, я сплю? — спросил Брендс.
— Ну, так ущипни себя.
Именно так Брендс и поступил.
— Больно? — спросил кролик.
— Больно.
— А ты чего хотел?
— Ну, не знаю…
Кролик улыбнулся.
— А ты быстро бегаешь, Билли.
— Пришлось.
— Я говорю не только про ярмарку, Билли. Вся твоя жизнь. Ты ведь всегда куда-то бежишь.
Брендс не ответил, но кролик не отставал:
— Скажи, куда ты бежишь, Билли? Или от кого ты бежишь?
— Я просто живу так, как умею, глупый кролик!
— Что-то не слышу счастья в этих словах.
— Я счастлив.
— Ага. И поэтому ты сбежал с приема, устроенного в твою честь, украл на ярмарке кролика и теперь прячешься на окраине города от полиции. Тебе не кажется, что это какое-то странное счастье?
— Чего ты хочешь от меня? — простонал Брендс.
— Всего лишь отблагодарить.
— Забудь.
— Ты спас меня.
— Я сказал, забудь!
— Думаешь, если я кролик, то с меня и взять нечего?
— Я ничего не думаю.
— Снова бежишь, Билли?
— Пошел к черту!
— Ты можешь написать обо мне книгу.
— Думаю, миру хватит и кэрролловского кролика.
— Чем ты хуже него?
— Тем, что он не разговаривал с белыми кроликами, а придумывал их.
— Ты в этом уверен?
— А разве нет? — Брендс посмотрел на кролика. Красные глаза были хитро прищурены. — Да ну, брось! Этого не может быть!
— Поверь, Билли, он был удивлен не меньше, чем ты сейчас.
Еще одна струйка пота, сбежав со лба, попала Брендсу в глаза.
— И не только он, — заверил кролик. — Когда Джон Аллан узнал, почему его приемный сын проиграл в карты половину их состояния, то его хватил тик.
— Ну, уж не из-за кролика! — скривился Брендс.
— Конечно, нет. Эдгар был молод, и его гормонам нужна была женщина, а не кролик. Он хотел побеждать. Он хотел покорять… О! Если бы ты видел, каким эксцентричным он был в молодости!
— Хочешь сказать…
— Да, Билли! Да! Он всегда был очень способным мальчиком. Всегда и во всем. — Белый кролик подмигнул Брендсу. — А его отец… О! Он возненавидел своего приемного сына, когда узнал правду! Даже бедная миссис Алан не выдержала такого удара, но знаешь… Единственным человеком, которого стоило ненавидеть Эдгару, был он сам. И мне кажется, что он знал это. Знал и постоянно бежал. Бежал от самого себя. Так же, как бежишь и ты, Билли. Но все время бежать нельзя. Рано или поздно придется остановиться. Нужно лишь научиться слушать. Эдгар научился. И не только слушать. Он научился преданности, Билли. Преданности своему маленькому белому кролику. Знаешь, его тринадцатилетняя сестра, на которой он женился, так и умерла девственницей. Чего, конечно же, не сказать про Эдгара. О! Маленький белый кролик изменил всю его жизнь. Впрочем, он может изменить и твою жизнь, Билли. Если, конечно, ты захочешь этого.
Брендс долго молчал, и белый кролик не торопил его с ответом. Там, за пределами «Паккарда» была жизнь, затянутая туманной дымкой, где все кажется замедленным и нереальным, а здесь, в машине… Здесь была настоящая история.
— Я хочу узнать все, что произошло с Эдгаром.
— Это чужая история, Билли. Разве ты не хочешь приобрести собственную?
— Это и будет моя история.
— Ну, раз так... — Кролик пошевелил носом и назвал Брендсу адрес дома на окраине города.
***
«Задняя дверь». Брендс знал это заведение. Как правило, скандальная слава подобных мест идет далеко впереди них.
— Найди Маргарет, — сказал кролик.
Брендс вышел из машины. «Мормоны меня повесят!» — думал он, проходя мимо хмурого охранника. Он ожидал увидеть полумрак, интимную атмосферу, длинный коридор и тихие стоны за закрытыми дверьми, но вместо этого его встретили шум, гам и веселье. Полуголые женщины отплясывали на небольшой сцене, высоко задирая свои полные ноги. Мужчины пили, лапая официанток.
