Aniluta — Тишина

       Сон был очень странным. Какие-то обрывки детских воспоминаний: первый экзамен по французскому, я лопочу что-то, но ничего вразумительного не получается…игровая площадка на нашей улице — я обожала лазить по канатам, хотя старушки и ворчали, что это занятие для мальчишки…скутер старшего брата, которым он очень любил щеголять…Ларс играет на гитаре, сидя на крыше, мы с Анжелой смеёмся внизу…потом мама. В последнее время осознаю, что начинаю забывать, как она выглядела. Она не похожа на меня, у неё каштановые волосы, глаза…глаза меняют цвет от синего до зелёного…почему-то больше всего мне сейчас вспоминается её улыбка, мама улыбалась редко, но зато как! В эти моменты она словно светилась добротой и нежностью. Милая моя мама, как мне тебя не хватает! Я беззвучно кричала эти слова, протягивая руки к ней, но она качала головой, шептала, не переставая: «Берегись, милая» и потом исчезла…меня словно затягивал тёмный бесконечный водоворот, я пыталась выбраться, кричала, звала маму обратно, как маленький заблудившийся ребёнок, задыхалась больше от острого страха, чем от нехватки воздуха, но руки хватали пальцами лишь пустоту, при этом кто-то настойчиво тянул меня за талию вниз, в ничто…

    Нет, меня действительно кто-то обнимал, хотя и не тянул. Я резко открыла глаза и оглянулась. ААААА, что здесь делает Георг? Неужели я снова напилась и отдалась уже ему?

    Потом неожиданно я вспомнила случившееся. Мне невыносимо захотелось стонать, и я укусила подушку. Боже, за что? Потом оглянулась на Георга. Он спокойно спал с лёгкой улыбкой на лице. Наверняка, теперь он счастлив... Я попыталась встать, но его руки очень крепко держали меня, мне с трудом удалось высвободиться. Я осторожно положила на своё место подушку (Георг сразу же обнял её и прижал к себе), нашла в шкафу халатик, накинула его и пошла на кухню.

    Обрывки воспоминаний метались в голове, причиняя невыносимую боль...прохлада ножа у горла...рука Геога, нежно сжавшая моё бедро...белая простыня... Что уж сказать, сравнивать Георга и парней из шпаны было равносильно тому, чтобы сравнивать огонь и воду. Хотя, нет, было общее — оба раза я ничего не испытывала, хотя он и был очень нежен и ласков и явно пытался изо всех сил доставить удовольствие и мне — я симулировала, чтобы не разочаровать его. Наверно, я из числа тех девушек, которым может быть хорошо только вместе с любимым. Если это так, то всё безнадёжно — я уже сомневаюсь, что когда-нибудь полюблю. Бывает ведь и так. Хотя, может, это и к лучшему — ты всегда свободен от мешающих чувств и можешь воспринимать людей трезво, без розовых очков. И тебя будет труднее обмануть — прямое окручивание не подойдёт.

       Я сделала себе кофе и бутерброд, села на подоконник, подтянув колени к подбородку. Возникает иллюзия, что ты хотя бы немного защищён от жестокой реальности, а это много значит. Было очень тихо, птицы не пели, на улице не было ни одной живой души. Снова эта тишина… Я медленно откусывала маленькие кусочки, так же неторопливо пережёвывала их и запивала небольшими глотками кофе. Вкус еды казался теперь другим, хотелось подольше задержать это ощущение. Да и он помогал не думать сейчас о Георге и предстоящем объяснении с ним — а оно будет, я уверена.

    — Доброе утро, Карин, — на кухню зашла ещё сонная Элис. — Как спалось?

    — Нормально, — солгала я.

    — А у меня просто классно. Ты так разозлила Михаэля, что он не отпускал меня час, всё было так классно, — она прикрыла глаза с таким блаженным видом, что стало ясно: она погружена в сладкие воспоминания. Я нахмурилась. Однако никогда бы не подумала, что кто-то извлечёт выгоду из такой ситуации.

    — Ну уж извини, делать так каждый день я не смогу, — сказала я. — Ищи другие способы.

    — Чего ты такая хмурая сегодня?

