santehlit — О дружбе мужской

И не друг, и не враг, а — так,

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош…

В. Высоцкий

Привет, потомок!

С любовью более-менее разобрались — по крайней мере, я озвучил свою позицию. Но что делать с дружбой? Вот еще одно из величайших заблуждений человечества.

Как возникает? Для чего нужна? Никакой природный инстинкт ее вроде не подпирает. Если смысл в поисках родственных душ, с которыми можно разделить переживания, мысли, чувства, вплоть до «уступить место в шлюпке и круг», то закономерен вопрос: разве это дружба — вешать на других свои неприятности? Я вот стесняюсь.

Общение? Всегда пожалуйста — с любым здравомыслящим по любому вопросу! А «шлюпку и круг» смысла не вижу: если попадется шибко преданный — оба утонем.

— Кому тогда верить? — спросишь, наверное.

— Омару, кому же еще!                                                                        

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

                                                                                            (О. Хайям)

Мудро ли я прожил свою?

Знаю точно, не бесполезно: тебя с сестренкою родил — тема зачетная!

Падения были в ней и взлеты. Почему теперь живу один? Неохота связывать себя — все сам умею и живу, как хочу, никому не отчитываясь. Мне хорошо — в одиночестве есть свои прелести! Я и с бедами своими научился справляться сам, а чье-то участие только мешает….

Я образ жизни замкнутый веду,

Живу тихонько, ближним не мешая...

Но я всегда на выручку приду,

Конечно, если выручка большая!

                                                        (И. Губерман)

Но не будем уходить вглубь, когда можно вширь.

Как кожу змея, периодически менял взгляды на жизнь — диалектика тому виной.

На дружбу, кстати, тоже.

Короче, вникай, сын.

Дружба — это временный (подчеркиваю — временный) союз двух или нескольких лиц для достижения конкретной цели.

— Не перегибай! Я понимаю, что количество прожитых лет однажды переходят в качество мыслей, — думаю, скажешь. — Но что свято, не тронь!

Оф кос! Если б ты был верующим, я позволил себе усомниться в твоей искренности и предположить, что это фарисейская отговорка, за которой ты прячешь страх разрушить свои иллюзии.

— Что здесь фарисейского? — наверное, вспылишь.

— Выставлять себя праведником, зная, что в реальности тебе ничего не грозит.

Увы…. Обществом правит лицемерие — трудно быть честным даже с собой. Вот принято так считать, и каждый твердит — ах, любовь! ах, дружба навеки! А когда возьмет жизнь за глотку, куда что пропадает хорошее, откуда что берется в человеке плохое.

Конечно, если отбросить иррациональность, мы могли бы закрыть и на это глаза. Но мудро ли будет отбрасывать иррациональность? Ведь уступив себе однажды, мы рискуем уступать себе во всем и всегда, наступая на принципы.

Уступил бы ты место в шлюпке или протянул руку, чтобы перевернуться вместе с другом — утонуть, зато с чистой совестью? Или скажешь, все это — игры ума: реалии ничем не грозят, и можно спокойно жить в согласии с самим собой? Главное, мол, не терять ориентиры, что есть плохо, а что хорошо. И почаще озвучивать в обществе свою позицию — вот, мол, какие пушистые мы.

Или скажешь, что слишком богатое воображение порой заводит меня не туда?

Ну что ж, приведу цитату, а ты постарайся вспомнить имя героини когда-то любимого тобой романа. «Бог свидетель: я солгу, украду, убью, но никогда больше я не буду голодать, никогда!» Смело — не правда ли? А ведь баба сказала (по-ихнему — woman)! Теперь скажи — права ли она?

Истина в том, что нужно тебе. Если решил быть третьим лишним в любовном треугольнике — дело твое. И так во всем: сам решаешь — сам отвечаешь, и…. пожинаешь плоды решения своего. Не надо прикрывать свои устремления общественным мнением — имей в себе смелость сказать: «Я так решил!».

Куда как удобней, покаявшись и причастившись, переложить вину или беспокойства свои на плечи Всевышнего и принимать все далее происходящее отстраненно, как кинофильм — мол, Боженька вытащит или утопит, даруя загробную жизнь. Так из-за страха ответственности и появилась религия — раньше плясали у костра, потом в церковь пошли.

