khomitchouk — Осколки

... Сибирь. У берега полноводной быстрой реки с каменистым дном сидит Глеб. Ему скоро исполнится пять лет. Он взобрался на свое привычное место — огромный валун, внизу которого взрослые соорудили для детей нечто вроде бассейна, окружив песчаное дно гладкими камнями, похожими на большие белые леденцы. Глеб всегда там устраивается и смотрит на возвышающийся вдалеке островок посреди реки. Он тоже каменный — огромная груда все тех же леденцов, заслоняющих горизонт.

— Глебка, ты всё сидишь?

— Да, мама.

— И что же ты там высматриваешь?

— А что там за островом?

— Тайга, сынок.

— Это оттуда папа шишки привозит?

— Да.

— А как он туда добирается на мотоцикле?

— Вон там далеко-далеко есть мост через реку, но его с этого места не видно.

— Тайга далеко за островом?

— Далеко.

— Тогда зачем люди к нему ходят по мелководью?

— На неё посмотреть, кое-что видно: цветы там такие красивые, большие, бордовые. Медведи иногда показываются, умываться выходят или искупаться..

— Вот бы мне тоже посмотреть...

— Не вздумай, Глеб! Это ты что ж, тоже по мелководью решил добираться? Тебя течением и снесет! Плавать ты не умеешь. Выброси это из головы. И давай-ка, слезай с камня. Домой пойдем, обедать уже пора. Ишь, чего надумал!

— Я посижу ещё немного, мама. Потом сам прибегу. А ты пока всё приготовишь.

— Слезай, я сказала!

— Ну, мам...

— Красный весь уже, опять сгоришь на солнце, реветь будешь, сметаной тебя мазать придётся.

— Ладно, щас спущусь.

После обеда история повторялась: речка с пронзительно прозрачной водой, валун, белокаменный остров, за которым тайга — непознанная тайна.

Опасная. Глеб однажды всё же решился и пошёл вброд к острову. Успел сделать два шага, и налетевшая волна тут же сбила его с ног. Белобрысого лопоухого мальчишку спасли. Вытащили на берег, отругали, надавали под зад болючих шлепков и вернули откуда-то взявшейся матери. Так и засело в его памяти это слово «тайга» — символ притягательной неизвестности, другой мир.

... Беларусь. После урока преподаватель русской литературы Цимбельман Семён Львович рассказывает о войне. Он почти дошёл до Берлина. Был ранен и комиссован. О войне он говорит не так, как все, с трибуны там или в кино. Картавит.

— Вы, молодой человек, несколько пеедегиваете события и, главным обазом, понятия. Никто вас не обманывает, геоизм, конечно был. Великий геоизм.

— Не знаю, слишком пафосно всё преподносится.

— Не говоят лишь о дугом, Глеб. Человеческая сущность может выплескиваться наужу по-азному в экстьемальных ситуациях. Даже в одном и том же человеке способны уживаться самоотвеженность — геоизм, как вы её опьеделяете, и тусость, а то и подлость.

— Это вы о чём, Семён Львович?

— Понимаете, мне пьиходилось видеть людей, котоые геойски вели себя в бою, не жалея своей кови, в пьямом смысле слова, а под шум атаки стьеяли в своего товаища, потому что до войны они были соседями, и тот пееспал с его женой, или укал у него деньги.

На столе стоит кем-то принесённый сегодня кактус с шипами, воткнувшимися в и без того уже потёртый, обшарпанный чёрный портфель учителя.

— Я примерно так и думал. Мне отец рассказывал.

— Ваш отец тоже воевал? Где? На каком фонте?

— Он не воевал, он в тюрьме сидел.

... Деревня с чудным названием Катинбор. Роясь в шкафу, семнадцатилетний Глеб обнаружил на верхней полке странный белёсый футляр с пупырышками, аккуратно обтянутый резинкой. Внутри множество чёрно-белых фотографий. Таких в семейном альбоме нет. Отец в «семейных» трусах на мотоцикле. Рядом женщина с красиво очерченными выразительными глазами. Какие-то компании, кучка мужчин в шахтерских касках, среди них отец. Фотография чернявого мальчика лет десяти. Стоп! Те же самые глаза. На обороте синими чернилами неумелым почерком выведено: «Папе от сына». Поверх слова «папе» другая рука старательно надписала «любимому».

— Ты что здесь делаешь? — чёрт,.. вездесущая мама.

— Это кто?

— Сколько раз я ему говорила, надо выбросить или получше спрятать.

— У них глаза одинаковые.

— Это всё твой отец — кобелина!

— Мама, кто эти люди?

— Брат это твой.

