npsaz — Роза

Роза лежала посреди двора. Роза была белой, свежей, пышной. На ней еще были видны капли росы. Она была на тонком гибком стебле с несколькими темными резными листами.

Двор был запущенным, неухоженным, грязным. Особенно после дождя, когда по двору пробираться можно было только по выступающим кирпичам, вросшим в землю. Но его обитателей это не смущало. Лучше всего двор выглядел весной и ранним летом. Всю грязь и мусор скрывала густая трава, в которой росли одуванчики. Зеленое с желтым — это было нарядно. А возле крыльца тонкую жесть оградки палисадника обвивали вьюнки. Это было трогательно и нелепо.

Роза лежала на виду. Куда бы ты не шел — ее нельзя было не заметить. Ее лепестки опустились на траву, а стебель упирался в песок. Она была совершенно чужой на этом дворе. Откуда она взялась? Кто знает…

Старый хозяин, строитель этого дома, уверенный в том, что весь мир — это базар, на котором, если не обманешь ты — обманут тебя. Старый хозяин, который не верил в красоту: «Зачем она?» Старый хозяин прошел мимо розы. Он хотел наступить на нее. Она мешала ему, раздражала, заставляла что-то шевелиться внутри. Но в последний момент, он перешагнул через нее и непонятно почему разозлившись, пошел в сарай.

Его сын, молодой хозяин, заметил розу только тогда, когда она оказалась прямо перед ним. Он задумался. Откуда? Зачем? Чья? Вопросов было много, а ответов — мало. Он спешил, ему было некогда решать эту загадку. Он досадливо поморщился и ушел, гулко хлопнув калиткой.

Жена старого хозяина пошла кормить кур и стала столбом перед розой. В этот миг она забыла, что надо варить обед, что куры уже квохчут у сарая, что … Просто что-то тихонько тенькнуло у нее в душе и напомнило теплый летний вечер и кусты шиповника, что так были похожи на розы…

— Тася! — Услышала она голос мужа и, забыв о розе, поспешила к нему.

Последним во двор вышел внук старого хозяина. Он потянулся, как молодой кот, блаженно улыбнулся солнышку и тут заметил розу. Мягкими шагами он приблизился к ней и присел на корточки. У него не было сомнений и вопросов. Эта Роза ждала именно его. Он кончиками пальцев дотронулся до лепестка и ощутил, какой он сильный и упругий. Аккуратно подцепил стебель пальцами снизу и Роза оказалась у него в ладони. Он стоял и смотрел на нее как на чудо.

В это время с соседнего двора, его окликнула соседка. Ей было шестнадцать лет, как и ему. Только она жила здесь, в деревне, а он гостил у родителей отца. Соседка ему нравилась. Он катал ее на велосипеде, ходил с ней на речку и всеми доступными ему способами показывал свое расположение. Но сейчас ее появление не обрадовало.

— Ой, что это у тебя?

— Ничего, — буркнул он и унес розу в дом.

Соседка Светка нахмурилась и все ее хорошее настроение улетучилось. Кому это он розу понес? Правильно мать говорила, поиграет и бросит он ее. Ну, не розу, конечно.

А Женька, внук старого хозяина, принес розу к себе в комнату. Огляделся в поисках вазы. Ваз у него в комнате не водилось. Вместо вазы подошел стакан. Просить у бабушки что-то другое он не захотел. Роза была необыкновенная. Живая и волшебная. Он сел к столу и стал смотреть на нее. Это было удивительно. Ну, сколько можно смотреть на цветок? Ну, десять, ну двадцать секунд… А он сидел и скользил взглядом за изгибами лепестков. С огромным удивлением он заметил, что Роза совсем не белая. В ней огромное количество оттенков. Роза расправила лепестки как пышные юбки бального платья. Она не была кокеткой. В ней все было просто, ясно и… прекрасно.

Рука начала шарить по столу в поисках чего-то. Чего? С удивлением он понял, что хочет нарисовать эту розу. Проще всего было найти лист бумаги и шариковую ручку. Получился неровный рваный рисунок. Неправильный, лохматый, неточный, но… что-то в нем все-таки было. А Роза стояла в стакане и говорила ему: «Пробуй»!

