gades — Все будет Хорошо!

   Катя вышла замуж за Андрея Черткова, потому что он «красиво ухаживал». Водил в рестораны, дарил цветы. Услаждал ее нежный слух разговорами о Тургеневе, Пушкине и других великих мертвецах.

   Катя тоже читала Пушкина, Чехова и еще кого-то. Возомнила себя невесть какой интеллектуалкой. Именно беседы о высокой литературе помогли Андрею затащить Катю в постель.

   Связав себя священными узами брака, Андрей совершил полезное для карьеры дело.

   Он начал лихорадочно зарабатывать бабки. Ночами ворочался в постели, ломая голову: как еще заработать? кого обойти? чью идею украсть? И Катя, истекая слюной, жужжала над ухом: «Давай, давай, давай!»

   Пока Андрей в рекламном агентстве делал деньги, Катя обустраивала особняк. Ковры, мебель, плитка, обои, унитаз — все ей было нужно самое лучшее, дорогое, современное. Роскошь была для нее самое жизнь.

   В тот день оба готовились к вечеринке, которая могла вознести Андрея на вершину Олимпа. Приглашалась окрошка из друзей, сослуживцев, клоунов из телевизора и еще каких-то «великих личностей».

   — Малиновские придут? — спросила Катя, застегивая чулки.

   — Придут, — сказал Андрей, перед зеркалом натирая холеное лицо кремом, чтобы бритвой не поранить нежную кожу.

   — А Климовы будут? — Катя встала, задрыгала ногами, чтобы чулки лучше сели.

   — Будут.

   — Терпеть не могу этих уродов, — Катя оправила юбку, подошла к зеркалу, полюбовалась собой.

   Андрей, повернувшись, ткнул в нее бритвой.

   — Эти уроды, дорогая, управляют агентством. То есть Климов управляет агентством, а жена управляет Климовым. Я принадлежу Климову с потрохами. Я его любимая шлюха.

   — И что? — Катя, хмурясь, оправила на полной груди кремовую блузку.

   — А то. Климовы, конечно, не красавцы. Честно говоря, они больше походят на высохших мумий. Но ты будешь улыбаться им так, будто испытываешь оргазм от одного их вида. Будь мила, особенно с Климовым. Знаешь, что? Пожалуй, немного пофлиртуй. Пусть старикан вспомнит молодость. Не все же ему прыгать на высохших мощах своей женушки.

   — Ох, как это все…— Катя, закатив глаза, подвела ресницы.

   — Надо, Катенька, надо, — Андрей подвязал галстук. — Нас ждет большое будущее! Нужно идти дальше и выше. Чтоб жить, как у Христа за пазухой. Ради этого можно разок встать на карачки.

   Он с улыбкой подошел к жене, обнял за плечи.

   — Ну? Готова?

   Катя состроила кислую мину.

   К семи часам особняк забило разодетыми в безвкусные костюмы персонами.

   Катя и Андрей, оскалив белые зубы, приветствовали гостей.

   В гостиную вошел полумертвый Климов. Его смокинг прекрасно смотрелся бы в гробу, на фоне черного бархата. Насмешливый прищур глаз выдавал жестокий, холодный ум.

   Старик подошел к хозяевам, ведя под руку накрашенный труп жены. Госпожа Климова прижимала к груди маленькую собачку чиха-хуа.

   — Ой, какая прелесть! — всплеснула руками Катя. Тайком кривясь от омерзения, полезла целовать собачку. Та противно затявкала.

   — Берта, девочка, иди погуляй, — Климова опустила Берту на пол. Мерзкая тварь тут же побежала за официантом, претендуя кусать его за ногу. И весь вечер среди обутых в лакированные туфли ног мелькали ее подвязанные розовыми бантиками свинячьи ушки.

   — Ой, зачем вы ее отпустили, — сказала Катя. — Ее же раздавят!

   — Пусть попробуют, — госпожа Климова поджала губы. — Они дорого поплатятся!

   Климов тронул ее руку.

   — Милая, думаю, вам с Катей стоит посидеть в уголочке, поговорить о своем. А нам, — он подмигнул Андрею. — О своем.

   — Я хочу осмотреть дом, — заявила высохшая мумия.

   Дамы отправились наверх смотреть комнаты.

   Мужчины с бокалами в руках сели на диван в углу.

   — Честно говоря, Андрюша, я хотел поговорить с тобой… — Климов пожевал губами. — Вот. О чем.

   — Я весь внимание, — Андрей придвинулся, затаив дыхание.

   — Скоро я умру…

   — Ой, ну что вы, что вы, Юрий Александрович. Вы еще сто лет проживете!

   — Нет, нет. Я старая развалина. Срок мой истекает.

   — Свят, свят, — Андрей перекрестился.

   — Детей у меня нет. Так что, парень, держись.

   — Что «держись»?

   «Старый идиот, да говори уже!»

   — Я хочу сделать тебя своим преемником.

   — Ой, что вы, Юрий Александрович, я… я не достоин. Вы, вы наше все…

   Климов положил руку ему на колено.

   — Никаких возражений! Ты знаешь дело, и потом… — он понизил голос. — Ты единственный среди этих идиотов, кому я могу доверять. Если станешь боссом, я смогу помереть спокойно.

   Андрей опустил глаза, как томная первокурсница.

   — Ну, если вы так хотите…

   Климов прищурился.

   — Или ты испугался?

   — Нет, просто это все так… неожиданно…

   Подошла Катя.

   — Извините, Юрий Александрович. Вашей жене плохо. Я отвела ее в туалет.

   Климов, откинувшись на спинку дивана, благосклонно взглянул на Катю.

   — Молодец! Правильно сделала. Там ей и место, старой выдре. Я, Катерина, только что сказал твоему мужу, что собираюсь отдать ему управление рекламным агентством.

   На лице Кати отразилась буря чувств.

   — Ой, Юрий Александрович, как можно? Даже не знаю, что и сказать.

   — Слов не надо, ты хороша и так, без всяких слов. Ох, хороша!

   Кряхтя, Климов встал, взял Катю под руку.

   — Будь я помоложе, я б тебя взял в жены. А ты? — он грозно зыркнул на Катю. — Вышла б за меня?

   Катя смущенно рассмеялась.

   — Но ведь мой муж — Андрей.

   — Знаю, знаю, чушь порю, — Климов похлопал Катю по руке. — Маразм у старика. Ты ведь не обижаешься? А, Катюха?

   — Нет, нет, что вы…

   Климов поцеловал у ней ручку.

   — Ну, пошли, посмотрим, как там моя благоверная. Скрась стариковское одиночество. Андрюха, командуй без нас…

   Они растворились в толпе.

   Андрей сидел на диване, уставясь в одну точку.

   «Что ж, все отлично. Теперь я в шоколаде».

   Обходя гостей, Андрей заметил во взглядах уважение и страх, которых прежде не было. Слух о повышении прошел из уст в уши. Женщины алчно пожирали его глазами, мужчины смотрели с бессильной ненавистью.

   В углу с бокалом он наблюдал — Катя танцует с Климовым. Ладонь старика лежит на ее заднице. Старик, трясясь костлявым телом, что-то горячо шепчет Кате на ухо. По подбородку течет слюна. Катя ржет.

   «Давай, Катя, давай. Ради нашего будущего. Ради нашей великой любви».

   Госпожа Климова, развалясь на диване, отпивает из бутылки. Пристает к смазливому юноше. Тот, усмехаясь, трогает ее высохшие груди. Андрей рассмеялся: парень-то гей.

