Фадеев — Зелёный врач

    Минуя эти препоны прыжками и перебежками, шумно дыша и сжимая под мышкой поскрипывающую плоть чёрного саквояжа с блестящим замком на боку, я продолжаю взбираться наверх. Вот, неуверенно переставляя ноги, навстречу мне спускается чета молодых людей. Светловолосый парень в зябкой рубашке в сине-белую клетку и голубых изодранных джинсах медленно сводит под руку тряпично обмякшую девушку с салатово-белым лицом и хаосом куцых слипшихся волос, окрашенных в тёмно-рыжий цвет. На ней надета чёрная дерматиновая куртка и вызывающе короткая юбка. Девушке явно нехорошо и, поравнявшись с парой, я спрашиваю, что у них случилось. Парень замирает на месте, глядя на меня стеклянными глазами и безвольно приоткрыв рот, а девушка свешивается с его плеча ещё чуть ниже, едва не падая; её голова безжизненно поникает, и я примечаю природный цвет её отросших у корней волос — русый, с каким-то скверным оливковым оттенком. С чудовищной паузой парень отвечает мне, шибко растягивая слова, что, дескать, ничего страшного у них не произошло, а просто ему надо отвести свою подругу в больницу, вот и всё.

   «Зачем же вам тогда в больницу, раз не произошло ничего страшного?» — наседаю я и тут же добавляю, что и сам, между прочим, врач, и на мой взгляд — его подруге требуется неотложная помощь, которую я могу и обязан оказать прямо здесь, на месте, ведь промедление — опасно, а до ближайшей больницы, насколько я знаю, неблизко.

    Выслушав меня и помолчав, парень вдруг спрашивает, глядя куда-то поверх моей головы:

   «А какой вы врач?»

    Тут незаметно появившийся тучный прохожий грубо оттирает нас к перилам.

   «Терапевт», — быстро отвечаю я, и даже подношу к его глазам удостоверяющий это документ.

    Парень бормочет, наконец, нечто утвердительное, и я, обрадовавшись, сразу же предлагаю найти место, где ничто не отвлекло бы нас от обследования. Он нехотя соглашается, и пока мы бережно переносим мою новоиспечённую пациентку через лестничные перила, я интересуюсь, что же всё-таки произошло на самом деле.

   «Передозировка», — лаконично сообщает он. На мой вопрос, какое вещество послужило тому причиной, парень приводит какое-то диковинное цифро-буквенное сочетание; когда же я спрашиваю, что это такое по сути своей, в ответ звучит некое сленговое выражение, опять же ни о чём мне не говорящее.

   «Ну хорошо, а как хотя бы действует этот препарат?»

   «Очень мощно».

   Что ж, на теорию полагаться не приходится — будем переходить сразу к практике.

    Однако это ещё не так просто: оказывается, что — несмотря на холодную сырость погоды — вся территория лесопарка прямо-таки кишит пикникующими обывателями. Над мангалами поднимается синий дым, повсюду разносится запах горелого мяса и уксуса, из распахнутых автомобилей стучит малохольная музыка; иные расставили даже палатки; повсюду пьют, едят, смеются с набитыми ртами...

    Но выбора у нас нет. Подыскав участок леса с наименьшей концентрацией отдыхающих, мы останавливаемся на нём. Я расстилаю на росистой траве свой тёплый пиджак, и мы бережно приземляем на него девушку.

    Уже при самом поверхностном осмотре мне становится ясно, что её положение значительно серьёзнее, чем представлялось вначале. Пульс едва прощупывается, сердце бьётся слабо и аритмично, дыхание угнетённое и прерывистое, зрачки на свет не реагируют, холодная на ощупь кожа страшно бледнеет в сгущающихся сумерках. Я извлёкаю из саквояжа кое-какую медицинскую литературу и наскоро листаю, прыгая взглядом с абзаца на абзац. Не найдя в ней ничего применимого к данной ситуации, я вынужден приступить к сложному выбору между имеющимися в моей распоряжении препаратами. Их ассортимент невелик, но кое-что более или менее подходящее, к счастью, всё же обнаруживается. Сломав тонкое стекло ампулы, я медленно набираю её содержимое в шприц из оранжевого прозрачного стекла (с сосудом не круглым, а треугольным — изящный подарок коллег) и, нацелив иглу в серый мрамор неба, выталкиваю пузырьки воздуха вместе с тонким фонтанчиком лекарства; потом, поразмыслив, ещё и выпускаю часть наземь. И в этот самый миг совсем рядом со мной с хрипом проносится рослый смоляной дог. От неожиданности я вздрагиваю, выплеснув лишнюю толику препарата. Парень же сидит, обняв колени, на моём пиджаке, рядом с обмякшей девушкой, и никак не реагирует на происходящее. Его мысли, — если они и есть у него, — витают далеко отсюда. Я приседаю на одно колено около пациентки, оголяю ей левую руку, жгутом перетягиваю её тощий бицепс; вены, по счастью, у неё хорошие. Но едва только я прицеливаюсь в самую явную из них, как подле меня поднимается оглушительный лай. Это снова тот чёрный кобель, но теперь уже в паре с небольшим палевым лабрадором; в своей агрессивной игре они возятся, вихрятся, перекатываются вокруг нас, громко и часто дыша. Из-под их лап вырываются фонтаны жирной земли и жухлой листвы, с их брыл стекает густая слюна. Все попытки прогнать псов оказываются бесполезными, и меня вдруг охватывает какая-то совершенно нехарактерная злость, а пальцы мои, опустившись в недра саквояжа, сжимают там холодную шершавую ручку автоматического пистолета. Его приятный вес наполняет меня уверенностью если не пристрелить досадливых тварей, то по крайней мере спугнуть их грохотом выстрела. Но лишь я отодвигаю предохранитель, как собаки срываются с места и убегают на зычный женский клич, брошенный откуда-то из темноты подлеска.

    Облегчённо вздохнув, я отпускаю пистолет, а повернувшись снова к пациентке, вижу, что она, между прочим, пришла в сознание и мило улыбается мне всеми чёрточками своего невзрачного лица, сокращая кулачок перетянутой руки, в приготовлении к уколу. Со шприцем на изготовку спрашиваю, нет ли у неё аллергии на какие-либо лекарства, и слышу слабый отрицательный ответ. Тогда я приступаю, наконец, к инъекции; сердце у меня прыгает от волнения; в какой-то миг мне даже кажется, что отмеченные мной мимика и жесты девушки — не более чем игра теней, а её ответ — только принесённый ветром отзвук чьего-то пьяного бормотания. С предельной осторожностью и концентрацией ввожу иглу в вену, но лишь слегка нажав на поршень, к своему ужасу вижу, что игольное жало сверхъестественным образом расширилось в диаметре, вену легко прорвав, а препарат неумолимо уходит уже под кожу, образуя огромную гематому... Но странное наваждение быстро проходит; инъекция сделана удачно, и я уже наблюдаю, как румянец расходится по впалым щекам моей больной, как крепчает её дыхание и как она заметно оживляется. Тычками выведя из транса своего приятеля, она уходит с ним, без единого слова в мой адрес, будто так всё и должно быть, а я тем не менее провожаю её взглядом, исполненным счастья. Ведь я — совсем ещё зелёный врач, а эта девушка — моя первая пациентка.