Женька решительно потянулся к мобиле. У него был друг, который умел и любил рисовать. Он готовился поступать на худграф. Но самое главное — у него были краски. Хорошие краски, именно такие, какие нужны для того, чтобы нарисовать розу. Друг Пашка только проснулся и понял явно не все. Но он понял главное, что Женьке нужны краски и срочно. Буркнув: «Приезжай», он отключился. А Женька на секунду задумался, а не бред ли это — лететь в город, просить краски, чтобы нарисовать какую-то… На этом Женька запнулся. Это был не какая-то, а его РОЗА.

Дальше его действия со стороны разумными назвать было трудно, но он точно знал, что делает. Завернув розу вместе со стаканом в пакет и крикнув в сторону огорода: «Я в город, к матери», он пошел к остановке автобуса. До города ехать было не больше часа. В автобусе были пустые места и весь путь до города он внимательно рассматривал розу, а она терпеливо разрешала ему это.

Дверь квартиры он открыл своим ключом. Дома никого не должно было быть. Женька собирался принять душ, переодеться и к Пашке. Но у порога стояли туфли матери. «Жаль, не повезло» — подумал он и стал срочно придумывать причину приезда. Но тут он заметил, что в квартире есть еще кто-то. Приглушенный смех матери, мужской голос… Женька увидел дорогие мужские ботинки у порога и совершенно беззвучно вышел в коридор и закрыл дверь на ключ, стараясь не звенеть им. Оставалось только сразу идти к Пашке.

Пашка жил один. Родители сняли ему квартиру, которую Пашка гордо называл студией. В студии был полный хаос, но зато никто не требовал убирать и наводить порядок. Поэтому Пашка убирал только то, что уж совершенно явно ему мешало. И то не всегда. Сейчас хаос был больше, чем обычно. Видимо вчера здесь состоялась очередная вечеринка. Пашка жил весело, но рисовать он действительно умел.

Женька поставил на стол свою розу, предварительно убрав со стола остатки ужина. Он часто помогал Пашка наводить порядок. Творческая душа художника не принимала низменного быта, а Женьке было противно сидеть рядом с селедкой, которую ели уже три дня назад. Вот и сейчас он спокойно выбросил остатки еды в мусор, стер со стола тряпкой, набросил на стол какую-то ткань, которая служила Пашке драпировкой.

Роза осмотрелась в новой обстановке. Это была очень необычная обстановка, но ей понравилось. Ее стебель элегантно оперся о край стакана и она расправила свои лепестки. Пашка оценил розу, но понял все по-своему.

— Влюбился?

— Да.. А? Что??? Нет…

— Да ты не скрывай!

— Отвали! Я к тебе не за этим пришел.

— А зачем?

— Я хочу ее нарисовать…

Пашка озадачился всерьез. Он оценивающе поглядел на Женьку и предложил:

— Давая я тебе ее нарисую. Есть в ней что-то…

Женька испытал странное чувство, которое чуть не заставило его встать и уйти. Но он сдержался. Ему нужны были краски и Пашкина помощь. А этим чувством, которое обожгло его, была ревность. Он сглотнул, и чуть хриплым голосом сказал:

— Да нет, не стоит. Я сам хочу.

Пашка пожал плечами и куда-то ушел. Через несколько минут он притащил альбом, акварельные краски, пастель, фломастеры и гуашь.

— Попробуй. Тут надо понять, что тебе подойдет. Учить я тебя не буду. Бумагу порть сколько захочешь. У тебя есть только одно ограничение — время. Она ведь скоро завянет.

Об этом Женька еще не думал. А действительно, сколько может простоять Роза? Несколько дней? А может — неделю? Это мало и времени совершенно нет. Он осторожно начал перебирать то, что принес Пашка. Гуашь он сразу отставил в сторону. Это было слишком грубо для его розы. Пастель манила и притягивала его, но ему было страшно взяться за эти разноцветные палочки, которые оставляли тонкий карандашный след. Потом, решил он, и открыл акварель.

Альбом он разорвал на отдельные листы и попросил:

— Паш, дай что-нибудь твердое. Подложить.

Пашка усмехнулся и дал планшет. Он с интересом наблюдал за Женькиными действиями, но не вмешивался. Он всегда был такой: спокойный, неторопливый, даже медлительный. Женька с ним дружил давно и привык к этому. Сам-то он был совсем другим. Как-то учительница назвала их холериком и флегматиком. Они обиделись. Но, оказалось, что это типы темперамента. Да, они были практически полной противоположностью.

