Марк Адам — Блудный сын

Система управления полетом высветила время до попадания в область пояса астероидов. Около двух часов, с учетом гравитационного маневра на Юпитере. Нужно было размяться, после стазиса в конечностях бегали мерзкие мурашки, словно от многочисленных булавочных уколов.

Сложив пальцы в замок, я повращал кистями. Сзади с тихим шелестом разъехались двери рубки, ведущие в жилой отсек. Крадущиеся шаги, вызвавшие у меня невольную усмешку. Кончик хвоста знакомо пощекотал шею в районе мочки уха. Откинувшись в кресле назад, я закрыл глаза. Руки Зараны обхватили мои плечи, а губы уткнулись в левую щеку.

— Фу! Какой же ты колючий! Вы, люди, просто животные, обрастающие шерстью за пару дней!

— Ага. Как мамонты.

— Точно! Ты мой маленький мохнатенький мамонтенок!

Диалог завершился долгим поцелуем. Ловко скользнув на колени, Зайра привычно по-кошачьи устроилась у меня на ручках. Обняв за шею, она пристально смотрела сквозь обзорное стекло.

— Сатурн?

— Ага.

— Какой красивый… у нас такого не было.

— Зато целых два солнца. Тоже неплохо.

— Только с циркадными ритмами беда… До пояса далеко?

— Часа полтора.

— Пойдешь на ручном?

— Конечно. Или ты больше доверяешь бездушной машине?

— Промолчу. Я уже почти привыкла к твоей бессмысленной жажде риска.

— Не скромничай, за это ты меня и любишь.

— Раскусил.

Первые недели на Ковчеге были тяжелыми. Согдианцы, несмотря на свое дружелюбие, вызывали ужас у детей. Еще бы. Высокие, с рогами и длинными хвостами, отливающей голубым кожей, для нас они были сущими чудовищами. Мы забивались в свои отсеки, как звереныши, злобно сверкая глазами на заходивших внутрь чужаков. Даже когда нам приносили еду, мы ждали, пока они уйдут. И только после этого, с жадностью набрасывались на пищеконцентрат.

Шли дни. Согдианцы перестали казаться монстрами. В отличие от Архонтов. Когда мы начали робко покидать пределы нашего блока, играя с согдианскими детьми, то впервые после Исхода встретили наших спасителей. Огромного роста, страшно худые, с двумя парами длинных конечностей, сложенных на груди. Закутанные в темно-серые тоги. Лица закрыты глухими масками. После Земли они больше не говорили с нами ни разу. Только изредка можно было ощутить их легкое прикосновение к своему разуму. Осторожное. Изучающее.

— Ух, блин! Трясет то как! — Зайра судорожно вцепилась в подлокотники кресла.

Я, усмехнувшись, отметил про себя, как ловко она цепляла слова-паразиты из моей речи, не особо понимая их значения, но безошибочно определяя удачный контекст для применения. После пояса Койпера маневрировать здесь и правда было непросто. Слишком много мелких астероидов, да и скорости их движения на порядок выше.

Долгие десять минут наш звездолет продирался сквозь каменный лабиринт. Казалось, что конца астероидному полю не будет, и тут мы резко выскочили наружу. Вдалеке небольшим пятном багровел Марс. Выстроив оптимальную траекторию, я проскочил между Деймосом и поверхностью красной планеты. И там…

Во рту у меня пересохло. Это была она. Точь-в-точь, как на учебных проекциях. Земля. Залитый расплескавшейся голубизной шар.

« Дом… »

Смутные воспоминания были похожи на рябь водной глади от налетевшего ветра. Я был первым землянином, вернувшимся на родную планету за долгие два десятка лет. Зайра стояла возле обзорного стекла, прижавшись ладонями к его поверхности. Ее глаза зачарованно смотрели на планету, когда-то бывшую моей.