Только ведь вдохновение от чтения Библии пропорционально невежеству читателя. Да и отношения верующих с Небесным Отцом не шибко далеко ушли за тысячи лет от ритуальных плясок вокруг наскального изображения мамонта. «Проси и обрящешь» — там и тут. Одному мошну с деньгами, другому мяса кусок на шампур — никому не нужен смысл жизни.

Главная беда в человеческих отношениях — напяливание на себя лицемерных приличий, которые моментом испаряются при первой угрозе реальному благополучию. К чертям собачьим тогда условности — любовь и дружбу, веру в Бога и его заповеди!

Вскрытие показало — чукча умер от вскрытия. Все ради истины!

Крепкая дружба — запомни, сын! — возможна до той поры, пока друзья принимают друг друга в той роли, которую каждый для себя избрал. Ну, типа, один из них — доминант, другой — рецессив. Или по-современному — картина маслом «Партизан доит заблудшую корову». Ей облегчение, ему молоко….

Что зарделся, как гимназистка при виде уха? Это не чьи-то выдумки, а мой личный жизненный опыт, которым щедро делюсь с тобой.

Не посылал, куда подальше друзей своих? С тобой это тоже однажды случится.    

Вот где сейчас наша уличная ватага, которая была «не разлей вода»? Те, кто не сгорел в угаре пьяном, догорают….

Бывают друзья втихомолку,

               Бывают друзья напоказ,

               Бывают друзья и без толку,

               На целую жизнь и на раз.

                                                                (Л. Яворская)

Первую рюмку спиртного я выпил дома — отец преподнес и остался доволен:

— Лучше вот так, чем под забором и вдрызг.

Но мама ворчала:

— Учи, учи….

Вдрызг напоили меня друзья. Помнится, праздник был — 7 ноября. Мы набрали вина «Солнцедар», селедки копченой. Сели за стол у Мишки Мамаева — его родителей не было дома. Разлили в стаканы…

Один, второй….

Все говорили, я хохотал до пеликаньего клекота. Потом сплясал такой неистовый танец поданных Таме-Тунга, что екали внутренности. Попытался Ческида затащить — уронил его с табурета, да так, что он палец себе на ноге прищемил.

Меня обозвали буйно помешенным и отказались еще наливать.

— Хорошо, — пригрозил. — Топор найду, и всем кранты!

Рыбак, испугавшись, ушел в отрыв — без куртки, без шапки, без валенок, по снегу в носках домой.

Топора мне найти не пришлось — к тому времени плохо стоял на ногах и ничего не видел перед собой. Осознав беспомощность, жалобно попросил:

— Чуваки…. Отведите меня домой.

Мишка, сунув шапку подмышку, поволок через дорогу — соседи же мы.

Душой овладело мстительное настроение.

— Отец увидит меня таким, спросит: «Кто напоил?». А я скажу: «Мамайчик». Ка-ак он тебе по тыкве даст — мало совсем не покажется.

Мишка психанул, но не бросил меня — жестче стал обращаться. Его черствость стоила мне потерянного в снегу валенка.

Наутро пришлось пережить убийственное похмелье: чувствовал себя извлеченным из-под развалин после землетрясения. Но в душе первая пьянка «до зеленых соплей» оставила довольно приятные впечатления. Мне понравилось краткое состояние эйфории, бесшабашная удаль и то, что я практически ничего не помнил. Картину моего участия в праздновании Великого Октября воспроизвели собутыльники с присказкой:

— Ну, ты давал стране угля…!

А я молчал шпаной на допросе — рад бы их тоже всех заложить, да память в отрубе. Было мне тогда чуток за двенадцать, а Мишке шел пятнадцатый год, и был он лучшим моим друганом.

А время суровое на дворе: в кино пойдешь — деньги отнимут, в школе морду набьют, если некому заступиться. Хочешь, не хочешь — сбивайся в ватагу. В нашей «Бугорской» атаман Коля Томшин в армию уже собирался, а я дошколенком в нее вступил. Пока старшие орудовали кулаками, малышня забрасывала врага камнями — всем работы хватало, когда сходились биться ватаги.

