О полицейском встречный автомобиль предупредил заранее. Но это не могло вернуть забытый дома шприц обратно в бардачок. Как и наполнить кровь всеми нужными веществами.
Мечты о лежачем полицейском разбились о бейджик с фамилией Бодряч.
Несмотря на утро, держался Бодряч бодрячком. Видимо, уже успел до костей обглодать кошельки автолюбителей. Или банковские карты до белизны.
Мои паспорт и права были подлинными. Только на фальшивых фотография владельца может украшать, а не портить оригинал.
Но Бодряч в этом усомнился. Поверил, лишь положив моё трёхтысячное «спасибо» себе в карман. Увеличив сумму, я мог бы смело представиться Джеки Чаном или Шарлиз Терон.
Осмотр продолжался. Если бы кто-нибудь ещё сидел в автомобиле, он бы наверняка подвергся допросу, неважно, жена это, любовница или зимняя резина. Как это было с Шуфутинским, неудачно выбравшим время для выступления по радио.
С шансоном у Бодряча оказались товарищеские отношения. Как и с перфекционизмом, который не позволял ему закончить проверку до выполнения всех формальностей. Поэтому кровь на анализ он взял, хотя без напевания «Марджанджи» дело и не обошлось.
Вылетевший из кобуры пистолет ясно дал понять о том, что мне полный марджанджец. Для этого не нужно было слышать приговор:
— Поедешь со мной. Содержание наркотиков в крови значительно ниже нормы!
Не скажу, что попал в гости к передозировке случайно.
Всё-таки стоило после первых двух уколов понять, что истории о забытом дома шприце полицейских не волнуют. Так что дальнейшие попытки защиты были уже явно лишними. Оставалось лишь надеяться, что пожар в венах вовремя потушат огнетушителем.
При одном взгляде на тюремную камеру рейтинг собственной квартиры взлетел до небес. Как выяснилось, для неприятной атмосферы вовсе не обязательно иметь скелетов в шкафу.
Кроме того, на одной из коек лежал ароматизатор. Насыщая воздух своим дезодорантом с экстрактом пота.
Это был старик в полном расцвете пенсии. Стоило лишь увидеть его гнилые полудохлые зубы, чтобы оставить этот кошмар Зубной Фее.
До скольки слов в минуту доводит человека полное одиночество, подсчитать не удалось. Паузы между словами особенно радовали своим отсутствием.
— Опа! Что за постоялец заглянул в мою гостиницу? Что за путешественник посетил культурную столицу полицейского участка? Что за гангстер попал в этот притон? Наконец, что за медведь осчастливил сей капкан своим присутствием?
Здесь до меня дошло, что вместо кольев в охотничью яму посадили этого болтуна, но решил пока не сдаваться:
— Вообще меня Гена зовут, но вы можете звать меня просто Гэндальф. Всё-таки волшебник круче крокодила.
— Да, хотя, если бы Чебурашка с Фродо учились в одном классе, их бы наверняка по списку вызывали последними.
Разумеется, старик привык, что его шуткам аплодирует только тишина. Поэтому мой смешок наверняка заставил его вспомнить весь свой репертуар.
— Слушай, Гэндальф, эти орки уже успели вколоть тебе наркоту? Или твоя кожа сказала шприцу, что он не пройдёт?
— Накачали под завязку. Мне кажется, даже про запас.
— Ясно. Теперь твои артерии знают, что такое солярий.
Он понимающе провёл пальцем по своей вене, раздутой до толщины кости. Черепной.
— Я вроде не говорил вам, что меня посадили за здоровый образ жизни.
— Да, но в эту камеру, кроме зожников, никого не сажают. Воры и убийцы этажом ниже, — тут старик криво усмехнулся. — Похоже, нас считают опаснее.
Честные попытки объяснить ему, что никаких «нас» не существует, что я просто вовремя не укололся, что никакой я не зожник и по чистой случайности нарушил закон, ни к чему не привели. Старик лишь кивал с притворным пониманием, хитро подмигивая и делая вид, будто давно раскусил мою легенду и нет смысла ему заливать про всякие случайности.