Обучение шло быстрыми темпами. Сначала несколько месяцев в синаптических коконах изучался язык и культура согдианцев. История Архонтов и Серого Совета. Их Завет…

Дальше — школа. Чем-то похожая на мою, земную. Только вместо парт были коврики, покрытые высоким волокном с функцией памяти. Рассаживали в шахматном порядке, чередуя земных детей с согдианскими через одного. Поначалу малышня шарахалась, друг от друга, даже мне было страшновато, хоть и я был самым старшим из землян. И самым смелым. Поэтому, несколько дней, собираясь с духом, заговорил со своей голубокожей соседкой на ее родном языке.

— Привет. Меня Олегом зовут, — не без труда выговорил я, чудовищно коверкая окончания слов.

Помню, как в ее темных глазах на миг скользнул испуг. Кажется, она меня не поняла. Я уже начала сгорать от стыда и неловкости, как она улыбнулась и ответила:

— А меня — Зайра…

Мы входили по винтовой линии в верхние слои атмосферы. Силовой экран, поглощал большую часть выделявшегося от контакта тепла, защищая обшивку корабля от перегрева. С тихим гудением включились двигатели системы орбитального маневрирования. На восьмидесяти километрах ионизированный газ вокруг корабля вспыхнул. Мы стремительно летели вниз, объятые огненным нимбом.

«Опаленные крылья Икара. Как в античном мифе».

Гул и вибрация захлестывали органы чувств. Другой бы на нашем месте словил паническую атаку. Но только не мы. Я покосился на Зайру, она спокойно сидела в своем кресле, скрестив ноги, и медитировала с закрытыми глазами. Ей было абсолютно по фигу на происходящее вокруг. За нашими плечами десятки дальних экспедиций, зачастую проходивших в откровенно экстремальных условиях.

«Один Кордиан чего стоил…»

Высота — сорок. Пройдены серебристые мезосферные облака. Сброс скорости плавно сходит на нет. Переход на околопланетное управление. Тридцать километров. Двадцать. Мы ныряем в плотное марево грозовых туч, мрачное нутро которых озаряют вспышки редких молний.

Мои худшие опасения подтвердились. Эфир был мертв. Тишина на всех диапазонах радиочастот.

Война. Бессмысленная. Беспощадная. Обезличенная смерть, расцветающая грибовидным облаком над горизонтом. В один короткий миг человечество сошло с ума, бросившись с кровавой пеной у рта, иступлено истреблять друг друга.

Жалкие горстки выживших спасались в убежищах, просто выигрывая себе немного времени. Отсрочивая неизбежное вымирание…

Тогда и пришли Архонты. Когда их сияющие челноки спустились с неба, остатки человечества впервые услышали их беззвучные голоса. Они убедили взрослых, а дети… дети слишком малы, чтобы что-то понять…

Последнее, что я видел на Земле — глаза матери. Изумрудно зеленые. Такие же каждое утро смотрели на меня из зеркала.

Полные слез… и надежды…

Посадку совершили на Елисейских полях, в полукилометре от Триумфальной арки, чудом уцелевшей посреди руин. Зайра хорошо знала земную культуру, начитавшись Гюго и Вольтера, она давно мечтала увидеть Париж.

Минут за двадцать добрались пешком до Эйфелевой башни. Она смотрелась сюрреалистичным обелиском на фоне всеобщего запустения. Ветер гонял вокруг кучи радиоактивной пыли, датчики внутри наших защитных скафандров буквально сходили с ума, показывая запредельные цифры.

— Красивая… — услышал я голос Зайры по внутренней связи.

Я ничего ей не ответил. Слова как-то разом кончились.

Союз человека и согдианки. Многим представителям обеих сторон это казалось невозможным. Еще бы. С одной стороны Зайра — талантливый ученый первого эшелона. Руководитель крупнейшей научной группы, изучавшей сингулярные скачки. А с другой — безбашенный главарь звездных сталкеров. Космический бродяга, пусть и на службе Серого совета.