Вот и сейчас Женька решительно пошел на штурм альбомного листа. Он обмакнул кисточку в воду и набрал краску. Сначала осторожно, а потом все смелее сделал несколько движений. На листе появилась Роза. Легкая, воздушная, полупрозрачная. В ней было что-то от этой розы. Как мимолетный фотоснимок прекрасной девушки, которая растворилась в толпе.

Женьке понравилось. Он взял следующий лист. Рука стала тверже, пригодилась кафельная плиточка, которую вместо палитры дал Пашка. Скоро альбомные листы кончились, а на полу было много роз. Разных. Они были больше или меньше похожи на его Розу. Может быть, они просто раскрывали разные черты ее характера.

Когда листы закончились, Женька остановился и вопросительно посмотрел на Пашку. Тот сидел рядом и внимательно наблюдал, за тем, что делал Женька. Теперь он встал и разложил рисунки в одну линию.

— Знаешь, я был уверен, что ты не умеешь рисовать…

— Я и не умею. Я рисую первый раз в жизни. Ну, не считая уроков рисования.

Пашка поморщился:

— Какие уроки? Ты что, не помнишь, чем мы на них занимались?

— Помню, а потом ты мне быстренько что-то рисовал, и я получал пятерки.

— Так вот, ты умеешь рисовать. Ну, скажем, у тебя есть способности. Техники нет, знаний нет, но это неважно. Ты видишь. У тебя рука твердая. И ты не копируешь, а создаешь. Слушай, а давай вместе на худграф?

— Нее… Мать не позволит. У нее свои планы. Кстати, позвони ей и скажи, что я у тебя поживу. Пока.

Пашка снова ничего не спросил, только кивнул и принес еще стопку бумаги. Только теперь листы были не белые, а цветные и плотные.

— Попробуй пастель.

— Эти карандашики, что ли?

— Ну да. Ими очень интересно рисовать. Можно провести линию, а можно передать объем и цвет.

— Ну, не знаю…

— А ты попробуй.

Пробовать было страшно, а вдруг не получится. Но Женька еще только думал об этом и боялся, а его руки уже метнулись к коробке, выбирая цвет. Нет, не цвет — оттенок. А выбор был. Это тебе не двенадцать цветов, а два яруса в три ряда мелков, которые пачкают руки.

Пастель, как и акварель, подчинилась сразу. А может быть, такую розу плохо нарисовать было просто невозможно… Но Пашка так не считал. Рисунки пастелью ему тоже понравились. Женька вдруг почувствовал, что очень хочет есть. И действительно, на часах уже было пять часов вечера.

Сначала он бережно поменял воду в стакане с розой, а потом полез в холодильник. Пашка с интересом наблюдал за ним. Холодильник был совершенно пуст.

— Что, совсем ничего не осталось?

— Ты же видишь…

— И денег нет?

— Глупый вопрос.

Вопрос был действительно глупый. Женька вздохнул и начал перебирать варианты. Можно пойти поесть к нему домой. Мать их с Пашкой, конечно, накормит, но за это придется заплатить пустыми разговорами минимум на час. Плохой вариант. Можно было бы пойти к родителям Пашки, там весело, но если он сам не предложил этот вариант, значит, деньги Пашке они дали совсем недавно. Можно занять, только летом в городе мало кто остался…

Пашка явно думал о том же. Вдруг его глаза из затуманенных превратились в веселые. Он решительно собрал рисунки Женьки в папку, сбросил футболку и вынул из шкафа, висевшую на вешалке, практически чистую и даже глаженую рубашку. Тяжело вздохнул и сменил свои джинсы на брюки, а майку — на рубашку. Он даже провел расческой по волосам. Женька понимал, что Пашкины действия приравниваются к подвигу. Но их смысла он еще не понял.

— Собирайся, пойдем к моему учителю. Я покажу ему твои работы. Узнаешь его мнение. А там, глядишь, и на худграф поступишь. Да, и пообедаем, конечно. Он без обеда никогда не отпускает. Помнит свою молодость.

— Я не хочу.

— Что ты теряешь? Поговоришь с умным человеком. Я же не твои документы в институт несу, а только работы. Может быть, он скажет, что у тебя нет таланта.

Это Женьку задело. Сначала он не хотел, чтобы рассматривали его Розу, но сейчас захотелось услышать мнение не своего друга, а профессионала. Пусть скажет, что все это мазня, и он успокоится. А то…

— Пошли. Есть то хочется.