— Я тоже раньше стеснялся. Прятался, скрывался, из-за угла провожал взглядом каждый патруль. Но это всё детские карусельки, пора пересаживаться на более экстремальные аттракционы. Нужно давить, заставлять, требовать. Всем вместе проигнорить выборы, пусть сами за себя голосуют. Помню десятые, двадцатые годы, когда наркоманы считались отбросами общества. Вот это был XXI век, время научного прогресса и светлого будущего. Тогда люди считали, что уже завтра среди них появятся роботы, в домах заработают 3D-принтеры и в качестве экскурсии вместо Красной площади начнут предлагать Красную планету, — размечтался он. — А посты в Instagram? Мемасы в ВК? Видосики в YouTube? Звонки родным по Skype? Тебе, конечно, все эти слова хорошо знакомы, но ведь тогда мы думали, что через 40 лет об этих вещах уже не вспомнят! Нас ещё называли пропащим поколением, которое разлагается Интернетом, курением и алкоголем. Но что мы имеем сейчас? В мире, где наркотики стали не запретным плодом, а обязанностью? — его кулак ударил в стену с такой силой, что у меня появился план побега. — Весь бюджет уходит в карман властей и на ментов, наука стоит на месте, искусство идёт в жопу…
Я понял, что рот открыт, только когда он стал для мух родным:
— Сколько месяцев заточения понадобилось, чтобы всё это придумать? Оказывается, не зря за здоровый образ жизни дают срок, если он так выедает мозги.
— Вот мы и вернулись к вопросу о том, какое поколение пропащее, — с высоты своего возраста и койки забрюзжал старик. — Скидка на дезинформацию сейчас до 100%, только успевай купить по акции. Но я-то знаю, как всё было. Сначала статьи во всех СМИ: «Сенсация! Без такого-то наркотика человеческий организм несовершенен… Учёные пришли к выводу… Необходимо постоянно пополнять его содержание… Поставка в города уже на стадии разработки.»
— Паранойя.
— Затем поддержание паники среди населения, примеры употребления наркотика среди знаменитостей, появление компаний по его производству и доставке.
— Бред.
— Потом закон о правильном составе крови.
— Абсу… Хотя нет, закон до сих пор в силе.
— И, наконец, вишенка на торте их бизнес-схемы, — он с видом вдохновенного кондитера положил на воображаемый торт столь же воображаемую вишенку. — Государство просто взяло и скупило все появившиеся компании. Теперь получает гигантские прибыли, и никто не задаёт лишних вопросов, ведь, внимание, власти переписали историю! В школе сейчас изучают, как наркоманы-рыцари шли в Шприцовые походы отвоёвывать у наркош-мусульман Священную землю! Которая считалась Священной потому, что там находился прах того, кто первым догадался колоться. Гениально, не правда ли, Гена?
Вилы фактов понемногу выбрасывали сено из стога догадок, всё ближе приближаясь к игле истины. Жаль, что за этим процессом в моей голове могли понаблюдать лишь тараканы.
— То есть вы хотите сказать, что Иисус Хрисдоз…
— Совсем не наркотой свои чудеса творил, уж поверь. Ладно, времени у нас много, — начал старик, глядя, как между моими полушариями началась Третья мировая. — Пробежимся по историческим событиям. Тебе с какого места?
— С того, где начинается враньё.
— Без проблем. Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто динозавры вымерли от неумения колоться?
Самолёт в страну зожников ждал меня внутри новенького книжного магазина. А билетом по средневековой традиции служил правильный ответ на вопрос продавца.
— Всё про собак расскажет вам Буль Догов в своей новой книге «Собака под шубой». Там он с удовольствием пожелает вам собачьего сердца и волчьего аппетита, — ударил наугад консультант, появляясь из-за полок. — А каких дворняг предпочитаете вы?
— Чистокровных.
— Тогда прошу за мной.
Дизайном потайной двери в стене определённо занимались хамелеоны. Ведь её не мог разглядеть человеческий глаз вне зависимости от вооружения.
Лифт был зрелищно обшарпан, красочно обляпан пылью и изящно занавешен паутиной. Продавец пояснил, что так они пытаются показать, как давно лифтом никто не пользовался. Но я всё равно боялся застрять и успокоился, лишь прибыв на нужный этаж.
