Halgen — Несущий конь

Отчаянная борьба. Попытка вцепиться в конскую гриву зубами, во что бы то ни стало удержаться. Но пара изящных взмахов конского тела, и «наездник», подобно тряпичной кукле летит на землю. С глухим стуком ударяется о камень его черепная коробка, раскрываясь и подставляя солнечному свету слякоть мозгов. А конь — он уже далеко, он мчится сквозь родной простор навстречу сверкающему над горизонтом солнцу.

Да, этот сон похож на пророчество, а пророчества порождают жажду своего толкования. Поэтому, видно, придется мне его истолковать.

Много лет для власти русский народ был чем-то вроде камня, на который можно установить практически что угодно, любой общественный строй и любую систему отношений между людьми и людей с властью. Да, восстание 1993 года показало наличие некоторых ограничений всевластию того, кто занимает собой московский Кремль. Но последующие события показали возможность успокоения народа и приведения его в «каменное» состояние при помощи так называемых политических технологий. Их принцип предельно прост — создание видимости единства власти с народом, ее солидарности с народными стремлениями. Но подобный проект был бы неосуществим, не будь в руках власти машины, способной воздействовать на сознание обывателя. Такой механизм был создан и опробован еще в конце 20, и всем нам он известен под названием телевидения. За несколько лет по ту сторону экрана была нарисована картинка прочной и одновременно заботливой власти, сильного государства. Одним словом, всего того, о чем мечтало поколение 70-х, за что самые смелые и волевые его люди шли на штурм Останкино в 1993 году. Вкрадчивый телевизионный голос по сей день вещает о том, что встроиться в систему — много проще и безопаснее, чем пытаться противостоять ей. Ибо система по определению — стабильна, она является столь же неотъемлемой частью России, как, скажем — Сибирь...

Но за прошедшие с тех пор годы ослабла мощь исполнительного механизма системы, то есть — телевидения. Выросло поколение Интернета, получающее информацию не из контролируемого системой телевидения, но — из сети, в которой законченная и однозначная картина мира не может быть построена по определению. Власть уже давно занимается поисками средств контроля над сетью, но, надо признать, эффективных методов добиться своего главенства в ней она так и не нашла. Технологии же прошлого, вроде памятных старшему поколению «глушилок» западных радиоголосов в сети оказываются бесполезны. Заметим, что эти «технологии» оказались бесполезны и во времена своего создания, ибо борьба с получением людьми какой-либо информацией может показать лишь мыслительную слабость власти, но не ее силу. Такая политика — суть политика страуса.

Собственно, появление в активной политической жизни «людей Интернета», разумеется, само по себе в политической жизни русского народа ничего не изменило. Оно лишь подготовило почву для будущих событий. В эпоху господства «стабильности» жить с системой в мире и верить в нарисованную ею картинку «прочного государства» оказывалось проще и безопаснее, чем идти против нее. Результирующая стремлений большинства людей сводилась к тому, чтоб играть по правилам игры, предложенным властью, прощать ей исходящее от нее зло. Вроде невозможности самореализации для большинства талантливых русских людей, особенно — в технике и в искусстве, нищенского материального положения людей, занятых в реальном производстве, наплыва инородцев, в лучшем случае снижающих цену труда, а в худшем — создающих криминальную угрозу. Носить в себе успокоительные надежды на то, что «постепенно все изменится к лучшему» и верить словам власти в любом случае оказывалось легче, чем против нее выступать. Единицы, осознающие, что сам механизм власти является по большому счету машиной, выкачивающей природные ресурсы России и транспортирующей их на Запад, а потому в принципе не способной менять жизнь русских людей к лучшему, оказывались в меньшинстве. Образ русского националиста 2000-х — это образ неудачника, пытающегося доказать что-то слепоглухим людским массам.

Да, столь любимая системой стабильность была достигнута. Но стабильность эта по своей сути могла быть исключительно внутренней, хоть и неуязвимой для возмущений со стороны народа, но зато вполне уязвимой для возмущений внешних. Ибо по самой своей структуре система на 100 процентов завязана на мировой рынок. В том числе — и на мировой рынок рабочей силы, и на мировой культурный рынок, и даже на, если так можно выразиться, «мировой идеологический рынок», предлагающий всего лишь два вида идеологии — «правый» и «левый» либерализм. Разработать собственную идеологию, не говоря уж об обеспечении культурной или экономической автаркии (то есть — самодостаточности) система оказалась неспособной из-за самой своей структуры, сформированной при активном воздействии Запада. Если ее создавали и не западные консультанты, как в 90-х, то ее формировали западные же идеи, как в 2000-х — начале 2010-х.