Но он говорил неправду. Сейчас ему есть совсем не хотелось. А когда они позвонили в дверь, то вообще все вылетело из головы. Дверь открыла старушка и провела в прихожую.

— Это его мать, — шепнул Паша.

— Ага, — отозвался Женька. А сам рассматривал квартиру. Она была старой, может быть — старинной. В этом он не разбирался. Много картин, скульптуры из дерева, толстенный пушистый белый кот и полумрак. Пашка втолкнул его в зал. Там стоял большой обеденный стол, много книжных шкафов и диван. На него Пашка и показал:

— Жди, я скоро.

Женька сел и начал рассматривать комнату. В зал выходили еще четыре двери. Над столом висел замысловатая люстра. Ну вот ее он бы точно не хотел рисовать. Скоро Пашка вышел вместе с приятным, невысоким мужчиной. У него были светлые глаза и волосы, и сильные руки. Это Женька ощутил, здороваясь с ним. Пашкин учитель спросил:

— А что это ты вдруг решил рисовать?

— Не знаю, розу увидел, ну и..

— Да, это серьезно…

Женька решил, что учитель издевается над ним. Но нет, он не смеялся и смотрел серьезно.

— Для первого раза — это замечательно. Но что дальше? Ты хочешь быть художником?

— Да нет. Не знаю… Скорее, нет… Ну, просто я не мог не нарисовать.

Учитель посмотрел на него остро и как-то недоверчиво. Поджал губы, потом улыбнулся и сказал с каким-то облегчением6

— Впрочем, тебе некуда спешить. До института еще целый год. Если решишь поступать — приходи, поработаем. А ты Павел учись, вот это работоспособность. Ты столько этюдов никогда не делаешь.

Женьке стало неловко. Зачем Пашку то им пинать? Но он смолчал. Сели за стол и тут Женька понял, почему Пашка так относится к своему учителю. Он был просто неиссякаем. Рассказывал, шутил, высказывал свое мнение практически по любому вопросу. Фейерверк, а не человек. Расстались они часов в одиннадцать и Женька считал, что это самый лучший, обаятельный и доброжелательный человек из мира взрослых.

В квартире у Пашки было темно, а на столе слабо светилась Роза.

— Жень, она у тебя что — радиоактивная?

— Сам дурак.

— Но ведь светится…

— Ну и пусть. Не знаю… Давай спать.

Они легли тихо, разговаривая шепотом. Долго не спалось. Разговаривали о многом. Женька изредка поглядывал на Розу. Она стояла в стакане и действительно светилась нежно-розовым светом.

Утром Женька испытал огромный прилив энергии. Он сбегал к себе домой, принял душ и переоделся. Поругался с матерью и взял у нее денег. Купил кучу продуктов и заставил Пашку готовить завтрак. А сам снова сел рисовать ее. Розу. Теперь он уже придирчиво выбирал чем и на чем рисовать. К вечеру он решил, что самое время перейти к маслу. Пашка искал ему готовый загрунтованный холст, а Женька торопливо ел, жадно глотая приготовленную Пашкой яичницу. И когда он нанес первые мазки на холст, он понял, что это и есть то, что ему было нужно. Он писал долго. Он не гасил света и Пашка в конце концов заснул в кресле. Ему казалось, что все очень, ну просто очень плохо. И когда утром стало светло, он растолкал Пашку:

— Паш, ну посмотри…

— А? Что? Куда посмотри?

— Ну, Роза… Картина — там.

Женька вышел на балкон, стараясь не думать о том, что скажет Пашка. А Пашка все не выходил. Может, он снова заснул, задергался Женька? Но не пошел в комнату. Когда ждать уже было невозможно, на балкон вышел Пашка. Женька напрягся, а Пашка положил ему руку на плечо и сказал:

— Ну, ты даешь…

Женька выдохнул и повернулся к Пашке:

— Ну, как???

— Это здорово… А сейчас пойдем готовить завтрак. Я к тебе в кухарки не нанимался.

У Женьки за завтраком дрожали руки и слипались глаза. Пашка решительно уложил его на диван и накрыл покрывалом. Голова кружилась, и падение в сон напоминало погружение в омут. Ему снилась Роза. Его Роза, которая вращалась и превращалась в … девушку. Таких в жизни не бывает. Она была в бальном платье с пышными юбками. Она подошла к нему, и он понял, что это не девушка. Точнее, не только девушка. В ее лице проглядывали то девочка, то девушка, а то женщина. Глаза были необычайно добрыми, все понимающими и всепрощающими. Она положила руку Женьке на лоб и сказала:

— Ну вот, ты и пришел.