   Чуть позже Андрей с шофером усадили пьяную старуху на заднее сиденье.

   — Моя собачка! — причитала Климова. — Мой песик! Берта, ребеночек мой, где ты?

   — Вот, вот ваша собака, — Андрей с отвращением сунул ей в руки голого уродца.

   Климов, с трудом втиснувшись на заднее, бросил Андрею:

   — Прокатись со мной до дому.

   — Зачем? — спросил Андрей, который уже получил место, и меньше всего желал слушать старческое кваканье.

   — Садись. Есть разговор.

   Андрей сел на заднее сиденье, прижавшись плечом к костлявому плечу Климова. Его жена храпела, откинувшись на спинку. Из раззявленного рта несло перегаром. Чиха-хуа у нее на коленях оглядывалась с жалким видом.

   Машина тронулась.

   — О чем вы хотели поговорить?

   — С завтрашнего дня ты босс. Я — председатель совета директоров. Понадобится совет или помощь — я круглые сутки в твоем распоряжении.

   — Не знаю, как вас благодарить.

   — Отблагодаришь повышением прибылей. Но я хотел поговорить не об этом. Я хочу предоставить тебе возможность доказать твою преданность.

   — Но разве я уже не доказал ее?

   — Власть меняет людей.

   Климов сухо улыбнулся. Андрей, сглотнув, выдавил заискивающую улыбку.

   — Вы же знаете, как я предан вам и вашему делу. На первом месте — благополучие агентства.

   — Значит, мое поручение не вызовет у тебя угрызений совести. Совесть — что за идиотское понятие! Ничто так не препятствует успеху в жизни, как чертова совесть. Ненавижу совестливых. Щепетильные идиоты только и умеют, что вставлять палки в колеса.

   — О чем вы?

   — Малиновский, — глаза Климова сверкнули. — Тебе что-нибудь говорит это имя?

   Андрей похолодел.

   — Говорит.

   Когда-то они были лучшими друзьями. Вместе начинали в рекламном бизнесе. Андрей добился большего, поскольку занимался рекламой проверенных товаров — туалетной бумаги, прокладок, зубной пасты, «Сникерсов». Несмотря на это, Андрей завидовал Малиновскому. Его уму, таланту и смелости. Малиновский был полон сумасшедших проектов, которые имели бы огромный успех где угодно, только не в России, где нет грамотно организованного медийного рынка. В России возможен единственный способ вести бизнес — идти проторенной дорогой, плавать у берегов, хватать все, что плохо лежит. Несмотря на талант и смелость, а скорее, благодаря им, Малиновский оставался рядовым рекламщиком, тогда как Андрей возглавлял отдел PR-компаний.

   — Малиновский — паршивая овца. Тянет агентство ко дну. За последние два года он не создал ни одного проекта, способного повысить уровень продаж. Малиновский — идеалист. Это худшая порода людей. От него нужно избавиться.

   Андрей молчал.

   Они дружили семьями. Иногда устраивали барбекю на заднем дворе, ели сочный шашлык, вспоминали юность. На вечеринке Малиновский был единственным, в чьем взгляде не было зависти. Он подошел к Андрею, толкнул локтем в бок, прошептал: «Поздравляю, дружище».

   У него чудесная жена.

   Да, Малиновский не повышал уровень продаж. Но только ли в нем дело? Или в далекой от идеала финансовой политике совета директоров (о чем Малиновский не боялся говорить вслух)?

   — Я все сделаю, — сказал Андрей.

   — Значит, никаких проблем?

   — Никаких. Дружеские симпатии не должны мешать делу.

   Старик похлопал Андрея по щеке.

   — Нравишься ты мне, парень. Я всегда знал — ты далеко пойдешь. Я был такой же. Все понимал правильно. О, приехали. Эй, старая вешалка, хватит дрыхнуть! Просыпайся!

   Пока шофер вытаскивал пьяную старуху из машины, Андрей держал на руках Берту. Мерзкая тварь помочилась ему на ладони.

   Андрей сел в машину. Назвал шоферу адрес. Устало откинулся на сиденье.

   В гостиной персонал ресторана, который обслуживал гостей, уничтожал последние следы вечеринки. Андрей поднялся наверх.

   Катя, сидя у зеркала в прозрачном пеньюаре, расчесывала волосы.

   — Что так долго?

   — Извини, — Андрей снял пиджак. — Климов хотел со мной поговорить.

   Катя полуобернулась.

   — Что он сказал?

   Андрей потер лоб.

   — Ничего особенного.

   Катя с ласковой улыбкой подошла к Андрею.

   — Устал?

   — Да.

   — Бедненький! Я сделаю тебе массаж. Снимай рубашку.

   Они обняли друг друга в темноте. Андрей ощущал на щеке горячее дыхание Кати.

   — Мы будем богаты, богаты, богаты! — шептала Катя, сжимая его промежность.

   — Да, любимая, — ответил Андрей, охаживая ладонью ее грудь. — Мы будем богаты.

   Он проснулся.

   Повернул голову. Катя храпела рядом, обняв подушку. Морда без косметики страшная. Рот приоткрыт. Белые зубы хищно оскалены. Если не обращать внимание на болотный запах изо рта, легко принять лицо спящей жены за лицо трупа.

   Андрей встал. Почесывая зад через трусы, направился в ванную. Пустил воду. Высморкался. Отхаркнул мокроту. Взглянул в зеркало.

   Вот он я, новый властитель вселенной. Я изменился, но почему же не изменилось все остальное? Где фанфары, восхищенная толпа, цветы и подарки?

   Одетый Андрей хмуро склонился над чашкой кофе. С наслаждением зевая, в мятой ночнушке вышла Катя.

   Андрей смотрел, как она сидит на стуле, подогнув ногу, и ощутил нестерпимое желание задушить ее.

   Катя, вздрогнув, с недоумением взглянула на мужа.

   — Что?

   Андрей выдавил жалкую улыбку.

   — Я люблю тебя.

   Катя хмуро разглядывала его. Пожав плечами, взяла ножницы. Начала стричь на ногах ногти.

   Андрей остановился на пороге офиса.

   Офис жил своей муравьиной жизнью. Сотрудники бегали с папками, все торопились, все опаздывали, и никто не замечал властителя вселенной.

   — Доброе утро, господа!

   Головы повернулись в его сторону. Разговоры стихли. Младшая сотрудница, ахнув, выронила бумаги.

   Секретарша, красивая брюнетка с зелеными глазами, с улыбкой подошла к Андрею.

   — Андрей Николаич, позвольте поздравить вас с новой должностью.

   — Спасибо. Климов звонил?

   — Да. Спрашивал, почему вас нет на месте. Я сказала — застряли в пробке.

   — Молодец! Правильно сделала.

   Андрей похлопал ее по крепкому бедру. Секретарша посмотрела сияющими глазами.

   Они поняли друг друга.

   Андрей царственной походкой пересек офис. Зашел в старый кабинет забрать личные вещи. С коробкой в руках огляделся.

   На столе фото Кати в рамке. Фотографировал Малиновский.

   Андрей взял фото. Странно. Какое у Кати хищное лицо. Отчего он раньше не замечал?

   Он бросил рамку в нижний ящик стола.

   Новый офис выглядел стильно. На стенах портреты Климова, президента и премьера. Пол устлан красным ковром. Шкаф из мореного дуба. Стол — черный эбонит.

   Андрей погрузился в мягкое кресло. Нажал кнопку внутренней связи.

   — Вика, Малиновский на месте?

   — Да, Андрей Николаевич. Вызвать его?

