МИХАИЛ БРУК — ВАСЮГАНСКАЯ ЖУТЬ! Сказки для ЕЕ Величества СЧАСТЬЯ. № 3

Край болот, край чистых вод, где никто уж не живет.

Звери там лесные ходят, грибы ягоды находят,

Дикий мед в чащобах бродит,

Издавая дух хмельной, привлекая люд честной...

    Короче, Закон Тайга — Медведь Хозяин»,— неожиданно прервал странную песню попутчик…

    Два года тихого забвения в гарнизоне, закончились внезапно. Приказ: «Уволить в запас!» И тихий волынский городок исчез, растаял...

    Знакомые, друзья улыбались, желали счастья, уплывая тенями воспоминаний …

    Пришла и Королева. Обняла, прижала к себе, и… одним облачком над Бродами стало больше. Почему не удержал? Время бесконечно. Счастье скрупулезно отмеряно в нем песчинками, каратами удач и принятых решений.

    Колдовское вино «Квiти Полнини»? Оно иссякло, выпито до дна. Потому бутылка, предвестница ЧУДА, более не возникала на столе.

       Вперед? Увы, нет иного пути…

       Тягостные недели в Москве. Здесь все по-прежнему. Лучше не стало. Те же лица, прикрытые серыми чехлами равнодушия. Нескончаемые заботы, суета. Рассказы о Волыни вызывали недоумение, насмешку. Как и в той глухомани есть жизнь?! Не знали!

       Яд величия усыплял столицу, но тяжелую полудрему развеял трагифарс! Гремучая смесь тайных страхов, многозначительных намеков и всеобщего неведенья взорвалась слухами и пересудами. Неизвестная доселе Васюгань, где затерялась маленькая экспедиция (две женщины, проводившие какие-то изыскания), приковала внимание надменного города.

        Рутина представала прелюдией неминуемых бед, стоило лишь уточнить: трясины между Обью и Иртышем превосходят размерами… Францию!

        Соседство слов «ТРЯСИНА» и «ФРАНЦИЯ» выглядело неожиданно и дико. Сравнение повергало в панику. Масштаб предприятия поселил в возбужденных головах опасные догадки.

       Прошлое возвращается? Кто повелел ИЗМЕРИТЬ? Уж не САМ ли? О УЖАС! Зачем?

       «Злодей», выживший из ума профессор, и не подозревал о переполохе, вызванным его капризом: еще раз испить чудодейственный настой княженики (полярной малины), за которым и послал аспиранток блуждать по непроходимым болотам. Напиток, по давним поверьям, исцелял от недугов, возвращал молодость, такую желанную и недостижимую на склоне лет.

        До прибытия «эликсира» ученого решили не беспокоить. Мало ли что? Но, втайне от него, повелели: «Экспедицию найти и вернуть!» Полагая: волнения улягутся с появлением женщин. Ну, а если не судьба… первый снег припорошит, охладит страсти.

        Думаю, нет нужды объяснять, кого выбрали на роль «спасителя». Мои проводы напоминали долгожданные похороны нелюбимого, но богатого родственника. Все радовались. Худшие опасения не подтвердились. А к начальственной дури привыкли давно.

       Более других ликовали друзья и знакомые. Надоевший до чертиков, «герой» убывал в Тайгу. (Чтоб его там медведь задрал!) Можно дремать и дальше, набросив на лица привычные покрывала безразличия. Напряжение спало. Грядущая трагедия обернулась буффонадой. В мире имитаций порывы и чувства вне закона.

        Мне же предстояло путешествие в край ливней, опадавших на землю неукротимыми водопадами. В царство болот, покрытых непроницаемыми туманами. Во владения кровожадных вампиров: комаров, мошки, слепней.                

        В страну полуразрушенных изб, чьи остовы возвышались памятниками победам над дикой Природой. Победам, преданным забвению потомками охотников, променявших свободу и волю, на сомнительный комфорт провинциальных городков.

        И все вернулось на круги своя. ЗАКОН ТАЙГА — МЕДВЕДЬ ХОЗЯИН. Как и пелось в песне, услышанной в маленьком самолетике…

           Красная и белая Тайга рассыпалась островками в океане зеленых торфяников и коричневых топей, утверждая одиночество, убеждая в беспомощности, вызывая отчаяние, солнечными ночами и свинцовым блеском холодных озер...

        Речной трамвайчик, столь привычный в Москве, выглядел крошечной несуразностью на Оби. Добраться до Белого яра, единственного известного мне адресата, означало плыть в Никуда. Их здесь тысячи.                                

        Кораблик терпеливо причаливал к каждому мостку, заходил в притоки. Везде, где из труб шел дым, где на берегу стояли люди, бочки с соленой рыбой, грибами, мочеными ягодами.

        Мои расспросы не удивляли. Местные — народ любопытный. О пришлых знали все.

        «Да, видели. Живы. Две бабы… проходили, проплывали. Что ни день на болоте… Ищи дальше… Далеко не уйдут… Мошка не даст… Хозяин не пустит… Не бойся, он сейчас добрый, сытый… Чай, обойдется…»                

        И опять день, похожий на ночь, и ночь, не отличимая ото дня. «Несчастная» экспедиция, женщины, жертвы старческого склероза, все ближе… Наверное.    

