georg — ЦАРЬ 3 СТРАННАЯ ПЛАНЕТА 3

А Танечка, ещё не очень-то и догадываясь, что в её жизни наступил новый этап, тщательно собиралась на спектакль, о котором ей говорил Володя. Она имела право на заслуженный отдых. Настроение её нисколько не испортилось от лёгкой размолвки с начальником. Это всё пустяки. Главное — Володя наконец-то пригласил её на спектакль. И они сегодня будут сидеть рядышком. Она же так сильно соскучилась, она так долго не видела вблизи его глаза, не ощущала прикосновение его рук, что казалось — этого больше не будет никогда. И ей иногда становилось жутковато: а вдруг он пойдёт в Костин клуб и найдёт себе какую-нибудь поприветливей, чем она? Страшновато было даже думать об этом. А он, оказывается, со слизнячками перешептывался. Вот какой молодец будет у неё муж.

— Ты куда это так наряжаешься? — удивилась Амина. — Что я вижу? Да ты никак на свидание решила податься?

— Сегодня в столовой хороший спектакль будут показывать.

— Какой?

— Хазар.

— Ой, да сколько же раз можно его смотреть? Тебе не надоело ещё? — поморщилась Амина.

— А когда ты его смотрела в последний раз? — спросила Таня. — Я не помню, чтобы в этом рейсе нам его давали, — передёрнула плечиком Таня, крутясь перед зеркалом. — Ты смотрела его здесь? Ну, как я в этом платье? Ничего?

— Ой, да на тебя хоть тулуп сибирский одень, ты будешь смотреться лучше, чем любая красавица мира, — с завистью посмотрела на подружку Амина.— Никак не могу понять, почему мой Витя за тобой не увивается?

— Потому что моего Вовочку боится, — засмеялась Таня. — С Вовочкой никто конкурировать не может. Он у меня такой особенный, что мне даже немножко страшно. Вот стану я постарше, буду уже не такой привлекательной, и такая красивая девушка как ты, его у меня уведёт. Вот что мне тогда делать?

— Ну да, твоего Вовочку уведёшь, — засмеялась Амина. — К нему иногда и приближаться страшно. Он когда задумается, может смотреть на человека и не видеть его. Ты около него хоть вьюном вейся, а ему хоть бы хны. Нет, я боюсь его.

— Так ты считаешь, что спектакль плохой? — спросила Таня.

— Ну, почему так сразу — плохой? — покачала своей прекрасной головкой Амина. — Спектакль нормальный, но мне не нравятся такие страшные вещи, которые там происходят. И потом, там слишком много политики и религии. Зачем не это? Так с кем ты идёшь? Уж не с Вовкой ли? А то я смотрю, ты с Вовкой совсем перестала встречаться, что ли?

— Да вот, представляешь, до сих пор ну никак не удавалось, — пряча улыбку, проговорила Танечка, не отрывая глаз от своего изображения в зеркале. — Ну, знаешь, жизнь — штука сложная. И если делать вид, что политики вовсе на свете не существует, то это, вроде бы как страуса из себя изображать. И нечего её, эту политику, бояться. Перец горький никто не ест, но без перца мясо совсем не то. Тут очень важно — сколько и какой аромат. Ну, в крайнем случае, можно и отдохнуть на политике, отвлечься от жизненных невзгод, расслабиться, оглянуться по сторонам, посмотреть, кто пришёл на спектакль, а кого и не принесло. Нельзя же как в детективе или боевике — трупы всё да трупы. Вот это уж точно нормальному человеку должно быстро надоесть. Меня, например, наизнанку выворачивает, когда автор для разнообразия пытается одновременно изобразить и объект для патологоанатома, и любовную сцену. Герой или героиня только что выпустили наружу внутренности человеку, и тут же пытаются вымучить сцену построения счастья и любви. Расследование убийства и семейное счастье абсолютно несовместимы. Это всё равно, что пытаться искать эрекцию в стоматологическом кресле. Я такие места, просто, пропускаю в своём сознании. Не всегда, конечно, получается, но можно попробовать отшлифовать хотя бы способы медитации и самовнушения. Правда, меня в последнее время, ну, просто, ужасно раздражают попытки наших лидеров, которые по своей должности являются врагами православия, изображать из себя православных христиан. А у самих же нет ни капельки ни православия, ни, хотя бы, христианства элементарного. Они спрятались за ширму, за шаблон: никто не знает, что такое христианство, никто не знает, что такое церковь, никто не знает, что такое любовь, никто не знает, почему Бог нас сотворил, а потом бросил на съедение жидам? И наши рулевые лидеры спрятались за эту ширму и клепают себе рейтинг для выборов. Нет, пусть уж лучше изображают, что хотят построить мир, в котором у хорошего человека исполняются все его самые заветные желания. Тоже вранья предостаточно, но чуть-чуть поменьше. А тебя с Виктором, я слышала, уже женихом и невестой величают? Это правда?

— Да, — пряча радость, опустила глаза Амина. — Знаешь, Авив Яковлевич, ведь, имеет право венчать по православному обряду. Витя предлагает, чтобы мы обвенчались здесь, на планете Дева. А я подумала, что у меня в свидетельстве о браке будет стоять: планета Дев, и все, кто узнает об этом, будут спрашивать: А где это? И: как это получилось? И я как представлю, что каждому надо будет всё рассказывать, так сразу муторно на сердце становится. Зачем мне это? Я на Земле хочу обвенчаться, чтобы всё было по нормальному. И чтобы на свадьбе были родственники. И чтобы платье было красивое. А где я тут красивое платье возьму? Из простыни шить, что ли? И поварской колпак вместо девичьей фаты надеть? Да ну его, не хочу я здесь свадьбу играть. Я ещё немножко погулять в девках хочу. Успею.

— А как Виктор? Согласен?

— А ему всё равно, — засмеялась Амина и махнула рукой. — Ему лишь бы побыстрей в постели со мной оказаться. Говорит: я не выдержу, изнасилую тебя. Сколько можно ходить рядом и облизываться?

— Ну, да, а тебе совсем не хочется? — засмеялась Таня.

— Ну почему же не хочется? Что я, ненормальная какая-то, что ли? — чуть ли не обиделась Амина. — Я тоже этого очень хочу. Иногда так хочется, что аж страшно за себя. Так сладко он целуется, так во мне всё закипает, так всё тело млеет от его прикосновения, ну, просто, не могу, так хочется. И всё-таки страшно, ведь больно же будет. Лучше, потом.

— Ой, а мне тоже так иногда хочется, чтобы меня Вовка хотя бы ещё разочек попытался изнасиловать, — уже вовсю заливалась Таня, закрывая руками лицо. — Без него жить так скучно. Я уже опять начала забывать, как он целуется. Так хочется, чтобы он обнял крепко, крепко.

— А он предлагал идти за него? — спросила Амина.

— Предлагал, — вздохнула Таня.

— Ну, а ты?

— А что я? Я — как ты. На Земле хочу, чтобы гостей было много, премного, и чтобы каждую минуту кричали: Горько!

— Слушай, а твой Вовочка знает ответы на все те вопросы по христианству, которые ты тут только что на меня высыпала?

— Да говорит, что знает. Я когда начинаю к нему сильно приставать: почему да почему? Он смеётся и говорит: не надо тебе об этом головку свою мучить, так спокойнее жить. Надо, мол, знать только самое главное. А мелкие детали можно, пока, и пропустить.

— А что самое главное? — спросила Амина.

— Главное — это знать: что сейчас происходит? Почему Бог не вмешивается в глобальные дела? Почему на Земле происходят несчастья? И что делать человеку, чтобы стать счастливым?

— И что, ты мне хочешь сказать, что никто на Земле не знает, как ответить на эти вопросы, а твой Вовочка знает?

— А мой Вовочка знает.

— Ой, ну, ты мне тут, просто, фантастику какую-то на уши вешаешь. Ты, просто, влюблена в него по уши, и теперь во всю выдумываешь всё такое. А вы тогда сильно поругались? — спросила осторожно Амина.

— Когда? — сделала вид, что не поняла Таня.

— Ой, да ладно тебе притворяться. Ну, когда мы нашли его дом и огород, и морковку с капустой. Вовочка тогда вернулся из посёлка сам не свой. Здорово ты его тогда отругала. За что ты его так?

— Да я побоялась, что не выдержу. Ну, это, я уже сама так сильно хотела, что боялась за себя. Вот и отвязалась на него. Ничего, он крепкий. Такой работящий стал. У него земля под ногами горит. Я смотрю на него, и мне то жалко его становится, то гордость за него берёт. Никто с ним в силе не сравнится.

— А Карл?

— Ха, Карл. Так он Карла с себя копировал. Вот и получился объект, который в сто раз лучше некоторых людей.

— А мне иногда очень жалко Вовку, — вздохнула Амина. — Ему столько переживать приходится. Особенно от нашего шефа. Другой бы на его месте уже давно психанул и взорвался. А твой терпит.

— А он от этого только крепче становится, — улыбнулась Таня. — У него повадка бульдожья: если за что-то вцепился, то всё, не отпустит, сделает на пять с плюсом. И ещё я заметила: когда на него нападают, когда он в стрессовом состоянии ходит, то у него необыкновенно высокая продуктивность. Из него идеи так и сыплются. И энергии — всё больше и больше. Он в это время себя нисколько не жалеет. Мне тоже иногда аж страшно за него становится.

— Ну да, есть такие люди, которые целую кучу гормонов сами в себе вырабатывают, — согласилась Амина. — Их бьют, ругают, над ними издеваются, а они в это время находятся в самом продуктивном состоянии. Враг думает, что он победил такого человека, а потом оказывается, что этот несчастный человек прославил своё имя. И никому невдомёк, что если хочешь сделать этому человеку плохое, то лучше его накормить, напоить и спать уложить. Он в этом состоянии ничего хорошего для истории не сделает. Вот такие расклады бывают, мне кажется.

— Ой, нет, — покачала головой Таня. — Они бывают такие деятельные, что и во сне немало успевают наделать дел.

— И всё-таки наш начальничек твоему Вовочке хочет тоже немало неприятностей натворить, — задумчиво покачала головой Амина. — Жалко мне Вовочку. Авторство на индюшачьи окорочка шеф наш решил взвалить на свои плечи. Да и весь домик Вовы хочет себе присвоить.

— Ну, ничего, индюшат по осени будем считать, — усмехнулась Таня. — Надо посмотреть на кого документы оформлены.

— Ты считаешь, что это имеет такое большое значение?— Амина с удивлением посмотрела на подружку. Она никогда не задумывалась об этом, потому что у неё никогда не было ни своего дома, ни своей земли.

— Это смотря для кого, — небрежно промолвила Танечка, примеряя другое платье. — Если на планете нет жителей, то владелец дома имеет полное право зарегистрировать эту планету на своё имя.

— Это что же получается? — Амина аж вскочила. — Самсонов будет царём планеты, а ты, если выйдешь замуж за него, станешь царицей? И у вас с ним будет своя собственная планета? Так, да?

— Отстань. Чего ты так вскипятилась? Может так, а может и нет. Я в это дело ещё сильно не вникала, — проговорила Танечка, крутясь перед зеркалом. — Давай, лучше, подождём немного и посмотрим на нашего шефа, когда он узнает, что в Межгалактическом совете уже лежат документы не только на домик, но и на авторство индюшат— сороконожек. Просто, Володя не хочет, чтобы Пётр Петрович слишком быстро с ума сошёл. Пусть отдохнёт, пусть баюкает своё самолюбие. Надо же ему хоть чем-то утешить себя после громкого провала на Земле, когда Володя в автоклаве сумел вырастить Карла. А на Земле ждут не для того, чтобы ругать за долгое отсутствие на планете, а хотят получить технологические карты для выращивания роботов, хоть немного похожих на Карла. Это хорошо ещё, что об этом Пётр Петрович не знает, а то бы его уже паралич старческий хватил. А с домиком и огородом всё проще простого: Главное, на кого оформлены документы на дом, а не кто картошку с огорода лопает. Кролики и зайчики тоже с удовольствием пользуются капусточкой с огорода, но никто же не станет говорить, что именно они настоящие хозяева земли. Такие прецеденты в истории уже были, поэтому теперь это уже не проблема.

— Что ты имеешь в виду? — на поняла Амина.

— Ну, эсты, финны, угры, в общем, древние новгородцы поселились на земле ещё более древних русов, и земля им понравилась, и разбогатели они на ней, и прогнали русов с земли, и начали пытаться править на ней сами, без князей, да ничего у них не получилось, потому что они безграмотными и дикими были. И начали они воевать между собой, и полилась кровь. Вот тогда они опять побежали к руссам, звать их к себе в правители.

— А почему русы ушли? — спросила Амина. — Значит, они слабыми были, раз позволили изгнать себя со своей, как ты говоришь, земли. Разве может слабый прогнать сильного?

— Нет, слабый прогнать сильного, конечно, не может. Но если сильный не хочет проливать человеческую кровь, то может на время уступить слабому. Проходит время, и всё становится на свои места. Слабый зовёт сильного, чтобы тот помог ему. И опять проходит время. И опять этот слабый забывает, что хорошего сделал ему сильный, и опять начинает ругать сильного. А потом может коварно напасть и убить. Как говорил Соломон: всё течёт, всё меняется и всё опять возвращается на круги своя. Вот только глупость человеческая не меняется.

— Ты хочешь сказать, что русы были сильней всех? — удивилась Амина. –Но ведь вся Европа утверждает, что её письменность гораздо древней славянской. Ведь славянская письменность возникла только тысячу лет тому назад.