   — Будь добра.

   Он ждал с мрачным видом. Пальцы нервно барабанили по столешнице.

   Открылась дверь. Андрей дернулся.

   Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

   — Высоко забрался, дружище, — Малиновский протянул ему руку.

   Андрей строго взглянул на протянутую руку друга. На лице Малиновского отразилось недоумение.

   — Что с тобой?

   — Садись, — Андрей указал на кресло.

   Малиновский сел.

   — Не догадываешься, зачем я тебя вызвал?

   — Вызвал? — Малиновский изогнул бровь. — Разве старых друзей вызывают?

. Его глаза были полны ужасной иронии.

   — Если не возражаешь, я закурю.

   Он закурил. Положив ногу на ногу, с живым интересом оглядел кабинет.

   Андрей изучал притворно веселого человека в красной рубашке и тертых синих джинсах.

   «Неужели это ничтожество я считал другом? Он мне чужой. Всем чужой. Чудак. Белая ворона. Одевается, как лох. От таких идиотов никакого проку».

   Андрей встал из-за стола. Заложил за спину руки. Властной походкой прошелся по кабинету.

   — Ваша наивность поражает, Сергей Петрович. Неужели вы думаете, что посиделки на заднем дворе важнее рейтингов и продаж? Неужели полагаете, что так называемая дружба дает вам право фамильярничать с вышестоящим?

   — Да. Полагаю.

   — Вы жестоко ошибаетесь. Личные отношения не должны мешать делу.

   — Черт, да какому делу? — Малиновский схватил со стола пепельницу, раздавил окурок. — Что за бред? Я что, плохо работаю?

   — Нет, — протянул Андрей.

   — Тогда объясни, в чем дело?

   Андрей сел.

   — Работаешь ты хорошо, с огоньком. Таких людей у нас мало. Впрочем, их мало везде и всегда. Но результаты…

   Малиновский как-то съежился.

   — Ах, вот ты о чем…

   — Да. Об этом.

   — Но, Андрей, ты же понимаешь, это не главное! Да, я не продаю много товаров — по сравнению с другими. Ну и что? Разве я плохой специалист? Разве у меня плохие идеи? А так ли важны эти продажи?

   Пауза.

   — Ты кретин? — спросил Андрей.

   — Нет. А ты?

   Андрей откинулся в кресле.

   — Не понимаю я таких чудаков. Что вы за люди? Чего хотите от жизни? На что надеетесь? На Бога? На чудо? Бога нет, а чудес не было никогда. Есть только деньги и власть.

   — И модный костюм.

   — Что?

   — Ничего. Продолжай.

   — Идеи твои прекрасны. Но, если они не приносят денег, какой от них прок?

   Малиновский склонился над столом. Он уже не улыбался.

   — Деньги? А в деньгах какой прок? Ты спрашивал, чего я хочу от жизни. Я тебе отвечу. Я хочу жить по совести и честно трудиться. Работу свою я обожаю. Рекламировать товары, которые нужны людям — да выше нет ничего!

   — Какие товары? Лекарства для нищих пенсионеров, которые, один хрен, не сегодня-завтра откинут копыта? Фонды для детей-сирот? Я смотрел ролик. Очень трогательно! Я даже прослезился.

   — Вот видишь!

   — Идиот! Твои ролики наводят тоску! Кому это интересно? Неужели ты думаешь, людям нужны унылые лица ублюдков, которых мамочки выбросили на помойку? Людям нужен по-зи-тив. Пожизненная веселуха. Пей «Фанта», жри «Сникерсы». И — главный лозунг — «Все будет хорошо!» Пусть весь мир провалится, а «Все будет хорошо!». Вот чего хотят люди. Особенно женщины.

   — Да, я знаю. Мои ролики никому не нравятся. Мир так устроен. Девять из десяти зевают. Но есть один, который поймет! И я счастлив работать для этого одного. А деньги… мне много не надо. Я счастлив. И Маша счастлива. Семья для меня на первом месте, ты же знаешь. Я люблю их до безумия. Деньги, успех — если у тебя нет близких, на кой это все нужно?

   — Идеалист хренов…— Андрей расслабил галстук. На лбу выступил пот. — Ты не оставляешь мне выбора.

   — Какого выбора?

   — Ты уволен.

   Малиновский побледнел. Андрей развел руками.

   — Извини. Это не мое решение. Директива сверху.

   — Ах, вот оно как… Сволочь ты.

   — Ну, знаешь, я не намерен…

   — Как я мог дружить с такой продажной скотиной? Впрочем, я всегда знал, что ты такой. Любишь только себя и свой член.

   Он потер лицо.

   — Боже, что я скажу Маше?

   Андрей встал, обошел стол, положил ладонь на плечо друга.

   — Не убивайся. Знаешь, пожалуй, я могу кое-что для тебя сделать. Попробую переубедить Климова. Возможно, тебе дадут шанс.

   Малиновский нахмурился.

   — Шанс?

   Андрей улыбнулся.

   — Услуга за услугу. Ты тоже кое-что сделаешь для меня.

   — Все что угодно.

   — Видишь ли, — сказал Андрей, гладя друга по плечу. — Мне всегда нравилась твоя жена.

   Лицо Малиновского окаменело.

   — Не понимаю.

   — Если бы Маша зашла вечерком, когда все уйдут… Знаешь, у твоей жены очень сексуальный рот. Если бы она немного приласкала меня…

   Малиновский вскочил. Андрей отшатнулся.

   — Эй, ты чего?

   Кулак врезался в его левую скулу. В голове треснул глиняный горшок. Андрей отлетел к стене.

   — Ах ты, дешевка! — Малиновский схватил Андрея за ворот пиджака. Рубашка вылезла из брюк, две пуговицы отлетели. — Я тебя убью, гнида!

   — Да ты… ты… да ты спятил! — завизжал Андрей, беспомощно отбиваясь. — Охрана! Кто-нибудь! Люди, на помощь! Убивают!

   На вопль прибежала секретарша. Застыв на пороге, разинула сексуальный рот.

   — Господи, что происходит? Сережа, что ты делаешь? Ты же его убьешь!

   Малиновский отпустил друга.

   Андрей поправил галстук. С трудом сохраняя на лице спокойное выражение, мертвым голосом сказал:

   — Вон. Отсюда.

   — Ну ты и сволочь.

   — Я тебя. Больше. Не задерживаю.

   Андрей сделал вид, что перебирает на столе бумаги.

   Он дождался, когда хлопнет дверь. Поднял глаза. Секретарша смотрела на него.

   — Что вы уставились? У меня третий глаз на лбу вырос?

   — Нет. Я, пожалуй, пойду.

   Андрей расслабился в кресле. Прикрыл глаза.

   Слава богу. Все позади. Ну и денек!

   Он рассмеялся.

   Бледный мужчина в сером костюме при съехавшем вбок галстуке дрожал в кресле напротив.

   — Андрей Николаич… Не погубите…

   — Никто не собирается тебя губить. Я всего лишь хочу перекупить контрольный пакет акций твоей фирмы. И пустить тебя по миру.

   — Боже, как я скажу жене…

   Андрей сложил руки на животе. Сощурился.

   — Впрочем, я могу и передумать.

   — О, — мужчина в костюме промокнул лоб платком. — Святой, святой человек!

   Он вылез из-за стола, встал на колени, подполз к Андрею. Вцепился в брючину.

   — Не губите! Все, что угодно, сделаю. Душу продам!

   — Ну хватит, — Андрей скривился, отпихивая его ногой. — Не будь лохом. Душа твоя мне ни к черту.