Вместе и развлекались — ходили в кино, в лес играть в войну, пить березовый сок, жечь костер. По кругу пускали одну сигарету, из горлышка пили спиртное. Всем хватало, но следили за перебором — кому ж охота тащить на себе упившихся до бесчувствия. Так что из рюмки отца был не первый глоток мой от зеленого змия.

Какова жизнь — таковы и друзья. Или от обратного?

Одноклассники?

Я с них балдею! Пять лет ждать, чтобы встретиться, надраться и подраться — не расстанусь, мол, с комсомолом. Это как в театр сходить ради антракта.

Бывают друзья по несчастью,

               Бывают от скуки друзья,

               Бывают такие, которых

               Друзьями назвать и нельзя.

                                                                   (Л. Яворская)

Проучившись восемь лет в школе, я никогда не ухаживал за девочками — не умел добиваться расположения и даже не мог определить, какова цель возможной дружбы. Конечно, нравились отдельные экземпляры, но двинуться дальше созерцания не мог. Конечно, хотелось взаимности, но как эта взаимность может быть выражена, было мне невдомек. Общаешься в гвалте большой компании, любуешься предметом обожания и подсчитываешь, сколько раз она бросит взгляд в мою сторону. О том, чтобы побыть с ней наедине, даже не помышлял. Пределом мечтаний была попытка проводить после школы домой, но и это надо было предложить, а меня в последний момент подводил речи дар.

И еще.

Дружили мои одноклассники — мальчики с девочками, и все у них шло от чувств. У меня симпатии от ума — я это чувствовал и чувствам своим старался не поддаваться.

Не понятно?

Мне предлагали дружбу не раз, но, как правило, девочки, которые не вызывали ответной симпатии. А не вызывали лишь потому, что сами навязывались. Наслаждаться их обществом, думал я, в радость лишь Робинзону на острове. Своего идеала, как учат романы, я должен был добиваться.

Вот так и томился до девятого класса.

После восьмого многие товарищи мои ушли, поступив в техникумы, училища или на работу. Еще больше пришло из восьмилетки напротив. Свою культуру они несли с собой — на одноклассниц у пацанов всесезонная охота. Девчонок тискали каждый день, тискали все, кому было не лень: онанисты — народ неутомимый да плечистый!

Наверное, чувство влекло их к девочкам — а любовь оправдывает все! Но человек устроен так, что самое великое благо может обратить во зло! Я теперь уже знаю, как здорово теория расходится с практикой — особенно в том, что касается чувств. Тогда эти зрелища были в тягость.

Девочки, кому противны были похотливые руки и сопливые губы, с визгами отбивались, а потом плакали и даже уходили с уроков. Они ненавидели перемены, когда класс покидал преподаватель, и вступали в силу суровые законы школьной действительности, но ничего существенного не предпринимали. В этом типичная бабская покорность злой судьбе — извела, мол, меня кручина и т. д. …

Вот так и дружили мы в классе нашем! И ничего ведь не сделаешь — против общества бессилен был даже мой статус родственника короля Увелки: говорили Митеньке — не трынди на митинге!

Прошло много лет — и что?

На традиционных вечерах какой-то волшебник-шутник будто вселяет в грузные тела седых моих школьных товарищей души озорующих девятиклассников — бабы, в танце изгаляясь, визжат собачками, прищемленными дверью, и мотают подолами, мужики размахивают сдернутыми галстуками, как ковбои лассо. Излишки пищи шумно выкладывают, где придется, не заморачиваясь походами в туалет….

Быдлозагон! А говорят — вечер встречи школьных друзей.

Друзья по службе?

Я тебя умоляю! Конечно, в ситуациях экстремальных мы плечом стояли к плечу — иначе не выживешь: граница! А в быту — нормальные парни: сволочь на сволочи, и не надо искать романтики там, где ее нет, и в принципе быть не может.

Бывают друзья и по письмам,

Бывают друзья по пути,

Бывают друзья от безделья,

Да только… друзья ли они?