— А, — пренебрежительно махнула рукой Таня, — ещё один хитрый финт малограмотных западников. Если ты помнишь что-нибудь про Кирилла и Мефодия, то должна знать, что Кирилл сначала начал писать Евангелие на русском языке, русскими знаками, которые теперь называют глаголицей. Эта та самая письменность, на которой написаны «Веды». Но в то время руссов на нашей земле уже осталось совсем немного, всех поубивали почти. И поэтому эту письменность мало кто понимал. Ведь Кирилл и Мефодий писали свои книги в Болгарии, а болгары — не славяне, они пришли с Волги, это народ, который пришёл к нам с востока. Зато болгары хорошо приобщились к греческому, Вот Кирилл и написал для них Евангелие на понятном для них языке. Весь бред западников основывается на том, что санскрит русов для остального мира оказался слишком сложным. И число русов к этому времени стало очень малым. И писали они свои письма на бересте. А береста долго не хранится. Вот западники уцепились за это, чтобы заявить, что русы — народ тёмный и невежественный. Все болячки перевалили с больной головы на здоровую. Это же латиняне прогнали этрусков со своей земли. А культура этрусков была гораздо выше римской. Тогда и Рима-то ещё не было. Тогда во всей Европе царило дичайшее, самоедское варварство, скотоложество, однополые сексуальные отношения, они в те времена ели собственных детей. И потомки этих варваров сейчас пытаются учить нас культуре? Бред кобылячий! Пусть они посмотрят, чему они научили древлян, пусть внимательно почитают Нестора. Всё попереворачивали с ног на голову. Европейцы никак не могут вынести того факта, что центр Европы находится в Украине, поэтому все страны западной Европы — задворки Украины. Западники никак не могут вынести того факта, что вначале самой древней истории славяне занимали территорию аж до самой Бельгии, это на запад. А на севере они занимали всю северную половину Скандинавии. Это же исторические факты, которые западники всеми силами замалчивают.

— А на юг и восток? — спросила Амина.

— На восток я точно не знаю, — пожала плечами Таня, — но Володя говорит, что Сибирь всегда была нашей. Аж до самого Тихого океана. Археологические находки позволяют предположить, что по крайней мере до Алтая мы уж точно жили. А вот дальше? Не могу сказать. А вот на юг мы распространились очень далеко. Аж до самого города Яффа в Палестине. Это наша бывшая столица, потому что мы — дети Иафета. Потом наша земля, как всегда, понравилась другим людям, как говорится, наброду. Мы не стали убивать их, а вернулись на север, временно образовали страну хеттов. Греки — тоже наша дальняя веточка. Очень диковатый народец, но были когда-то своими. Троянская война — это они воевали против нас. И нам опять пришлось уйти. Мы издревле были самым миролюбивым народом на всей Земле. За что нас западники и ненавидят. Нас всё время кто-то хочет истребить, с нами всё время кто-нибудь хочет воевать, потому что мы — самые богатые м самые миролюбивые. И вот, мы пошли туда, откуда всё и началось — на эту землю, в будущую Россию. Это уже потом — Индия, маленький эпизод нашей древней истории. Да про Индию ты должна всё знать и сама. Мне ли тебе рассказывать про Индию? Разве ты не слышала про санскрит?

— Ну почему же не слышала? — чуть ли не обиделась Амина. — Я давно уже знаю, что на санскрите написаны «Веды». Поэтому я сейчас изучаю санскрит. Очень трудный язык. Он в чём-то очень сильно схож с русским.

— Да? Ты уже начала санскрит изучать? Впервые слышу. А я, вот, уже давно собираюсь заняться им, да, вот, никак руки не дойдут. Ну, так вот тебе и ответ на твой вопрос о нашей письменности. Ты же только что сказала, что изучаешь санскрит и «Веды». Но, ведь, слово «веды» — слово-то русское! «Ведать» — это слово не изменило своего значения за многие тысячи лет. Специалисты по санскриту из Индии приезжают к нам и отказываются от переводчика, так как все русские говорят на санскрите. Вот Дурга Прасад Шастри, делая доклад на конференции по вопросам связи санскрита и русского языка, говорит, что когда он приехал в Москву, ему в гостинице протягивают ключи и говорят: «Двести тридцать четыре», и он понимает, потому что на санскрите это звучит почти также. Он приезжает в деревню Качалово, 25 км от Москвы, его ведут в гости к местным жителям, и женщина говорит, представляя ему молодую пару: «Он мой сын, а она моя сноха», и Шастри всё понимает, потому что на санскрите это звучит почти так же, такое же обозначение отношения к женскому роду. Ничего подобного из того, что есть в турецком, китайском или английском, в котором нет «моя» или «моё». Всё — только мой. Какой-то базарный мусульманский примитивизм. Или вот ещё. Шастри слышит фразу: «То ваш дом, а это наш дом» и понимает её, потому что на санскрите и на русском всё звучит почти одинаково. Только у вас и у нас не употребляется это абсолютно для нас лишнее — «есть». Англичане и прочие западные языки без этого «есть» просто жить не могут, потому что их языки слишком молодые и ещё не совсем совершенные. Есть у нас в Беломорье реки Алака, Анга, Кая, Куижа, Кушеванда, Кайласа, Сарага Ганга, Гангрека, озера Ганго, Гангозеро, названия которых на санскрите звучат точно так же. У нас масса сходств. У нас Выший и вишня, а у вас Вишну. У нас Шева, а у вас Шива. У нас и у вас всё почти одинаково. Сомнение в этом может возникнуть только у невежд. Но я не о них тебе хочу сказать. Я хочу сказать тебе о тех различиях, которые существуют между русским и санскритом. Санскрит — это язык богов. На санскрите могут говорить только избранные, потому что он очень сложный. Английский гораздо проще и легче, поэтому у него так много приверженцев среди примитивных людей. На санскрите сейчас может говорить только элита — учёные. Поэтому более широкое распространение получил вульгарный, примитизированный санскрит. Вот его и критикуют критики. Сейчас на санскрите говорит только элита. На «Ведах» вырос весь буддизм. И йоги. Чтобы приобщиться к санскриту Рерих побежал в Тибет. Чушь собачья! Вся Россия говорит на санскрите, а он побежал к тибетским монахам, которые украли у нас знания и выдают их за свои. «Веды» были написаны на санскрите не менее 6000 лет тому назад. Чтобы написать «Веды» надо было пережить все те события, которые в них описаны, надо было иметь письменность, с помощью которой «Веды» живут тысячи лет. На санскрите сейчас говорит только элита. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— Да всё я понимаю, — даже немного рассердилась Амина. — Ты мне это вбиваешь в мою голову в третий раз за эти две минуты. Я не понимаю, чего ты от меня добиваешься? Чтобы я вышла из себя? Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу очень немного, — улыбнулась Таня. — Я хочу, чтобы до тебя дошёл смысл того, что я тебе только что сказала. Ну послушай ещё раз. На санскрите сейчас говорит только элита. И бабушка в глухой вологодской деревушке сидит на скамеечке и говорит на санскрите. Эта бабушка — элита! Ты слышишь? Вологодская бабулька — элита!

— Как это? — округлила глаза Амина. — Я что-то не поняла. Как это бабулька вдруг оказалась элитой?

— Ну вот, а говоришь, что я тебе всю голову продолбила, — засмеялась Таня. — Так в том-то и дело, что всю нашу земную цивилизацию создали не учёные, а праотцы этой бабульки. Потому что никакой индо-западноеропейской группы языков нет, и никогда не было. Ну и как ты теперь себя после всего услышанного чувствуешь?

— Дикость какая-то, — пожала плечами Амина. — С чего это ты взяла?

— Но русские же пришли в Индию с северо-запада. Возьми линейку и проведи от Дели линию в этом направлении, и ты попадёшь в Москву. Русские местное население Индии не убивали, а мирно сосуществовали с ними. Потом пришли китайцы и начали всех убивать. Поэтому русские ушли из Индии. И с западноевропейской частью этого бреда тоже ничего хорошего получиться не может, потому что в те времена, когда писались «Веды», в западной Европе вообще не было никакой культуры. Славяне жили до совремённой Бельгии. А дальше гуляли кельты. А кельты в то время были такими гадкими, занимались такими мерзкими вещами, что о них и говорить нельзя. Тем более о какой-то культуре.

— И что ты хочешь сказать мне, что сейчас всё вокруг славянское? — неприязненно поморщилась Амина.

— Нет. Славяне — это не нация, а вера. Об этом говорили Агафангел в 4м веке и Григорий, епископ болгарский. Санскрит — это язык русичей, которые владели землями с востока на запад: от Тихого океана до Балтийского моря, а с юга на север: от Чёрного моря до Северного полюса. Так что разговоры о превосходстве Западной Европы над нами, о примитивности русских, о том, что письменность у нас возникла только совсем недавно, всё это — бред сивой кобылы на заливном лугу в майскую ночь, когда она мочится. Именно русские дали миру железо.

— Да, теперь я точно вижу, что вы со своим Вовочкой не только поцелуями занимались, — засмеялась Амина. — Хватит, не надо больше мне мозги пудрить. Я не выдержу. Ну, ты скажешь мне или нет: ты сейчас на свидание с Вовкой собираешься?

— Пойдём со мной, и узнаешь.

— Вот ещё чего? — хмыкнула Амина. — Не хватало ещё, чтобы я смотрела, как он тебя будет трогать во время спектакля. Делать мне больше нечего, как смотреть на вас. И потом, меня Витя в молодёжный клуб зовёт. У кого-то из экипажа «Аргона» день рождения сегодня, вот и вечеринку устраивают. В общем, гулять будем.

— А я ещё ни разу не была в клубе у Кости, — Таня как-то по особому посмотрела на Амину. — Там, говорят, очень весело. Местами, говорят, даже слишком уж весело.

— Я сама туда иду в первый раз, — Амина даже чуть смутилась и покраснела, — но тоже от девчат слышала, что там исключительно весело. Ещё, я слышала, что девушке без парня там появляться очень опасно.

— Изнасилуют? — у Танечки широко распахнулись глаза.

— Нет, ну почему сразу: изнасилуют? Об изнасиловании никто не говорит. Придумает же такое. Это слишком грубо. Просто, для любопытствующих в этом направлении там приготовлено много сюрпризов. Там сделают всё для того, чтобы ты сама захотела этого. А когда захочешь, то не заметишь, как получишь. И та девушка, которая получила там всё, что хотела, потом уже сама вечером не может удержать себя, ноги сами её несут туда. Девчата называют Костин клуб— мастерская любви. Ты знаешь, какой лозунг висит при входе в эту мастерскую?

— Откуда мне знать, что там висит на входе? — Танечка, приоткрыв ротик, пристально смотрела на подружку.

— Девушкам вход свободный, а выход запрещён.

— Да? И что это значит? — взор Танечки затуманился.

— А я откуда знаю? — Амина сдержано пожала плечами. — Никто ничего не объясняет. Говорят, сходи, сама всё узнаешь.

— А ты у Вити своего не спрашивала?

— Вот ещё, — фыркнула Амина и передёрнула плечиком. — Дурочка я, что ли? Я думаю, он как только узнает, что я этим интересуюсь, так сразу перестанет мной интересоваться. Он, когда приглашал меня на сегодняшний вечер рождения, сказал, что ребята давно уже приглашали его сходить в этот Костин шалман. Он сказал мне, что его на эти игрушки не тянет. Азартные игры и скачки его никогда не увлекали.

— А девушки? — спросила Танечка.

— А он говорит, что лучше меня никого нет. От добра –добра не ищут. А если кто начнёт искать, то найдёт такое, от чего тошно станет. Вот такой у меня Витечка. А ты говоришь: не спрашивала? Я что, похожа на убийцу своего счастья? Нет, я теперь без моего Витечки никуда и ни с кем. Это только у вашего Крылова петуху удалось найти в навозной куче жемчужинку. А я не собираюсь копаться в этой куче. Зачем мне что-то искать, если у меня есть мой Витенька?

— Интересно, что же такое они там делают, что девушка уже ничего и сделать не может? — задумчиво произнесла Танечка, разглядывая себя в зеркало. — Неужели я не смогла бы устоять?

— Хочешь сходить, чтобы проверить? — усмехнулась Амина.

— Вот ещё чего? Что, теперь я, по-твоему, на дуру похожа? Нет, я своего Володеньку ни на кого не собираюсь менять. Просто, хотелось бы услышать от кого-нибудь рассказ, что они там такого придумали, что девушке и устоять никак невозможно? Спирт? Наркотики? Но это же не интересно. А что ещё?

— А может простое любопытство? — предположила Амина. — Просто, девушке скучно. Нет у неё хорошего парня, с которым интересно, который хорошо целуется, прикосновения которого такие приятные и волнующие, что хочется всё больше и больше. Ну, не повезло девчонке с парнем, вот она и тянется к навозной куче в поисках жемчужинки.

— Да, ты знаешь, я тоже к этой мысли постепенно пришла. Ты права, глупо от добра искать добро. Свет, он и есть — свет. И тот, кто ищет что-то светлее света, рискует сжечь себе глазное дно. Зачем? Делать больше нечего? Ну, как Аминочка? Мне кажется, что лучше этого платья у меня ничего нет. И вообще, что можно выбрать в космосе? Это же и гардеробом назвать язык не поворачивается. Оно не слишком старо? Как ты думаешь, его можно одеть?

— Да не переживай ты, — успокоила её Амина.— Ну, может, немножко ярковато.

— А мне кажется, что это сегодня мне как раз и подойдёт. Лучше этого у меня тут ничего нет, — затаённо вздохнула Танечка.

— Ну, так ты, может, сходишь в эту самую мастерскую любви? — засмеялась Амина. — В этом платье ты там, наверное, вызовешь настоящий фурор.

— А зачем? — спросила Танечка, осматривая себя в зеркало.

— Ну как это — зачем? Чтобы узнать самой, что они там делают с девушкой?

— Нет, я подожду, когда ты там побываешь, а потом мне расскажешь, — Танечка тоже хитро улыбнулась. — Меня как-то никак не тянет расставаться с Володенькой.

— Ага, так ты всё-таки на свидание со своим Самсоновым идёшь! — обрадовалась Амина. — Всё-таки я тебя расколола. Ну, а как же Пётр Петрович? Вдруг он там тоже будет? И увидит вас вместе.