Она вызвалась сопровождать меня в дальней экспедиции, больше походившей на ссылку. Два года. Два долгих года. Один на один на окраинах неизвестных галактик. Там мы и стали одним целым. Даже не хотели возвращаться обратно. Наивные влюбленные…

Результаты исследований перевернули понимание пространственно-временного континуума. Возвращение было триумфальным. Научное сообщество рукоплескало Зайре. А я скромно стоял за ее спиной, когда она получала самую расфуфыренную премию во Вселенной. Если честно, то нам обоим было на нее плевать. И буквально через пару дней мы сбежали в новое полное опасностей путешествие к таинственной черной звезде Кордиан…

Нам хватало нас. Двое в бесконечности космоса. Остальное было лишним.

А когда мы вернулись, многое изменилось. С удивлением увидели, что между согдианцами и землянами рухнули многолетние барьеры взаимного недоверия и непонимания. Тогда я впервые осознал — даже капля воды может свернуть реку в новое русло…

Нью-Йорк, Рим, Москва, Токио. Везде нас встречали опустевшие города, лишенные малейшего налета жизни. И только в Осло нам повезло. В северных странах вообще ситуация оказалась на порядок лучше. Местами здесь можно было встретить зеленые деревья, и даже птиц. Города же были захвачены стаями одичавших собак, настроенных крайне недружелюбно.

Здесь впервые за все время пребывания на планете датчики показали безопасную «зеленую зону». С облегчением мы избавились от скафандров. Оставив корабль, мы пересели на циклоходы. Колеся по пригороду Осло, наткнулись на старую заброшенную ферму. Вошли впервые в земное жилище. С полчаса бродили по нему, изучая любую мелочь, попавшую на глаза. Зайра ликовала как ребенок, получивший новую игрушку. Книги, керосиновая лампа, посуда. Все вызывало в ней безудержный восторг. В одной из комнат стояло рассохшееся пианино. Откинув крышку, я сдул сантиметровый слой пыли с клавиш. Нажал пальцем на одну. Раздался высокий звук. Переглянувшись, мы расхохотались, сами не зная почему.

— Давай еще, — попросила Зайра.

— Внемли же, властителю чудесных вибраций. Демиургу звуков, — с этими словами я выдавил еще несколько нот из инструмента.

За нашими спинами раздалось тихое рычание. В дверном проходе стоял черный пес, недоверчиво смотревший в нашу сторону.

— Ой! Он не бросится? — прошептала Зайра.

— Не знаю… Смотри он хвостом вертит.

— И что? Это что-то значит?

Я опустился на колено и протянул к зверю руку. Тот посмотрел с удивлением, даже рычать перестал. Активнее завилял хвостом. Маленькими шажками начал приближаться, пока, наконец, не ткнулся холодным мокрым носом в ладонь. Обнюхав руку, дал погладить себя по голове.

— Ух-ты! Олег! Тебе удалось! Он такой милый!

— Ага. Худой только. Надо покормить. Передай сумку с пайком.

— Держи.

Пес накинулся на брикет пищеконцентрата, заглатывая его целиком. Я чесал ему за ушами, трепал по шее. Сам не знаю почему, но в носу засвербело. Из глаз хлынули слезы. Зайра опустилась рядом на колени.

— Ты чего? Малыш, что такое?

— Я последний. Понимаешь? Последний человек здесь. Никого не осталось.

— Откуда ты знаешь? Если здесь есть живые существа, то в другом месте могут быть и выжившие люди…

— Я это чувствую. Они… они просто вымерли. Не смогли жить дальше. Мой народ никогда сюда не вернется. Да и зачем? Я бросил их, понимаешь? Я их предал!

— Глупенький. Вечно вы люди неправильно все понимаете. Ты же сам меня учил — что надежда умирает последней. Мы будем искать дальше, и обязательно найдем. Это начало, а не конец. И ты точно не последний. Ты — вернувшийся сын этой планеты.

Ты — первый!