IMHOтеп — Адаптация (40)

За время работы в команде Табета не произошло ни одного несчастного случая, из-за чего многие хотели попасть в его бригаду. Даже если это было простое везение, оно от него до сих пор не отворачивалось.

— Ты когда-нибудь видел нашего охранника? — спросил один из работников у Чаукина, копошась в оборудовании на одном из астероидов колец Фароса.

— Вон один, метрах в двадцати от тебя.

— Я имею ввиду без скафандра. Ты разговаривал с ним?

— Не думаю, что у нас найдутся с ним общие интересы.

— Тебе не кажется странным, что они всегда в скафандрах, а шлемы всегда в режиме затемнения? И голос у всех одинаковый.

— Голос искусственно моделируется. Этому есть простое объяснение.

— Какое же?

— Никто не хочет получить нож под ребро после окончания смены. Так они все обезличенные...

— Вот именно, — резко перебил он. — Я понимаю о чем ты, но они слишком одинаковые. То есть даже в одинаковых скафандрах у них должны быть разные привычки. Люди разные, они по-разному ходят, наклоняются, переминаются с ноги на ногу. А эти все как под копирку.

— Их этому учат. Я же тебе говорю, — уже начиная раздражаться ответил Чаукин.

— Нет. Это не нормально.

— Не нормально трещать на смене без умолку, — вмешался Табет. — Работайте руками, а не языком! Чаукин, давай сюда, поможешь пилу закрепить.

— Так мы этот астероид уже вдоль и поперек пропылесосили, нет больше на поверхности циана, — ответил Чаукин, глядя на соседний астероид метрах в ста от него, на котором находился Табет.

— На поверхности нет, а внутри? — усмехнулся Табет.

Чаукин направил свой скафандр к астероиду, где находился Табет.

— Это ты с чего взял? — спросил Чаукин, приблизившись к Табету.

— Чую.

— Ну давай проверим твое чутьё.

Чаукин подтянул плазменный бур длинной в полтора метра и треногой у основания.

— Крепи здесь. Выше, там, где монолит, — скомандовал Табет.

Закрепив крепления Чаукин включил бур. Вокруг магнитного стержня разгорелся ярко красный плазменный кокон диматером не более метра, медленно тянущийся вперед, плавя внутренности астероида. Чаукин держал руку на рукоятке бура. Было не слышно как работает генератор, но низкие обороты вибрацией по поверхности астероида тошнотворно заползали в желудок.

— Какого хрена ты ее придерживаешь? — пробасил Табет.

— Трясет.

— В ней дури разнести в клочья нас с тобой вместе с кораблем, а ты ее рукой придерживаешь?

— Поглаживаю, чтобы не брыкалась, — кисло ухмыльнулся Чаукин.

— Если взбрыкнет, мы с тобой даже понять это не успеем. Ты чего как чумной сегодня?

Чаукин лишь что-то промямлил.

Через пару минут бур проплавил отверстие до центра астероида.

— Один взрыватель остался, — с негодованием произнес Чаукин, зажимая в руке шар размером с кулак.

— И?

— Он не летный. Что-то с движком.

Табет опустил руки.

— Ну, и хрен с ним, — внезапно потеряв былой интересо произнес Табет. В его голове вдруг всплыли слова Теи: «Я хочу, чтобы мой муж возвращался целиком, а не по кусочкам». — Собираем манатки и возвращаемся.

— А как же твоё чутьё?

— Чауки, конец смены, взрыватель нелетный. Опять эта отчетность с возвратом взрывателей, он еще и бракованный, доказывай потом чтобы на меня не повесили расход. Как ты его в шахту установишь? Полетели назад.

— Я его сам установлю.

— Чего? Мы все равно не успеем обработать обломки, а значит и взрывать не будем.

— Передадим другой смене. Это пара минут.

Чаукин взял в одну руку взрыватель, размером с яблоко, другой трос от лебедки зацепил за пояс и полез в шахту. Табет схватил было его трос, но Чаукин легким ударом ноги оттолкнул его назад.

— Отвали, — усмехнувшись произнес Чаукин.

— Ты дебил? Вылязь, говорю!

— Отвали-и-и. Сейчас рванем эту дуру.