— Ой, да надоел мне твой Пётр Петрович, просто сил нет его терпеть. Вот, я теперь понимаю, почему девушку может потянуть в Костин шалман. После Петра Петровича и не на такие приключения потянет. Это же такая скукотища, просто даже невозможно представить себе. Он же рассказывает одно и то же по сотне раз. Ничего новенького. Ничего весёленького. Одни занудные рассуждения о том, как девушка должна себя вести. Да сколько же можно терпеть?

— А как же диссертация? — рассмеялась Амина.

— Подождёт диссертация, — махнула рукой Таня. — Никуда не денется. Как говорится, диссертация — не Алитет, в горы не уйдёт. Володя — вот моя диссертация. Ну, посмотри ещё внимательно, сзади у меня всё нормально?

— Нормальней некуда, — продолжал смеяться Амина.— Так и хочется похлопать по попке. Я твоему Вовке не завидую сегодня.

— Почему?

— Ну, как же? Иметь такую попку рядом с собой, но не иметь права даже притронуться к ней. Это же мучение. Если бы у меня не было Витеньки, я бы в тебя обязательно влюбилась.

— А что, у твоего Витеньки не очень хорошая задница?

— У моего Витеньки задница — та, что надо. И не только задница, но и передница. Но они совсем из другого теста сделаны. Их никак нельзя сравнивать. Это всё равно, что сравнивать эклеры и чебуреки. Эклер в ротик положишь — и балдеешь. Парочку съешь, и всё, и обязательно надо перерывчик сделать. Иначе нежность ощущения пропадает. А чебурек первый слопаешь, будто проглотишь, с жадностью, а рука уже ко второму тянется, схватить и в рот отправить. И уже готовишься накинуться на третий. А изо рта сок течёт вместе со слюной. И по подбородку течёт, и капли на платье капают. И если не остановить себя, то всё, ты — корова. Когда попаду на Землю, то весь первый день буду жрать только эклеры и сочные чебуреки. А потом неделю голодать буду и заниматься спортом.

— Аминка, я тебя сейчас убью! Самым изуверским способом.

— Иди, иди, покрути своей попочкой перед носом своего Вовочки. Пусть помучается. Ой, как мне хочется тоже пойти с тобой и посмотреть, как у него слюнки потекут при взгляде на твою попочку.

— Ну, так в чём дело? Пошли.

— Ага, а ты думаешь, что мне не хочется посмотреть, как слюнки потекут у моего Витеньки, когда я перед ним пройдусь? Нет, я такое удовольствие тоже никак не могу пропустить. Так что, ты отправляйся сводить с ума своей попочкой своего Вовочку, а я буду делать то же самое со своим Витенькой. Вот только мне за рёбрышки свои страшно немножко.

— Ой, ты знаешь, мой тоже: когда остаёмся одни, так будто с ума сходит, как схватит, как прижмёт к себе, так, думаю, всё, сейчас рёбрышки мои хрустнут, и конец. Ну, ладно, я пошла, а то на спектакль опоздаю.

*    *    *

Как Таня ни спешила, но на спектакль она всё-таки немного опоздала. Когда они с Володей сели рядышком, русский князь Иван Давыдов со своим младшим братом Алексеем вернулись с войны домой. Если сказать точнее, то сначала домой прибыл Алексей, а потом уже сам генерал. Война была долгой и мучительной для обеих сторон. Чеки, пользуясь временными затруднениями в экономике русов, хотели отделиться и стать независимыми. Американцам к этому времени удалось, создав довольно мощную «пятую колонну» в Москве, организовать несколько революций, что привело к разрушению экономики, а потом и дроблению страны. Всё у американцев получилось. На их стороне был громадный международный опыт в этом направлении. Теперь они, стремясь разрушить армию русов изнутри через продажную часть генералитета, взращивая среди чеков кристаллы националистической дури, старались оторвать у русов большой кус территории, чтобы придвинуть свои базы вплотную к Ставрополю и Краснодару. Дрова в пожар войны летели с трёх направлений. Через границу с Грузией и Азербайджаном мощным потоком шли деньги, оружие и снабжение. И это было понятно, грузины и азербайджанцы всегда были врагами России. Чудовищная часть этой войны для наших бойцов заключалось в том, что деньги, оружие и снабжение таким же мощным потоком, а иногда и гораздо более мощным, шли из Москвы, через продажных генералов, банкиров и юристов. А третье направление — это пятая колонна в столице и Питере среди бомонда и прочей элиты. И всё-таки Бог не оставил нас на съедение жидам. Мы, ценой большой крови наших сыновей, выстояли и победили. Чеки поняли, что в случае продолжения войны они могут потерять всё: и что оставили им их предки, и всю свою самобытность, и культуру, и земли. Поэтому согласились на мир. Иван Давыдов, предвидя, что через Грузию и Азербайджан поток снабжения бандитов оружием и деньгами не только не иссякнет, но ещё больше усилится, намеревался создать казацкие поселения вдоль границы с этими странами, которые создадут надёжный запор для «пятой колонны». И тут чеки сильно испугались.

— Появление ваших казаков на нашей границе отрицательно повлияет на качество межнациональных отношений между нашими народами, — завуалировано пригрозили они Давыдову.

— Ничего, не вы первые. Я думаю, что не вы станете и последними. Наш старательный министр финансов очень хорошо подкармливает нашими деньгами американскую экономику, поэтому всегда найдутся желающие отделиться от России, чтобы предоставить землю под американские базы. Мы это уже не раз проходили. И выяснили, что в этом случае нет ничего лучше щита из казацких поселений. Обещаю вам, что мы это переживём, — ответил Давыдов.

— Позвольте нам посовещаться, — попросили чеки.

И генерал позволил. О чём потом сильно жалел. Чеки собрали совет старейшин и долго на нём спорили. В конце концов они послали к Давыдову своих самых почётных аксакалов, которые просили генерала не делать казацкий заслон на границе, обещая, что они сами не допустят проникновения оружия через Грузию и Азербайджан. И Давыдов Иван сдался. И в честь этого был устроен большой сабантуй с конскими скачками. И аксакалы просили взять себе телохранителем их самого лучшего бойца, самого смелого джигита, самого честного и доблестного, самый прекрасный цветок их нации — Хазара. После скачек, аксакалы, зная привязанность генерала к скакунам, продали генералу за символическую плату лошадей, победивших в скачках. Кроме этого, каждый аксакал из своего личного табуна выделил генералу за ту же символическую плату, лучшего своего скакуна. Вот этот табун и перегнал Алёша Давыдов в имение генерала.

Когда Иван Давыдов прибыл с войны в своё имение, то первым делом сыграли свадьбу. Дело было в том, что жена генерала была не очень крепка здоровьем. И когда её муж отправился на войну, ей пришлось пережить очень много неприятных минут. Она любила жить в столице. Она любила прислушиваться к мнению столичной богемы. А та, в свою очередь, из кожи вон лезла, чтобы очернить её мужа, обвиняя его в нетерпимом отношении к мнению других людей. И жена генерала, хоть и любила своего мужа когда-то в молодости, но никак не могла идти против общественного течения. Она была в чужом лагере. Может это и стало причиной того, что детей у них не было. Однажды жена генерала заболела гриппом, легла в больницу с лёгким недомоганием, а из больницы её выписали под расписку. Вскоре её похоронили. Генерал не смог приехать на похороны, потому что именно в эти дни он получил своё первое из тяжёлых ранений. Когда врачи госпиталя решили, что угроза для жизни генерала миновала, они отпустили его на домашнее лечение. Алёша привёз брата в имение, в почти пустой дом. Порядок в хозяйстве генерала поддерживал его управляющий, который был управляющим ещё у его батюшки. Честный, верный, преданный человек. Сын управляющего тоже был на этой нехорошей войне. Там и погиб. Осталась на руках управляющего внучка Олечка. Так как в доме генерала не было никого из женщин, то пришлось доктору в сиделки к генералу приставить Олечку. Внучка управляющего уже давно была влюблена в генерала, причём считала, что безнадёжно. Когда у генерала по ночам был жар, она поила его водой и всякими микстурами. Когда тело его после жара охватывал холод, Олечка, пользуясь тем, что её любимый был в беспамятстве, ложилась к нему в постель и согревала его своим тельцем. Когда генерал смог стать на ноги, она подставляла ему свои хрупкие плечики и выводила на прогулки по парку. Когда генерал уже почти совсем окреп, она помогала ему взобраться на коня, потом птичкой взлетала на своего коня, и они вдвоём ехали к реке. Это были самые счастливые часы в жизни Олечки. Он рассказывал ей свои самые щадящие из военных происшествий, которые заканчивались благополучно. Как-то вечером, воспользовавшись разрешением врача, они вместе выпили по бокалу красного вина. Он благодарил её за то, что она выходила его, потом не удержался и погладил её волосы.

— Я очень счастлива, что хоть чем-то смогла быть полезной вам, — прошептала Олечка и, взяв его руку, поцеловала её.

— Ну что ты, миленькая, не надо тебе этого делать. Это очень опасно, — тоже прошептал Иван и, склонившись к ней, поцеловал её волосы. Олечка подняла голову и своими губами нашла его губы. Это был её первый настоящий поцелуй с мужчиной. Они целовались всю ночь. А вскоре генерал опять отправился на войну. Потом было ещё одно ранение. И всё повторилось. А потом было третье, последнее ранение. И всё не только повторилось, но и подошло к той критической точке, после которой возврата уже нет. Но Ваня выдержал, не поддался на уговоры Олечки.

И когда он вернулся с войны, они сыграли свадьбу. И вскоре у них появилось трое деточек. И Олечка попросила Ваню дать ей хоть немножко отдохнуть. И он повёз её по столичным высшим обществам, чтобы она посмотрела, как они прожигают свою жизнь. При этом в их увеселениях сам никакого участия не принимал. Хазар сопровождал генерала во всех поездках. Так как он был из старого княжеского рода, то к нему было проявлено такое отношение, как будто он — свой. Особенно со стороны дамской части. Это отношение окрашивалось цветом русофобии, для которой — все враги России становятся самыми желанными друзьями. Но для Хазара не было на свете женщины, прекраснее Олечки. Если в девичестве Олечка была стройненькой, худенькой, даже немного угловатой девчушкой, то в замужестве она налилась жизненным соком, стала такой красивой и соблазнительной, что злые языки во внутреннем перешептывании то и дело стремились подчеркнуть: как вопиюще не соответствуют её красоте грубые черты внешности и характера старого мужа. Олечка не только не знала, но даже и не догадывалась о том, какие круги поднялись в общественном мнении при их появлении. И будь она немножко поопытней, она бы могла кое о чём догадаться по тем сомнительного качества комплиментам, которые обильным потоком лились в её прекрасные ушки. А старый генерал был очень ревнив, и он знал о том, какие камушки летят в его сторону. А тут ещё новый поворот образовался во всех этих хитросплетениях. В чью-то очень учёную голову пришла мысль о психологической несовместимости этой странной троицы. Ну, в самом деле, ну посмотрите же, ну это же видно невооружённому глазу. Богатый и старый князь силой взял эту красавицу, и она была просто вынуждена согласиться на брак с ним. Это же типично неравный брак. И вот теперь, около неё всё время находятся два человека: один старый и грубый, а второй — молодой, утончённый красавец. Ну не может она не видеть этого чудовищного контраста, который не просто бросается в глаза, а буквально режет взгляд. И что, она равнодушна к Хазару? Да не может этого быть! И некоторые смелели до такой степени, что в приватной обстановке с усмешкой спрашивали телохранителя: «Ну, и как она в постели?» И это очень сильно действовало на Хазара. И очень заботливые личности прикладывали максимум усилий, чтобы эти слова не проскочили мимо ушей старого князя.

А Олечка даже не подозревала о той страшной каше, которую варило для неё высшее общество. Молодая княгиня не замечала ничего. После её просьбы к мужу, чтобы он дал ей немного отдохнуть, они стали спать в разных комнатах. И это не могло не сказаться на их отношениях: муж стал более сдержанным и каким-то ровным в проявлении эмоций. Сначала Олечку это немножко забавляло, потом она быстро привыкла, потому что так было легче. Потом начались выходы в свет, рауты и прочая бестолковая мишура. Поначалу ей льстило восхищённое внимание общества к её персоне, и некоторое время она с удовольствием кружилась в толпе поклонников на приёмах и балах. Потом это всё начало приедаться, но она продолжала эту игру, чтобы расшевелить слишком уж сдержанного мужа. Ей нравилось немножко сводить с ума своего супруга. Она, совершенно невольно, чуть-чуть мстила ему за то, что он так долго пренебрегал ею до замужества, не замечал её, чуть ли не до безумия влюблённую в него девчушку. Теперь эта девчушка отыгрывала свою партию. Настала очередь ему мучиться, глядя на то, как вокруг неё вьются чужие мужчины. Ей даже немного понравилась эта игра. Она никогда раньше не думала, что на её долю выпадет столько счастья: и полное благополучие в доме, и здоровые дети, и влюблённый муж, который исполняет любые её прихоти, а теперь сам себя терзающий совершенно ничем не обоснованными приступами ревности. И Олечка с затаённой любовью ощущала, как её Ванечка смотрит на неё. И она вспоминала в эти моменты, как он в постели умирал у её ножек, медленно и страстно выцеловывая её всю-всю, от пальчиков ног до ушек. И от этих воспоминаний о его медленных и пылающих поцелуях в истоме замирает её сердечко, и от сладкой, страстной судороги тело подрагивает, напрягается низ животика и крепко сжимаются ножки. А тут эти самовлюблённые молоденькие трутни вьются вокруг неё в ожидании: не удастся ли укусить кусочек? Перебьётесь, мальчики, вам ещё зреть и зреть. Да, любовные игры с Ванечкой стали немного зарастать жирком обыденной привычности. Не мешает чувства немного разнообразить. Слишком уж часто она пускала его к себе. Надо опять его довести до страстного каления, до такого состояния, когда даже лёгкое прикосновение заставляет изгибаться всё её тело навстречу его горячей мышце. Ой, как ей нравится доводить мужа до любовной дрожи. Нет, надо ещё немножечко помучить Ванечку приступами ревности, надо ещё немножко сделать вид, что ей нравится слушать этот жалкий лепет, которые молодые люди считаю обольщением. Но они же — не мужчины. В них нет и капли той мужской доблести, которую проявил её Ванечка на войне. Они же скучны в своём однообразии. Их комплименты сильно отдавали примитивной лестью, их остроты скоро стали вызывать оскомину. Они любили рассказывать о прелестях Парижа. Но Олечка из книг знала о том, что творилось не Елисейских полях, и постепенно стала думать о том, что женщины на этих самых полях на самом деле являются чьими-то жёнами, и у них есть мужья, которые, наверное, тоже пасутся на травке этих самых полей. И ведь где-то среди этих приключений должны же хоть изредка мелькать дети. Ну, конечно, можно представить себе ситуацию, что и детей нет, да и среди этих странных женщин не все являются жёнами. Но это же совсем другой мир. Это же абсолютно не её мир. В таком случае она для всех этих холёных и напомаженных красавцев просто игрушка, с которой они очень сильно мечтают поиграть немножко. А поиграв, передать другому. И от этой мысли Олечка уже никак не могла избавиться. Как-то так быстро получилось, что она совершенно по-другому стала смотреть на их улыбающиеся рожицы. Вскоре оно, это самое высшее общество, ей порядочно надоело, и она спросила мужа: «А не пора ли нам вернуться домой, к нашим деточкам? Что-то мне здесь скучновато стало». Князь очень обрадовался её словам, и они в тот же день отбыли к себе. Одна беда, князь стал замечать, что Хазар стал как-то уж слишком пристально посматривать на его жену.