Старик успел довольно подробно рассказать, как попасть в это место, прежде чем жена освободила меня под залог. Об одном лишь дряхлый пройдоха забыл упомянуть: вместо ожидаемого кружка революционеров или запрещённой сектой страна зожников оказалась обычным ночным клубом, где они могли расслабиться, не боясь быть пойманными.
Вздох разочарования вырвался у меня даже прежде, чем подвыпившие завсегдатаи начали предлагать сомнительные удовольствия наравне с очевидными пытками. Быстро выяснилось, что свобода от наркотиков вовсе не означает свободу от всех прочих грехов.
Внезапно пришло осознание того, что если здоровый образ жизни так сильно воняет развратом, то наркомания— вовсе не злокачественная опухоль, а лёгкая простуда.
Но вовремя дать задний ход не удалось. Как и увильнуть от обряда очищения.
— Нарковыводитель абсолютно безвреден, — успокаивали меня перед операцией. — В течение минуты из твоего организма полностью выветрится наркота, только и всего.
К несчастью, я был слишком хорошо знаком с дантистами и понимал, что этими словами меня потчуют вместо наркоза.
Тем не менее, шприц мне сразу понравился. Всё-таки маленький, да удаленький. Увидев такой, вздрагивать по ночам мог разве что Мальчик-с-пальчик.
Следующая минута привела мне неопровержимые доказательства того, что размер— не главное. Рабочих, начавших долбить мою голову молотками, я бы с удовольствием оставил без зарплаты. Да и водолеев, вместе с потом выводящих из меня наркотики, давно следовало бы уволить.
Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Причём зеркало не обнаружило разницы между «до» и «после». Если щупальца и проросли, то где-то под одеждой, вне досягаемости для глаз.
Лежащий рядом персик не стал пахнуть бананом, собачонка неподалёку не завыла Витасом, кожу перестала раздражать шерстяная рубашка только потому, что она пропиталась потом.
И всё же от такого нокаута наркотическая зависимость не удержалась и свалилась с моих плеч.
Я вдруг понял, что линейкой теперь буду только чертить, а не добиваться точного попадания в вену. Мерным стаканчиком стану отмерять муку, а не кокаин. Иглой научусь набивать татуировки, а не делать уколы.
Может, даже выведу формулу счастья, и никакой гуманитарий внутри не сможет мне помешать…
А почему бы и нет? Разве существование всего вокруг не может считаться счастьем? Счастье, что рядом нет ни одного трезвого лица. Счастье, что стриптизёрши здесь по типажу напоминают Кончиту Вурст. Счастье даже, что мне ввели какую-то фигню, от которой я счастлив.
И уж, конечно, великое счастье— наблюдать, как счастливы вместе двое неразлучных: ворвавшийся в клуб спецназ и свист сонного газа.
Сознание покинуло меня с фразой: «Счастливо оставаться».
Мигрень включила свою бензопилу, не дожидаясь, пока я окончательно проснусь. Зависимость этим подло воспользовалась, заново взобравшись на мои плечи и пойдя на удушающий. Врачи, стоящие рядом, делали её непобедимой.
Я поторопил память, пытавшуюся отыскать ключ ко всему происходящему. Но эротические сны вряд ли имели какое-то отношение к тому, что я попал в больницу.
Врачей было двое. Причём один из них считал себя медицинским Холмсом и заставлял второго быть доктором Уотсоном.
— Случай необыкновенный, Холмс, — тем временем продолжал свою мысль Уотсон. — Помнится, что-то подобное было в деле с бомжами по блату…
— Тут дело ясное, старина, — возразил Холмс, копаясь в инструментах. — Учитывая долгое отсутствие в крови наркотиков, ему лишь ввели нарковыводитель. Вредно, но легко поправимо парой-другой уколов.
От этой фразы я перестал рассматривать окно как самый крайний вариант побега. В своё время зависимость и так слишком удобно расположилась в моей квартире, покупать ей новые апартаменты я совершенно не собирался.
Дверь в палату распахнулась, подтверждая, что момент для прыжка выбран неудачно. Однако было неясно, что именно подтверждает вошедший в помещение старик. Тот самый тюремный ароматизатор, болтун, зожник и, как выяснилось, неплохой актёр, судя по количеству звёзд на погонах.