                                                    (Л. Яворская)

Как-то к годам девятнадцати от рождества моего случился вакуум в друзьях — старых растерял, окончив школу, новых не завел, поступив в институт. Участие в проблеме решил принять военком, пообещав отправить на границу с Китаем — в начале 70-х там было напряженнее, чем теперь.

— Я собак боюсь, и галстуки не ношу с фуражками, — пробовал отказаться.

Члены призывной комиссии весело рассмеялись.

— В погранфлот пойдешь — бескозыркой бабочек ловить!

И вот настал день отправиться с рюкзаком в Анапу за насекомыми. Лежа на средней полке плацкартного вагона, мрачный, как вдрызг проигравший картежник, с тоской представлял, как три года буду ходить по морю, в котором не буду купаться. А новые друзья, товарищи старослужащие, скажут:

— Откуда, моряга? Из Челябинска? На тебе звездюлей на погоны.

И дадут мне звездюлей. И буду ходить я с побитой мордой.

Сменив футболку на тельняшку и отправив телеграмму домой: «Ждите, родные, через три года», ощутил себя взрослым. Это чувство возникло из ниоткуда, словно кто-то переключил канал, по которому транслировалась моя жизнь. Вчера еще был школьником, немного студентом, и вот тебе на — настоящий защитник Родины!

Страх перед двойкой, прежняя дружба и бесшабашные пьянки на гражданке, смущение от раздвигания ягодиц на глазах призывной комиссии — все это в далеком прошлом, за семью морями. В одну секунду новоиспеченный курсант ОУОМСа осознал, что прежняя жизнь закончилась, начинается новая — неведомая и заманчивая.

Предстоящая служба перестала быть в тягость. В повзрослевшем сознании появились новые мысли, и первая — завтра увижу море! И от этого южное небо стало роднее, облака белее, а солнечный свет теплее и ярче. Впрочем, так и было: широкое и самое синее — как блесна для голодного судака.

Все было — и море, и катера, и строевая с огневой, морской, пограничной и прочими подготовками…. Учебный отряд. Но главное, что постиг — знаменитый флотский треп — умение говорить с юмором ни о чем. Если рассказывать, кто где жил, как учился и с кем дружил, через пять минут от скуки загнешься. А если запустить тему, как подачу в пинг-понг: один скажет что-нибудь гадкое о другом, все поддержат — и ржачка в кубрике, и время летит незаметно.

Ты не поверишь — настоящий абсурд! Родные, любимые ждут на гражданке, переживают, а мы их тут грязью поливаем — кто как горазд!

На занятии по ЗОМП (защита от оружия массового поражения) курсант:

— Товарищ мичман, можно выйти?

Мичман:

— Можно Машку свою под забором. Впрочем, твою нынче нельзя: писька в красных соплях.

Курсант бросается с кулаками, его перехватывают, прижимают к полу.

Мичман, даже не осерчав:

— Учись, моряк, владеть собой, иначе не выживешь на границе.

Остальным:

— А вы помогите.

Вечером взяли в круг и вместе со старшиной смены…. Нет, не били — учили гадости слушать. И говорить, кстати, тоже. Если паренек адекватный, то через несколько дней блистал выучкой своей.

— Санек, от подруги письмо?

— От сучки — кого ж еще? Пишет, бл..дь, что любит и ждет…

— И порется…, — летит подсказка.

— Да во все щели!

Слышал бы мичман, поставил бы «пять».

Такому в институтах не учат. Умение «хорошую» тему поднять для трепа в кубрике ценилось командой весьма высоко. Такие «умельцы» нарасхват, когда корабли у стенки стоят. Мог и я быть в их числе — язык подвешен, но соображения этические царапали душу. Как спас ее, рассказ впереди. Очевидно только, что хорошим парнем быть приятнее, чем плохим, но тяжело.

Однокашники-политехники?

Пусть зовут меня корябедой-ябедой, но я писал и впредь буду одну только правду, не заморачиваясь на выдумку имен для героев. По принципу — время пройдет, холмики сгладятся, а то, что написано пером и размещено в инете, наш «прах переживет и тленья убежит».

Бывают друзья и в постели,

Бывают друзья впопыхах.

Когда им бывает удобно,

Они превращаются в прах.