А Олечка уже очень сильно соскучилась по мужу, ей хотелось, чтобы он пришел к ней. Но князь продолжал оставаться ночью в своей спальне. Олечка почувствовала, что в их отношениях что-то сильно изменилось, и начала нервничать. Чтобы вызвать в муже приступ небольшой ревности, она стала позволять себе разговаривать с Хазаром, чего раньше никогда не делала, и даже изредка улыбаться при разговоре с ним.

*    *    *

— Понимаешь, я давно уже присматриваюсь к автотрофам, — начал Володя во время антракта свои пояснения по термоядерному синтезу внутри клеток. — Сначала я работал с гетеротрофами. Но ничего интересного так и не обнаружил, хотя ковырялся с ними довольно долго. Нет, я, конечно же, не совсем прав. У них тоже можно почерпнуть много интересного и полезного. Но именно в этом направлении я ничего не нашёл. Попозже когда-нибудь, я обязательно к ним вернусь. Потом меня заинтересовали литотрофы. Но и с ними особых сдвигов не произошло. И вот тогда я обратился к автотрофам. И вот, сижу я как-то раз в пещере. Устал сильно. Пришлось долго поползать по стенам, зарисовывать и записывать. Насобирал необходимое количество особей и собирался уже выходить. Сижу. Фонарик вдруг ни с того, ни с сего начал барахлить. Просмотрел, наверное, не зарядил вовремя. Ну, я его выключил на всякий случай, чтобы не в полной темноте выбираться из пещеры. Пусть, думаю, тоже немножко отдохнёт, может и поработает ещё трошки, хотя бы в импульсном режиме. Тишина — абсолютная. Мои слизнячки успокоились. Глаза мои начали привыкать к темноте, и вдруг смотрю — в дальнем углу голубенькая искорка мелькнула. Я сначала подумал, что это у меня в глазах мельтешит от усталости. Ан нет, ещё одна, и ещё одна. И они заговорили между собой. Наверное, про меня, обо мне обменивались мнениями. Засияли, заблистали искорки. Через некоторое время все успокоились, и опять наступила полная темнота. Потом опять пошли переговоры. Но уже гораздо слабее. Вот так я вышел на своих слизнячков, которые свободно грызут любые граниты и прочие породы любой твёрдости. Проводя микро ядерный взрыв, они разрушают камень и получают новую энергию для продолжения жизни. Понятно?

— В общем, да, — кивнула Таня. — Деталей не хватает. Сам механизм не ясен.

— Ну, с механизмом и мне пока не всё ясно. Пока я выяснил только то, что они сворачиваются кольцом. Но не сплошным. Между головой и хвостом остаётся микро промежуток. И в этом промежутке они создают очень короткие и мощные импульсы тока.

— На открытом пространстве? — удивилась Таня. — И потом, а какое вещество, какие элементы они используют для своей реакции?

— Ну, нет, они же не глупые, чтобы вызывать реакцию на открытом пространстве, — покачал головой Володя. — Для проведения реакции они находят подходящую микро трещину, на донышко укладывают нить из сверхпроводящего вещества, потом эту трещинку засыпают горной пылью, которую склеивают своими выделениями. Оставляют на некоторое время, чтобы клей отвердел. И знаешь, получается очень крепкая затычка, по прочности крепче самого гранита. Ну, а потом через свою сверхпроводящую нить пропускают ток. Мощное электро магнитное поле сжимает подготовленное к реакции вещество, в котором и происходит синтез нового элемента. При этом большое значение имеет частота пульсаций. Я тут ещё многого не выяснил для себя. Мне кажется, они создают стоячую волну электромагнитного колебания И частота этого колебания зависит от того, какой именно элемент они хотят получить. И готово. Лови энергию и продукты синтеза. Ты знаешь, я попробовал с ними из свинца получать золото. Получилось. Теперь я хочу попробовать научить их выращивать кристаллические структуры с определёнными, заранее заданными функциональными свойствами. Здесь, как я уже успел заметить, необходим психологический контакт с ними. Они, оказываются, способны улавливать мои мысли. Для этого надо избавиться от посторонних сигналов. У меня это получается только в пещере, где полная тишина и нет световых раздражителей. И вот, если я хорошо представляю себе то устройство, которое я хочу получить, они его создают специально для меня. Для этого очень важно, просто необходимо, наладить доверие между мной и моими слизнячками. Никто другой не сможет повторить это.

— И это любые слизнячки могут делать? — спросила Таня.

— О, нет. Таких молодцов надо искать и искать, — засмеялся Володя. — Я сейчас работаю в том направлении, чтобы они мне готовили именно те вещества, которые нам нужны для восстановления работоспособности «Аргона». Я уже могу похвастаться хорошими результатами. Но я боюсь, что твой шеф убьёт меня, чтобы захватить результаты этого открытия. Скоро я смогу дать капитану «Аргона» необходимую партию продукции. Но всё равно, моё сырьё надо будет пропустить через очистку. Операция, конечно, не такая уж и сложная, но ведь без санкции Петра Петровича сделать это будет трудновастенько. Надо будет что-то придумать.

— Ну, очистное оборудование сейчас не очень-то и закружено, — задумчиво произнесла Таня. — Да и потом, это такая простенькая операция, что Пётр Петрович там почти и не появляется. Он вообще собирается отказаться от этой, как он говорит, примитивщины. Пусть, говорит, экипаж «Аргона» этим делом занимается. Квалифицированных кадров на биокомплексе не хватает. Он охотно отдаст капитану эту работу. Надо об этом с Авив Яковлевичем потолковать, — Танечка с удовольствием позволила Володе завладеть своей ручкой, а потом ей пришлось самой взять его пальцы в свои руки, чтобы предотвратить несвоевременное проникновение к своим особым точечкам. Сейчас, среди людей, это было просто нежелательным. — Ты эту работу делаешь в своём домике?

— Да, там можно работать спокойно, никто не мешает, — улыбнулся Володя, поглаживая ей пальчики. — Принесёшь в столовую рыбки, индюшачьих ножек, свеженьких помидорчиков, и всем ясно, чем я в своём домике занимаюсь, и никто не донимает тебя расспросами: чем занимаешься, что да как? Так вот и бегаю: то по пещерам, то на дежурство, то на рыбалку, то на огороде. И отдохнуть толком некогда.

— Ну, вот, а я-то думала, что ты без меня скучаешь, — грустно, но не без доли облегчения, вздохнула Таня. — А у тебя весь день опять по минуткам расписан, и погулять некогда. Для меня ни секундочки не оставил. Неужели погулять не тянет? Ваши ребята времени даром не теряют, веселятся вовсю. А в Костином клубе бываешь?

— В шалмане у Кости? — удивился Володя. — Чего это я там не видел? Ни разу там не был. Меня на азарт как-то и не тянет. А с чего это ты меня спросила об этом? Тебе там понравилось? Ты там была?

— Нет, ни разу, — отрицательно покачала головой Таня. — Просто, сегодня Амина туда пошла в первый раз. У кого-то из экипажа «Аргона» сегодня день рождения. Витю, конечно, пригласили. Вот она и пошла с Витей. Я спросила у Амины? что там такого весёлого в этом самом молодёжном центре культурного отдыха?

— И что Амина тебе о нём рассказала? — насторожился Володя.

— А что она мне могла рассказать, когда она сама ещё ни разу там не была? — пожала плечами Таня. — Так ты без меня, значит, совсем не скучаешь?

— Ага, ещё как скучаю, — сияя во все глаза и поглаживая пальчики любимой, прошептал Володя. — Если бы я не загрузил себя по горло, то давно бы уже усох, превратился в мумию. Ты меня совсем простила или ещё не совсем?

— А как ты отделяешь перспективных для себя слизнячков от не перспективных? — уклончиво спросила Таня.

— Ну, я их уже прекрасно определяю на глаз. А поначалу по митохондриям определял. Они у них очень особенные.

— Ох, — вздохнула Таня, — надо мне в этом деле очень тщательно разобраться. Пошли на своё место. Сейчас антракт закончится. Ты мне ещё должен рассказать, как твои индюшата ножки отдают? И подробненько должен рассказать, как твой домик появился на берегу реки? У меня к тебе целая куча вопросов. Мы с тобой слишком много времени упустили. Теперь надо догонять, а то потом прилетим на Землю, детишки пойдут, некогда будет и в гору глянуть.

— Я тебе всё объясню самым подробненьким образом, — Володя вспыхнул от счастья и сильно склонился к её ушку, и зашептал, и нежно трогал ушко губами. — Я тебе всё так долго и детально всё расскажу, что тебе и спать будет некогда.

— Да тихо, вы, не мешайте спектакль смотреть, — зашипели сзади.

— Я давно уже мечтаю об этом, — прошептала Танечка, поглаживая его сильные пальцы. — Но это у нас с тобой впереди. А сейчас давай спектакль будем смотреть, раз уж пришли сюда.

*    *    *

А действие на сцене приближалось к своей вершине. Князь всё свое свободное время проводил с лошадьми. Из тех лошадей, которых он пригнал с войны и прикупил за границей, у него получился хороший табун молодняка. Князь занял деньги под залог своего леса, прикупил у соседа заливной луг и построил простенький ипподромчик, на котором отбирал перспективных скакунов. В позапрошлом и прошлом годах он выставлял по несколько лошадей на скачки. Но выставлял не самых лучших, а чуть ли не самых худших из тех, какие у него были. И его лошади попали сначала в первую десятку, а в прошлом году — и в первую пятёрку. Его, как новичка, на ипподроме отметили и поздравили с успешным дебютом. Особо весёлые и смышленые конкуренты в дружеской обстановке в ресторане за праздничным ужином, который был устроен по случаю успешного завершения праздника, поддержали уже седого новичка заверениями, что скоро, лет эдак через двадцать, ему, может быть удастся добраться и до третьего результата. Князь не преминул выразить свою признательность доброхотам. Они не подозревали, что князь собирается сильно сократить указанные ими сроки. И не просто сократить, а заработать на этом не маленькие деньги. В этом году он хотел на скачки выставить своих лучших скакунов. Большие ставки никто на них не будет делать. Никто, конечно, кроме его людей, которым он даст деньги для проведения тайной финансовой операции. И князь рассчитывал, что его лошадки не подведут своего хозяина. Приближалось время для устройства ежегодной осенней ярмарки, на которую приедут не только со всего низовья реки, но также из далёких мест. Прибудут в очень большом количестве оптовики с севера, среди которых уже разнеслась добрая молва о хорошем качестве местной продукции и невысокой цене. Будут и те, которые не только следят за местным коневодством, но и уже пытаются на нём получить доход, вывозя лошадей за границу.

А дома внешне у князя время текло в мире и любви. Князь и его жена продолжали спать в разных комнатах. Муж ждал, когда первый шаг сделает жена, так как это именно она попросила его дать ей немного отдохнуть. А Олечка ждала, когда первый шаг сделает князь, так как если он её любит по настоящему, должен почувствовать к ней такое сильное влечение, которое обязательно должно толкнуть мужа на этот подвиг. В общем, Олечка ждала, когда муж придёт к ней в спальню. А князь всеми силами старался скрыть от жены свою обеспокоенность по поводу затаённой страсти в редких взорах, которые Хазар нет-нет, да и бросал на прекрасную Олечку. Хазар, конечно, тоже прятал от князя свои чувства к его жене, которые уже не просто зрели, а кипели в сердце молодого и красивого горца. И если бы князь не насторожился ещё в то время, когда они с женой и Хазаром вращались в высшем обществе, то, может быть, и не заметил бы приближения беды. Князя теперь интересовал вопрос, так кого жена любит по-настоящему: его, старого, израненного и уже не очень красивого? Или молодого джигита? Наступило время проверки любви. Если даже он сейчас прервёт их встречи, отослав Хазара обратно в свой дом, это никак не решит возникшую проблему. Ведь вопрос заключался в том: не заменил ли Хазар в сердце Оли место мужа? Не наскучили ли ей, не опостылели приставания старого и уже не очень красивого мужа? Не влюбилась ли она в молодого и красивого кавказца? Да, наверное, дело не столько в кавказце, сколько в нём, старом и надоевшем муже. Ну, не обязательно же только кавказец. Ну, не будет кавказца, так приглянется её сердцу молодой инженер или преподаватель какого-нибудь института, культурный, весёлый, разговорчивый, воспитанный, умный, образованный, очень обходительный, молодой и красивый. И если сейчас эта проблема с Хазаром окончательно не прояснится, он всю оставшуюся жизнь будет ждать появления в жизни Ольги другого мужчины, какого-нибудь молодого красавца. Это будет уже не жизнь, а каторга. Да, теперь его жизнь полностью зависела от решения Олиного сердца. И разгоралось пламя ревности в груди старого бойца всё сильнее, жёстче и беспощадней. И чем глубже он прятал свои страдание и страх, тем сильнее мучился. И ревность уже так истерзала его сердце, что жена начала с удивлением поглядывать на него. Она не понимала, почему он так сильно изменился? Что его так сильно беспокоит? Она думала, что всему виной кредит, время погашения которого неумолимо приближалось. А иногда ей казалось, что любовь мужа к ней угасает в его сердце. И она подумывала, а не попробовать ли вызвать в его сердце ревность к Хазару, не изобразить ли интерес к кавказцу?