    У меня дрогнула рука, и остатки кофе пролились на халат. Колену стало тепло. Потом будет холодно, да и одежду придётся застирывать

    — Что-то ведь случилось, так?

    — Да, — я отвернулась к окну, не хотелось мне сейчас смотреть ей в глаза.

    — Ну и что же?

    Я молчала. Элис положила мне руку на плечо и мягко развернула меня к себе.

    — Карин, ну расскажи. Может, я помогу.

    — Я провела ночь с Георгом, — ответила я и резко поставила чашку на подоконник — почти бросила. На нём осталось несколько коричневых капель.

       Янтарные глаза Элис округлились.

       — Да??? Чего это с тобой? Он же тебя бесил ещё вчера!

    — Ну, скажем так, не бесил, но как парень и не нравился... Просто он мне жизнь спас, я не могла ему отказать.

    — Значит, ты была с ним только из благодарности?

    Я кивнула и затолкала в рот остаток бутерброда. Прожевать его было очень трудно, но ещё труднее — проглотить, я еле-еле справилась с сильным спазмом в горле.

    — Ооо, — Элис села на стул, пододвинув его ближе ко мне. — И как хоть?

    — Никак, — я смотрела на чашку, стоящую на столе немного набекрень. Она могла запросто упасть, если не поставить её прямо.

    — Что же теперь делать будешь?

    — Не знаю...

    — Всем доброе утро! — на кухне послышался бодрый голос Георга. Я вспыхнула и, закрыв лицо волосами, отвернулась к окну.

    — Как спалось? — спросила Элис.

    — Замечательно, — судя по звуку, Георг сел. — А чего вы все такие хмурые? День-то вон какой замечательный!

    Да, погода была на редкость хорошей. Лёгкая прохлада, ясное небо без единого облачка, не слепящее глаза солнце...и чей-то резкий вопль на тихой улице, показавшийся мне странно знакомым…

    — Карин, ты куда? — крикнул мне вдогонку Георг, но я не слышала его. Ни одного дня без проблем! Я быстро добежала до прихожей, натянула первые попавшиеся тапочки и помчалась на улицу. Криков уже не было слышно, только звуки ударов. Если бы голос не казался мне знакомым, я бы остановилась и сотню раз подумала бы, прежде чем лезть в драку. Но если это то, что я подумала...

    Прямо перед воротами «замка» двое парней мутузили Ларса. Он не сопротивлялся, только пытался прикрыть лицо залитыми кровью руками, пока противники били его ногами и кулаками. Я подбежала к ним, ударила одного ладонью в нос, он заорал, второй времени не терял, схватил меня за косу и дёрнул. Острая боль пронзила голову, я тоже вскрикнула, затем перехватила косу выше и умудрилась как-то вырвать её. Боже, я одна, а их двое...

    — Так, что это тут такое? — я оглянулась. К нам бежала подмога в виде Натали, Георга и Михаэля. Один парень прошептал что-то другому, и они юркнули в кусты.

    — Карин, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно спросил Георг.

    — Да, — выдохнула я и опустилась на колени рядом с Ларсом. Ну вот, я же просила его быть осторожным... — Ларс, Ларс, ты как?

       Парень что-то забормотал, закрываясь руками — он не узнавал меня. Всё его лицо было залито кровью, оба глаза подбиты — жуткое зрелище. Я, впрочем, видела и похуже, но когда осознаёшь, что это твой лучший друг…

    — Нужно отнести его в дом и вызвать врача, — сказала я.

    — Но он же такой гря... — Элис закрыла Михаэлю рот рукой.

    — Давай я попробую, — сказал Георг и взял Ларса на руки, — он лёгкий. Донесу.

    Ларс слабо застонал, его залитая кровью рука безвольно повисла, изо рта потекла красная струйка.

    — Я вызову врача, — Элис достала мобильник.

       Я шла за Георгом, пытаясь заглянуть Ларсу в лицо, но он прикрывался второй рукой. Было страшно и стыдно — ведь всё, всё из-за меня! Я просто какое-то проклятье для моих близких — все страдают… Мы зашли в гостиную, Георг бережно положил моего друга на диван — ничего, всё равно кожаный, кровь легко отмоется, поэтому Михаэлю не имеет смысла жаловаться. Ларс свернулся калачиком, прижав руки к животу, и застонал громче. Было видно, что ему очень больно.