                                           (Л. Яворская)

Это только кажется, что годы уходят безвозвратно — самые замечательные моменты запечатлеваются в нас навсегда. От дружбы студенческой осталась лишь ностальгия — не придуманная романтиками штука, а типичный русский недуг. И он гораздо приятнее чесотки, так как слишком много душещипательных воспоминаний не бывает. Ведь дружба студенческая самая крепкая, потому что разумная и свободная — когда зерно падает на благодатную почву.    

Как молоды мы были! Как искренне любили! Как много мы говорили о любви и своих любимых. Я помню все!

За каждым, мол, ангельским личиком прячется дьявольская харя! К сожалению, без них не обойтись, но спокойно живет только та часть человечества, которая надела на своих баб паранджу и не дает им выхода из декрета. Даже товарищ Гитлер немцам своим говорил — полем боя для женщины должен стать дом родильный.    

К черту нацизм — даешь мусульманство!

И дальше про обрезание и экзистенциональный опыт русского народа….

Быть может, сохрани я семью, сейчас встречал бы праздники в прежнем кругу, и с мамой твоей возвышенно и сентиментально подпевали хору друзей: «…. а бабы последнее дело!». Но, увы, изменились обстоятельства, и … «друзей моих медлительный уход той темноте за окнами угоден».

Друзья по бизнесу?

Их в принципе быть не может — всегда легче деньги заработать, чем потом без скандала поделить. Мне, к примеру, плевать на какие-то материальные потери — это всего лишь деньги, которые мы имеем (не наоборот!). Единственное, что значимо — уважение к человеку. Когда я его теряю, становлюсь противным таким и сварливым — неприятным себе. Душа застывает, но это ни коим образом не связано с погодой — скорее результат психологической ломки. Так что уж лучше знать, чего можно ожидать от делового партнера и не дать ему себя «объегорить»: человек суть существо эгоцентричное.

Бывают друзья на минуту,

За деньги, на день и на ночь.

Когда им бывает удобно,

Они испаряются прочь.

                                        (Л. Яворская)

Сын, вспомни Чернова. Помнишь, как совесть приятеля нашего, миллионера, дуба дала на твоих глазах? Деньги «сделали» его, а он, грешный, думает — наоборот.

И это наследственно!

Сынишка Чернова сколько ни бился, ни сорил деньгами, так и не получил высшего образования — думал, что институт добавит ума. Увы, не знал отпрыск верхненеобразованного отца, что ВУЗ — это только шаг к профессии; а ум — от родителей; порядочность — от Бога; доброе имя — от предков в наследство….

Зато договоры писать был мастак. Помнишь, как он «объегорил» тебя, всучив недействующую машину по переработке отработанных масел? Брали на испытание, а по бумагам — купили никому ненужный хлам.

Нормально? Порядочно? Да просто бизнес такой — где кто кого….

Вся наша жизнь — как в шахматы игра:

Неверный ход — и ты с доски слетаешь.

И наперёд надо просчитывать всегда

Все комбинации, иначе проиграешь.

                                                                        (А. Шульмин)

Наш увельский бизнесмен армян Кастанян — тоже тебе известная личность. Брателла, мол, мамой клянусь! — когда начинает дело. А на расчет жидковат. Да и весь он, с головы до пят, олицетворение конкистадора из новейшей истории покорения России Кавказом — с гор верхом на ишаке, здесь на «мерседесе». На теле золота килограмм, а вонь от немытого (не о золоте речь) на сто метров в округе. В черном лапсердаке да с перхотью на плечах — вылитый памятник самому себе, облюбованный голубями.

В море частной инициативы и предпринимательства, таких экземпляров полным полно. Время их выродило: честного перераспределения собственности в принципе не бывает. Время и заклеймит — ни слова порядочного они не стоят, и стоить не могут!

А ведь носят кресты и в церковь заглядывают — о чем-то там с Богом «перетереть». Только мнится мне, страдальца с креста они отождествляют с Одином: просят лишить их страха и боли, чтобы херачить всех только так. Боевой дух ходят в храм укреплять.

Суть существования для них — доминирование, и другого смысла не видят.

Цель жизни — кусать за жопу Судьбу и жить, как захочешь.