И вот, пришёл день ярмарки. Князь поднялся ещё до рассвета. Надо было проверить сборы обоза с товарами для ярмарки и готовить табун к перегону в город. День оправдал все ожидания князя с лихвой. Его скакуны уверенно побеждали на скачках, что принесло князю хороший доход. Распродажа тоже прошла очень успешно. Но все эти финансовые операции генерал с помощью брата и Андрея, командира своей казацкой сотни, провёл через подставных лиц. Князь избегал широкой огласки своих финансовых успехов не столько из скромности, сколько по причине дурной известности той компании, у которой одолжил крупную сумму денег. Когда князь вернулся с войны, он не очень хорошо разбирался в той обстановке, которая сложилась в местных кругах. Именно по этой своей неопытности он, поверив сладким речам Каперского о дружбе и уважении к ратным подвигам доблестных защитников отечества, легко согласился взять под залог своей земли очень крупную сумму денег. И только потом от своего брата и Андрея, командира своей казацкой сотни, да и от других своих старых и проверенных временем друзей узнал, в какую неприятность вляпался. Что-нибудь менять было уже поздно, поэтому князь предпринял все меры, чтобы выскользнуть из цепких лап Каперского и его брата, который был в это время председателем суда. Для них было рядовым делом дать большой кредит человеку под залог земли, а потом сделать так, чтобы этот должник не смог вовремя погасить кредит. Задержка погашения даже на час могла стать поводом для отчуждения земли. Потом должник все ноги истирал о судейские пороги, пытаясь добиться от судьи решения о возвращения своей земли. И даже если ему удавалось вернуть её себе, то это обходилось в очень крупную копеечку. Эти братья обидели многих людей, поэтому найти желающих помочь генералу не составило особого труда.

Люди Каперского хоть и внимательно следили за князем, но так и не смогли обнаружить его игру по крупному, поэтому клятвенно заверили своего хозяина, что старому генералу не удастся собрать такую большую сумму. Каперский вместе со своим братом решили, что сегодня можно будет спокойно начинать процедуру отчуждения земли у генерала, поэтому отправились в имение, прихватив своих судейских помощников. Каперский поручил своим людям опоить неосторожного генерала на торжественном ужине по случаю окончания ярмарки, чтобы генерал не смог ни в коем случае в назначенный срок вернуть деньги, даже если ему и удастся у кого-нибудь взять кредит для погашения кредита. Люди Каперского настолько были уверены в том, что генерал не сможет погасить долг, что не очень-то и следили за тем, чем он занят.А князь очень старался укрепить их заблуждение в собственной беспечности: ничего не делал, просто стоял и смотрел, как проходят скачки. Деньги из кассы ипподрома взяли подставные лица. И никто Каперскому не доложил, что генерал взял крупный выигрыш на скачках. Конечно, если бы Каперский узнал, что это именно князь взял выигрыши на скачках, то предпринял бы ещё что-нибудь, чтобы не дать возможности князю вовремя погасить долг.

Итак, князю надо было с нотариусом ехать в имение Каперского. А это путь не близкий. Дело обещало затянуться на всю ночь. Тогда генерал отправил Хазара с охраной сопровождать пустой обоз, который отправлялся домой, потому что люди возвращались в свои семьи с хорошими деньгами, и можно было ожидать нападения в лесу. И предупредил всех своих людей, что вернётся в своё имение, скорее всего, к рассвету. И, отозвав Андрея, командира своей сотни, попросил присмотреть за Хазаром, но только так, чтобы он не почувствовал, что находится под наблюдением.

Так они и расстались на развилке: Хазар сопровождал обоз домой, а князь с братом и нотариусом отправились в имение Каперского. Конечно, можно было подождать и до утра, но срок погашения заканчивался ровно в полночь. И Каперский наверняка имеет около себя нотариуса, чтобы зафиксировать неуплату в назначенный срок. А дальше — суд. И какое решение вынесет суд — неизвестно. Вернее, известно точно, что не в пользу старого генерала. А дальше, как минимум, неустойка. И сколько процентом включат в неустойку, тоже неизвестно. А точнее, можно с полной уверенностью сказать, что не малую. Такую, чтобы и судье хватило на сладкие коврижки. Итак, нотариус в закрытом фаэтоне, а князь с братом верхом помчались к имению Каперского. Но чем дальше они отъезжали от перекрёстка, на котором расстались с обозом, тем тревожнее становилось на сердце у князя. И не выдержал он. Попросил брата ехать с нотариусом, а сам поскакал домой.

*    *    *

А Пётр Петрович тоже пришёл на спектакль. Нельзя сказать, что зал был набит битком. Нет, места свободные были в достаточном числе. Пришли, в основном, люди, которые уже успели кое-что понять в жизни, пережившие страдания, или, хотя бы, испытавшие нечто подобное. Но было и немалое число молодых людей, которые пока ещё были абсолютно уверены, что всё в их жизни будет «о-кей», ну, в крайнем случае, не хуже, чем у других. Здесь не было тех, кто успел и сумел достигнуть больших, сияющих высот, где присваивают себе большие, но не свои, деньги, или позволяют осыпать себя широкой известностью, и тоже, разумеется, с не маленькими деньгами. Тут, самое главное, не загружать своё сердечко лишними вопросом: а чьи это деньги? Нет, такие люди не могут позволить себе надолго оторваться от Земли и побродить в космосе, потому что очень сложное дело плетения паутинки успеха требует постоянного деятельного присутствия. Истина проста: нет богатства — ты имеешь возможность стать свободным, если к этому времени не растеряешь таланты, а если ты «состоявшийся» — прости-прощай свобода. Ты — раб проблем, которые ты сам сотворил себе. И ты — уже старый человек. Хотя, может быть, считаешь, что тебе ещё не очень много лет. И твои деньги помогают тебе считать себя молодым и здоровым. Но внутри себя ты уже чувствуешь, что твой счётчик работает уже совсем не в твою пользу. И внешность у тебя, вроде бы даже блестящая, и глаза у тебя сияющие, особенно после кокаинчика, но где-то в глубине кто-то шепчет тебе: не то всё это. Это — просто успех, а не счастье.

Да, самые умные остались на Земле: отдыхают, гуляют, вкалывают. А на спектакль пришли те, кому чего-то в жизни не хватало. Они не пошли в Костин шалман, чтобы глазами, ушами, ртом, а некоторые ещё и другими, выходными отверстиями, хватать от жизни раздражители органов. Нет, об удовольствии в этом случае и речи не могло быть. Просто, пораздражать слизистую. Она, ведь, такая тоненькая, такая чувствительная, может, даст какие-нибудь ощущения. Потому что охота за ощущениями началась так рано, что ощущения уже совершенно поистрепались, приелись, потеряли яркую прелесть аромата. А сердечко-то ещё помнит: когда-то было очень хорошо. И хочется ещё того, что когда-то было. И никак не хочется верить, что этого уже больше не будет. Не будет этого в жизни, потому что нарушен сам закон жизни. А против закона не попрёшь. За такие штучки надо платить. И платить очень дорого. А никак не хочется. Хочется ещё адреналинчика. И пошло: «Вася, ну дай ещё капельку!» Да сколько же можно?

Нет, на спектакль пришли гурманы особого свойства. Пришли те, у которых по-детски абсолютная уверенность в том, что в их жизни всё должно быть хорошо, успела дать солидную трещинку. Да не одну. Некоторые из молодых ещё продолжали бравировать, пытаясь всем своим видом показать, что их не очень-то трогают эти романтические слюни и сопли. Но они уже не стеснялись открыто выражать желание посмотреть на превосходнейшего качества голографические пейзажи родной матушки Земли, по которой они, ну, просто, ужасно соскучились, или послушать чудесную музыку, да просто посмотреть на других людей, пусть хотя бы из давно прошедших веков. Ибо все пассажиры «Аргона», предположим, даже и хорошие, но уже долго знакомы. Даже с избытком. Все вы, мол, очень хорошие, но видеть вас с утра до вечера, таких правильных и умненьких, и никого более — это слишком утомительно. Хочется хоть какого-нибудь разнообразия. Пусть и виртуального.

Пётр же Петрович пришел на спектакль по элементарно простой причине — от скуки. Хотя, разумеется, присутствовала в его сердце и неизбывная надежда: вдруг удастся «закадрить» новенькую подружку. Он уже хорошо знаком был с контингентом Костиного шалмана, и он им был, мягко говоря, немножко «объевшись». Хотелось чего-нибудь светленького, чистенького, ещё не совсем потёртого, и не с таким сильным специфическим ароматом. Но и скука, и неизбывная надежда мгновенно испарились, как только он увидел припоздавших к началу спектакля Таню со своим разлюбезным автоматчиком Самсоновым, чувство ненависти к которому не только не угасало в вечно горящем злобой сердце руководителя группы прекрасных студенточек с биологическими наклонностями, но с годами как-то жутко каменело, выжигая в груди чёрную ямину. И эта ненависть, как ни странно покажется это нормальному человеку, поддерживала в крови Петра Петровича кипение, которое очень сильно походило на «газировку», с колючими, остренькими, жгучими пузырьками, создающими впечатление активной жизни. Слишком частое занятие сексом притупили в нём это самое замечательное ощущение. Кровь, как ни крути и не хитри, хладела, переживания молодости исчезли. А так хочется хотя бы ещё разочек окунуться в море любовного волнения. Но, увы! Всё, кажется, уходило в безвозвратное прошлое. Поэтому чувство ненависти к автоматчику возбуждало его, помогало представлять, сочинять, воображать, как он будет мстить своему врагу, как он заставит мучиться своего врага, заставит кричать, плакать, молить и пощаде. О, он будет сдирать с него, живого, кожу, сантиметр за сантиметром, испытывая удовольствие от запаха живой крови, от звуков рыданий, от криков о пощаде.

Пётр Петрович пересел так, чтобы оказаться немного поближе к этой парочке, позади и чуть слева. Теперь он хорошо видел, как они любуются друг дружкой. Видел лёгкие прикосновения их рук. Видел, как они склоняются и, перешептываясь, прижимаются то плечами, то ногами. И ему передавалось их волнение. Но уже в сильно трансформированном виде. Пётр Петрович видел своим мысленным взором, как он терзает упругие груди, живот, бёдра и внутренности Татьяны, которая предпочла отдать своё сокровище не ему, своему преданному учителю, а этому недоношенному автоматчику, просто, очень сильно нуждающемуся в перевоспитании. Он будет видеть все её страдания. До самых мельчайших подробностей: испуг в глазах, открытый в крике рот, пульсирующую жилку на шее у горла, мечущиеся руки, вздымающуюся в негодовании, гневе и мольбе грудь. И трепет её юного прекрасного тела передастся ему. И он тоже возбудится переживаниями страсти, и чувства горячей молодости всколыхнут остывающую кровь, согреют ледяные оковы сердца.

Да, она должна страдать. Только страданиями она сможет смыть разгул своего поведения. Именно в этом заключается высшая справедливость этого мира. Разве можно оставить без наказания такое развратное поведение? Ведь он предлагал ей стать его женой. Ведь только его органы должны быть обласканы её нежными, трепетными пальчиками. И вина её безмерно увеличивается оттого, что изменяет она ему не с кем-то другим, чужим и посторонним, а с его личным смертным врагом. Нет ей никакого прощения за такое предательство. Как она могла полюбить этого негодяя, который поломал всю его карьеру? Ведь только из-за этого молокососа, легкомысленного авантюриста, этого неотёсанного мужлана, грубого, невоспитанного мужика, безродного выскочки, которому везёт, как иногда везёт новичку, впервые в жизни севшему играть и поставившему на кон очень много, которому почему-то улыбнулась слепая фортуна. Ведь только из-за этого авантюриста, преступника перед биологией, он, опытный, всеми уважаемый человек, мотается как мальчишка по этим треклятым галактикам, вместо того, чтобы из роскошного кабинета руководить работой всего Биоцентра, посылать космические экспедиции туда, куда захочет его левая нога. А ведь вершина была так близка! Уже почти весь учёный совет Биоцентра считал за честь стоять перед ним на «цирлах». И если бы не этот неизвестно откуда свалившийся на его голову полусумасшедший ветрогон со своей дурацкой белочкой-летягой, то разве бы он сейчас сидел в этой ничтожной глухомани? Да он бы сейчас бродил по песчаным дюнам на океанском берегу Калифорнии, пощипывая задницу какой-нибудь юненькой туземочке.

— Ну, дорогие мои, погодите, вы у меня ещё попляшете. Вы даже не догадываетесь, с кем связались. Нет, месть должна быть совершенной. Его подло и коварно обманули. И он просто обязан наказать обманщиков. Для их же пользы. Меч справедливого возмездия на его стороне. Разве он виноват, что так доверчив? Он сам себя столько лет обманывал. Не видел очевидного. О, как живуча в нас сила самовнушения. Стоит только чего-нибудь захотеть, и тут же отыщутся тысячи примеров, поддерживающих в тебе твоё желание. А реальная действительность в это время стоит где-то в сторонке и готовит тебе «сюрпрайз в мешочке». А ты всё, что противоречит твоим мечтаниям, отметаешь в сторону. Эти мелочи кажутся тебе слишком ничтожными и малозначимыми, чтобы уделять им хоть какое-нибудь внимание. А потом, совершенно внезапно для тебя, — бац — и фэйсом в навозную кучу. И ты начинаешь ругать себя: да как же ты не замечал того, что буквально само бросалось в глаза?