       — Карин, мне правда...очень жаль, — Георг приобнял меня и поцеловал в щёку, явно желая утешить. Мне показалось, или на лице Ларса на секунду показалась маска боли?

    — Нужно оказать ему первую помощь, — я высвободилась из его объятий (ну что же это такое, нашёл, когда нежности разводить), — принеси аптечку, пожалуйста.

    Георг кивнул и вышел. Я подошла к Ларсу. Даже не знаю с чего начать, неясно, какие у него повреждения. Да и в медицине я почти ничего не смыслю.

    — Ларс, ты меня слышишь?

       Он сдавлено кивнул. Его рука шарила по обшивке дивана, как будто бы он что-то искал.

    — Что у тебя болит?

    — Всё, — прохрипел он, нащупал лежащую на кофейном столике ручку и бумагу левой рукой (он правша) и принялся что-то писать. Я как зачарованная смотрела на то, как на бумаге медленно появляются корявые буквы "minä rakastan sinua, sanon tämän vain siksi, että olen kuolemassa". Видимо, он писал по-фински, потому что я ни слова не понимала. Но зачем тогда?

    — Карин, я вызвала, будут здесь через пять минут.

    Ларс бросил ручку, попытался свернуться ещё больше и застонал.

    — Что у тебя болит? — бросилась к нему Элис.

    — Всё, — снова прохрипел он.

    Зашёл Георг и молча протянул мне аптечку. Я аккуратно стянула с Ларса футболку. На спине и на боках было много ран и синяков, я стала аккуратно обрабатывать их, Элис положила Ларсу на голову компресс. Боже, а что будет, если всё окажется настолько серьёзным, что придётся его госпитализировать? В помощи ему, конечно, не откажут, но вдруг выяснятся его проблемы с документами? Он и так давно скрывается от иммиграционных властей… Время тянулось невыносимо медленно, казалось, я никогда не закончу стирать кровь с его тела, да и раны никак не прекращали кровоточить, но наконец-то послышался звонок в дверь, и Элис побежала открывать.

    — Ну вот, врачи приехали. Сейчас они осмотрят твоего друга и помогут ему, — в голосе Георга скользнула ревнивая нотка. Эх, он теперь ещё и ревнует меня. Если бы он подозревал, как это бессмысленно... Трое в белых халатах мужчин окружили Ларса, закрыв его от меня, но я видела, как он слабо отталкивал их и бормотал что-то по-фински. В тяжёлом состоянии он всегда переходил на родной язык. Наверно, я бы на его месте сделала бы то же самое.

    — Похоже, будет нужна госпитализация, — сказал один из врачей. — У него страховка есть?        

    — Нет у меня ничего, — пробурчал Ларс. — Ни страховки, ни денег. Само заживёт.

    Он попытался встать, но застонал и упал обратно на диван.

    — Что с ним? — спросила я.

    — Точно неясно, но может быть внутреннее кровоизлияние. Нужно сделать рентген.

    — На это у меня тем более денег не будет, — Ларс бессмысленно уставился в потолок, только его губы беззвучно шевелились, как будто он шептал.

    — Мы сами заплатим, — сказала я.

    — Я вас и так объедал...

    — Да прекрати ты! — прицыкнула я на друга. — Так хочется умереть?

       Он неожиданно громко расхохотался. Я в ужасе смотрела на его исказившееся смехом, утратившее всю красоту лицо и думала: неужели он сошёл с ума? Но это продолжалось недолго, так же резко он умолк и замер, снова уставившись в потолок бессмысленным остекленевшим взглядом.

    — Это всё из-за его состояния. Надеюсь, всё обойдётся, — сказала Натали и положила мне руку на плечо, пока Ларса грузили на носилки и выносили. — Нужно будет ещё оформить его в больнице, поедем с ним? А то мы про него же ничего не знаем.

    Я кивнула и протёрла глаза, хотя, кажется, там не было слёз. Но всё равно их нестерпимо жгло и щипало.