Главное правило — топчи или тебя затопчут.

Последнее желание — в славный день Рагнарек оказаться в одной лодке с Одином.

Бизнесмены эти, молодые гвардейцы приватизации, как пена мутная, всплывшая со дна в смутные времена, кажутся мне одномерными со своей ортодоксальной самовлюбленностью и восторгом перед тем, что делают. И суета их в погоне за тугриками, как тараканьи бега на потеху истории.

Молят удачу во всем и всегда, не думая (не подозревая?) о равновесие всего происходящего на планете — в том числе счастий с несчастьями. Если что-то урвал у кого-то, скоро жди потерь у себя. Без вариантов — баланс соблюдается всегда!

Наш приятель миллионер за успехи в делах заплатил семейным благополучием.

Кастанян сдулся, как ни хитрил — теперь у мангала стоит, где дым отбивает вонь.

Для меня ж неприятности — предвестник удачи.

Друзья на работе?

Умудренные говорят: спаси меня, Господи, от друзей, а от врагов я сам отобьюсь.

Бывают друзья по привычке,

               Бывают друзья по любви,

               Бывают друзья по работе —

               На то и коллеги они.

                                                        (Л. Яворская)

Последним, кто предлагал мне дружбу, был Халиулин.

Как гласит народная мудрость: была б копна, а ворона сядет….

Начинка, еще говорят, видна по обертке. Появился Толик Эдуардович в санатории вылитым агентом 007 — расфуфыренный да с гусарской выправкой. И еще англо-саксонским взглядом — жестким, холодным, не ведающим растерянности — куда-то собеседнику в переносицу и сквозь голову. Такой взгляд держит на расстоянии, как двустволка в руках психопата. Столкнувшись с ним, хочется немедленно опустить глаза и в сторону отойти. Не думалось, что он с кем-то может дружить — разве только со своим отражением в зеркале!    

Я давно знал его, но, увидев теперь в санатории, позавидовал даже — уметь так себя подать! Прямо столбовой дворянин или супермен! Впрочем, я уже говорил — агент секретной службы MI6 ее великобританского Величества.    

Обертка, однако, обманчивой оказалась, и начинка таила в себе сюрприз — ну, ни разу не Джеймс, ни тем более Бонд: плодовитый на посулы как крольчиха на кроликов. Врать без пауз и сомнений начал в первый же день, доказывая, что мужская честь для него понятие такое же растяжимое, как резинка старых трусов.

— Где у тебя машина?

Выслушав рассказ о ДТП и воровстве Булкиной, пообещал, небрежно поглядывая на меня будто на малыша в песочнице:

— Помогу — мы же друзья! У меня подвязки в южноуральской ментуре — только шепну, ребята найдут ее и мигом расколют.

И. хлопнув приятельски по плечу, под шепоток занял получку июльскую мою. Давняя мечта расквитаться с подлой подружкой обезоружила — отдал последние деньги под зарок вернуть вечером.

Долг Халиулин не вернул ни вечером, ни неделю спустя. Стало совершенно ясно, что деньги он не отдаст никогда, когда напомнил про Булкину.

— Нашли сучку — дает показанию следаку.

— Дело что ль завели?

— Да уж, прессанули так, что готова у быка отсосать, лишь бы….

Врал и не улыбался — на лице вопиющая несовместимость формы и содержания.

А мне надо было делать вид, будто не понял того, о чем он вслух не говорит.

Вера в разумное доброе вечное в очередной раз потерпела крушение — выскользнула из-под ног донной корягой, и сомнения накрыли с головой. Ведь мы с его мамкой в соседях жили, а с дядькой футбол гоняли — в кого же он таким уродился?

Обществом правит лицемерие, проповедуя в церкви и навязывая законами то, что невозможно в принципе соблюдать. Человек — жестокий зверь, способный ради личной выгоды на все. Законы и приличия держат его в рамках, но рамки к черту летят, когда решается вопрос чего-нибудь урвать или не быть кем-то кокнутым. А порядочным считается тот, кто не сделает большой подлости ради малой выгоды. И все!