Вот, и у князя то же самое. Он думал, что любовь — это навсегда. А оказывается, только до тех пор, пока жена не увидит кого-нибудь помоложе и покрасивее.

*    *    *

Князь скакал к тому месту, на котором он расстался со своим обозом. Оказавшись на перекрёстке, он поехал по той дороге, которая вела домой. Багровый полукруг луны висел ещё слишком низко над горизонтом, чтобы хорошо видеть дорогу, поэтому двигаться приходилось с осторожностью. И вот, когда до окончания леса оставалось около сотни метров, князь почувствовал неладное: дорога была несколько изрыта. Князь подумал, что если бы разбойники захотели напасть на обоз, то это место было самое удобное. Лес заканчивался мостом через речку. Миновать мост обоз никак не мог, поэтому нападать на него здесь было очень удобно. Кроме этого, этот лес и мост были уже его землёй, поэтому именно он отвечал за безопасность движения по этой дороге. И если он захочет подать в суд на разбойников, то в первую очередь должен будет пояснить суду, почему не смог обеспечить безопасность на своей земле. И только предъявление достаточных доказательств могло убедить суд в необходимости отыскать нападавших и наказать их. А разбойники должны предпринять все меры, чтобы таких доказательств у него не было. Что-то в этом месте произошло: полотно дороги изрыто глубокими следами колёс. Похоже на то, что пытались развернуть телеги. На обочине дороги лежит недавно срубленное дерево. Наверное, оно недавно перегораживало дорогу. Князь остановил скакуна и прислушался. Впереди слышны были звуки двух телег и смех двух переговаривающихся мужиков. Смеются. Значит, стычка на дороге для его людей не стала трагичной. Есть над чем посмеяться. Князь тронул каблуками бока скакуна и вскоре догнал мужиков. Это были ребята из его обоза. Они рассказали князю, что с ними приключилось.

Перед тем как обозу въехать в лес, сотник Андрей, исполняя наказ князя, приказал все кошели с деньгами собрать в одной телеге. Это давало возможность охранять не весь обоз, а только одну телегу. Двинулись дальше. Как только головная телега остановилась у дерева, перекрывшего дорогу, из кустов высыпала ватага мужиков и, угрожая шашками, кинжалами, а кто и пистолетом, принялась обыскивать обозников в поисках денег. А телега с деньгами двигалась отдельно сзади в окружении охраны. И ребята Андрея, когда поняли, что на обоз напали лихие ребята, чтобы не дать им убежать, начали окружать обоз с двух сторон. Все обозники, зная, что сейчас разбойничкам придётся лежать в телегах со связанными руками и ногами, не сильно сопротивляясь хитничкам, со смехом говорили им, что всё пропили в кабаке. Остался, мол, только, вот, полтинник.

— А я, — со смехом рассказывал мужик, — не послушался Андрея, который советовал хоть что-то оставить в кармане, чтобы отвлечь внимание нападавших. Я ничего не оставил для них. Они разозлились и хотели забрать мою телегу. Дураки, они не знали, что у меня кобылка очень даже с интересным норовом. Как только она почувствовала, что её погоняет чужой человек, заартачилась и понесла. Переднее колесо ударилось о поваленное дерево и развалилось. Хитники совсем разозлились и начали драться. А тут и Андрей со своими ребятами подоспели. Ну, разбойничков повязали и повезли к себе домой разбираться: кто, что да как? А лошадей и телеги разбойничков Андрей раньше захватил. Так что, всё закончилось нормально. А мне что делать? Не бросать же телегу в лесу. Я попросил кума, и он привёз мне из дома моё запасное колесо. Мы его поставили и, вот, теперь возвращаемся до хатынки.

— А что с разбойничками решили делать? — спросил князь.

— Так Андрей их с самого начала, прямо от поваленного дерева, рассадил по одному в телегу, чтобы они не могли сговориться, и начали их допрашивать. Да так, крепко, с огоньком, — мужик показал свой крепкий кулачище. — Ну, они и выложили всё. Оказывается, что это были люди самого Каперского и его брата. Теперь Андрей с ними разговаривает уже в избах. Он их продолжает держать отдельно друг от друга. Андрей жалеет, что нет нотариуса, чтобы официально зарегистрировать каждый протокол допроса.

— Ничего, к утру нотариус будет, — заверил мужиков князь. — А Хазар как? Что он делал?

— Так Хазар ни во что не вмешивался, — сказал мужик. — Он сказал, что его дело охранять князя, а не мужиков. А потом, как обоз вошёл в деревню, так и вовсе куда-то скрылся.

— Да? Вот как? — пробормотал князь. — Ну, ладно, вы и без меня домой доберётесь. Я поеду вперёд.

И князь поскакал в своё имение. Соскочив с коня у ворот, бросил поводья привратнику и резко спросил.

— Где Хазар?

— В дом побежал, — испуганно ответил привратник, принимая повод.

— Коня — в конюшню. Пусть отдохнёт, — приказал князь и кинулся в дом.

Оказавшись у двери спальни, он остановился и прислушался. Тишина. Ни скрипа кровати, ни стонов и вздохов. Сердце бьётся комом в горле. Будто камень застрял в груди, не давая вздохнуть. Кровь била в висках тяжёлой кувалдой. Мурашки бегали по всему телу, раздражая кожу электрическими токами. Руки дрожали, вибрировало всё тело. Грудь стянуло мощным стальным обручем, оставляя возможность только для судорожных, летучих вздохов. Голова уже горела, словно в огне. Князь осторожно приоткрыл дверь, которая отделяла его жизнь от смерти. О, сколько же раз за последнее время он это делал? Как часто он, с пылающим лицом, приходил к этой двери и, чуть приоткрыв, издали смотрел на спящую жену. Как он ей завидовал: спит себе, спокойненько, сладко и безмятежно, а он сам себя терзает пустыми домыслами. Болван. Дурак. Но ничего с собой не мог поделать. И вот, он опять потихоньку отворяет эту дверь и смотрит. И что же он видит в свете горящей в иконостасе лампадки?

Да, он не ошибся в своих жутких, ужасных, страшных предположениях. Он увидел собственную смерть. Он видит спину Хазара, нависшего над телом лежащей в кровати его жены. Голову жены, выражения глаз, самого отношения её к любовнику он не видит, так как она почти полностью скрыта за спиной Хазара. Но хорошо видно, что покрывало с неё сброшено, чтобы не мешало их любовным играм. Обе руки Хазара впереди. Наверно, ласкает её лицо. А его правая коленка раздвигает её ноги. Она ему почти не сопротивляется. Но пора приступать ему к практическим действиям: задирать пеньюар повыше, раздвинуть ей ножки пошире, достать свой инструмент, навалиться и … Очевидно, для всего этого ему мало двух рук. И Хазар отводит одну руку в сторону и откладывает … Откладывает свой доблестный кинжал! Кинжал? Зачем кинжал в любовной игре? Хотя! Князь как-то раз слышал, что некоторые женщины испытывают особо сильное возбуждение от вида этого оружия перед своими глазами. Неужели у них уже всё так глубоко и далеко зашло? Неужели ей это нравится? А если не нравится, то почему она молчит? Почему не кричит? И князь тут же видит, почему его жена не кричит. Откладывая свой любимый кинжал, Хазар чуть отодвигается в сторону. И князь видит, что другой рукой Хазар зажал ей рот своей мощной, крепкой, молодой ладонью. И увидел князь расширенные ужасом глаза жены, смотрящие в глаза насильника. И вот, жена увидела в дверях появившегося мужа. И в её глазах появилась надежда на избавление, которая тут же сменяется радостью. Хазар, почувствовав что-то неладное, останавливает руку, которая направилась вниз, к ногам жены князя и к своим штанам. Оглядывается. И видит князя. Замирает. Забирает свой кинжал. Встаёт с кровати. Выпрямляется и возвращает кинжал в ножны. И всё это он делает молча. Вот он встал и подходит к двери. Князь отступает в сторону, давая ему возможность выйти.

— Пшёл вон, мразь, — сквозь зубы произносит князь.

Хазар, изо всех сил пытаясь сохранить своё обычное состояние величавости, уходит. Но, когда он уже вышел из комнаты, князь лёгким движением носка сапога подбивает каблук чеку. Тот уже думал, что опасность получить боковой удар в челюсть миновала, и немножко расслабился. Но от подсечки его нога зацепилась за ногу, и он во весь рост растянулся на полу. Затем быстро вскочил и кинулся бежать.

Олечка, прикрывая полуобнажённую грудь полами разорванного в клочья пеньюара, садится, забираясь повыше, аж на подушки, прижимаясь спиной к спинке кровати. Продолжая одной рукой придерживать на груди обрывки пеньюара, она другой рукой старается прикрыть свои ноги, подтягивая на себя одеяло. Радость в её глазах быстро сменяется испугом. Она не знает, что скажет муж, как он отреагирует на это жуткое происшествие? Но ожидать хорошего, чувствует она, не следует. Князь, плотно закрыв за Хазаром дверь в спальню, отступил чуть в сторону и прислонился спиной к стене. Он страдальчески смотрел на жену. Что же делать? Что это было? Попытка изнасилования или, просто, любовная игра? Он очень хотел верить тому, что жена не изменяла ему. Но ещё сильнее боялся ошибиться. Он старался проникнуть в её сердце через её глаза. И вскоре ему стало очень жалко Олечку. Она молчала. Она со страхом ждала его реакции на случившееся. Но она не знала, в чём она виновата? За что ей такое наказание? Она же любит мужа. Почему всё это произошло с ней?

— И что же мы теперь будем делать? — наконец-то выдавил он из себя. — Как же мы теперь будем жить с тобой?

— Я ни в чём не виновата, — жалобно прошептала она, глазами умоляя его простить её. Хотя сама не знала: в чём состоит вина её перед ним? — Я не знаю, почему он так сделал. Я же никакого повода ему не давала. Я его нисколько не люблю. Я люблю только вас, князь. Я очень люблю тебя, Ванечка. Прости меня.

— Как же мы теперь будем жить? — глухо повторил князь. — Зачем ты ему улыбалась?

— Я никогда не смотрела ему в глаза, — испуганно замотала она головой.

— Но ты улыбалась, когда он пытался шутить.

— Я хотела, чтобы ты пришёл ко мне. Я хотела, чтобы ты чуть-чуть приревновал меня. Почему ты не приходил ко мне?

— Но ты же сама сказала мне, чтобы я дал тебе немного отдохнуть, — пожал он плечом.

— Но это же когда было? — торопливо прошептала Олечка. — Я очень ждала тебя. Ванечка, я ни в чём не виновата, — застонала Оля. — Он сам, без моего разрешения, зашёл ко мне в спальню. Дверь я не закрывала, ведь я ждала тебя. Я спала, и вдруг чувствую, что кто-то на постель мою становится коленом. Я подумала, что это ты. Я начала поворачиваться. А он рукой зажал мне рот, а другой рукой кинжал приставил к щеке. Я как увидела его кинжал, так перепугалась, что чуть сознание не потеряла.

— В доме много людей, — как-то отрешённо, почти спокойно произнёс князь, сосредоточенно думаю о том, что теперь надо делать в первую очередь, а что во вторую? — Стоило только крикнуть, и обязательно кто-нибудь пришёл бы вам на помощь. Вы не захотели поднимать шум. Вы побоялись скандала.

— Я боялась за честь, — всхлипнула жена.

— Интересно, за чью же это честь вы так сильно перепугались, что даже не захотели возвысить голоса? — монотонным голосом давил жену князь. — И что бы было, если бы я не вернулся так внезапно? Вы с ним потихоньку бы доставили друг другу удовольствие, а потом скрыли бы от меня это, чтобы не тревожить моего спокойствия? Чью честь вы берегли? Неужели мою? Неужели вы не видите странность этого способа сберечь мою честь? А, может быть, это он вам посоветовал молчать, чтобы не поднимать скандала? Ой, не знаю, может какая другая честь вытерпит подобное отношение к себе, но моя — нет! Я не могу принять такой жертвы от вас для защиты моей чести. Неужели вы хотите сказать, что таким образом вы хотели сохранить свою честь? Но и в этом случае я должен вам категорично заявить, что не могу принять такой жертвы. Я не могу принять её от вас. Так чья же честь, в таком случае, вас сильно занимала? Его? Вот это я могу понять. Я точно знаю, у них есть твёрдое убеждение: тот, кто взялся охранять жизнь хозяина за большие деньги, не должен трогать жену хозяина, какой бы она ни была привлекательной. За деньги он может приобрести совсем молоденькую девочку. Зачем трогать чужое? Это же воровство. Если это происшествие станет известным кругу старейшин, то бесчестие накроет не только его имя, но и весь его клан. Его семья не простит ему такого позора. Так о какой же чести вы мне тут пытаетесь говорить?

— Не надо! Не говорите со мной так! — тихо завыла Олечка, сползая с кровати, становясь на колени и протягивая к мужу руки. — Я совершенно не думала о его чести. Я думала только о нас с вами… Я думала о наших детях.

— Перестаньте! — чуть не закричал князь, не двигаясь с места. — Не упоминайте о детях. Не трожьте их. Зачем? Не надо говорить о наших деточках. О них надо было думать раньше. Давайте говорить только о взрослых. Ладно, не бойтесь, я ничего вам не сделаю. Вы останетесь здесь, в доме, и будете смотреть за ними, пока они не станут взрослыми.

— А вы? — испуганно воскликнула Оля.

— А вот это вас уже не должно трогать, — со слезами на глазах произнёс князь и повернулся, чтобы выйти из спальни жены.

— Неет! — тихо завыла она, падая на пол и протягивая к нему руки. — Не оставляйте меня.

Князь остановился, обернулся и опять занял прежнюю позицию.

— Действительно, — тихо, но вслух подумал он. — Детям нужна здоровая мать. Дети ни в чём не виноваты. Хорошо, — произнёс он громко, — я останусь. Встаньте, пожалуйста, с пола. Сядьте. Я побуду немножко с вами. Ложитесь в постель. Может быть вам ещё удастся немного поспать. Свет зажечь?