    Через два часа мы снова были дома. Мне так ничего конкретно не сказали, только спросили кое-что о Ларсе (всё основное — имя, дату и место рождения), но по выражениям лиц я поняла, что случилось страшное. Боже, лишь бы он оправился, я ведь ни о чём Тебя раньше не просила!

    Только сейчас я вспомнила, что я лютеранка. Хотя в последний раз я была в церкви, когда мне было девять, и религиозность мне не никогда не была свойственна, как и многие другие люди, я не понимала, отчего в мире столько зла, если Бог всемогущ. Хотя в существование высшей силы я верила. Кажется, таких называют деистами. У Ларса на этот счёт было своё мнение.

    — Если уничтожить всё зло, перестанет существовать и добро. Разве бы ты считала свет светом, если бы не знала темноты?

    Снова Ларс. Блин. Я с ума так сойду. Зачем я вообще живу, если всем так плохо из-за меня? Не проще ли просто…

    — Карин, а что это за бумажка? — Элис взяла записку Ларса и попыталась её прочитать, потом нахмурилась. Нет, серьёзность ей не шла — слишком уж она весёлая.

    — Это Ларс написал, когда мы его принесли.

    — А, значит, это тебе! Если не секрет, что здесь?

    — Я не знаю, это финский.

    — Разве финский и шведский не похожи?

    — Даже рядом не стояли. С чего ты так решила?

    — Ну, страны же вроде граничат...

    — Германия тоже граничит с Францией, а много ли общего у французского и немецкого?

    — Я могу перевести это, — сказала Натали, до этого молчавшая.

    — Как??? — хором спросили я и Элис.

    — У меня в ноутбуке есть переводчик с тридцати языков, — немного смущаясь, сказала она. — Я им почти никогда не пользуюсь, но раз вам нужен...

    — Нужен и ещё как!— я протянула ей бумажку.

    — Тогда сейчас я принесу ноутбук, — Натали вышла.

    — Кажется, я совсем не знаю свою сестру, — задумчиво сказала Элис.

    Я промолчала. Сейчас меня больше волновало другое. Странно, что же он хотел мне сказать? И почему по-фински? Может, у него что-то перевернулось в голове, и он забыл, что я не знаю его языка? Или намеренно — чтобы прошло некоторое время, прежде чем я бы смогла перевести?

    Зашла Натали с ноутбуком, села на диван, скрестив ноги и поставив компьютер на кофейный столик. Мы расселись по бокам от неё, вглядываясь в экран. Я ничего не смыслила в компьютерах, поэтому меня очень удивило, когда по экрану почти минуту шли какие-то строчки на английском — настолько быстро, что я не успевала прочитать ни слова. Но сёстры не подавали виду, что волновались, значит, всё было в порядке. Потом на экране появилась картинка с роскошной чёрной розой и какими-то мелкими картинками с левой стороны...Натали нажала на одну из них, появилось белое окошко, Натали быстро набрала надпись и нажала на кнопку "перевести".

    "Я люблю тебя и говорю это только потому, что я умираю".

    Секунд десять все молчали. Первой отозвалась Элис.

    — Ну ты и даёшь, Карин. Второй втрескавшийся в тебя парень.

    "У кого что болит, тот о том и говорит" — хотела сказать я, но промолчала. Меня больше взволновала концовка — "потому что я умираю". С чего это он решил? Он же совсем молод, здоровье у него хорошее, ну а сегодняшнее — вылечат же.

    — Бедный парень, — выдохнула Натали. — Кажется, он считает себя лишним.

    — Мне нужно будет поговорить с ним, — сказала я.

    — Но его же вечером оперируют.

    — Ну, не сейчас. Завтра, например. Ведь можно же будет, если я скажу, что я его кузина?

    — Это в зависимости от его состояния. Если будет чувствовать себя хорошо, думаю, разрешат. Но попытаться стоит.

    — Спасибо, Натали, — я обняла её. Кажется, я начинаю привыкать к этой раскованности общения.

    — Пойдёмте, выпьем чаю, — сказала Элис. — Вы проголодались, наверно.

    Я кивнула и пошла за ней. Я неожиданно поняла, что просто зверски проголодалась.

    — К кому вы, фройлян? — спросила меня регистраторша.