Таковы мы все, но завернуты лицемерием в коконы приличия — когда понимаем, что зарвались, бьем поклоны Господу Богу или просим прощения у других. Хотя в душе всегда себя оправдаем: ибо живем тщеславием, жаждой власти, злобой, плотскими удовольствиями….

Любопытство взяло — что дальше придумает?

Через неделю еще Халиулин про Булкину:

— У нотариуса оформляет расписку на твою машину. Жди, скоро деньги вернет.

Не вернули — ни Булкина, ни наш Джеймсобонд. На все вопросы ноль ответов и лишь гримаса на лице — хрен, мол, с приветом! Или — оборзел ты, дядя, донимать делового человека, который за пуговицу самого поймал Господа Бога.

Как говорится, бегемот плохо видит, но при такой массе это уже не его проблемы!

А я не верил случившемуся. До этого момента знал, конечно, что подлости имеют хождение в обществе, но такая наглая обожгла, как плеть. Главное — понять не мог, как это возможно: почему Халиулину-то не стыдно? Почему так легко, навязывая дружбу, сделал меня своим врагом? Ради чего? То, как он поступил со мной, было бессмысленно и унизительно.

Понял потом — ему не мешают крошки в постели!

Толик Эдуардович все занимал и занимал без отдачи у подчиненных. Ну, типа хитрый колобок — от всех, мол, прочь укачусь, если что.

С работы, в которой он ни ухом, ни рылом, его действительно вскоре нагнали, и долги он действительно никому не вернул.

А я задумался.

Жизнь порой шутит с нами шутки. Много религий на свете есть, принципов и моралей, но вот Правило Хитрого Колобка… что-то не слышал до сих пор. Что это — образ жизни? бизнес такой? полное отсутствие нравственных тормозов? До каких же пределов докатится Колобок? Ведь подлый в малом и в большом такой. Это не про театр.

Откуда берутся такие товарищи?

Если думать одно, говорить другое, а делать третье, можно от жизни такой здорово очень свихнуться умом. Вот тогда выскребаются из пыльных сусеков напополам с калом мышиным колобки типа Халиулина, которым ни толпы мнение, ни Отца Небесного заповеди, ни законы от Думы совсем не в укор. Которых общество, однако, терпит. Быть может по принципу — горько есть, да жалко выплюнуть. Ведь для кого-то он — сын, муж и отец….

Впрочем, это не вопрос темы мужской дружбы.

В «дружеских» отношениях с Халиулиным я чувствовал себя проигравшей стороной, потому что не понимал правил игры. Мне было стыдно даже напоминать ему про долг, а он незатейливо обещал — завтра… ну, завтра же… сегодня вечером отдам. Каждый рабочий день! И только через два месяца перестал врать — просто отворачивался, проходя мимо: отстань, мол, противный, не для тебя цвету!

Когда узнал, что он назанимал в промышленном количестве и практически должен всем, понял, что это диагноз.    

Атмосфера на работе сделалась неуютной: ведь Толик Эдуардович — мой начальник, и хотел я этого или нет, нам приходилось общаться. Всерьез подумывал — а не плюнуть ли (на ботинок? пиджак? в морду?), да к чертям собачьим…. Как последний дурак — а может быть, даже первый. Но жизнь сама разрулила проблему.

Подобно тому, как перед дождем воздух становится тяжелым и душным, а потом освежается и с удовольствием проникает в грудь, так и после выдворения Халиулина, в коллективе облегченно вздохнули и пожелали ему вдогонку попутного ветра с неудержимым поносом. Можно было и круче, но… такие Богу не нужны! Жив, здоров и невредим мальчик вася бородин — ну и хер с ним! Хоть и исчез он с деньгами нашими, а все равно лучше, чем под дураком. Да и финал всей этой истории манимании-занимании по законам жанра должен счастливым быть.

Не для Хитрого Колобка. Ведь он не просто плюет на законы физические, но влез в серьезные игры с метафизическими категориями. Другими словами — бросил вызов Судьбе, которая всегда за равновесие добра и зла. Наверняка лишит его возможности она быть средне счастливым человеком (дом-семья-работа) и оставит лишь два взаимосвязанных варианта — всю жизнь воруй себе на жизнь или в тюряге от чахотки загнись. Или от внепопочной беременности — есть, говорят, такая болезнь у опущенных зеков.

