Драматург Сосновский скучал. Пьеса оказалась вредной и ложиться на бумагу никак не хотела. То, что на бумагу ложилось, было, по глубокому убеждению Сосновского, жалкими потугами графомана, а никак не пьесой, достойной пера великого драматурга. И Матвей Иосифович Сосновский, чьи произведения ставились на сценах провинциальных театров, сам не заметил, как заскучал.
Отчаявшись, он стал готовиться ко сну и, по своему обыкновению, забыл прикрыть форточку.
Муза ворвалась и упала на письменный стол неожиданным провидением, опрокинув чашку с недопитым кофе. Ее маленькую головку венчал белый поварской колпак, изрядно помятый фартук съехал на бок, а вместо лиры пухленькие ручки держали...половник. И все же, это была она! Это была муза! Она встала, быстро расправила ярко— голубые крылышки и отрешённо спросила:
— Вызывали ?
— С ума сошли?! — закричал драматург, подхватив упавшую чашку, и начал промакивать кофе листком с неудачной пьесой.
— О,простите! Я стала такой неуклюжей! Виной всему лишний вес, избавиться от которого не представляется возможным, пока столичный повар не перестанет вызывать меня, вдохновляясь на новые рецепты! — извинилась она
— Какой ещё повар?! — плотная бумага не впитывала кофе, и он ещё больше размазывался по столу. — Вы вообще кто?!
— Ах, да! Позвольте представиться, Илея — муза третьего разряда из Департамента развития сферы услуг творческого направления. Наш отдел курирует ваш район. И вы по списку сегодня у меня третий,— в ее ручках появился маленький серебристый блокнотик, в котором она пальчиком указала на строчку, где под пунктом три значилось имя Сосновского
— Департамента развития... Извольте выражаться яснее, уважаемая! — вспылил Матвей Иосифович. — Я никаких заявок не оставлял!
— Но вы уже три дня находитесь в творческих муках, а по истечении этого срока на пульт автоматически поступает заявка. Если вы будете нервничать, то придется задействовать лишний ресурс времени на восстановление равновесия клиента, — вздохнула Илея. — А этого никто мне не оплатит
— Ну знаете... — Сосновский устало присел на край стула. — Три дня это ещё не предел... Где Вы были полгода назад, когда я неделю не мог "Заячьи бега" закончить?
Илея принялась судорожно листать блокнотик, выискивая нужную дату.
— Подождите, но в это время у меня был отпуск. С вами должна была работать...работать...так... — она нашла нужную запись и радостно заключила, — Оливия! Она замещала меня в тот период времени! Может начнем?
Она щёлкнула пальчиками и, словно волчок закружилась, разбрызгивая серебристые блестящие искры. Секунда, и перед смущенным Сосновским стояла хорошенькая Муза в белой, из нежного шелка, тунике с волшебной лирой в руках. Она смущённо посмотрела на драматурга своим глубоким многообещающим взглядом.
Матвей Иосифович знал, что настоящие драматурги пользуются пером, по крайней мере, он где-то об этом читал. Сосновский разворошил не один курятник, и даже залепил камнем в ворону, но ни одно из добытых им перьев не умело писать пьес, а только ставило кляксы на бумагу, и драматург вернулся к старым добрым проверенным авторучкам.
— Знаем мы вашего брата... кхм... сестру, — пробормотал Сосновский, хмурясь, — Наобещаете, а нам потом критики мозг выносят...
Между тем он накрыл кофейную лужу валявшимся тут же грязным носовым платком, придвинул к себе блокнот и взял в руку шариковую ручку.
Муза запорхала бабочкой возле напряжённого чела Матвея Иосифовича и, касаясь голубыми крылышками седин, пыталась пробудить в нем творческое вдохновение. Она трубочкой сложила свои губки и выдохнула облачко волшебного тумана на авторучку. Словно лёгкое пёрышко, опустилась на стопку исписанных листов и, проведя пальчиками по струнам, запела:
О, друг сердечный
Светом нежным.
К тебе явлюсь я
Сном безбрежным.
Приди ко мне,
Внимая ночи
И распахни
С любовью очи
Сосновский было коснулся ручкой бумаги, но замер и задумался.
— Позвольте, как Вас там... Елея? — сказал он, обернувшись к музе. — А Вы, случаем, не спутали меня с поэтом Пруденко, этой вопиющей бездарностью? Он живёт двумя этажами ниже, легко ошибиться...
Возникшее сиюминутное очарование исчезло. От неожиданности Илея уронила инструмент, и одна из струн — дзинь!— лопнула, словно разбилась хрустальная ваза.
— Кажется, я начинаю понимать почему Вы пишете такие шедевры, как " Заячьи бега" и " Летний сон после обеда"...
— Попрошу не трогать "Летний сон"! — воскликнул драматург. — Критики отзывались положительно!
— Вы знаете, у меня есть гениальная идея! Да, да, именно Оливия сможет помочь Вам, ведь ваше сотворчество произвело на свет "Заячьи бега" — и муза захлопала в ладоши от внезапного озарения, — А потом я тоже в нужный момент ее подменю, и никто об этом в департаменте не узнает.
Она собрала свои вещи, послала прощальный воздушный поцелуй Матвею Иосифовичу и благополучно вылетела в форточку, оставив незадачливого драматурга в недоумении...