    — К Ларсу Халонену, — ответила я. — К нему ведь можно? Я его сестра.

    Женщина принялась копаться в бумажках.

    — Да, можно. Восемнадцатая палата, справа по коридору. Но не больше десяти минут. Он очень слаб, и ему нельзя волноваться.

    — Он не спит?

       — Нет. Он вообще не может заснуть сам. Приходится водить снотворное внутривенно. Я приду, когда время выйдет.

        Я кивнула и почти бегом пошла к лестнице, отсчитала третью дверь, зашла, не стучась. Ларс лежал, безразлично смотря в потолок. Трубочка капельницы стелилась по его руке, почти потерявшей цвет. Я подошла к нему и коснулась плеча.

        — Ларс…

        Он с заметным усилием повернул голову.

        — Карин? Зачем ты пришла?

        — Я хотела тебя увидеть.

        — Разве не было понятно, что приходить не надо?

        Он пристально смотрел на меня. Я заметила, что у него изменился цвет глаз — из ясно-синих они стали мутными, почти чёрными. Хотя это нормально, он же плохо чувствует себя после операции…

           — Я принесла тебе еды, — я поставила пакет на тумбочку. Он ничего не ответил, продолжая смотреть на меня. Я не выдержала и отвела взгляд. Молчание было тяжёлым, в тишине только слабо гудели люминесцентные лампы, сильно давя этим гулом на уши.

           — Эта записка…я перевела её, — сказала, наконец, я. — Это правда?

           — Да.

           — И сколько это уже?

           — С того момента, как мы познакомились.

           Я мысленно посчитала. Мне было шесть, когда мы встретились, Ларсу, соответственно, восемь. Неужели…неужели целых одиннадцать лет?

            — Почему ты не сказал мне раньше? — мой голос дрожал.

            — В таком признаются только когда надеются на взаимность. Или когда чувствуют конец.

            — Ларс, ты…

            — Мне немного осталось. Может, пара дней, даже недель — но точно не больше месяца.

            — Ларс, о чём ты говоришь? У тебя только жизнь начинается! И вообще, тебе же сделали операцию, ты поправишься, и всё будет хорошо.

            Какая это муха укусила его, что он собрался умирать в девятнадцать лет?

        — Я не поправлюсь, — сказал он.

        — Почему?

        — Если человеку нужно жить, он сможет победить почти любую болезнь. А если нет, то он умрёт и без неё.

        — Ларс, ну зачем ты несёшь такие глупости?

        — А зачем мне жить? Ну, предположим, я поправлюсь. И что дальше? Я снова вернусь на улицу, буду скитаться по подвалам и ночным клубам, пока меня не найдёт кто-нибудь из банды Фриша и не забьёт до смерти. Замкнутый круг. А они найдут обязательно. Их власть в низах почти неограниченна.

        — Ларс, не надо… Я могу попросить Элис и Натали, они обязательно разрешат, будешь жить с нами.

        — Мне не нужны ничьи подачки. Будет только хуже. Думаешь, Фишера остановит охрана? Он хитрее, чем ты думаешь. Ещё и вы тогда пострадаете.

        — Тебе нужно жить!

        — Нет. Нет на свете таких людей, без которых совсем нельзя обойтись. Рано или поздно всегда придёт замена.

        — А как же я без тебя буду? — я почувствовала, что у меня на глазах выступили слёзы.

        — Как и раньше. Тебе только кажется, что я тебе нужен. У тебя сейчас есть эти девушки и этот парень…как его, Гюнтер, кажется? Я, конечно, вижу, что ты его не любишь, но он очарован тобой, так что сделает всё, что ты хочешь. Ты ещё можешь выбраться.

        — Ты тоже…

        — Уже нет. Мог когда-то. Когда у меня ещё оставалась надежда. Но знаешь, пятнадцать лет в моих условиях — не шутка.

        Я промолчала. Было невыносимо больно слушать, как он спокойно приговаривает себя к гибели. Как противно гудят эти лампы…

        — Ты думала, что я влюблён в Анжелу? — неожиданно спросил Ларс.

        Я сдавлено кивнула.