— Всем доброе утро, — кивнул он комнате, поигрывая аксельбантом на груди. — Оно таким и останется, если господа врачи покинут помещение добровольно.
У меня не было при себе часов, но, оставшись наедине, молчали мы наверняка до следующего полудня. Старик явно не знал, что я уже в состоянии говорить.
— Меня повысили до майора, — наконец похвастался он, делая вид, будто мне это может быть интересно. — Начальство желало накрыть этот рассадник ереси, а я его желание привёл в исполнение.
— Хорошо, что вы понимаете своё положение, майор, — я постарался вложить в последнее слово всю свою ненависть к нему, кабачковой икре и обочечникам.
— Своё положение? Да ты, видать, ещё толком не проснулся, тебе ведро воды принести?
— Меня лечат в поликлинике Шерлок Холмс с доктором Уотсоном. Конечно, я ещё не проснулся, — пожатие плечами было одновременно попыткой сбросить с них охамевшую зависимость. — Но вы — то уже нет. И должны сознавать, что вами с удовольствием пользуются. Считают джинном, который выполнит любое желание, стоит только потереть лампу. Золотой рыбкой, которая эволюционировала и теперь вместо трёх отвечает на все просьбы.
— Возможно, так считает полковник и все вышестоящие, — развёл руками старик. — А моим джинном всегда был, есть и будет лейтенант. Золотая рыбка лейтенанта — это сержант. И для всех нас без исключения существует пушечное мясо— рядовые. Если бы было по-другому, каждый бы считал себя генералом.
От передозировки мысли у меня водили хороводы и прыгали через костёр, но следовало продолжить разговор под страхом того, что майор вспомнит на тему иерархии какой-нибудь бородатый армейский анекдот.
— Почему вы продолжаете работать на пенсии?
Парадная форма не помешала ему отжаться 40 раз. На одной руке.
— Знаете, а для своих лет вы в хорошей форме, — всё равно усомнился я.
На другой руке он отжимался уже с меньшим энтузиазмом.
— На бис, на бис! — неистовствовало моё плохое настроение…
Руки и ноги у майора отказали одновременно. Шёл 29 раз 6 подхода разными хватами. Благодаря его обильному потоотделению мне удалось побывать на озере Байкал.
— Это был всего лишь грим! Мне ровно 40 лет. Теперь веришь? — прохрипел майор голосом певца, концерт которого уже 3 день не мог закончиться.
— То есть 40 отжиманий были отсылкой к возрасту? Умно, — согласился я, не собираясь помогать ему подняться. — Жаль, что я сейчас так туго соображаю.
Мой последний вопрос застал его на попытке многозначительно хлопнуть дверью:
— Слушайте, а… Всё, что вы мне рассказывали там, в камере… Это правда?
Секунда его колебаний истекла быстро:
— У нас давно были подозрения по поводу этого магазина, но нам нужен был неопытный начинающий зожник, который бы не соблюдал никаких мер предосторожности. Так что я говорил тебе правду, чтобы ты стал зожником без всякого принуждения. Жаль, что скоро ты обо всём этом уже не вспомнишь.
Судя по разговору, за время своего отсутствия врачи-детективы не смогли ни найти, ни вылечить собаку Баскервилей. Хотя Холмс уверял, что это дело лишь одной трубки.
— А может, пациент себя плохо чувствует из-за передозировки наркотиков, а не здорового образа жизни? Что скажете, Холмс? — гипотеза Уотсона была так близка от истины, что он наверняка и сам об этом не подозревал. К тому же, она отвлекла Холмса от окна.
— Глупости, Уотсон. У них нет побочных эффектов. А вот здоровый образ жизни… С его пагубным влиянием на организм… — Холмс поднял упавший шприц и, закрыв спиной, сделал вид, будто кидает его к использованным, а сам наполнил раствором его же. — Но пора приступить к чему-нибудь более элементарному, вроде укола. Нам рекомендовали вызвать лёгкую амнезию, и дедукция подсказывает мне, что «Амнезит» подойдёт.
Он пригляделся к капельке, повисшей на игле, и повернулся к койке, но гнёздышко было уже пусто.
Птенчик выпал из него при первой же возможности.