— Короче, я включаю лебедку.

— Табет, я уже полпути прополз. Не нуди, пожауйлста.

Еще через минуту в коммуникаторе раздался радостный голос Чаукин: — Готово! Установил. Тяни понемногу.

Табет включил лебедку на минимальную скорость. По мере продвижения Чаукина трос постепенно наматывался на катушку. Вдруг трос натянулся струной. Табет быстро оставновил мотор.

— Чаукин?

— Да-да.

— Что да-да?

— Да, я тут… Чутье тебя не подвело, тут целый пласт оплавленного циана, — радостно пробормотал Чауки. — Только... Черт…

— Что случлось?

— Не могу...

-Ты что застрял?

— Блин, не могу даже огладеться. Шлем за что-то зацепился.

— Давай не дуркуй, чему там зацепится? Шахта проплавленная.

— Да хрен знает.

— Чаукин, вылазь.У нас воздуха на полчаса.

— Я же говорю, зацепился чем-то.

— В смысле? Давай отцепляйся и вылезай.

— Черт. Это шлем. Я не знаю. Он за что-то зацепился. Держит что-то. Ну-ка, потяни за трос руками.

Табет обхватил трос руками и дернул его несколько раз.

— Сильнее. Еще! Черт. Словно приклеился.

Чаукин взглянул на дисплей, запаса воздуха было на полчаса.

— Я сниму шлем, ты меня вытащишь. У тебя же есть запасной.

— Сдурел?

— А какой выход еще? Выдыхаю, снимаю шлем, ты меня тянешь. У меня будет секунд пятнадцать пока не потеряю сознание, а там еще минута точно будет в запасе. Ты меня вытаскиваешь и одеваешь запасной шлем. Вроде нормальный план.

— Дебильный план.

— Другого нет. Готов?

— Нет!

— На счет три снимаю и ты тянешь.

— Нет!

— Пиздец, я знаю.

В динамике коммуникатора послышалось частое и глубокое дыхание Чаукина. Перед тем как снять шлем он старался насытить кровь кислородом.

— Раз. Два. Три, — Чаукин выдохнул, закрыл глаза и одним движением отстегнул шлем. Словно гигантским прессом из его легких выдавило остатки воздуха.

Табет включил лебедку. Глядя в темную шахту, зажав в руках наготове запасной шлем он с напряжением отсчитывал секунды, — Один, два, три… — внезапно лебедку заело. Он проверил пульт, показатели показывали что она работает, но трос не двигался. Он ударил по ней, но ничего не произошло.

— Черт! — Табет отложил шлем и стал руками бешено тянуть трос продолжая считать, — Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Дава-а-а-а-й! Пятнадцать, шестнадцать. Дава-а-а-а-й, где ты?! Восемнадцать.

В шахте показались ботинки. Вдруг трос застрял. Табет дернул его несколько раз изо всех сил, но тот не продвинулся ни на сантиметр. Ему даже показалось, словно какая-то сила втянула Чаукина на несколько сантиметров обратно в тонель. В следующее мгновение боковым взглядом он увидел, как что-то моргнуло на дисплее лебедки и та вновь заработала с бешенной скоростью. Он стал поправлять трос, чтобы тот не запутался, умоляя чтобы лебедку не заклинило вновь. В следующее мгновение трос резко натянулся и из шахты вышвырнуло тело в Табета.

Отстегнув карабин и схватив шлем, он впопыхах стал одевать его на Чаукина. Почувствова щелчок Табет взглянул на дисплей скафандра Чаукина. Цифры нормализации давления хаотично скакали вверх-вниз. Табет судорожна стал осматривать скафандр. Чуть выше поясницы он наткнулся на небольшую щель, видимо образовавшуюся от последнего рывка лебедки. Заклеив ее герметизирующей лентой, цифры на дисплее поползли вверх и, наконец, загорелся сигнал о нормализации давления и уровня кислорода, но Чаукин не дышал.

— Очнись! — закричал Табет. Он проверил настройку коммуникатора на широкий прием сигнала. Тот как обычно сбоил, — Давай! — Он стал то трясти тело, то наносить удары в область груди, — Очни-и-и-и…

Спонтанно тишину прорвал утробный звук глубокого вдоха. Чаукин задышал.