   Наклонился. Взял мужчину за галстук.

   — Жена твоя, — сказал он. — Она мне нужна.

   Стройная молодая женщина в белой блузке и серой юбке до колен стоит, опустив глаза. Щеки заливает краска. Пальцы нервно теребят сумочку.

   — Боишься? — Андрей встал из-за стола, запер дверь, опустил жалюзи.

   — Пожалуйста, — тихо сказала она. — Побыстрее.

   — Не бойся, — сказал Андрей с улыбкой, на ходу расстегивая брюки.

   С рычанием прижал чужую жену к стене. Пыхтя от нетерпения, задрал на ней юбку.

   Она содрогнулась.

   — Тебе нравится? — спросил Андрей, кусая ее за ухо.

   — Да, — выдавила она. — Побыстрее, пожалуйста…

   Он заправлял рубашку в брюки. Женщина, плача, взяла сумочку. Шатаясь, подошла к двери. Взялась за ручку.

   — Заперто. Выпусти меня.

   Андрей, отпирая дверь, одной рукой обхватил ее за талию. Прижал к себе.

   — Еще приходи, — прошептал он. — Завтра.

   Она отвернулась.

   Андрей открыл дверь, пропустил даму вперед. Оглядел ее сзади.

   Дома настроение испортилось. Андрей, вступив в светлую пору жизни, бессознательно ожидал, что все волшебным образом преобразится. Но он сам был тот же, дом тот же, и жена та же.

   «Нужен особняк покруче», думал Андрей, переодеваясь к ужину. «Машина новая. И жена другая. Понулевее».

   Андрей поцеловал Катю — тем самым супружеским поцелуем, который не имеет вкуса. Сказал банальные слова о том, как любит ее, как ценит все, что она делает. Катя, улыбнувшись, отделалась пошлой шуткой.

   Жареная курица с лимоном показалась Андрею жесткой и пресной, но он похвалил жену, хотя и знал, что она всего лишь сунула в микроволновку кусок мяса и нажала кнопку.

   Некоторое время супруги молчали, механически двигая челюстями. Чтобы избавиться от неловкости, начали строить планы на будущее — эта тема магическим образом их объединяла. Как они добьются всего и будут еще сильнее любить друг друга. Нужно купить новый мебельный гарнитур. Посадить сад, сделать беседку, проложить дорожки для прогулок — там будут играть наши дети!

   Потом каждый по очереди сходил на горшок и почистил зубы. Легли в постель. Андрей привычно потянулся к Кате. Катя привычно задрала до груди ночнушку. Она не хотела Андрея, но знала — ему нужен секс два раза в неделю. Секс продлится ровно семь минут. Андрей будет нелепо и однообразно дергать задом, а в конце безвольно распластается на ней, уткнувшись лицом в шею. Но сегодня Андрей был агрессивнее — денежные разговоры его возбуждали.

   После любви Андрей, повернувшись набок, закемарил. Катя с отвращением слушала храп мужа. Во сне властитель мира пускал слюни и газы.

   Чертковы переехали в престижный район, поселившись по соседству с Климовыми. К ним в гости ходили большие люди. Все заботы свелись к тому, чтобы соответствовать. Чертковы более, чем когда-либо, беспокоились о том, как одеться, на каком авто ездить, как обставить гостиную…

   Катя вила гнездо. Андрей протирал штаны в офисе, вел переговоры, ездил по делам агентства. Это был крайне жесткий и требовательный руководитель, не прощающий ошибок. За профессиональную работу Андрей вознаградил себя сближением с хорошенькой секретаршей. Он — большая шишка, все мужчины должны пресмыкаться перед ним, все женщины теперь — его. Каждая новая сотрудница проходила через его брюки.

   Презентация. Андрей, ослепленный вспышками фотокамер, стоял за высокой трибуной.

   Симпатичная женщина в строгом костюме и очках поднялась с места.

   — Андрей Николаевич, в чем вы видите значение рекламного бизнеса?

   Андрей оскалился в камеру.

   — Ну, рекламный бизнес, знаете… это тонкое дело (смех в зале). Другие производят товары, мы их рекламируем. Без рекламного бизнеса невозможен никакой другой бизнес. Товар может быть очень хорошим, качественным, но нужно рассказать о нем людям. Мы способствуем развитию крупного, среднего и малого бизнеса. А бизнес — основа экономики. И я должен заявить: значение рекламного бизнеса я вижу в том, чтобы вносить свой скромный вклад в развитие экономики, и тем самым способствовать процветанию нашей великой страны.

   Аплодисменты.

   Молодой парень в красной рубашке.

   — Антон Иванов, журнал «Русский Newsweek». Скажите, пожалуйста, почему вы решили заниматься рекламой, ведь это так нелегко в реалиях наших дней?

   Андрей с серьезным лицом одернул пиджак.

   — Вы знаете, это моя детская мечта. Я очень люблю свою страну, свой народ. У нас самые красивые в мире женщины (он вспомнил жену конкурента). У нас замечательные люди, добрые, отзывчивые. Наша страна дала мировой культуре Пушкина и Чехова. И я обожаю свое дело. Я занимаюсь рекламой не для денег. Все, чего я хочу — жить по совести и честно трудиться. Я счастлив, и жена моя счастлива, и я люблю ее до безумия. Успех, деньги — хорошо. Но если у тебя нет близких — на кой это все надо? Заниматься рекламным бизнесом — да выше нет ничего! Мы даем людям информацию о том, что им нужно, что сделает их счастливыми. Возможно, вы решите, что я идеалист (дружелюбный смех), но я хочу сказать: заниматься рекламой для меня — означает возможность дарить людям счастье!

   Аплодисменты.

   Некоторые женщины прослезились. Пожилой почтенный журналист, вытирая глаза, протрубил в платок.

   Моргая от фотовспышек, Андрей встал и с идиотской улыбкой пожал руки партнерам.

   После конференции сказал шоферу, что отправится домой пешком. Милая причуда богатого человека.

   Пройдя два квартала освещенного проспекта, Андрей решил срезать путь через дворы.

   Разбитые фонари, слепые окна домов, темные рты подъездов. Поеживаясь, Андрей пугливо оглядывался.

   Кто-то дернул его за рукав.

   Маленький оборванный мальчик с кукольным личиком, изуродованным черными синяками.

   — Дяденька, — противным жалобным голоском протянул мальчик. — Дай десять рублей!

   Андрей нервно оглянулся. Почему-то шепотом спросил:

   — Зачем… тебе?

   — Маме с папой не хватает на бутылку. Дай, а? А то они меня убьют.

   — Иди, иди отсюда, мальчик, — Андрей выдернул свой рукав. — У меня нет ничего.

   Не оглядываясь, торопливо зашагал прочь.

   В черном небе злобно подмигивали звезды.

   Трое. Идут навстречу. Пьяные голоса. Грубый смех. Андрей споткнулся на ровном месте.

   «Спокойно. Ты же властитель мира».

   Он вскинул голову, сделал, как ему казалось, мужественное лицо.

   Опустив глаза, хотел прошмыгнуть мимо.

   Один из них грубым голосом рявкнул:

   — Сигаретки не будет?

   Андрей остановился, вжав голову в плечи.

   — А? — тонким голосом спросил он, растерянно глядя в колючие глаза незнакомца.

   — Сигаретки не найдется?

   — Нет, нет, извините, — забормотал властитель мира.

   Другой выступил вперед.

   — Слушай, Вася, я этого мужика по телику видал.