        — А зря, зря.… Если бы все любили только красавиц, человечество бы вымерло. Понимаешь, раз уж я скоро исчезну из твоей жизни, я хотел наконец-то тебе признаться…хотя я думал, что найдёшь переводчика после моей смерти, и мне не придётся объясняться. Но раз ты пришла… Знаешь почему я ушёл от вас на улицу тогда?

        — Ты говорил, что не хотел нас стеснять…

        — Врал. Себя я обеспечивал, даже вам немного порой оставалось. Просто ты начала превращаться в женщину, и я боялся, что могу не сдержаться. Мне не хотелось делать тебе ничего плохого, но ты же знаешь, эти несчастные гормоны, — он слабо мотнул головой. — Поэтому я и ушёл.

        — Прости… — прошёптала я.

        — Не надо соплей. Ты не при чём, я сам решил. Забей.

        У меня было ощущение, будто бы мне на сердце положили тяжёлый острый камень, который тянет вниз и оставляет раны. Это ведь всё из-за меня… Из-за меня его так жестоко избили, из-за меня он не хочет жить. Что же я за сволочь такая? Если даже своего лучшего друга я довела до такого. Я склонилась над ним, крепко сжала руку и поцеловала его в губы. Он был совсем холодным. Значит, организм не борется, плохо… Он не ответил на мой поцелуй и слабо оттолкнул руку.

            — Уходи. И не возвращайся.

            — Ларс…

            — Ненавижу всё это, почему именно я, — без вопросительной интонации сказал он. Я только сейчас заметила, что он говорил совсем бесцветно, и испугалась ещё больше. — Страшно? Видишь, моя душа уже умерла. Её медленно и долго пытали, пока она не испустила дух. Ты мне уже не поможешь. Я ещё люблю тебя, но, поверь, меня это уже перестало трогать. От меня осталась только вот эта жалкая оболочка, — он показал на своё исхудавшее тело. — Она долго без души не протянет. Уходи.

            — Фройлян, ваше время вышло, — в палату заглянула та самая медсестра.

            — Прощай, — прошептала я и выбежала из палаты. Грозясь переломать ноги, я вихрем спустилась по лестнице и выбежала на улицу. По лицу тёкли обильные неудержимые слёзы. Я убила его… Ведь могла, могла помочь! Могла заметить, как под влиянием постоянного несчастья он грубеет и замыкается в себе, могла… Ведь я ни разу не приласкала, не поддержала его. Да, он не рассказывал мне ни о чём — но разве это повод?

            Я куда-то шла, иногда бежала. В голове билась одна мысль: я чудовище. Я убила того, кто столько раз выручал меня… У меня больше ничего нет. Ну да, Элис, Натали и Георг. Но с ними меня не связывает то, что соединяло с Ларсом. Кто знает, что бы вышло из них в других условиях. А теперь его больше нет. Боже, за что??? Почему так больно? Я бы дорого отдала за то, чтобы сейчас хоть ненадолго забыться…

            — Карин, что ты здесь делаешь? Почему ты плачешь?

            Знакомые руки крепко обняли меня, но спокойней мне не стало.

            — Ларс… Ларс умирает… — прорыдала я.

            — Что? — ужаснулся Георг. — Но как это возможно? Его же оперировали лучшие врачи. Осложнение?

            — Вроде того, — я не стала объяснять ему, в чём дело. Всё равно он не поймёт.

           — О боже! Ну, не переживай, всё ещё может обойтись. Врачи хорошие, и он молодой…

        Я слышала еле заметные ревнивые нотки в его голосе. Да что он понимает! И ещё смеет ревновать. А ведь я никогда не воспринимала Ларса как парня. Да и разве я могу так просто успокоиться, когда умирает человек, пожертвовавший ради меня всем? Дура, дура…

        — Поедем домой, — Георг потянул меня к машине. — Успокойся. Ты не поможешь ничему своими слезами.

        Я вспыхнула и стёрла слезинку со щеки. Георг помог мне сесть в машину и поцеловал в щёку.

        — Я люблю тебя.

       Надо было бы ответить, но я промолчала — язык не повернулся хоть что-то сказать. Зря я отдалась ему, пускай даже он и спас мне жизнь. Ларс делал это чаще, но ничего от меня не получил — так почему Георг должен быть особенным?