Наступление Часа Испытания было неизбежно, и придти оно могло только лишь из-за границ России. За 90-е — 2000-е годы наш народ умудрился привыкнуть ко всем невзгодам, какие только возможны. Он готов стерпеть много большее, чем был готов во время написания знаменитого «вытерпит все, что Господь ни пошлет». И единственным, что способно поднять русского человека на борьбу, остался древнейший русский клич «Наших бьют!» Он и прозвучал ныне!

Когда бьют наших — забывается былая дружба с «не нашими», забываются те «мудрости», которые прежде столь усердно черпал у них. Обозначаются законы национального единства, живущие не снаружи, но — внутри нас. Идеология если уже и озвучена, то все равно пока еще не принята сердцами большинства русских людей, но чувство национальной общности — уже пришло. С этого и начинается русский национализм.

Центром нового рождения русского национализма сделались донские степи, край, который некогда был сердцевиной Скифской Империи, предшествующей Руси, что, на мой взгляд, глубоко символично.

Кто же оказался врагом, породившим на той земле такую опасность для русского народа, ответом на которую сделался подъем русского национализма. Безусловно — не украинцы, то есть те же русичи, только живущие в степных, частью — в горных краях. К счастью, несмотря на мощнейшую пропаганду с «той» стороны против русских, никто из русских националистов еще не объявил своими врагами — украинцев. Их участие в войне на «той» стороне все русские люди закономерно считают заблуждением. В чем уверен и я сам (кстати — потомок запорожского гетмана Тараса Трясило). Особенно — после получения письма украинских социал-националистов, которые, как это не удивительно, резко осуждают официальную власть Киева и солидаризируются с русскими националистами.

А вот морда истинного нашего врага поднялась над станом противника достаточно хорошо, чтоб мы могли ее разглядеть. Морда инородца, имеющая весьма узнаваемый облик, с большими печальными глазами. При взгляде на нее разом забываются все слова пропаганды, на протяжении десятков лет силившейся доказать, что «они являются такими же людьми, как и мы, и имеют с нами равные права». Да, впервые за многие годы, наш враг настолько уверился в своем могуществе, что, похоже, потерял осторожность. И ныне мы видим истинных виновников нашей беды, представителей того народа, который пропаганда приучала нас жалеть и одновременно — уважать. Народа, который имеет подавляющее влияние и внутри системы власти в России. Чтоб не было недомолвок, быть может — к огорчению некоторых читателей, я назову этот народ по имени. Да, это именно евреи.

Реакцией на непосредственное появление на политической сцене вечного врага русского народа, имеющего систему ценностей, тотально противоположную нашей, может иметь лишь один результат — реактивный рост русских националистических настроений даже среди мирных обывателей. Попытки власти объявить врагом абстрактных «бандеровцев» более не могут быть эффективными.

«Переварить» нынешнее положение вещей система, построенная на принципах хоть и правого, но все же — либерализма, в принципе не способна. Хотя бы потому, что многие ее узловые фигуры имеют ту же кровь и ту же систему мыслей, что и их украинские «коллеги». Первый пример — президент «Газпрома» Миллер. Разумеется, пропаганда может сколь угодно утверждать о «плохих» и «хороших» евреях, приводя в пример первого, скажем — Коломойского, а в пример второго — Миллера, но эти рассуждения уже не будут убедительны. И усилий для того, чтоб заметить сходство личностей, выглядывающих из-за нестройных колонн подневольных галицких солдатиков и таких же личностей, только выглядывающих уже из московских кабинетов, требуется очень немного.