— Нет, не надо, — тихо прошептала Оля, медленно поднимаясь с пола и со страхом глядя на свою постель. И вдруг, схватив сама себя за волосы, запрокинула голову и застонала. — Ой, ну почему я не умерла?

— Дети, — коротко произнёс князь

— Что — дети? — Оля с ужасом продолжала смотреть на свою измятую постель.

— Вы нужны детям. Нельзя оставлять детей сиротами. Они ещё не заслужили такого наказания. И давайте привыкать жить совсем другой жизнью. Того, что было, уже не воротишь. Наш с вами праздник закончился. Теперь надо набраться новых сил, чтобы детей поставить на ноги.

— Вы сказали: сиротами? — распахнув глаза, Оля повернулась к мужу. — Вы собираетесь умереть? — последнюю фразу она произнесла скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Не тревожьте себя пустяками, — уже почти совсем спокойно произнёс князь. — Теперь это уже не имеет никакого значения.

— Да, вы собираетесь умереть, — скорее самой себе, чем ему произнесла она. — Конечно, вы человек очень умный. Вы отлично понимаете, что в этой ситуации умереть гораздо легче, чем жить. И вы оставили себе самое простое. Вы решили погибнуть. А мне назначили жить, нести бремя позора и страха всю свою жизнь. Но чем же я виновата? Тем, что не успела закричать? Видит Бог: я ни в чём не виновата. Я никогда, ни одной мыслью не изменяла вам. Да, я видела, что вы как-то странно начали поглядывать на меня и на него. Я догадывалась, что вы ревнуете меня к нему. Он такой молодой и красивый. А вы уже в зрелом возрасте. Но я же …

— Да, вы правы, — поспешил перебить её князь. Он боялся расчувствоваться, поддаться жалости к самому себе. Поэтому старался говорить язвительно. Но у него ничего не получалось. Тон его голоса был пронизан горечью утраченного счастья. — Я сравнивал себя с ним, и это сравнение было не в мою пользу.

— Конечно. Вы же рассуждали как самец. Но ведь я же не кобыла. Да зачем же обижать кобылу? Вы не можете не знать, что и у кобылы есть любимый жеребец. И у меня есть сердце. И тот, к кому льнёт моё сердечко, для меня превыше всего и всех. О Господи, да сегодня же утром я упустила свою любимую чашку, и она разбилась вдребезги! Неужели такое случится со всей моей жизнью? А может Господь позволит, чтобы беда моя ограничилась только разбитой чашечкой? Как же я не догадалась, что это было мне предупреждение свыше, чтобы я была осторожней. А я всё позабыла в ожидании вашего приезда с ярмарки. Я видела, что вас очень угнетает долг Каперским. Я думала, что освободившись от долга, вы успокоитесь, и мы опять вернёмся к прежней счастливой жизни. О, горе мне! Князь, послушайте! А не произошло ли всё это по вашей воле?

— Что вы такое говорите, княгиня? — князь даже растерялся. — Как такое может быть?

— Ой, ну посмотрите же. Ведь это так просто, — княгиня, сильно волнуясь, быстро зашептала. — Вы же знаете, что у меня была любимая чашка, из которой я любила пить. Она досталась мне от мамочки. Простенькая чашечки. Уже далеко не новая. С щербатинками. С уже местами облезлой позолотой. Она досталась маме от её мамы, от моей бабушки. Но эта чашечка была мне дороже любых драгоценных кубков, украшенных самыми крупными драгоценными каменьями. Я любила только свою чашечку! Так, может быть, и с нами произошло нечто похожее? Я была влюблена в вас ещё будучи девчонкой. Вы тогда и не замечали меня. А я играла в куклы, и в моих играх вы были моим мужем. А этот ваш телохранитель, он словно золотой кубок, блестящий и драгоценный. Да, наверное, он красивый. Но он нисколько не трогал моё сердце. Я спокойно наблюдала со стороны за его играми с другими женщинами, которые так и вились вокруг него. Глупая, я подумала, что ваша ревность усилит вашу любовь ко мне, и вы придёте, наконец-то, ко мне. Ой, как я вас ждала! Да, это мне наказание за игру с любовью. Разве можно так играть с любовью? Вы же не поверили, что я люблю вас. Вам показалось, что я обязательно должна увлечься молодым и красивым. Вам показалось невероятным, что только вы для меня самый молодой и красивый. Это же всё равно, что я могла обменять чашечку моей миленькой мамочки на драгоценный кубок. Да как же можно меня подозревать в этом? Разве для меня это не оскорбительно? А вы так подумали. И всё произошло именно так, как вы подумали. Ваши мысли осуществились, князь. Мы с вами стали играть с тем, что никак не терпит шуток и лживой игры. Вот за это мы и несём наказание.

Князь молчал, не в силах что-то возразить. Княгиня ещё раз попыталась опровергнуть его подозрения в её измене, рассказывая, как она спала, когда к ней в спальню проник Хазар.

— Не надо, прошу вас, — страдая, произнёс он. — Я не могу больше слышать об этом. Но когда я пытаюсь представить, что было бы, если бы я не поспешил вернуться раньше времени домой, мне становится так страшно, что страшнее этого для меня ничего не может быть.

— Но я хотела закричать, — прошептала княгиня, — но я увидела вас, и так обрадовалась, что забыла о крике. Я поняла, что вы спасёте меня.

— О, если бы вы решились закричать минутой раньше, — грустно произнёс князь, — у нас с вами был бы сейчас совсем другой разговор.

— О, Господи! Прошу вас, простите меня, — прошептала княгиня, потихоньку приближаясь к нему. — Видит Бог: я чиста перед вами. Прости меня, Ванечка.

— Милая, — прошептал князь, чувствуя, что уже не может выдержать этой пытки. — Я тебя не виню ни в чём. Но попробуй понять меня: я уже ничего не могу изменить. За этими событиями должны последовать другие. И если я не совершу того, что должен совершить, то ты вместо мужа получишь кусок половой тряпочки. Просто, кусок тряпки, — горьким шепотом повторил князь. — Неужели тебе и нашим детям нужен такой папа? Я не могу этого допустить. Прости меня.

— Делай всё, что хочешь, — заливаясь слезами, шептала княгиня, продолжая потихоньку приближаться к нему. — Молю только об одном: прости меня за то, что не стала кричать сразу. Прости за то, что на что-то надеялась. Прости меня, миленький. Прости меня.

— Так ты хотела, чтобы я приревновал тебя к нему? — грустно покачал головой князь. — Ну что ж, поздравляю, у тебя это очень даже замечательно получилось. Я начал думать, что больше не нравлюсь тебе. Я начал думать, что тебе больше нравится молодой, стройный, красивый горец. Я слышал, они очень гордятся тем, что у них прекрасно получается быть яркими, горячими, страстными любовниками. Когда мы были в столице, многие девушки посматривали на него с большим интересом. Я же видел это. Я же видел, что рядом с ним я неуклюж, мал ростом, не такой стройный, старый, опостылевший тебе мужчина. Я же видел, что он по всем статьям лучше меня. И я боялся, что ты меня разлюбила.

— Неет! — чуть ли не закричала Олечка. Она, уже не обращая никакого внимания на порванный пеньюар, на раскрытую грудь, кинулась к мужу и, повиснув на его шее, прижалась всем телом и спрятала глаза у него где-то у горла. И он почувствовал её слёзы. — Не говори так, Ванечка! Я никогда так не думала. Я боялась, что тебя соблазнит какая-нибудь из знатных девочек. Я очень боялась потерять тебя. Мне противны стали все эти балы и приёмы. Я этого горца совсем не замечала. Я никогда, слышишь, я ни разу не посмотрела ему в глаза. Нет, я не боялась его. Просто, он для меня был вроде бы как деталь горного пейзажа. Как молодой и стройный кипарис на склоне горы. Ну, стоит, и пусть себе стоит. Он никак не может конкурировать с тобой. Это всё равно, что сравнивать молодого петушка из курятника с горным орлом. Ты же мне сам столько раз повторял: куры — они из курятника, а орлы — только от орлов. Я это сразу и на всю жизнь запомнила. Я никогда не хотела, чтобы мои дети были петушками из курятника. Ты — мой орёл! Как ты мог подумать, что я такого орла могу променять на петушка из курятника, пусть даже и из высокогорного аула. Пусть он молодой и, как ты говоришь, местами красивый. Я не интересовалась им. Я тебя люблю, Ванечка. Я очень хочу тебя.

— Я верю тебе, — прошептал князь. И слёзы каплями потекли из его глаз, и скапливались на кончиках усов, и капали Олечке на голову. И она почувствовала, что он плачет, и от страха вжалась в него изо всей силы. Она боялась потерять его. Она боялась того, что он хочет ей сказать. Сердечко её замерло от ожидания того, что он сейчас произнесёт.

— Я верю тебе, — повторил князь. — Но теперь уже ничего нельзя сделать. Он оскорбил тебя, и я должен отомстить ему.

— Неет! — закричала Олечка и упала ему в ноги. И обняла его ноги, и прижалась головой к его коленям. — Не делай этого. Я боюсь за тебя. Он — молодой, сильный, быстрый. Он хороший стрелок. Ты не сможешь победить его.

— Ты боишься за его жизнь?

— Убей его. Просто — убей его. Это слишком много чести для него, чтобы мстить ему. Просто — убей его. Ну, хочешь, я сама пристрелю его, как бешеную собаку. Ведь такую собаку не лечат. Никакое лекарство не исправит взбесившегося пса. Ванечка, я не хочу, чтобы ты состязался с ним. Я умру от страха за тебя. Я не хочу быть вдовой. Позволь, я пристрелю его. Ты боишься, что я думаю о том, как бы спасти его? Приведи его сюда и сама перережу ему горло.

— Да? — князь наклонился и поднял жену. — Хорошо. Иди, сядь, я сейчас приведу его. Хочу посмотреть на это.

Князь вышел. Отсутствовал он довольно долго, но вернулся к жене в сопровождении своего брата Алексея. Она вопросительно смотрела на него.

— Нет его, — пожал плечами князь. — Сбежал. Собрал свои вещи, сел на моего коня и скрылся. Наверное, в свой родной аул отправился. И что получается? А получается то, что я могу предъявить им всем обвинение, что они мне не только обидчика моей жены подсунули, но и просто обыкновенного мелкого воришку. Как так можно: взять моего коня, не спросив моего разрешения? У меня такое событие впервые в жизни.

— Что ты хочешь делать? — спросила Олечка.

— Поеду к ним и убью его, — медленно, но решительно произнёс князь. — Я не имею права его убивать здесь, потому что они обязательно тайно приедут сюда и будут убивать вас. Нет, я сам поеду к ним. Хотя, есть у меня одна идея: я не буду убивать его. Это слишком легко для него. Я испорчу ему всю оставшуюся жизнь. Они все сильно пожалеют, что направили для служения мне такую мразь. Слушай, Алёша, а ты знаешь из какого он аула?

— Нет, — отрицательно качнул головой Алексей.

— И не догадываешься?

— Ты хочешь сказать, что этот Хазар из того самого аула, где мы держали их, чтобы они не прорвались в Грузию? — удивился брат.

— Ну, да, — кивнул головой князь. — Та скала называлась: Хазар. Она давала возможность перекрывать движение по всей долине. И ты тогда со своей ротой держал их. Они очень спешили спрятаться в Грузии. Вам надо было немного попридержать их до подхода основных сил. И они решил выбить вас. А потом я с подкреплением прорывался к тебе, чтобы помочь боеприпасами и бойцами. А они блокировали все возможные подступы к скале. Помнишь, я тогда решил подняться на скалу с той стороны, которая считалась настолько неприступной, что они не только не шли на вас с той стороны, но и не прикрывали этот подход. Я тогда сам полез первым к тебе. И мы взяли этот подъём. Я помню там каждый выступ скалы, который помог мне подняться к тебе. Я к чему тебе это всё говорю? Эта скала у них очень сильно почитаема. Они самых любимых своих сыновей называют её именем. Как и эту мразь, которая трусливо скрылась на моём скакуне. Так вот, у них в ауле был, да и до сих пор существует, старый обычай: все кровавые споры решать поединком на той скале. Думаю, что и на этот раз они предложат мне поединок с ним именно на той скале. Олечка, прошу тебя, не тревожься за меня. Я сам не хочу, чтобы ты стала вдовой. Ну, неужели ты меня считаешь таким глупым, чтобы я ему позволил убить себя? Я не хочу, чтобы мои дети жили безотцовщиной. Нет, я не доставлю им этого удовольствия. Оля, ну ты же сама только что сказала, что я — орёл. Ну, не может такого быть, чтобы петух победил орла. Не бывать этому! Слушай, Алёша. Если они назначат местом поединка скалу Хазар, а в этом абсолютно уверен, то у него задача будет очень простая. Ему надо будет первым занять вершину скалы. И это для него не проблема. Ведь каждый из них знает все подходы к скале как свои пять пальцев. А если он первым засядет на вершине скалы, то у меня не будет ни единого шанса сделать первым выстрел. А он отличный стрелок. На первый взгляд кажется, что у меня положение просто аховое. Но они не знают, что именно мы с тобой били их тогда на той скале. Мы же тогда не засветились. Они не догадываются, что я знаю трассу подъёма с неожиданной стороны. Именно к этому, как они считают, неприступному подъёму он будет лежать ногами. Они же тогда так и не поняли, почему проиграли то сражение. Ведь мы их всех там перебили. Некому было ни рассказывать, ни разузнавать. И что это мне даст? Я смогу подойти к нему с тыла. Если мне удастся зайти к нему в тыл очень тихо, то я смогу отомстить ему. Я совершу подъём босиком. Бесшумно оказавшись у него за спиной, я сделаю только один выстрел — ему в пах. Я лишу его возможности повторять подобные мерзости. Я оскоплю его. Потом я для надёжности завершу своё дело кинжалом. Я сделаю это. Только мне нужна будет твоя помощь. Я думаю, что они, как только я выйду из аула на тропу войны, сразу же сядут мне на хвост и будут сопровождать меня всю дорогу. В таких условиях мне никак не сделать того, что я хочу сделать. Надо их перехитрить. Вспомни, когда мы с тобой готовили боевую точку на вершине этой скалы, провели разведку окружающей местности. И нашли пещеру с длинными ходами. И один выход был у ручья, около камня. Помнишь, мы ещё посидели тогда на берегу ручья, отдохнули, перекусили. Помнишь?