— Дыши! Давай, дыши! — повторял Табет.

В наушниках сначала послышался тихий звук дыхания. Чаукинг словно пьяный выдавил из себя: — Как же болит голова…

Все это время охранник бездвижно наблюдал за происходящим со стороны.

***

Безмолвно уставившись в серую стену, в раздевалке после душа они сидели на скамейке в одних трусах.

— Табет? — тихо спросил Чаукин.

— Что?

— Чего молчишь?

— Слушаю себя.

— Получается?

— Нет.

— Почему?

— Ты мне мешаешь вообще-то, — Табет улыбнулся.

— Когда ты смотришь на звезды, что ты испытываешь?

— Спокойствие.

— Спокойно, точно. Когда смотришь на звезды, все кажется таким огромным и бесконечным и это… успокаивает. Странно, правда?

— Что именно?

— Ощущение, что ты крошечный — успокаивает. Это как-то нелогично, что ли? Не знаю.

— Спокойно становится, когда все встает на свои места. Человек по размерам Вселенной действительно крошечный. Не нужно брать на себя то, что ты не в состоянии унести.

— Спасибо, что вытащил меня.

— Ты бы сделал тоже самое.

— Но «спасибо» сказать нужно было.

— Хорошо.

Вдруг Чаукин закрыл лицо руками. Его тело вздрогнуло. Из глаз потекли слезы.

Табет придвинулся ближе и положил свою огромную руку ему на плечо.

— Нормально, — спокойно произнес он. — Ты же чуть копыта не двинул там. Так что это нормально. Выпусти все что должно выйти.

— Д-дермо… — выдавил из себя Чаукин.

— Ну да. Это как понос, не нужно сдерживаться, будет только хуже. Дрянь должна выйти.

Чаукин с минуту тихо плакал. Затем глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Поднял голову и повернулся к Табету. Тот спокойно продолжал смотреть в стену.

— Понос, — улыбнулся Чаукин. — Скажешь тоже.

— Так и есть. Когда у тебя понос, тебе же в голову не приходит идея дырку пальцем затыкать.

Чаукин подавился усмешкой.

— Кстати, а если бы я сейчас двинул копыта, а у меня была бы семья? Что делать с этой ответственностью?

— Так в этом и смысл. Ты должен делать все, что от тебя зависит, чтобы не двинуть копыта. Так что не выкидывай больше таких трюков, договорились? — наставнически произнес Табет.

— М-м-м… Зато план выполнили, — усмехнулся Чаукин. — Там ведь реальной целый пласт циана был.

Табет неодобрительно посмотрел на него.

— Я понял. Честно. Больше такого не будет, хорошо?

— Хорошо, если так.

— Но план то выполнили, — улыбнулся Чаукин, толкнув Табета в плечо.

На следующее утро Табет с Чаукином натягивали тугие костюмы готовясь к выходу в космос.

— Табет, что такое любовь? — неожиданно спросил Чаукин.

— Я смотрю тебя здорово пробрало после вчерашнего. О высоком решил поговорить? — подколол Табет.

— А если по сути?

— По сути? Это просто, — добродушно улыбнувшись, ответил Табет. Так, словно ему подобные вопросы задают каждый день по несколько раз.

— Многие бы с тобой поспорили.

— Все что конструктивно, все что приводит к созиданию, все это движимо любовью. Страсть — не любовь, она способна разрушать. Зло всегда стремится к упрощению и всегда разрушительна по своей сути. Любовь — это действия, направленные на созидание. Для того чтобы восторжествовало зло, достаточно чтобы хорошие люди просто ничего не делали.

— Табет, это ты нас сейчас в хорошие люди записал?

— Если ад на самом деле существует, то когда мы умрем, и нас вдруг отправят туда, то, я тебя уверяю, перед нами там будет нехилая такая очередь. Вот прям пробка будет.

— Ну да. А чтобы побыстрее в ней продвинуться какому-нибудь демону придется на лапу дать... или в копыто, что там у них. Но обязательно должна быть особая очередь, для особых гостей.

— В эту очередь мы с тобой уж точно не попадем.