— Какой брат?

— Кровный. Ещё один сын твоего отца.

— Откуда?

— От верблюда. От вот этого. Ишь, глазищи свои вытаращила!

— Ты её знаешь?

— Приезжала. Алименты у отца требовала. А я и ни слухом ни духом.

— Ничего не понимаю. Нас двое братьев. Славка сейчас в армии. А тут третий объявляется.

— Ты у папочки своего спроси. Может, и сестрица ещё отыщется.

— ?

— А кто его знает, сынок.

— Тайга...

... Минск. Ресторан в Троицком предместье. Группа студентов празднует свадьбу. Жених и невеста — однокурсники Глеба. Их всегда почему-то даже среди друзей называли по фамилиям, как будто имён и не существовало. Горовой и Гебекова. Так и прозвали в шутку будущую семейную пару — ГГ. А Глеб для острастки говорил «Гы-Гы». Горовой решил последовать какой-то там традиции и внести невесту в ресторан на руках. Дело обстояло по-напускному торжественно до тех пор, пока у самого входа он не покачнулся и не уронил Гебекову в осеннюю лужу. Глебу на лицо упали жирные капли грязи. Все бросились помогать Гебековой и её белому платью. К Глебу подошла девушка с чёрными глазами-бусинками и забавными кудряшками того же цвета, протянула платок.

— Вытрись, а то смешной такой.

— Спасибо, — благодарно выдавил он из себя, — тебя как зовут?

— Эльвира, — ответила фея, улыбнулась озорной детской улыбкой, добавила, — Эля, — и умчалась к незадачливой процессуальной паре, выбиравшейся из казуса.

После застолья, как принято, были объявлены танцы. Глеб танцевать любил, но не умел. Танцевал иногда один, тайком закрывшись в комнате общежития. Кое в чём преуспел, но комплексовал и стеснялся. Так что остался сидеть за столом, потом достал сигарету. Только собрался прикурить, как подскочила ангел чистоты и затараторила:

— Чего ты сидишь тут как истукан? Пойдём танцевать!

— Пошли, только я не очень спец в бальных делах.

— А я тебя сейчас быстро научу, ты просто скованность свою скинь и меня слушайся.

Он слушался. Эля вмиг взяла его в оборот, подсказывала, ласково подсмеивалась, поправляла. Между посиделками, перекурами и «горько» они протанцевали почти весь вечер вдвоём. В общежитие поехали вместе.

— У нас на этаже сегодня дискотека. Хочешь, закончим там наш урок?

— С превеликим. У меня уже сносно получаться стало.

— То ли ещё будет!

— Так даже лучше, не хочу к себе на этаж. Там щас упьются все вдрабадан, потом драться полезут, как всегда.

— Нет, лучше танцевать.

— Факт.

Весёлая была ночь. Утро не очень. Хотя...

— Эля.

— А?

— Что-то я плохо соображаю. Перепил немного.

— Зато танцевать научился.

— А как я у тебя в постели оказался?

— Проворно.

— Хоть не опозорился? Как мужчина...

— Нет, вёл себя достойно.

— Тебе понравилось?

— Да, как и в первый раз.

— То есть?

— Глеб, в этой комнате и в этой постели ты уже второй раз. Неужели ничего не помнишь о первом?

— Наверное, по мелководью сюда забрёл.

— Что?

— Ничего, это я так, к слову.

— Смешной ты.

... Москва. Гостиница «Украина». Шальные девяностые годы. Глеб ужинает с друзьями. Они вместе остановились на одну ночь в этом шикарном по тем временам месте при содействии какой-то шишки из ЦК КПСС, с которым Глеб познакомился на Кубе. Деньги есть — гуляй душа!

— Эх, давайте устроим небольшой и неразумный пир, ребята! — заорал Андрей из Киева, пытаясь перекричать громогласную азиатскую публику за соседним столом и надрывавшегося солиста ресторанного ансамбля.

— Возьмём сейчас нашей славянской водяры и отметим расставание. Всё-таки полгода вместе за границей проторчали. Когда теперь увидимся?

— Да!

— Надо бы скрепить.

— Так сказать,.. –загалдели вразнобой друзья.

