Fantom — Огнеметчик по прозвищу Карай

Полусотня ворвалась в город внезапно, сбив стражу на воротах. Пока трубили тревогу в гарнизоне, пока строилась фаланга, пока разбирали из пирамид оружие, враг уже скрылся, оставив два десятка трупов горожан остывать на камнях. Преследовать? Кого? Летучие отряды Северного феода неуловимы, как ветер, а из города ведет сто дорог...

Радомир почти задохнулся от бега. Дом его невесты находился у самых городских ворот. Теперь оттуда тёк к низкому осеннему небу густой черный дым. Пахнуло отвратительным смрадом горящей человеческой плоти. Навстречу шатаясь, шли раненые, падали — он не замечал их.

Он никогда не брал в руки оружие. Сыну инженера оно ни к чему, а Радомир вдобавок не любил войну. Да и кто, скажите на милость, в здравом уме будет убивать себе подобных? Вот почему он неодобрительно косился, когда по городской мостовой оглушительно топали окованные железом ботинки ландскнехтов или цокали когти верховых ящеров. Иногда эти ящеры, запряженные шестеркой, тянули по камням тяжелые штурмовые баллисты. Он был потомственным инженером и обожал машины, но эти — эти внушали ему отвращение и страх. Созданные для одной-единственной цели — убивать как можно больше людей одним выстрелом — как они могли нравиться ему?

Инес, любимая... Она тоже ненавидела войну и все, связанное с войной. Ее родители погибли во время штурма города войсками Северного феода. Они были созданы Владычицами Судеб друг для друга, и даже завистники молодого талантливого инженера не решались злословить в адрес влюбленных. Никто и никогда не понимал так Радомира, как она. Инес... А он — он даже сложил для нее песню, неумелую песню — ведь он был не поэтом, а механиком — но искреннюю. «Тебя называю своей Королевой, что хочешь отдам за улыбку твою...»

Его отец... О, Матуша Умелые Руки знали в этом городе! Это он изобрел насосы, качавшие день и ночь главное богатство города — подземное черное масло, способное долго гореть и давать сильный жар. Этим маслом торговали со всеми окружающими городами, и даже далекий феод, обычно предпочитавший не иметь дела с вольницей, присылал за ним своих слуг под видом купцов. Матуш изобрел еще многое для этого города, но вот одного ему Радомир не мог простить. Маленькое устройство, за которое воевода Милонег лично надел инженеру на шею серебряную цепь Почетного Центуриона. Устройство, способное убивать людей. Убивать мучительно. Убивать жестоко. Огнемет. Этого изобретения Радомир отцу так и не простил. Корил потом себя, что не попрощался со стариком перед смертью — но переломить себя так и не смог.

Зажигательная бомба превращает внутренности дома в плавильную печь, не выдерживает даже железо. Дом Инес стоял пустой каменной коробкой, из выбитых окон которого бил сухой яростный жар. Он прямо-таки светился изнутри. Бронзовый колокольчик на стене возле двери превратился в потек остывающего металла на камне. Рядом горела хлебная лавка, из окон валил удушливый дым. Похоже, там обошлись простыми факелами.

— Инес! — горло перехватило спазмом. — Ине-е-е-е-ес!!!

Внутри не могло остаться ничего живого, но Радомир все равно шагнул к багровому проему бывшей двери, не замечая, как загорается от жара его одежда. Какой-то стражник оттащил его от двери.

— Куда, дурень?! Сгоришь ведь... С ума сошел, что ли?

Радомир растерянно огляделся, не понимая, что теперь делать, и вдруг заметил чуть в стороне лежащее на земле темное тело. Еще не веря, но уже чувствуя, что он сейчас увидит, он приблизился к скорчившейся на камнях обугленной фигуре. Черное масло прожигает тело до костей... Он наклонился и увидел. На почерневшей шее трупа тускло блестел медальон с точной копией цехового знака, какой Радомир носил на куртке. Его подарок Инес. Его медальон!

Стражник, все еще стоявший неподалеку, увидел, как молодой парень, только что вытащенный им из огня, пошатнулся и упал на колени возле лежащего тела. А потом он поднял лицо к небу и глухо, тоскливо завыл... Стражник покачал головой и пошел дальше. В дальнем конце улицы зазвенели медные колокольчики — это ехала похоронная команда.

— Радомир? — в голосе воеводы, кроме недоумения, прозвучал плохо скрытый страх.

Стоящий перед ним человек в сером плаще ландскнехта лицом был похож на Радомира только отдаленно. И волосы... Откуда в волосах 19-летнего юноши седина?

— Когда-то меня так звали, воевода... — горько ответил вошедший. — Я слышал, вольные города собираются мстить проклятому феоду?

Воевода покачал головой. Горе часто ломает людей, он всякое повидал на своем веку. А этого человека горе, похоже, перековало заново. Владычицам Судеб оставалось только смотреть, не вмешиваясь.

Радомир (или человек, который когда-то был им) развернул тяжелый сверток, который он держал в руках. Маслянисто блеснула сталь на изгибах коллекторов.

— Этот огнемет я сделал сам. Понимаешь, сам — по чертежам отца, которые никогда не вынимал из сундука... Возьми меня с собой, воевода. Возьми меня с собой.

— Как же тебя зовут теперь? — тихо спросил старый воин.

— Карай. — глухо и безжизненно откликнулся человек с огнеметом.

И когда объединенные фаланги вольных городов с грохотом шагали по улицам Северного феода, в их рядах шел человек в сером плаще, с седыми висками. Он поливал огненными струями дома и казармы, сметая все живое. Старательно выжигал позиции стрелков и метателей бомб, но не брезговал и обычными пехотинцами, превращая их в живые факелы. А черное масло прожигает тело до костей... О нем знали немногое. В сущности — только короткое и страшное прозвище: Карай. Никто никогда не слышал, чтобы он смеялся, и никто никогда не видел его улыбки. И лишь иногда, когда враг начинал одолевать и становилось особенно тяжело, товарищи слышали, как этот странный огнеметчик тихо напевал сквозь зубы незнакомую песню: «Тебя называю своей Королевой, что хочешь отдам за улыбку твою...» — и шагал вперед, в пламя. И тогда они шли за ним — и побеждали.

(c)proza.ru