— Решил развлечься? — спросил Брендса редактор одной из скандальных газет, работать в которой Брендс отказался по этическим соображениям, хотя предложение было весьма и весьма заманчивым.
— Мне нужна девушка…
— Всем нам нужна девушка, приятель! — Редактор засмеялся и хлопнул его по плечу.
— Ее зовут Маргарет.
— Ах, даже так! — Лицо редактора стало серьезным. — Никогда не спи с одной и той же более трех раз, иначе ее страстная плоть сожжет твое сердце. Усек?
— Мне нужно поговорить с ней.
— Поговорить? — Редактор нахмурился, переваривая услышанное, затем неожиданно просиял. — Мне нравится твой подход к делу!
— Пошел к черту! — Брендс забрал у редактора стакан бренди. Выпил.
— Рай, правда?
— Что?
— Я говорю, ни один Конгресс не сможет забрать у нас алкоголь и женщин! И шли бы к черту достопочтенные социологи, утверждающие, что алкоголь — поставщик людей для тюрем! Во всем надо знать меру, дорогой Билли! Во всем! — Редактор пошатнулся и едва не упал. — Нас не заставить перестать наслаждаться жизнью! А те, кто готов от этого отказаться, пусть пьют молоко и копят деньги на похороны! — Он икнул, пытаясь сдержать отрыжку.
— Закажете что-нибудь? — спросила Брендса официантка в дешевом парике. — У нас есть джин, бренди, водка. Все импортное. Прямо из Европы.
— Девушка, — сказал Брендс. Официантка наградила его разочарованным взглядом. Брендс хотел дать ей доллар, но вспомнил, что все свои деньги оставил на ярмарке.
— Я всего лишь приношу выпивку, — фыркнула официантка.
— Пойдем! — редактор обнял Брендса. — Я все здесь знаю, мой дорогой друг!
Они протиснулись между столов. Пожилая женщина позволила редактору поцеловать свою руку.
— Это мой друг, Билли Брендс! — заявил он с неподдельной гордостью. — Он писатель и, несмотря на свой возраст, уже успел прославиться в этом замечательном городе. Но! Можете поверить моему слову, скоро его слава прокатится по всему миру! — редактор снова икнул.
— Значит, вам нужна девушка? — спросила женщина Брендса.
— Маргарет.
— Маргарет? У нас очень большой выбор…
— Только Маргарет.
— Ах, это так романтично! — в голосе женщины сквозил сарказм. — Посмотрю, что можно сделать для вас, мистер…
— Брендс! — подсказал редактор. — Билли Брендс!
Женщина ушла.
— Видишь? — спросил Брендса редактор. — Тебя уже все здесь знают! Знают и… и восхищаются твоим творчеством.
— Ты можешь не называть всем подряд мое имя?
— Всем подряд?! — возмутился редактор. — Да ты что?! Эта женщина… Эта… Да она святая, дорогой Билли! Крестная мама всех девушек, которых ты можешь попользовать здесь! — Он схватил Брендса за грудки. — НИКОГДА НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ ПЛОХО ПРО МАМУ! Ты понял?
— Может, отпустишь меня?
— А кто тебя держит? — Редактор разжал руки и разгладил пиджак на груди Брендса. — Никто не держит, мой дорогой друг. — Он оскалился и попытался схватить проходившую мимо официантку. Она споткнулась, уронив поднос. Зазвенели стаканы. — Не волнуйся, милочка, я все оплачу! — заверил ее редактор, размахивая бумажником. — Вот! — Он протянул ей пару купюр. — А это… — Его толстые пальцы скользнули в вырез блузки. — Это лично тебе, душечка. Отработаешь потом!
Официантка улыбнулась, подставляя для шлепка свой зад. Вернулась женщина, которую редактор назвал Мамой.
— Прошу прощения, мистер Брендс, но Маргарет сейчас занята.
— Я подожду.
— На нее большой спрос, мистер Брендс.
— О, не волнуйтесь! — вмешался редактор. — Мой дорогой друг оплатит все расходы!