Сделали заказ, тыкая пальцами в меню без особого разбора. Молодая официантка завиляла бедрами в направлении кухни. Вскоре вернулась с напитками. Опять уплыла. Выпили, не дожидаясь закуски, благо чёрный хлеб был, по которому все соскучились. В глубине зала появились три передвижных столика, заполненных всяческими блюдами. Столики продвигались с трудом то ли из-за веса стоявшей на них съестной утвари, то ли из-за сутолоки гостей и неопытности поводыря — официантки с походкой качающейся ладьи. Глеб встал, направился на помощь бедняжке. Та встретилась с ним взглядом и отрицательно замотала головой, округлив глазища. Глеб прошёл мимо, заглянул в фойе, наткнулся там на группу мускулистых мужчин, одетых почему-то в спортивные штаны, и вернулся к сотоварищам. Официантка уже почти закончила сервировать столик, выглядевший теперь свадебным. Он, не садясь, налил шампанского, протянул рюмку девушке:

— Выпейте с нами, будьте добры. Ну, хоть пригубите.

— Пригубить можно, — улыбнулась та, зыркнув при этом глазами в сторону фойе, — а вы принимайтесь уже за ужин, остынет ведь.

Ещё раз выпили, принялись за поглощение, смеясь и перешучиваясь. Кто-то в куражной неразберихе заказал суп с креветками. Глеб решил отведать: раньше как-то не приходилось его пробовать. Взял ложку и зачерпнул. Как раз в этот самый момент над головой раздался рыкающий звук, и прямо в ложку плюхнулся огромный рыжеватый плевок. Глеб поднял голову — от стола удалялся в направлении к фойе высокий мускулистый парниша в спортивных штанах.

— Не понял,.. — первым отреагировал Андрей, обводя взглядом оторопевших друзей.

Глеб стал подниматься из-за стола. Кто-то из сидевших рядом сделал идентичное движение. Подлетела официантка, заслонила Глебу проход, обняла и забубнила:

— Ой, ребята, не вздумайте! Сейчас такое начнётся...

— Уже началось, — ответил Глеб, — продолжение следует. Прямо сейчас.

— Не пущу, сядь ты, не суйся. Попадёшь под такую раздачу! Их же человек пятнадцать там.

— Милицию тогда вызывайте, — приоткрыл рот всё тот же Андрей.

— Какую милицию? Вы что не понимаете, это же — люберцы.

— Что за зверь такой? — не унимался киевлянин, — мы, вообще-то, давно здесь не были. В России, я имею в виду.

— Вам лучше и не знать тогда. И мой вам совет: переоформите быстренько все эти блюда на доставку в номер и уматывайте отсюда, пока ноги целы. А я позже всё объясню, когда поднимусь к вам.

— Сибирь... белокаменная, — воскликнул Глеб, вспомнив детство, и утвердительно кивнул.

Переоформленный заказ им так никто и не доставил в тот вечер. Допили прихваченные бутылки и завалились спать. На следующий день за завтраком попытались разобраться. Андрей даже имя и фамилию официантки назвал: вычитал на бирке за несостоявшимся ужином и запомнил. Ответ администратора был предсказуем. Для Глеба, во всяком случае.

— Такой официантки у нас нет. Могу предоставить список штатных сотрудников ресторана.

... Париж. Лавочка в парке у подножия Эйфелевой башни. Глеб и бывший однокурсник Юра, зацикленный на рок-музыке симпатяга, празднуют первый день эмиграции по пути в Испанию. Достали из сумок бутылку классического шампанского под названием «Советское», свёрток из фольги с запечённой курицей — насущный предмет дальней поездки, по мнению мамы Глеба. Ничего открыть не успели. Из-за кустов появился патруль французской жандармерии.

— Докюман? — вежливо, но настойчиво потребовал старший.

Новоиспеченные эмигранты испуганно встали, предъявили паспорта.

— Рюс? — последовал следующий вопрос.

Они кивнули.

— Горбачёв?

— Он, родимый, — выпалил Юра.

Последовала тирада непонятных громких изречений. Юра присмирел. Но по лицу и благожелательному тону полицейского можно было догадаться о добрых намерениях.

— Мерси, — невпопад среагировал Глеб.

Все трое блюстителей порядка широко улыбнулись, отдали им честь и пошли восвояси. Друзья присели, переглянулись.

— Похоже, не зря мы всё-таки удрали. Не, ты себе такое в советском парке мог бы представить? — задумчиво пробормотал Юра, сосредоточенно изучая наклейку на бутылке.

— Курицу будешь? — спросил Глеб.

— Конечно, отличный закусь под шампанское.

— Слушай, а где мы ночевать будем? У нас поезд в семь часов утра.

— Зачем ночевать? Ты когда-нибудь гулял по ночному Парижу?

— Холодновато, вообще-то.

— На, согрейся.

— Давай, подогреем тайну бытия и загадку сегодняшней «таёжной» ночи, — ответил Глеб, прикидывая место для ночлега среди деревьев и кустарников вокруг.