Для меня это не просто домыслы, а воплощение законов, которые не от общества.

Относясь к этому гиперсерьезно, отдаю дань уважения Ее Величеству Судьбе.

Да хрен с ним, этим Колобком! Борони Бог от встречи с ним впредь.

Главное запомни, сын — будешь рассчитывать на себя, выдержишь все, станешь надеяться на помощь других, сломаешься хворостинкой.

Только в жизни всё иначе.

               Учит жизнь всегда тому,

               Что придёт к тебе удача,

               Коль не веришь никому.

                                        (Ю. Киприянов)

Запомнил? А теперь пойдем, погуляем и порадуемся природе. Большие города сводят с ума, высасывают душу и выплевывают пустую оболочку. А тут…

Ты посмотри, какой день чудесный! Еще недавно лютовала стужа, а теперь воздух пахнет весной. Я даже слышу шум скорого летнего дождя и шелест кустов шиповника, которые сейчас еще спят под мохнатым инеем. И березы стоят совершенно белые — это дивное зрелище! А вон смотри: синички клюют семечки с ладоней у отдыхающих — великая дружба людей и пернатых! В годы юности моей здесь пели ночами соловьи. Может, и теперь поют — вот лета дождемся и послушаем.

Самые драгоценные моменты в нашей жизни на первый взгляд иногда кажутся пустяками. И мы оставляем их позади — увязшими в пыли времени. Можно пытаться их забыть, но эти мелочи, связанные одна с другой, прочной цепью приковывают нас к прошлому. Я вроде бы хорошо усвоил науку забвения — жизнь так сложилась, что иногда приходилось внушать себе: плюнь и забудь. С каждым разом мне это удавалось все легче и легче, но вот каждый звук в этих местах мне знаком и дорог. Так моряки до гробовой доски слышат во сне прибой….

А мысли-то, мысли какие приходят в этой тиши!

Как тебе такая — от Бродского: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать»? Здесь, конечно, не Санкт-Петербург, но…. Нет, здесь, слава Богу, не Северная Пальмира, и думать о Безносой, когда вокруг Пятиозерье — край здоровья, обозначенный самой Землей — пожалуй, еще рановато. Но «восторгом полнится душа» и «разум устремляется к познанию»…. Чувствуешь сопричастность к бесконечности бытия?

Или такая — чем рожать, растить, воспитывать детей, лучше усыновлять их взрослыми: по крайней мере, будет ясно, с кем имеешь дело. Тебя я выбрал бы, не задумываясь.

Ты знаешь, лучшим другом моим по жизни был отец, и я надеюсь быть твоим. Давай будем дружить, любовь оставив твоей маме. Они так устроены, наши матери — они всегда думают о своих детях, как о детях.

Отец уважает, мама любит — у тебя, сын, роскошные гены!

О чём ты думаешь, мой друг,

Вздыхая тихо и печально?

И после стольких лет разлук

Я слышу голос твой хрустальный.

Нас разделяли города,

Земли просторы бесконечной,

Зимы жестокой холода

И летний зной в тиши беспечной.

Я помню мальчиком тебя,

Смешным, неимоверно милым,

Когда ты утром сентября

Ведом был мыслью единой.

Лишь дуновенье ветерка

Твои приподнимало пряди,

Как будто стебли тростника,

Как пену волн на водной глади.

Ты, верно, помнишь и меня,

Сквозь шёпот дней неумолимый

Мой образ бережно храня

На лоне дружбы нерушимой.

Как нелегки порой пути:

Дороги жизни, тропы смерти...

Как нелегко порой идти

По этой выжженной планете.

Но трудно только одному.

Глаза с надеждой закрывая,

У Бога помощи прошу

И лишь на друга уповаю.

И сквозь года и ход времён

Пусть же горит огонь незримый

И не угаснет вечно он

В наших сердцах неутомимых.

                                                           (А. Новиков).

За сим остаюсь одинокий родитель твой                                                                                 А. Агарков

                                                                                                                                                        Санаторий «Урал»

                                                                                                                                                   Март 2014 г.