   Третий, схватив Андрея за плечо, сощурился.

   — Точняк! Он здесь на лимузине разъезжает.

   — А, я тоже вспомнил! Чертков. Рекламой занимается. Я купил тут пачку пельменей — вот как раз этот гад ее рекламировал. «Съешь пельмень — чудо русской кухни!» У меня дочка траванулась.

   — А меня он из лужи окатил!

   Они все теснее обступали Андрея. Тот, жалко улыбаясь, оглядывал оскаленные небритые рожи.

   — Э, ребята, вы чего?

   В тишине раздавались глухие удары, сдавленные крики, мат. Прогремело железное.

   Мертвая тишина.

   Оглушенный Андрей выбрался из мусорного контейнера. Без плаща, документов, денег и мобильного. Морщась от кислого запаха помоев, побрел прочь.

   Он понял, что заблудился, когда вновь вышел к месту, где его избили и обобрали. В лунном свете блестели черные пятна его крови.

   Стуча зубами от холода, Андрей огляделся. Со всех сторон таращились чужие окна, сотни горящих злобой глаз.

   — Помогите! — тонким голосом закричал Андрей. — Кто-нибудь!

   Казалось, он блуждал по лабиринту дворов несколько часов. Он не встретил ни души. Только луна со злобной гримасой всюду следовала за ним в небе.

   Может, зайти в подъезд, позвонить в дверь? Нет, он весь в крови, воняет отбросами. Как это ужасно — со всех сторон окружен людьми, и такое одиночество! Город кишит людьми, которые давят друг друга в тесноте. Дышать нечем! И всем плевать друг на друга. Помощи ждать неоткуда.

   Андрей сел на скамейку у подъезда. Ощупал пульсирующую болью опухоль на месте левой брови. Зашипел, отдернул руку. С тоской вспомнил свой уютный особняк, Катю. Малиновского. Вот был человек! Настоящий друг. Он бы помог, не бросил в беде.

   Да вот он, идет сюда! Нет, это пожилая женщина с истасканным лицом.

   Андрей бросился к ней.

   — Простите, вы не подскажете, как выйти на проспект Мира?

   — Вам два квартала по этой улице, — ответила женщина, с подозрением разглядывая его.

   — Спасибо огромное!

   Андрей чуть не расплакался от счастья.

   К полночи он увидел впереди приветливые огни особняка. Охранник у ворот преградил путь.

   — Стой! Кто идет?

   Андрей опешил.

   — Ты что, ослеп? Это я, Андрей Чертков!

   — Чего?

   Огонек зажигалки осветил лицо сторожа. Лицо скривилось.

   — Мужик, ты че, сбрендил? Канай отсюда, а то рожу разобью.

   — Я — Андрей Чертков! — заорал Андрей, брызнув слюнями. — Я живу в этом доме! Я плачу тебе бабки! Пропусти меня, идиот, или уволю к чертовой матери!

   Огонек погас. Охранник убрал зажигалку в карман. Андрей утер пот со лба.

   — Ну вот, слава богу.

   Охранник схватил его за шиворот.

   — Э, — сказал Андрей.

   Охранник двинул ему под дых. Андрей согнулся пополам.

   «Да что такое? Кончится это когда-нибудь?»

   Выпрямившись, он сквозь темноту в глазах увидел нечто аляповатое. Оно бежало к воротам от дома.

   Аляповатое приблизилось и обратилось Катей в цветастом халате.

   — Виктор, что происходит? — спросила Катя.

   — Да вот, Катерина Дмитревна, какой-то бомж пристал. Говорит, он Андрей Чертков. Из психушки, наверно, сбежал.

   — Да я и есть я, болван! — взорвался Андрей. — Протри лупетки!

   Катя отшатнулась. Глаза наполнились ужасом.

   — Андрей? Господи, что случилось?

   — Я… заблудился… меня ограбили… Дорогая, долго объяснять. Можно, я зайду в дом? Холодно очень.

   — Конечно, извини. Я такая дура!

   Катя схватила его за руку. Потащила к дому. Андрей краем глаза заметил ухмылку охранника. Завтра же уволить. А то все охранники и горничные в округе узнают, что Андрей Чертков явился домой весь в помоях.

   Заботливые руки жены освободили Андрея от грязной одежды, усадили в горячую ванну.

   — Замерз? — причитала Катя, намыливая ему грудь (и тайком морщась от вони). — Бедненький мой!

   Те же руки вытерли властителя мира махровым полотенцем, одели в чистое белье и махровый халат, усадили в кресло, сунули под нос чашку горячего кофе с капелькой бренди.

   Катя с ногами забралась в кресло, начала расспрашивать. Узнала все подробности, вскрикивая: «Какой ужас!» В общем, делала все, что обычно выводило мужа из себя. Но теперь, когда Андрей пересказал все десять раз, он вместе с Катей посмеялся над собой. Уют и забота жены согрели его, случившееся поблекло в памяти. Андрею даже показалось, он в этой истории был не так плох.

   — Андрей Николаич, что с вами? — вскричала хорошенькая секретарша, вот такими глазами глядя на пластырь, крест-накрест белеющий на месте, которое когда-то было левой бровью Андрея.

   — А, ерунда, — отмахнулся Андрей («Спокойно! Все под контролем!»). — Меня всего лишь ограбили какие-то подонки. Да еще стукнули чем-то… а, в общем, ничего.

   — Ограбили? Стукнули? — еле вышептала секретарша, хватаясь за левую грудь.

   — Да. Их было трое, подкрались сзади. Я дрался как тигр! Но там темно, и силы были неравны. Господа! Разойдитесь по рабочим местам! Ничего страшного не произошло!

   Но никто не расходился, все с озабоченными лицами интересовались состоянием здоровья, выражали сочувствие, восхищались героизмом босса.

   — Ох, Андрей Николаевич, золотой вы наш, да случись что — мы б не пережили!

   Андрей еле унес ноги.

   Запершись в кабинете, перевел дух.

   Едва его мозолистая пятая точка коснулась кресла, на стуле зажужжал мобильник.

   Климов.

   — Да, Юрий Александрович?

   — Ты что, идиот? — заорал Климов. Андрей дернулся. — Что там за истории с тобой происходят?

   — Истории? — Андрей откинулся на спинку, лихорадочно соображая. — Никаких историй.

   — Что ты мне башку намыливаешь? О тебе во всех новостях треплются! Ты как идиот по дворам шляешься, тебя ограбили… чуть не изнасиловали!

   — Юрий Александрович, я… извините, это моя ошибка. Да, ограбили, с кем не бывает? Но не насиловали, клянусь богом!

   — Идиот! Лучше б тебя грохнули! Я для чего тебя в кресло посадил? Чтоб ты позорил агентство?

   — Нет, — прошептал Андрей. — Чтоб я стал властителем мира и наслаждался жизнью…

   — Что ты бормочешь, как мальчик? Ты мужик или баба?

   — Простите, — Андрей нащупал в кармане платок, утер со лба пот.

   — Милиция взяла мужика с твоим паспортом. Он в банкомате пытался снять деньги с твоей кредитки.

   — С-сука… Извините, это я не вам.

   — Значит, так. Еще один прокол — и я тебя в порошок сотру! Сдохнешь под забором! Понял?

   — Да, Александр Юрьич, — икая, сказал Андрей.

   Потрогал залепленную пластырем шишку на месте левой брови. Поморщился. Катя на ночь положила лед, но опухоль не спала. Чем же его так двинули? Андрей не мог вспомнить.

   После работы пришлось ехать в отделение, забирать документы.