— Булонской ночи, — выразительно ухмыляясь, поправил его Юра.

— Это ты о чём?

— Заметил, как ты на кусты смотришь, и вспомнил.

— Что вспомнил?

— Девушку, с которой мы в поезде познакомились. Она ведь говорила, что живёт в маленькой студийной квартирке недалеко от Булонского леса.

— И?

— Телефончик мне оставила, когда ты в тамбур курить ходил. В гости приглашала. Может, позвоним?

— Слушай, вот скажи-ка мне, приятель. И как это ты умудряешься так нравиться женщинам?

— Я редкий экземпляр.

— Ага, я понял: женщины — как мухи. Их всё больше на дерьмо тянет.

— Сам дурак. Пошли звонить.

Позвонили, договорились. Переночевали. Глеб заснул на диванчике. Где спал Юра, он так и не узнал, но догадывался.

... Испания. Урок английского языка в частном лингвистическом колледже. Преподаватель — Глеб. Устроился сюда работать вчера. По недоразумению, как он сам выражался, рассказывая об этом впоследствии друзьям и знакомым. На собеседование к директору этой шарашкиной конторы он пришёл вовремя. Его попросили подождать некоторое время: директор задерживался. Прождал полдня. К вечеру объявился невысокий мужичонка с залысинами и пригласил к себе в кабинет.

— Хау ар ю? — спросил с чудовищным прононсом коротышка.

Глеб ответил и принялся излагать на английском языке резюме своей профессиональной подготовки: где учился, кем работал раньше. Пока говорил, по застывшей мине директора стал подозревать, что тот ничего не понимает. Несколько обескураженный решил проверить, в чем причина, и вставил cтандартное «не так ли?». Реакции не последовало. Глеб продолжил ещё немного и замолчал. Начал говорить директор. На испанском языке.

— Ну, что ж, прекрасно. Наш колледж весьма заинтересован именно в преподавателях — носителях языка. Думаю, вы нам подойдёте.

— Но, простите, английский — не родной мой язык.

Собеседник остолбенел на секунду, но тут же встрепенулся:

— Никому не говорите об этом больше. А откуда вы?

— Из России, я же...

— Превосходно! Вам нужна эта работа?

— Да, конечно.

— Давайте заключим небольшую сделку.

— Какую?

— Вы скажете своим ученикам, что родились и до сих пор жили в Манчестере, а мама ваша русская, поэтому вы свободно владеете двумя языками.

— Но...

— Отличное сочетание — английский и русский! Может, и уроки русского языка вам организуем. Вы знаете, как зовут нашего короля?

— Да. Хуан Карлос

— Меня тоже так зовут. А вас?

— Глеб.

— Очень приятно, Глен.

— Глеб.

— Ну, не важно. В общем так, Глен, я готов вам платить вот столько, — предприниматель назвал цифру.

— В принципе, я не против.

— Я тоже не против, но только при соблюдении нашей договорённости. Об остальном поговорим позже.

— О чём?

— О других условиях нашего сосуществования.

— Будут ещё и другие?

— Возможно. Красивый вы парень, однако.

— Говорите вы как-то... не очень понятно.

— Вся наша жизнь — загадка. Выходите на работу завтра.

«Опять тайга, но теперь уже испанская. А этот хмырь, похоже, голубоват, и виды на меня имеет», — взгрустнул Глеб.

... Алушта. Глеб привёз в Крым группу своих испанских студентов. Из подозрительного колледжа он уволился. Теперь работает в университете, преподаёт русский язык. Перед ними какой-то захудалый пансионат для пенсионеров. Но разместиться в нём не удалось. Его студенты, уже сносно понимавшие и с трудом, но говорившие по-русски, были наповал сражены неудобоваримым «местов нет». Администратор, узнав, что они приехали из Испании, сжалился и стал названивать кому-то. «Кто-то» предстал перед ними через пять минут в двух экземплярах. Две расторопные женщины предложили свои квартиры внаём.

— Вы всё равно ничего другого не сыщете, все гостиницы переполнены. А квартиры двухкомнатные, хорошие.

— Нас восемь человек, двое мужчин.

— У мужчин будут отдельные комнаты, а девушкам поставим дополнительные кровати.

Деваться было некуда. Глеб согласился. Ночь он провёл на раскладушке, установленной в отдельной комнате — так назывался балкон. В соседней комнате — гостиной — расположились три девушки. Остальные четыре человека проживали в доме неподалёку. Именно там, в этой квартирке, он опять стал засматриваться на одну из своих студенток. Звали молодую женщину Сусанной. Она и раньше ему нравилась, а тут предстала в новом, домашнем виде. Смуглая стройная брюнетка одевалась изысканно, с непринуждённостью комбинировала летнюю одежду с недорогими, но изящными украшениями. Свободно говорила на нескольких языках. Родным был французский: родилась в Париже. Всё это Глеб узнал в ненавязчивых беседах, которые иногда вёл с ней и её подругами.