Брендс снова вспомнил ярмарку.
— Что-то не так? — спросила Мама.
— Да, Билли! Что-то не так? — встал в позу редактор. Брендс молчал, переминаясь с ноги на ногу. — Ох, молодежь! — Редактор хлопнул его по плечу и достал бумажник.
— Я все верну, — пообещал ему Брендс.
— После, дорогой друг. После. Сейчас все должны веселиться! — редактор икнул и заговорщически прошептал на ухо Брендсу. — Лучше быть богатой сволочью, чем честным бедняком, Билли! Мое предложение о работе все еще в силе. Подумай об этом!
***
Маргарет стояла возле окна, жадно затягиваясь сигаретой. В этой маленькой комнате не было ничего, кроме кровати и таза с водой. Пахло мочой, потом, спермой, дешевыми духами, букетом мужских одеколонов, сигаретным дымом и перегаром. Брендс стоял, прислонившись спиной к двери, слушая, как удаляются шаги Мамы.
— Маргарет, — тихо позвал он. Девушка обернулась. Ее раскрасневшееся лицо показалось ему знакомым.
— Все-таки передумал? — спросила она и улыбнулась. Да. Теперь Брендс вспомнил, где ее видел. Тогда, на приеме торговцев, устроенном в его честь. Как же давно это было!
— Я пришел не для того, чтобы…
— Я знаю.
— Знаешь?
— Ну, конечно. — Она затушила сигарету и легла на кровать.
— Нет. Подожди… — Брендс не знал с чего начать. С ярмарки? С кролика? А может, этого ничего и не было? Может, он придумал все это, потому что хотел… Нет, не хотел! Брендс решительно затряс головой.
— Ну, чего же ты ждешь? — Маргарет протянула к нему руки.
— Белый кролик, — прошептал Брендс.
— Что?
— Маленький белый кролик. — Брендс чувствовал себя полным идиотом.
— Ты хочешь, чтобы я притворилась маленьким белым кроликом?
— Нет. Он сказал, чтобы я нашел тебя.
— Кто?
— Кролик, — Брендс пожал плечами.
— Ничего не пойму. — Маргарет села. — Если ты говоришь о Брауне, то передай этому сукину сыну, что я ничего ему не должна. Я все отработала!
— Кролик сказал, что ты поможешь мне узнать историю Эдгара.
— Кого?
— Эдгара Алана. — Брендс опустил голову, пытаясь отыскать дверную ручку.
— Откуда об этом знает Браун?
— Я не знаю.
— Черт! — Маргарет поднялась с кровати. Руки ее дрожали, и она никак не могла прикурить. — Может, поможешь?
— Я не курю.
— Значит, стоит начать! — Она подошла к Брендсу и положила руки ему на плечи. — Ты, правда, хочешь услышать эту историю?
Брендс неуверенно кивнул. Его спина уперлась в дверь.
— Не могу поверить, что кому-то эта история все еще интересна, — прошептала Маргарет ему на ухо. Кончик не прикуренной сигареты, которую она держала зажатой в губах, щекотал ему шею. Брендс сглотнул. — Но, если ты действительно этого хочешь… — Маргарет жадно втянула носом воздух, словно собака, принюхивающаяся к новому хозяину. — Тогда, черт с ним, с этим городом! Я готова отвезти тебя в Балтимор!
— В Балтимор? — опешил Брендс.
— Там похоронена часть твоей истории, любимый! — Она выбежала из комнаты и вернулась уже с чемоданом в руках. — Но там все еще живет ее другая часть! — Она всучила чемодан Брендсу. — На вот, неси. Он слишком тяжелый!
***
Входная дверь открылась бесшумно. В коридоре было темно. Лунный свет, проникая сквозь высокие окна, освещал лестницу на второй этаж. Брендс крался по дому, где жил последние полтора года, словно вор, проникший в дом своих соседей. Его сбережения. Он отыскал за картиной ключ, открыл сейф в гостиной. Денег было не так уж и много. Покупки жены и приготовления к рождению ребенка оставили от сбережений лишь мелочь на карманные расходы. Брендс достал коробку с украшениями Биатрис. Пара колец, подаренных супругом. Брильянтовая диадема. Она никогда не носила их. Он все еще размышлял о том, какое из украшений сможет оплатить его путешествие, когда в гостиной включили свет. Вор попался. Биатрис стояла за его спиной, и ее карие глаза пылали огнем.