— Куда, — еле шевеля губами, прошептал Женька.

— К себе. Ты увидел, что ты можешь. Ты нашел себя. Не изменяй этому.

— Я должен стать художником?

— Должен? Ты ничего никому не должен. У тебя есть дар и талант. Их нельзя зарывать в землю, от них нельзя отказываться. А все остальное — только твое решение. Будешь ли ты художником или инженером — какая разница. Тебе дано видеть красоту и создавать ее. Ты можешь творить, это главное. А каким путем ты придешь к этому — дело твое.

— А у Пашки есть такой дар?

— Есть. Но ему нужно много работать. Как и тебе, впрочем.

— Ты моя Роза?

— Если тебе нужны объяснения, пожалуйста, можешь считать и так.

— Моя Роза скоро завянет?

— Нет, тебе еще нужна ее помощь. Она уйдет, когда в ней уже не будет нужды.

— А к тебе я смогу приходить. Иногда?

— Не думаю.

Она поцеловала его в макушку и стала исчезать. Женька провалился в глубокий сон, после которого остались только смутные размытые воспоминания. Когда он проснулся, Пашка уже явно беспокоился. Увидев, что Женька приоткрыл глаза, он радостно потряс его.

— Паш, ты чего?

— Ты сутки проспал, идиот. Перепугал меня.

— Паш, я буду художником.

— Опачки!. Тебе что, видение во сне было?

— Да ты не смейся, я серьезно. Расскажу сейчас.

Они проговорили долго, очень долго. Им было, что сказать друг другу. Июль и август Женька прожил у Пашки. В сентябре он вернулся домой. Но все свободное время проводил все там же. Родители были уверены, что он готовится поступать в технический Вуз, который они ему выбрали. Он не спорил. Писал контрольные на пятерки, занимался дополнительно, но.. За этот год он прошел огромный путь. Он узнал, что такое композиция и как правильно строить рисунок. Он до черноты зарисовывал листы, отрабатывая постановку руки и четкость линии. Он писал маслом и акварелью. Он освоил уголь, сангину и масляную пастель. Он рисовал все, что видел. На уроке, на перемене, в транспорте. Он рисовал и испытывал такую радость, что просто удивительно, как этого не замечали остальные. Кроме Пашки. Он пристально наблюдал за его успехами и сам стал работать больше и регулярней.

Роза стояла на столе и не вяла. Это уже не поражало как в первые недели. Но привыкнуть к этому было невозможно. Тем более, что Роза вела себя активно. Когда Женька впадал в депрессию и ему казалось, что все идет не так, Роза становилась голубоватой и начинала светиться в темноте. Когда Женька ленился и забрасывал карандаш дня на три, Роза розовел, а если ничего не менялось — краснела. Они с Пашкой давно привыкли считать ее живой. Она и была живой. Вот только другим они об этом не говорили.

Снова наступил июль. Это было лето после школы и перед поступлением в Вуз. Родители волновались, а Женька — нет. Творческий конкурс они с Пашкой уже прошли. Тем более, в течение года они уже участвовали в нескольких выставках. Их знали на худграфе, их ждали.

С родителями Женька не спорил и не ссорился. Он спокойно поехал вместе с ними подавать документы. А через пару часов забрал их и принес в приемную комиссию уже ставшего родным худграфа. Экзамены он сдал легко и без проблем. В том, что он поступит, Женька даже не сомневался. Так и вышло, Утром, когда он пошел на первое собрание первокурсников — Роза исчезла. Это было неожиданно, но ожидаемо. Женька и сам понимал, что начинается новый этап в его жизни.

На собрание было шумно и, как всегда, бестолково. Нормальные ребята, несколько симпатичных девчонок… Он не сразу обратил внимание на женщину, которая вела собрание. И, только наткнувшись на ее взгляд, он замер. Этот взгляд он видел… тогда.

— Паш, это кто?

— Наш куратор, молчи.

— А как ее зовут.

— Роза. Роза Андреевна, а что?

Но Женька не ответил. Он глупо улыбался и думал, что теперь у него все будет хорошо и правильно.

Вот только родителям надо сказать, куда он поступил…