Позже, он всегда вспоминал эту поездку с добрым, тёплым и ироничным чувством. Чего только не приключилось с ними на полуострове... Они съездили в Севастополь, полюбовались величественными кораблями черноморского флота. Побывали в Ялте, насладились дегустацией крымских вин, посетили дом Чехова. Побывали на пляже, искупались в море, как дети веселились в аттракционном парке, катаясь на электромобилях. Даже в сауне побывали.

— Это куда же вы направляетесь, молодой человек? — встала на заслон в проходе старушенция-контролёр.

— В сауну.

— С женским батальоном?

— Да это студентки мои. Они иностранки, ни бельмеса не понимают.

— Сауна у нас раздельная. Иностранки, говоришь? А откуда?

— Из Испании.

— Ух ты! А ты каким боком с ними?

— Я ж говорю, их преподаватель.

— И что же ты им преподавать в сауне собрался?

— Нет, я им русский язык преподаю в Испании. А сюда на экскурсию привёз.

— В сауну, что ли?

— Изъявили желание. А я, как и вы, человек подчинённый. Барышни, тем более.

— Ишь ты как поёшь!

— Приходится.

— Раздельная, говорю, баня. То есть сауна, тьфу ты.

— Так ведь интересуются. Традициями и обычаями, культурным отдыхом в Крыму. Среди них и парень есть, вон стоит последний. Мы и купальные костюмы прихватили.

— Ладно, проходите. Только ты это, сначала их в массажный кабинет своди. На втором этаже он. Вот и будет им культурный отдых.

— Спасибо большое.

— Не за что, у меня дочка замуж за испанца собралась, так он...

Страж порядка пропустила студентиков в раздевалку. Затем они поднялись на второй этаж. Кабинета было три, но всё равно пришлось выстраиваться в очередь. Всё шло хорошо. Девушки заходили напряженные от незнания, их настораживала табличка с надписью «лечебный массаж», но выходили расслабленные и томно улыбались. Довольные, значит. От, бабуля! Из-за двери одного из кабинетов высунулась женская головка и зычно спросила:

— Кто тут перевести может? Что-то никак мы объясниться не можем.

— Я могу, — ответил Глеб.

— Иди сюда.

Глеб приблизился. Массажистка ухватила его за руку и буквально впихнула в кабинет.

— Не-е-ет! — закричала лежавшая на кушетке обнажённая Сусанна.

Глеб выскочил за дверь. Все, кто был в коридоре, захихикали. Конфуз, да и только. Но Глебу было не до смеха. Он как-то задумчиво присел и погрузился в себя. Стал морщить лоб, вспоминая. В памяти вдруг всплыли слова мамы из такого далёкого сейчас детства: «На неё посмотреть, кое-что видно: цветы там такие красивые, большие, бордовые».

— Бывают же ассоциации,.. — пробормотал он себе под нос.

Сусанна вышла из кабинета, гневно сверкнула на него очами, чуть зарделась от смешков подруг, удостоверилась, что в глазах у Глеба светилось нескрываемое восхищение и улыбнулась. В тот же вечер Глеб накупил кучу бордовых роз, пригласил её в ресторан и объяснился... в случайности своего вторжения.

— Я и сама всё поняла: слышала, как тебя зовёт массажистка, но не успела остановить её, — спокойным бархатным голосом ответила Сусанна, — мне бы хотелось поговорить с тобой о другом.

— О чём?

— Смотрю я на тебя и завидую немного. Я давно не была в Париже. Я, в принципе, такая же переселенка, как и ты.

— Не совсем, я-то сбежал из этой страны.

— Знаю, но вот мы сейчас здесь. И ты другой. Не такой, как в Испании.

— Другой, в каком смысле?

— Ты улыбаешься чаще, хитреца какая-то озорная в тебе появилась. Задумываешься с усмешкой на губах.

— У меня особой ностальгии нет.

— Я не об этом. Здесь аура другая, более близкая тебе. По духу, наверное. И ты нам всем такой больше нравишься. Не только мне.

... Глеб тогда ещё не знал, что это великая редкость: повстречать человека, который искренне пытается тебя понять. Не знал и того, что, ежели судьба задумала что-либо — от неё не убежишь. Минуло множество лет, пролетели мириады осколков жизни прежде, чем Сусанна стала его любимой женой.