   Дома уселся перед телевизором. Новости. Там был сюжет об ограблении. Случай трепали в нескольких ток-шоу.

   Какой позор! Он был готов застрелиться.

   На следующий день шумиха улеглась. Люди обсуждали чьи-то силиконовые груди (губы?). Кто-то умер, а кто-то родился, эти развелись, те поженились — случай с ограблением забылся.

   Андрей вздохнул с облегчением.

   Но дальше начались странности. С ним и с миром.

   Внезапно нагрянула осень. Целыми днями шел один и тот же слякотный дождь. Солнце, скрывшись за черными тучами, объявило отставку.

   Воспоминание об избиении не отпускало Андрея. Перед внутренним взором восставали картины нищеты и трущобного запустения глухих дворов. Жалобные глаза мальчика, который клянчил у него подачку. «А то папа с мамой убьют».

   Его зависимость от Кати приобрела чудовищные формы. Жена ездила за покупками, звонила рабочим, которые должны были делать ремонт в особняке. Андрей чувствовал себя не в состоянии заниматься чем-либо.

   Его сексуальная жизнь свелась к нулю. «Да что с тобой?», раздраженно спрашивала Катя. Андрей только уныло качал головой. Причиной была его разбухающая с каждым днем ненависть к жене. Катя не замечала, что ему все хуже и хуже — принимала гостей, баловала себя платьями и драгоценностями, мечтала, строила планы, не допускала и мысли, что Андрей может заболеть, перестанет зарабатывать бабки. Шоу должно продолжаться!

   Запершись в туалете, Андрей подошел к зеркалу. С отвращением взглянул на собственную унылую физиономию.

   Отлепил пластырь.

   За месяц с того вечера, когда его избили, опухоль не исчезла. Врачи в больницах содрали с него кучу денег, но ни один не смог объяснить, в чем дело.

   Она стала еще больше, и все сильней пульсировала жгущей болью.

   Сначала шишка была черной, потом — лиловой. Теперь приобрела оттенок сырого мяса. Она так сильно болела, что раскалывалась вся голова. Вдобавок — или ему чудилось? — опухоль воняла. Воняла помоями и гниющим трупом.

   Смертью.

   Совещание. Большие шишки сидят за длинным столом, во главе — Климов. Слово дали Андрею. Он встал из-за стола, направился к трибуне. Внезапный приступ ужаса заставил его споткнуться. Смешки. Климов нахмурился.

   — Что с тобой?

   — Ничего, — Андрей выдавил жалкую улыбку. — Я готов.

   Он взошел на трибуну, стараясь думать о проекте, который предлагал совету директоров. Но все заслонял образ из прошлого: полные презрения глаза Малиновского. Андрей не мог отделаться от ощущения, что этим взглядом старый друг его проклял.

   Взойдя на трибуну, начал перебирать листки с текстом речи. Наступила напряженная тишина. В нерешительной позе Андрея, в том, как он неловко шуршал страницами, проглядывало что-то тревожное.

   Он поднял глаза. Оглядел скучающие, равнодушные, враждебные лица. Люди за столом казались Андрею мертвецами в черных костюмах.

   — Э-э… — он облизнул губы. — Если позволите, я начну.

   — Да, — сказал один из боссов со снисходительной усмешкой. — Начните. Пора уже.

   Смех. Андрей покраснел.

   Запинаясь, начал путано излагать свои идеи. И чувствовал: провал. На всем протяжении речи растерянно поглядывал на Климова, словно моля о помощи. Климов испепелял его полным ненависти взором.

   Андрей закончил доклад. Жиденькие хлопки. Собрав бумаги, он с унылым видом сошел с трибуны.

   После совещания поспешил домой. Затеянный Катей ремонт продолжался. Сегодня должны класть в ванной плитку.

   В холле прислушался. Наверху, в спальне, голоса. Катя с мужчиной. Смеются.

   Андрей бесшумно поднялся по лестнице. На цыпочках подкрался к двери. Открыл.

   Сидят на кровати. Его жена и прораб. Катя резко повернула голову.

   Ужас на ее лице сменился ослепительной улыбкой.

   — Андрей? — Катя поднялась навстречу, вся — оживление. — Ты сегодня рано.

   — Совещание закончилось раньше, чем я рассчитывал, — сказал Андрей, глядя на прораба. Красивый мужик с вырубленным из скалы лицом. Наглые глаза.

   — Мы с Иваном Сергеевичем обсуждали, какую плитку класть в ванной. Тебе какой цвет больше нравится — розовый или голубой?

   — Черный, — сказал Андрей. — Под цвет твоих волос.

   — Да проходи, чего ты? — Катя, нервно смеясь, схватила его за руку.

   Андрей с отвращением пожал крепкую мозолистую ладонь. Иван, нагло ухмыляясь, незаметно подмигнул. Андрей отвел глаза.

   Ему пришлось сидеть в кресле и уныло слушать: Катя с Иваном нейтральным тоном обсуждают плитку, натяжные потолки, жалюзи в гостиной. За словами стояло нечто большее. Андрей видел это — в том, как они стараются сидеть как можно дальше друг от друга, не касаться коленями. Опухоль под пластырем пульсировала болью.

   Иван встал, неловко распрощался. Катя начала спрашивать о работе. Андрей односложно отвечал, закусив губу, чтобы не расплакаться от унижения.

   Жена изменяет с чернорабочим. Последний день Помпеи!

   Андрей нанял частного детектива. Искал поводы задержаться на работе. Дома бывал все реже, шляясь по барам. Внешний вид его утратил внушительность. Мрачная небритость, настороженный взгляд затравленного человека, съехавший набок галстук, вылезший из брюк язык рубашки.

   Через неделю на стол легли фотки — Катя с Ваней опровергают постулаты Камасутры.

   — Сука! — прошипел Андрей. Плюнул в фотографию.

   — Именно, — кивнул детектив. — Теперь я хотел бы получить свои бабки.

   Иван вышел из магазина.

   — Вот он, — сказал Андрей шоферу. — Езжай за ним.

   Сохраняя дистанцию, медленно поехали за Иваном.

   Отворив калитку, прораб скрылся в грязного цвета деревянном доме с кривым крылечком.

   — Жди здесь.

   Андрей вышел из машины, подошел к калитке.

   — Иван! Выходи, это Андрей Чертков.

   Через минуту он сидел на деревянном стуле за дубовым столом, накрытым липкой от грязи клеенкой. На газовой плите в кастрюле варилась картошка.

   — Садитесь, будьте как у себя в гостях, — Иван сел за стол, закурил. Протянул пачку Андрею.

   — Спасибо. Я не курю.

   Андрей с омерзением оглядывал покрытые желтизной стены. Если бы кто-нибудь из коллег знал, что он здесь!    

   — Я все знаю. Ты спишь с моей женой.

   Он ожидал увидеть на лице Ивана ужас. Но тот спокойно кивнул.

   — Да.

   Андрей лишился дара речи. Он хотел наброситься на Ивана, дать ему в морду, унизить, заставить оправдываться. Но только глухо выдавил:

   — Давно?

   — Уж как месяц.

   Иван, сощурясь, с превосходством смотрел на него сквозь облако дыма.

   — В супружеской постели?

   Иван пожал плечами.

   — Как бог на душу положит. Когда там, когда тут.

   Глаза Андрея вылезли из орбит.

   — Катя была здесь?

   Иван кивнул. Андрей тронул левую бровь. Ее жгло огнем.

   — Скажи мне, что она в тебе нашла? Ты ничтожество! Зачем ей ты, когда есть Я?