— Как знать, — усмехнулся Чаукин. — Нам еще жить и жить. Многое успеем натворить... я надеюсь.

— Чауки, ты хороший человек, не ёрничай.

— И ты хороший человек и Питерсон хороший… Вот почему только так всегда получается, что вроде бы хороших людей большинство, а все равно… срань какая-то. Вот… Скажи, вот к чему весь этот разговор, если он только не просто пьяная болтовня? Что изменится от того что мы тут с тобой, хорошие люди, рассуждаем о добре? Или, может быть, ты решил движение возглавить? — усмехнулся Чаукин.

Табет замер, выпрямился и посмотрел на Чаукина.

— Вообще-то это ты тему поднял. А я… решил.

— Чего? — лицо Чаукина вытянулось от удивления. — Я ж пошутил...

— А я нет. Профсоюз. Если не сейчас, то потом уже точно будет поздно. Ты был прав, так выживать нельзя. Пора что-то менять.

Чаукин недоверчиво посмотрел на Табета, не веря в то, что тот говорит серьезно.

— Ты уже ходил к Арти? — спросил Чаукин.

— Угу.

— И как отреагировал мистер "я самый крутой"?

— Первая пристрелка редко бьет в цель.

— Уверен, что у тебя боеприпасов хватит разбомбить этот дзот?

Табет ничего не ответил.

— И когда ты хотел меня посвятить в свои планы? Профсоюз создать, нифига себе.

— Как раз сегодня после смены. Давай сядем, я тебе все расскажу. Айда, пора уже выходить.

Забравшись в один из отдаленных участков колец Фароса, Табет распиливал один из литиевых блоков аккумулятора транспортного крейсера. Чаукин зацепил краном один из отпиленных кусков и потащил в сторону. В зеркало заднего вида он увидел, как отколовшийся обломок приближался прямо к Табету.

— Табет, смотри по сторонам, — произнес Чаукин.

Взглянув в зеркало через пару секунд, он увидел, что Табет стоял на том же месте, копаясь в лазерной пиле.

— Табет, твою за ногу! — крикнул Чаукин. — Табет!!

Не последовало никакой реакции.

— Табет!.. Гребаный коммуникатор!

Чаукин отпустил блок и, развернув скутер, выжал гашетку, устремившись к Табету, но он отлетел уже слишком далеко. Через несколько секунд Табет оказался намертво прижат обломком к алюминиевому блоку. Два огромных осколка бесшумно сплились воедино в кромешном безмолвии космоса. Через щели вылетали мелкие застывшие капли крови, сталкиваясь друг с другом, крошась еще на более мелкие осколки и разлетаясь в стороны. К горлу подступил ком, и все тело разрывало от желания что-то сделать, как-то помочь, хоть как-нибудь, хоть голыми руками отмотать время вспять! Но он уже ничего не мог исправить. Он, оцепенев от ужаса, гнева и горечи, которая разъедала рот и готова была вырваться наружу, сидел на скутере, изо всех сил сжимая рычаги управления, и… смотрел.

Выдаваемое работникам оборудование было чертовски ненадежным, то и дело выходило из строя, а на свалке, чтобы выжить, нужно было вертеть головой на триста шестьдесят градусов шестьдесят секунд в минуту и всегда быть настороже. В космосе кромешная темнота и пустота, и как бы громко ты ни кричал, тебя никто не услышит. Но Табет был не просто один из… он был его другом, с которым он рос бок-о-бок с самого детства. Тот кто спас его жизнь. Он был его семьей. Он был частью его самого.

Чаукин открыл дверь в каюту. Он застал Тею стоящую посреди комнаты. Детей не было.

Ее глаза столкнулись с глазами Чаукина. Его взгляд, дрожащий, тихий, безмолвный перерубил что-то внутри нее.

— Чаукин? — дрожащим голосом произнесла она. — Почему ты… Где Табет?

— Табет… Он… погиб.

Она рухнула на пол в тот же миг. Лицо охватила гримаса отчаяния и невыносимой боли. Боли, от которой в груди зародился крик, вопль, настолько сильный и огромной, что он не мог выйти наружу, застряв где-то в глубине, сковав все ее тело.