— Когда полицейские пришли ко мне сегодня днем и рассказали о том, чем ты занимался на ярмарке, я не поверила им, — сказала она. — Но теперь… — Ее щеки горели. — Теперь я вижу, кто ты есть! — Она ударила его по лицу. Пощечина вышла звонкой. Биатрис подошла к окну и приоткрыла шторы. — Это ради нее? — спросила она, глядя на сидевшую в «Паккарде» Маргарет. Брендс молчал. — Как ты посмел воровать у семьи, принявшей тебя как сына? — Биатрис смотрела на отделение сейфа, где хранились сбережения отца. Брендс медленно отступал к двери. Казалось еще немного, и эта фурия набросится на него. — Негодяй! Собирай свои вещи и проваливай! — голос жены стал каким-то замедленным, тягучим. Туманная дымка скрыла ее образ. Здесь, в этом доме, с этой женщиной, жизнь снова стала нереальной, надуманной. Брендс споткнулся о порог и едва не упал. Бежать? Нет, он не вор. Он забирает лишь то, что принадлежит ему. Чемодан? Вещи? К черту! Он пришел сюда в одном костюме и уйдет в одном костюме.
— И не думай возвращаться! — кричала ему в спину Биатрис, но голос ее был уже настолько замедленным, что Брендс не мог его разобрать.
***
Балтимор. Река Патапско пронзала его насквозь, унося свои воды в залив Чизапик. Плато и равнина разделили город надвое, возвысив его северо-западную часть над уровнем моря. Это был крупнейший город в штате Мэриленд, но Брендс приехал сюда не любоваться его красотами. Пыльный «Паккард» протарахтел по Грин-стрит, уперся в ее пересечение с Файетт и остановился возле Вестминстерской церкви. Брендс бросил на могилу Эдгара пару красных роз, купленных по дороге, и постоял несколько минут молча, склонив голову. Больше ему здесь делать было нечего. Ведь мертвецы не умеют разговаривать? Хотя после белого кролика он уже был готов ко всему.
***
Старуха была слишком проворной для своих лет. Ее маленький домик в верхней части Балтимора был чист и ухожен. Она заключила Маргарет в объятия и расплакалась. Затем вытерла слезы и переключила внимание на Брендса.
— Муж? — спросила старуха, разглядывая его своими выцветшими глазами.
— Писатель, — сказала Маргарет. Старуха вздрогнула. Она посмотрела на правнучку, и губы ее затряслись.
— Я знаю, бабушка. Знаю.
Старуха села на диван и долго молчала. Маргарет принесла ей стакан воды.
— В комоде есть хороший коньяк, — сказала старуха ледяным голосом. — Уважь гостя.
Брендс выпил. Губы старухи по-прежнему дрожали.
— Мне нужно побыть одной, — сказала она.
Маргарет взяла Брендса за руку и вывела в сад. Цветущие яблони привлекали насекомых. В высокой траве прятались несколько кошек. Легкий ветерок приносил свежесть с залива. Догоравшее солнце окрасилось в розовые цвета, готовясь к вечеру.
— Иногда мне кажется, что это лучший город во всем мире, — сказала Маргарет. Одна из кошек выбралась из травы и начала тереться о ее ноги. Рыжебрюхий крапивник, прячась среди ветвей, затянул свою сложную песню. — Так бы и осталась здесь!
— Что тебе мешает?
— Наверное, я сама, Брендс. Знаешь, иногда бежишь и бежишь куда-то, а потом останавливаешься, смотришь назад, и там ничего нет. Совсем ничего. И единственное, что тебе остается — снова бежать. Понимаешь?
Брендс не ответил, но он понимал.
Они вернулись в дом, и старуха рассказала им свою историю. И Брендс бежал. Бежал, потому что стоило ему остановиться и прошлое бы догнало его. Прошлое, в котором для него не было места. Прошлое, которому не было места в нем. Совсем не было.