   Иван хмыкнул.

   — У Катерины Дмитревны свой взгляд на происходящее. «Ты мужик», говорит. «Андрей — импотент. Лузер. От него давно пора избавиться».

   — Сука…

   — У бабы свое понятие. Кто я? В сущности, никто. Бездомный пес, который сидит в будке и рычит на окружающее. Но когда я… ее, она царапает мне спину, а когда глажу, подставляется.

   Андрей молчал. Его руки на коленях дрожали.

   От Ивана он вылетел пулей. И даже морды ему не набил.

   Отойдя от дома, проскрежетал:

   — А все равно я лучше! Я… властитель мира!

   Утром Андрей явился в офис. Никто его не приветствовал. Мимо, листая папку, прошла хорошенькая секретарша.

   — Что происходит?

   Она, взглянув на него, вздрогнула, отвела глаза. Поскорее отошла подальше.

   Из его кабинета рабочие выносили мебель.

   Он остановил двух, которые, отдуваясь, выносили кожаный диван, на котором Андрей любил сверхурочно поработать с секретаршей.

   — Что такое? Почему выносите вещи?

   Они опустили диван. Один из них, сдвинув бейсболку на затылок, шмыгнул носом.

   — Так велено.

   — Кем?

   — Господином Климовым.

   Андрей похолодел. Бросился в офис.

   В кресле — его кресле — восседал тот самый холуй, который лизал Андрею ботинки и отдал на растерзание жену, чтобы спасти свою шкуру. На его лице сияла довольная улыбка.

   — А, Андрей Николаич. Рад сообщить вам приятную новость. Вы уволены.

    Новый громовержец откинулся в кресле.

   — Впрочем, в моей власти помочь вам. У вас красивая жена. Если она немного приласкает меня…

   — Позвоните ей сами, — оборвал Андрей. Усмехнулся. — Скажите ей, что вы новый босс. Уверен, она будет с вами любезна.

   — Кто идет? — сторож вышел из тени, направил луч фонаря в лицо Андрею.

   Тот поднял ладонь, жмурясь от яркого света.

   — Это я, Андрей. Убери.

   — Андрей Николаич? — сторож побледнел. — Не может быть!

   Крестясь, он попятился.

   — Что такое?

   — Вы… вы же умерли!

   — Что за бред? Я жив, и я живу в этом доме! Меня всего-то три дня не было.

   — Да? А где ж вы были?

   — Я… — Андрей запнулся. — Шатался по барам. Отмечал свое увольнение. Но, как видишь, не умер.

   — Умер, умер! — со злобной радостью закричал сторож. — Во всех газетах писали. Ты покончил с собой!

   Андрей издал невнятный давящийся звук.

   — Странно, — он прикоснулся к опухоли над левым глазом. — Я ничего не помню.

   — Ваша жена официально объявила вас мертвым! Я своими глазами труп видел! И все ваше имущество Катерине Дмитревне отошло. Вы сами перед смертью завещание составили. Жена заставила.

   — Вот как? — пробормотал Андрей, глядя на слепые окна особняка. Окна отвечали ему холодным, насмешливым взглядом жены.

   — Да, вот так. Хозяйка себе нового мужика завела. Того, который в ваше креслице сел. Они там сейчас богоугодным дельцем заняты. А тебе, дружок, лучше уйти подобру-поздорову. Пока я тебя не пристрелил.

   Всю ночь Андрей бродил вслепую, натыкаясь на прохожих. Каждую секунду он ждал, что исчезнет. Лицо кривила безумная ухмылка трупа.

   Наступило утро, и в бледном свете солнца город вновь явил свое уродство. Андрей оглядел себя в витрине магазина. Усмехнулся. Ни дать ни взять — призрак. Рваные брюки. Потрепанный плащ. Бледное исхудалое лицо. И эта уродливая шишка…

   — Андрей?

   Он обернулся.

   И увидел утреннего ангела.

   Малиновский, хмурясь, рассматривал его.

   — Что ты здесь делаешь в такую рань?

   Андрей растерянно улыбнулся.

   — Да вот…— махнул рукой. — Эх!

   Он поведал о своих бедах.

   — М-да, — Малиновский покачал головой. — Дела. Катя… никогда бы не подумал. Казалось, она так тебя любила.

   — Ты плохо знаешь женщин, — с горечью сказал Андрей. Его глаза наполнились слезами жалости к себе.

   — Я плохо знаю людей. Я вырос с убеждением, что большинство людей хорошие, и каждый раз испытываю боль, когда понимаю, что это не так.

   Они помолчали.

   — Прости меня, — выдавил Андрей, краснея от стыда. — Я виноват перед тобой.

   — Нет. Ты не виноват, — Малиновский огляделся. — Это все чертов Город. Город сосет из людей кровь. Жрет, не жуя. И выплевывает косточки. Мы отдаем свою жизнь, свои силы, свои чувства Городу, чтобы он жирел и разрастался на наших трупах.    

   — Да, — Андрей вздрогнул. — Ты прав, дружище. Теперь я знаю. Ты всегда был прав.

   Малиновский с тревогой взглянул на исхудалое лицо друга.

   — Извини, я заболтался. Тебе есть, куда пойти?

   — Нет, — выдавил Андрей.

   Друг задумался.

   — Думаю, ты можешь пожить у меня, пока не найдешь новую работу.

   — Если найду, — со слабой улыбкой сказал Андрей.

   Малиновский положил руку ему на плечо.

   — Э, ты чего? Не унывай! Ты же профи. Что-нибудь подвернется!

   Но Андрей только покачал головой.    Он слишком хорошо узнал, чем все кончается. Все — ложь и зло.

   Они сели в «ладу» Сергея. Андрей, несмотря ни на что, с удовлетворением отметил, что машина у друга хуже, чем была у него.

   Сергей нажал на газ, «лада» тронулась с места, и Андрей вспомнил, что теперь у него нет машины. Ничего нет.

   Через стекло он смотрел на беспечных, смеющихся прохожих. Андрей презирал их. Презирал их надежды. Они не знают, как все ужасно. Не знают, что они рабы. Им все кажется правильным. Идиоты!

   Незаметно для самого себя он заскрежетал зубами.

   Малиновские жили в двухкомнатной квартире, в обычном районе.

   Маша выслушала рассказ мужа, с сочувствием глядя на Андрея. И часть его ненавидела ее. Он, властитель мира, превратился в побитую собачонку, которую все жалеют. Будто он какой-то инвалид!

   Андрею дали чистую одежду, отпоили горячим чаем. Они с Сергеем закрылись в кабинете, до вечера строили планы, как выбраться из передряги. Точнее, Малиновский строил планы, с жаром жестикулируя. Андрей уныло кивал. Что ему предлагает Сергей? Начинать с нуля? Горбатиться в задрипанном агентстве штатным сотрудником? Ютиться в коммуналке?

   Малиновский призывал Андрея судиться с Катей. Отсудить по закону часть совместного имущества. Андрей лишь горько улыбался, трогая опухоль. Катя наймет лучших адвокатов, подмажет судью и прокурора. А он теперь — простой бомж. К тому же официально объявлен мертвым.

   Говорили до самого ужина, но так ни до чего и не доехали. Ужинали впятером. Андрей, глава семьи, Маша и дети: мальчик трех лет и девочка — восьми. Дети, глядя на Андрея, толкали друг друга локтями, шептались, хихикали.

   После ужина Маша, собрав грязную посуду, ушла на кухню. Сергей отправился помочь. Андрей остался наедине с милыми ребятишками.