Чаукин быстро подошел к ней в попытке подхватить, но она жестко выставила вперед руку. Она даже не коснулась его, но Чаукина словно отбросило назад неведомой силой.

— Мне жаль... — едва слышно выдавил из себя он безсмысленные слова.

— Зачем? Зачем ты пришел? — тихо произнесла она.

— Тея, мне…

— Уходи! Не надо! Что тебе нужно?! — закричала она.

В следующее мгновение ее голос сорвался в рыданиях. Глубоких, сильных, разрывающих всё нутро. Она более не могла сдерживать боль, переполнившую ее и та взрывом вырвалась наружу. Она рыдала, спрятав лицо руками.

Чаукин медленно сел на пол рядом с ней и обнял. Ее лицо уткнулось ему в плечо. Тело продолжало содрогаться.

После смены родных Табета в стандартном порядке оповестили о его смерти и выдали стандартную компенсацию, которой хватит им едва ли на один месяц.

После смерти, если хватало кредитов, тела умерших обматывали тканью и выбрасывали в открытый космос. Тела направлялись в сторону Демоса. В свете звезды тело вскоре пропадало из вида, и родные прощались с погибшим. Иных же просто направляли в переработку на корм тараканам.

Человек, облаченный в белую робу закончил молитву и кивнул в сторону его помощника, стоящего у люка. Платформа, на которой лежали остатки тела Табета медленно переместилось в промежуточный отсек. Внутренние створки сомкнулись и через мгновение тело вылетело в открытый космос через распахнувшиеся внешние створки.

***

На следующий день Чаукин зашел в каюту где жила семья Табета. Он приоткрыл дверь в комнату.

— Папа, папа пришел, — подскочила с места девочка, устремившись к двери, — А… это не папа, — смущенно произнесла она, пряча за спину только что протянутые вперед руки. — Привет. Как дела? — спросила она, потупив взгляд в пол.

— Хорошо. Как твои? — улыбнулся Чаукин.

— Нормально, — быстро ответила она и убежала в комнату.

— Мама, а когда папа придет? — спросил Рамиз из-за стены.

— Рамиз, твой отец очень талантливый инженер, ты же знаешь? — перехватил диалог Чаукин.

— Угу, — произнес пацан, выглянув из-за проема двери.

— Ну, так его отправили на строительство базы вблизи планеты Круд. Он там будет возглавлять бригаду.

— Круто! — Заинтересовавшись Рамиз буквально выпрыгнул обратно в коридор. — А давайте ему наберем?

— А ты разве не знаешь, что атмосфера Круд очень активная? Она подавляет почти все сигналы.

— Хм. А когда же он вернется?

— Строительство базы дело не быстрое, придется подождать.

— Сколько? — недоверчиво спросил мальчик.

— Обычно вахта длится месяц, — невозмутимо ответил Чаукин.

— Рамиз, — внезапно строгим голосом произнесла Тея. — Ты уроки сделал?

— Нет еще, — недовольно ответил пацан.

— Так чего стоишь? Иди.

Мальчик, повесив голову, нехотя побрел в свою комнату.

Тея старалась изо всех сил не показывать горя и слезы при детях, которые спрашивали когда вернется домой папа. Маленькая дочь, не понимая, что произошло что-то страшное, мило играла с тряпочной куклой, тихо перебирая ленточки, вплетенные вместо волос.

— Пля-пля, — повторяла она, изображая как зайчик скачет по полу. — Пля-пля…

Тея жестом пригласила Чаукина на кухню и закрыла за ним дверь.

— Ты им не сказала, — тихо произнес Чаукин.

— Я не знаю как, — она закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Чаукин обнял ее и нежно прижал к себе. Ее слезы стекали по рукам и тихо падали оставляя темные точки на полу.

— Табет говорил, что человеку не выжить в одиночку. Что мы сильны тем, что нам есть о ком заботиться. Он был моей семьей… Это значит, что вы тоже моя семья, — произнес Чаукин.

Он немного отстранился от Теи, все еще держа ее руками и посмотрел в ее глаза: — Вы моя семья. Я позабочусь о вас.

— Ты не обязан. Я справлюсь сама, — тихо, но твердо произнесла она.

— Я знаю. Но я этого хочу, — уверенно ответил Чаукин.