Другим последствием украинского кризиса для системы стал прецедент проявления народом своей воли. Поначалу власть России предприняла значительные усилия, чтоб придать волеизъявлению крымчан видимость своей заслуги. И даже использовать присоединение Крыма для очередной своей пиар-акции, надолго запомнившейся всем любителям «голубого экрана». Да, усилиями телевизионной машины оказались забыты баррикады на Перекопе и Чонгаре, но вот стереть из людской памяти оборону Славянска и Краматорска, уличные бои в Харькове ей уже не под силу. В тех боях растворилось значительное количество страха, сковывавшего русский народ после 1993 года. Ныне русские люди уже не побоятся выступить, например, против наплыва инородцев в своем городе, или против всевластного олигарха с чиновничьим статусом общероссийского или местного значения. Одним словом, больше русские люди не будут бояться устанавливать тот порядок, при котором хотели бы жить и растить своих детей. Но борьба не может вечно вестись — против. В конце концов русские люди станут бороться и за свое будущее, и за идеологию, которая даст нам для будущего цель и смысл.    

Наконец, еще одним последствием восточно-украинских боев может стать наложение Западом на Россию экономических санкций. Для системы, не рассчитанной на создание автаркии, но ориентированной исключительно на мировой рынок, это станет настоящей экономической катастрофой. Преодолеть ее в рамках правого либерализма — невозможно, и потребуется политика экономического национализма. В принципе я уже писал о том, что торговля с Западом сама по себе лишена смысла — Запад не способен отдать в обмен на наши ресурсы ничего, кроме весьма виртуальных денежных единиц, потратить которые все равно можно лишь в Азии. Но в торговле с Азией выгоднее продавать не сырье, а продукцию высокотехнологичных отраслей, на создание которой существующая экономическая система России опять же — не рассчитана.

Итак, подъем русского национализма налицо. Политический спектр России наконец-то стал смещаться вправо, вправо стала уходить равнодействующая всех мыслей русских людей. Если к настоящему времени политический расклад русского общества представлялся в виде схемы либералы-власть-умеренные националисты, то, думаю, уже в скором времени власть окажется в этой триаде — с краю. Центр займут умеренные националисты, а либералы — просто исчезнуть, обратившись в маргиналов, а то и покинув страну. Место же, ныне занимаемое умеренными националистами, займут националисты радикальные. Впрочем, в бурные эпохи все изменения происходят удивительно быстро, и уже на следующем этапе центром, то есть властью, станем мы, то есть — радикальные русские националисты.

Революция — это прежде всего изменение общественного порядка, целей и задач общества. Для самой революции, по большому счету, неважно, как она сделана — гражданской войной, вооруженным восстанием, военным переворотом или всего-навсего дворцовым переворотом, а то и выборным путем, возможно — с демонстрацией силы. Но это важно для народа, всегда предпочитающего наименее кровавый путь. Постепенное, но быстрое смещение политического спектра вправо дает нам шанс именно на бескровную революцию.

Чисто теоретически системе власти России можно оставить шанс. Шанс на то, что избавляясь от вредных для народа людей и идей, принимая в себя национальную идею и ее носителей, она в конце концов — переродится и сделается национальной. Ведь, по большому счету, главная задача существующей власти — не защита абстрактных праволиберальных позитивистских идей, но лишь удержание на теле русского народа. Увы, эта возможность — чисто гипотетическая, о чем говорит нынешняя ситуация на востоке Украины. Нежелательный для власти России поворот событий привел к тому, что она отделывается лишь общими заявлениями, отказываясь от участия в самом конфликте. Ведь ее участие потребовало бы назвать противника, что для нее в принципе невозможно. Ибо перед ней в данном случае встал бы выбор, кого представить в данном качестве — украинский народ, который никто из русских врагом не считает, или еврейско-олигархические кланы? В последнем случае власти пришлось бы назвать врагом саму себя, ибо означенные кланы составляют собой и ее тело.

Все, более русский народ — не послушный и равнодушный ко всему камень. Он — лихой степной конь. Ведь, если вспомнить древнейшую нашу историю, мы — изначально степной народ, лишь в более позднее время заселивший северные леса и научившийся у их коренных обитателей, финно-угров, тому молчаливому спокойствию, которое часто выдается за исконно русский характер. И невесело придется тому наезднику, который — не скифский воин, не могучий богатырь и не лихой казак, а всего-навсего наемный топ-менеджер, в совершенстве обученный технологиям «эффективного управления». Его судьбу поведал мне мой сон...

Андрей Емельянов-Хальген

2015 год