   Девочка с хитрым блеском в глазах спросила:

   — Дядя, а почему у вас шишка на лбу?

   Андрей вздрогнул.

   — Не знаю, — сказал он, глядя на свои дрожащие руки. — Так надо.

   — Почему так надо?

   — Не знаю. Чтобы было.

   Девочка, округлив глаза, с ужасом разглядывала мерзкую опухоль на месте левой брови.

   — Кому надо, чтобы была эта ужасная шишка? Такая противная! Фу! — она повернулась к младшему брату. — Хрюша, ну скажи ж, противная шишка?

   Хрюша, размазывая по лицу картофельное пюре, глубокомысленно изрек:

   — А дядя — мертвый.

   И издал губами непристойный звук.

   — Гы-гы-гы! — захихикал мальчик, разевая щербатый рот.

   Дети выскочили из-за стола. Начали бить Андрея слабыми ручонками по спине, плечам, груди.

   — Мертвый, мертвый! Кошка сдохла, хвост облез!

   — Отвалите от меня! — заныл Андрей, закрывая лицо руками. — Противные дети!

   — Это еще что такое? — закричал Малиновский, вбегая в комнату. — Даша, Ваня, вы что творите? А ну, марш отсюда!

   Он шлепнул девочку. Даша заревела.

   — У дяди шишка! Хочу знать, зачем шишка!

   — Затем, что тебе пора чистить зубки и баиньки. И пописать не забудь!

   Андрей отнял руки от лица. Увидел сочувствующий взгляд друга. Виновато улыбнулся.

   Ему постелили на диване в кабинете Малиновского.

   Андрей лежал, натянув одеяло до подбородка, и хлопал глазами, как беспомощный ребенок.

   — Спи, Андрюха, — Малиновский поправил одеяло. — Отсюда тебя не прогонят. Здесь тебе всегда рады.

   В дверях он обернулся.

   — Я не оставлю тебя. Веришь? Я тебе помогу.

   — Спасибо, дружище, — прошептал Андрей. Глаза его увлажнились.

   Малиновский, улыбнувшись, выключил свет.

   Андрей лежал, глядя в темноту. За окном с жужжанием проносились машины. В кухне урчал холодильник. За стенкой слышались голоса. Малиновский что-то прошептал. Маша рассмеялась. После — загадочные шорохи. Скрип кровати. Маша тихо постанывала.

   «Вот любовь», подумал Андрей. Он ощутил животную тоску.

   Лежал, улыбаясь непонятно чему. За стенкой все стихло. Вспухшая левая бровь пылала болью.

   Холодильник, фыркнув, заглох.

   В раковину из крана капала вода.

   Андрей, все с той же улыбкой умиления, закрыл глаза.

   Открыл глаза. Улыбка сменилась злобной гримасой.

   Откинув одеяло, он встал. Прислушался.

   Тишина.

   «Спят».

   Тихо шлепая босыми ногами, Андрей вышел из комнаты. Прокрался на кухню. В свете уличных фонарей на доске блестели лезвия кухонных ножей.

   Сжимая нож, Андрей на цыпочках подошел к двери. Взялся за ручку. Медленно отворил дверь внутрь. Дверь скрипела, и на каждом скрипе он замирал. Стук собственного сердца казался Андрею оглушительным.

   В темноте Андрей услышал сопенье. Пошел на звук. В свете фонарей разглядел под одеялом два силуэта. Маша свернулась калачиком, как ребенок. Малиновский прижал жену к себе, обняв руками и ногами, словно боялся, что жестокий мир отнимет ее.

   Андрей склонился над ними, сжав рукоятку ножа. Лицо исказилось.

   — Думал, ты круче меня? — прошептал он, глядя на спящего друга. — … тебе.

   Два взмаха ножом.

   Оба не издали ни звука.

   Андрей выронил нож. Тот с тихим звоном упал на ковер. В темноте тяжело запахло кровью.

   «Они жили счастливо и умерли в один день».

   Андрей безумно захихикал.

   Залитые лужами света ночные улицы были пусты. Андрей брел вслепую глухими дворами, кутаясь в ветхое пальтишко. Ледяной ветер пронизывал до костей. Андрей везде видел одно и то же — окна домов, равнодушно глядящие в предрассветные сумерки. Окна в чью-то жизнь, в чью-то любовь.

   Некоторые окна темны — люди мирно спят в своих постелях, не зная, что город сосет их кровь. Андрей видел призраков. Они смеялись над ним. «Убийца! Убийца!», шептали они. Андрей отмахивался, мыча:

   — Пей «Фанта!» Ешь «Сникерсы!» Все будет хорошо!

   Под мостом у костра сидели на ящиках бомжи. По кругу шла бутылка. Андрей притулился в углу. Ему в ладонь сунули бутылку. Водка обожгла горло. По телу разлилось горячее олово.

   — Ты кто такой? Откуда? — спросил мужик с лиловым носом, в шапке-ушанке и грязной фуфайке. — Мы тебя раньше не видали.

   — Оттуда, — Андрей ткнул пальцем вверх, где по мосту с железным грохотом проносились машины. — Из Города. Город отнял у меня жизнь.

   — Хы-хы-хы! — затрясся мужик, ощерив гнилые зубы. — Не у тебя одного. Да, Клуха? Мы все такие!

   Он закашлялся. Сплюнул в маслянисто блестевшую реку сгусток кровавой слизи.

   К Андрею придвинулась женщина с опухшим сизым лицом.

   — А кем ты был-то, красавчик?

   — Властителем мира.

   Бомжи переглянулись.

   — У тебя, наверное, дом был? — спросил мужик. — И денежки водились?

   — Дом, жена, — пробормотал Андрей, тупо глядя на огонь.

   Бомжи, поднявшись, начали смыкать вокруг него кольцо.

   — А шишка эта откуда?

   — Печать Каина, — сказал Андрей. Кто-то дышал ему в затылок, еще один — в правое ухо. Он тронул опухоль. — Надо же… теперь не болит.

   Грязная от сажи ладонь запечатала ему рот. Мыча в ладонь, властитель мира задергался. Его обхватили многие руки. Острая боль пронзила левый бок. Пропитывая одежду, потекло горячее.

   Затемнение.

   Бомжи обыскали Андрея. Не нашли ни копейки.

   — Сука! — мужик в фуфайке пнул мертвое тело. В сердцах плюнул Андрею на лицо. — Ни хрена. Развел здесь… дом, жена…

   — Да врал он, — Клуха шмыгнула носом. — Пальтишко-то возьми. Пальтишко вроде ничего.

   Труп сбросили в реку. Спустя неделю его нашли, объеденный рыбами.

   Утром Даша, протирая сонные глазки, вошла в спальню.

   — Мам? Ты чего завтрак не делаешь? В школу же!

   Она застыла на пороге. Детскую мордашку перекосило.

   Мертвые родители, вцепившись друг в друга, лежали в залитой кровью кровати.

   Пронзительный птичий крик девочки разбудил соседей.

   Климов умер через месяц. Инфаркт. Его жену отправили в дом престарелых. Собачку чиха-хуа взять не позволили. Бедная тварь оказалась на улице. На помойке ее сожрали крысы. От нее остались два розовых бантика.

   Катерина Дмитревна прожила до глубокой старости, изменяя мужу, и умерла в собственной постели, окруженная роскошью, почетом и заботой нажитых от любовников детей.

   Рекламное агентство существует до сих пор.

   Пейте «Фанта», жуйте «Сникерсы», все будет хорошо.