           Река обмелела. Конец плаванью. Дальше пешком. Вслед за домами с целыми крышами, не разобранными на кирпичи печами, свежей золой у порога и едва различимыми следами человеческого присутствия…

           Пустая гильза… из-под губной помады! В этих-то краях! Не уж-то НАШЕЛ!

            Мужчину в гимнастерке, галифе и хромовых сапогах (остатки армейского шика) на болотах не видали со времен коллективизации.

            Генетическая память единственного жителя деревни сработала автоматически. Он растворился в лесу. «Спасенные» женщины удивленно подняли брови, не проявив ни испуга, ни заинтересованности. Откуда им знать о переполохе в столице? О посланце — «избавителе»?

           Скромные подарки и новости с Большой Земли приняли равнодушно. Ответили васюганским реверансом: блинами, грибами, настойкой из княженики... Опасный напиток. Захотелось повторить все ошибки молодости.    

           Так и повелось изо дня в день. Путешествия по трясинам, обильная трапеза, мучительный, тяжелый сон — расплата за грех чревоугодия.

           Возвращаться не хотелось. Куда? Зачем? Лес и торфяники позволяли иначе взглянуть на жизнь. Мы растворились в повседневных мелких, но отнюдь не мелочных, заботах.

           Суета осталась в городах. Чащобы, поляны, озерца, речушки стали нашими кладовыми. Опушки не иссякали грибами, болота ягодами. Притоки кишели рыбой. Дичь бегала под окнами. Заготовка и испытания чудодейственного эликсира продолжались...

           Княженика — ягода мелкая. Порой и не разглядишь, что сорвал с куста. И, как в корзине оказалась «чертова метка», этот красный дурман Тайги, ума не приложу. Среди ночи, когда предательское солнце притаилось у края болота, деревья отбрасывали неестественно длинные тени, а эксперимент вошел в критическую стадию, явились кошмары…

    Старая изба заскрипела, пытаясь оторваться от земли и утвердиться на невесть откуда выросших, лапах.

    Из окон выглянули мерзкие рожи, увешанные трясущимися от хохота хоботками и бородавками. Остекленевшие, не мигающие глаза чудовищ излучали призрачный свет и предвещали не завидную участь.

       Дверь распахнулась. На пороге, свесив кривые, покрытые шерстью ножки, в обнимку с бочонком, сидел безумный профессор и лакал раздвоенным языком настойку. Время от времени он срыгивал, покрывая окрестности «ароматами» перегара. Запахи свежо стухшей кислятины привлекали тысячезубых комаров и остервенелых мух.

       Старые костлявые ведьмы-аспирантки трясли нечесаными патлам, цыкали зубами и гнусаво гундели: «Пора Ивашка, полезай на лопату. Печь затоплена, огонь полыхает…»

        «Не видать им офицерской тела!» — возмутился внутренний голос.

        Прыжок… и бочонок в моих руках. Тайга издала истошный вопль. Глоток… и нескончаемый полярный день померк. Ненасытную нечисть поглотила тьма. Бревенчатый дом осел на слабеющие чресла...

        Писк и жужжание надоедливых насекомых возвестили о возвращение в реальный мир. У костра хлопотали милые женщины, с сожалением поглядывая на разрушенную печь и утомленного борьбой с «силами зла» спасителя.

        Мысль о возвращении в постылый град-столицу посетила наши головы одновременно. Научный эксперимент перешел в клиническую стадию. Проводить его стало не безопасно. Хрупкая природа болот и лесов могла не выдержать очередных ошибок при испытании. Да, и княженика, внезапно исчезла.

        Организовать ковер-самолет не составляло труда. Два стакана чудодейственной жидкости окрыляли. Оставалось лишь расставить бочонки и сундуки по местам, дабы летательный аппарат не дал крен и не сбился с курса. И, опять мы:

«Над полями, над лесами,

Над неведомы горами, где…

Ведьмы водят хоровод… Вот!»

       … Немногие уже помнят ту раннюю осень, принесшую в Москву столько надежд и радостей. К научному руководителю вернулась память. Аспирантки вышли замуж. Народ заинтересовался рецептом нового «омолаживающего средства».

       Ко мне пришла небывалая популярность. Старые друзья и новые знакомые восторженно внимали историям о последнем путешествии, временами бросая укоризненный взгляд на пустеющие бокалы. Изредка нам попадалась настойка, подпорченная «чертовой меткой». Но и это не смущало компанию. Их представления друг о друге, не сильно отличалось от видений, навеянных предательской ягодой…

    Я не пил, а лишь вещал и вещал о той, ДРУГОЙ ЖИЗНИ, глядя в небеса, на облака, приплывающие к нам, как известно, с Запада, с Волыни...

Мечтой сверкающей, плывущей в небесах

Подобно облакам, закрывшим солнце,

ОН возникает неожиданно, в волнах,

В лазури памяти… Там, у горизонта.

Мерцая золотым огнем,

Слепящим блеском нескончаемой надежды

ОН ярким пламенем затмит светило днем,

Воспоминаний свежих, как и прежде.

Цветы и камни, скалы, лес, луга

На нем все те же и такие же, как были.

ОН сохранил то время навсегда.

Для нас, для тех, кто здесь когда-то жили.        

То Остров Золотой ушедших дней,

Клочок земли, измеренный в каратах,

То горы, впадины, и… маленький ручей,

Чьи воды помогают нам в утратах.