— Ну конечно помню, — кивнул Алёша. — Чего ж не помнить? Этот ход тогда нам помог им в тыл ударить.

— Ну, вот, этот ход ещё раз нам должен сослужить, — продолжил князь. — Понимаешь, я когда выйду из аула, сделаю вид, что ищу нормальный подъём на скалу. То есть, пойду совсем в другую сторону. И хвост пойдёт за мной. А я с собой возьму свой старенький карабин. Они посмотрят на мой карабин и скажут, что положить меня — делать нечего. А ты меня будешь у того камня ждать с хорошей снайперкой. Я подойду к тебе, возьму снайперку и положу хвост на землю.

— Убьёшь его? — спросил Алёша.

— Да зачем мне его убивать? — качнул головой князь. — Я его просто отрублю. Я прострелю ему яйца. Из своего старого карабина мне со своими глазами это сделать было бы весьма трудненько. А с моей снайперкой это не проблема. Я её хорошо знаю, и она меня слушается. Нет, я не буду его убивать. Но проучить надо. Пусть к старикам относится с глубоким уважением. Да, а потом мы с тобой вернёмся к отвесному основанию скалы, и я потихоньку полезу наверх.

— А я что буду делать? — спросил брат.

— А ничего, — пожал плечами князь. — Если я отомщу Хазару так, как я задумал, то спущусь обратным путём к тебе, и мы уйдём оттуда. Ты будешь идти впереди, чтобы никто из них не увидел меня живым. Если они увидят меня, то обязательно постараются уничтожить. Вдвоём больше шансов вырваться от них живыми.

— Ну, пусть только попробуют, — пробурчал Алёша. — Не впервой харю им красной юшечкой умывать.

— Оно, конечно, так, — грустно покачал головой князь. — Только, вот, хотелось бы домой нормальным вернуться. Мы с тобой нанюхались пороха с головой. Можно уже и отдохнуть. Слишком много для них чести, чтобы наши жёны по нас из за них плакали. И всё-таки. На тот случай, если мне не удастся вернуться живым, я хотел бы сделать завещание. Не оставь моих детей и жену голодными. Наследство после меня будет хорошее. Долгов нет. Дети мои ещё слишком маленькие, чтобы самостоятельно жить и заниматься делами. Надо им получить хорошее образование. Помоги им. Денег я оставляю достаточно, дом большой и хороший, и земли много. Если с умом вести хозяйство, грешно будет бедствовать. Только поддержка и совет нужны. Оле тоже потребуется мужская помощь. Ты — мой брат, поэтому моя жена в случае моей смерти должна стать твоей женой.

— Но у меня уже есть жена, — испуганно возразил Алексей.

— Ну, конечно же, я помню об этом, — вздохнул князь. — Понапридумывали всякой всячины. Я о детях беспокоюсь. Если Оля полюбит другого, то пусть выходит замуж. Я о детях своих думаю. Её муж для моих детей будет чужим человеком. А ты мне брат. Мы с тобой хорошо жили. Я хочу, чтобы у моих детей была крепкая и верная поддержка. Оля, ты согласна или хочешь что-нибудь возразить? Я не настаиваю, я предлагаю. Я думаю о наших детях.

— Ты — мой муж, — тихо произнесла Оля, опустив голову, — как ты скажешь, так и будет.

— Но я не собираюсь ссориться со своей женой по этому поводу, — торопливо возразил Алексей.

— Ни в коем случае, — кивнул головой князь. — Если твоя жена будет против, пусть будет так, как она скажет. Не надо ругаться. Меня не очень волнует, какие отношения будут у вас с Олей. Меня интересует только одно: чтобы у моих детей была крепкая поддержка. Ты пойми меня. Олечка — очень хорошая женщина, прекрасная мать. Но, я не знаю даже как это объяснить? Понимаешь, она привыкла, что все проблемы решаются быстро и просто. Она сказала: «Надо купить, ну, там, что-нибудь», и пожалуйста, готово. Или сказала: «Надо сделать так-то и так-то». Нет проблем. Я сделал. Если бы у неё муж был сволочь, пьяница, гуляка, лентяй, то волей-неволей, пришлось бы самой научиться делать всё. А до сих пор она жила в царстве исполнения желаний и хотений. И не замечала этого. Ты можешь сказать, что если она ещё раз выйдет замуж, то ей может опять повезти. Ну, что ж, выйти ещё раз замуж для Олечки, я думаю, не проблема. Она молода и красива. На неё у многих мужиков глаза горят. Но! Я не думаю, что ей ещё раз может так крупно повезти с таким хорошим мужем как я. Это будет как-то даже не очень справедливо. Другим женщинам не везёт с хорошими мужиками, а ей аж два раза подряд повезёт. Сомневаюсь я. Оглянись вокруг. Где ты видишь настоящих-то мужиков? Их нет. Я боюсь за своих деточек. Если Оле не повезёт с новым мужем, это её беда. Но что будет с моими детьми? Вот что меня мучает. И потом, есть золотой принцип: от добра — добра не ищут. Мы тоже когда-то отвернулись от Бога. Повернулись в другую сторону. Бог обиделся и ушел от нас. Да и сейчас положение не изменилось. Мало кто думает о Боге, о смысле нашей жизни. Человек чуть ли не каждый день отворачивается от Бога и идёт в противную сторону. Об этом свидетельствует всё: и наука, и образование, и литература, и театр, всё искусство. Каждый день человека — служение противнику Бога. И никто не говорит, чего Бог ждёт от человека? А Он теперь ждёт, когда мы одумаемся и начнём исправляться. Вот приблизительно такая же картина складывается сейчас у нас с Олей. Сейчас идёт проверка: правду ли говорит она, что не разлюбила меня? Если она посматривала на чека с интересом, с тайными мыслями изменить мне, то Господь может сказать: «А, тебе не очень нравится тот, кого Я дал тебе в мужья? Тебе хочется чего-то другого? Ну что ж, пусть будет по-твоему». И Господи заберёт меня к Себе. Если же Олечка даже в мыслях не изменяла мне, то мне удастся задуманное, и я вырежу Хазару его собственные яйца его собственным кинжалом. Нет, я не буду убивать его, чтобы не вызывать на мою семью кровную месть. Я просто оскоплю его, чтобы ему нечем было поганить женщин, чтобы прервать процесс размножения на земле таких поганцев. Я не могу оставить безнаказанным мерзкий проступок Хазара. Я сам себя перестану уважать, если не отомщу ему надругательство над моей женой. Уверяю вас, я все свои силы, все свои способности направлю на то, чтобы вернуться живым и здоровым. Но ведь это зависит не от меня, а от Господа. Если будет Его благоволение на то, чтобы я защитил свою честь, то всё получится нормально, и я вернусь живым и здоровым. А если всё мною задуманное будет против Его воли, то результат мне не предугадать. Но я верю, что если я буду идти против воли Господа, то Он каким-нибудь образом даст мне знать это. И тогда, я вам твёрдо обещаю, ничего не буду делать. Забьюсь в свой дом, как собака в будку, и буду жить тише воды, ниже травы. Но я не могу не попытаться вразумить эту мерзость. Я сделаю то, от чего они меня отговорили, когда мы заключали мирный договор. Я устрою казацкие поселения на границе с Грузией и Азербайджаном. Мы будем на границе выращивать коней и овец. Придётся им терпеть конкуренцию со стороны наших казаков. Это им очень сильно не понравится.

— У меня только одна просьба, — тихо произнесла Оля.

— Какая? — спросил князь.

— Всё, что ты только что сказал о том, что я должна стать женой твоего брата, пусть сбудется только после того, как я похороню твоё тело здесь, в нашем имении.

— Конечно, — согласился князь. — Олечка, я обещаю тебе, что вернусь живым и здоровым. У нас с тобой ещё будут дети. Если, конечно, на то будет воля Господа. И вот ещё что, мой боевой друг полковник Маньшин Антон Леонидович

по моей настойчивой просьбе записал свои некоторые боевые истории и отдал мне. Я прочитал их и решил напечатать. Да вот, с этой ипотекой как-то замотался, некогда было всерьёз заняться этим делом. Если я вернусь, то сам их опубликую. А на тот случай, если меня привезут, чтобы похоронить, вы опубликуйте их, за мой счёт. А если будут доходы от этой публикации, то направьте их на помощь осиротевшим детям. Вот эти записи.

«Февраль 95го, лекционный зал университета, через зияющие пробоины потолка смотрит голубое небо, пятеро бойцов и я вместе с ними окружены, штурмовая группа отошла на исходные позиции и мы остались в окружении. И вот, четверо убиты, а пятый умирает у меня на руках. Ему оторвало обе ноги, а в груди торчит большой осколок. Если его вытащить, он умрёт сразу же от истечения крови. Он очень не хотел умирать: у него дома оставались больная мама и доченька четырёх лет, он был их единственный кормилец. Я перевязал ему ноги ремнями от автоматов, взял на руки и вышел на улицу. Я плакал и нёс его к своим два квартала. Я хотел вынести всех пятерых, но я мог вынести только одного. Вражеский снайпер развлекался, сопровождал меня выстрелами под ноги: фонтанчики грязи и камней то и дело вспыхивали у меня под ногами.

В конце февраля мы подошли к вокзалу расчищать пути после боя. Там осталась половина 158й Майкопской бригады. Вокзал был в низинке. А вокруг него стояли три высотных дома, с которых вокзал смотрелся как на тарелочке. И вот, когда бригада стояла на вокзале, их с этих высоток били, что называется, в упор. Ребята, наверное, отдыхали, поэтому не успевали даже выскочить из горящих БМП. Люки машин невозможно было открыть. Приходилось прикреплять гранату к люку и подрывать, только так можно было открыть. А там в машине восемь обгоревших трупов наших ребят. Приходилось надевать маски и вытаскивать. Мои ребята плакали и вытаскивали, плакали и вытаскивали. А вдоль путей стоят столбы линии электропередачи с крестообразными перекладинами. И на трёх этих крестах распяты три наших бойца. Пацаны ещё совсем. Снимаем первого крайнего — мёртвый. Второго крайнего — мёртвый. Снимаем среднего, а он ещё живой. У него пулевое ранение: пробито правое лёгкое. Ребята кусают штык-ножом колючую проволоку, которой он был распят на своём кресте. А руки его уже чёрные. И тут он вдруг пришёл в себя и тихо так говорит: «Не надо, ребята, мне здесь так хорошо». Ребята его в машину и Первомайский район, в госпиталь. Потом они возвращаются и говорят, что он умер прямо у госпиталя.

17.12.1999г мы блокировали пути подхода на юге столицы в районе Чёрной речки. Вывел я свою разведгруппу 28 человек вместе со мной в девять утра на позицию. Две боевые машины. Боевой комплект на два с половиной часа. Мы работаем одиночными выстрелами, а у них плотность огня — 25 пуль на один метр нашей позиции. Их против нас около 80 боевиков. Они вооружены отличнейшим образом. Не экономят. Ведь кто-то же поставляет им оружие, снаряжение, транспорт и довольствие. Кто-то же им платит за войну. Деньги им идут громаднейшие. Такое снабжение за подкладкой пиджака не пронесёшь через границу. Им помогают наши высокие рулевые. А для командиров они делали отравленные пули: вытаскивали пулю из патрона и проваривали её в мышьяке. Вот такую пулю я получил в плечо. Случилось это примерно в 10ч утра. Я занял позицию у V-образного дерева. Один раз я заметил блик стекла, но в пылу боя не смог придать этому достаточного значения. Подумал, что это случайный блеск осколка стекла. Враг уже обнаружил нас и начал окружать. Становилось всё горячее и горячее. Я одну спарку отстрелял и вставил в автомат вторую. И как меня научил мой старец Николай, перед применением оружия прочитал молитву: «Святителю отче Николае, моли Бога за нас» и начинаю осенять себя крестным знамением со словами: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». И только я произнёс первую часть и приложил трёхперстие ко лбу, как слева выстрел снайперки. Отравленная, как я уже потом узнал, пуля пробивает мне левое плечо навылет и задевает кость руки. Ну конечно же, снайпер стрелял мне не в плечо. Это бессмысленно было бы с его стороны. С такого близкого расстояния он мог бы мне стрелять чуть ли не в отдельную волосиночку. Нет, целил он мне, конечно же, в висок. Но я в это время молился и пуля ушла не туда, куда он её посылал. Я упал под дерево и скатился вниз. Ребята сразу заволновались, кто-то крикнул: «Командира убило!» Это для всех очень большая неприятность. Ребята начинают паниковать. Ну, я правую руку поднял, мол, не беспокойтесь, я — живой. Они «дым» кинули, и я под его прикрытием за угол дома откатился. Перевязали мне руку и опять в бой. Эту позицию нам пришлось сдать. Ушли мы из частного сектора. Заняли другую высотку и вели бой в окружении. Плотность огня со стороны боевиков была такая высокая, что головы не поднять. А у меня рука уже начала неметь, и я её привязал к телу ремнём. Я ползком перебирался от одной позиции к другой. И держали мы боевиков с девяти утра и почти до пяти вечера. Это с таим «нищим» боекомплектом — на два с половиной часа. Начало темнеть. Боевики подбираются к нашим позициям всё ближе и ближе. Кричат: «Сдавайтесь, русские свиньи, сейчас мы вам головы будем резать!» Но ребята не теряли боевого духа, хотя уже ясно было — надо готовиться к самому худшему, к смерти. А враг уже поджёг одну боевую машину. У нас осталась ещё одна бэмпэшечка. И вот, я лежу на земле и плачу, и молю Бога: «Пусть со мной будет, что угодно, лишь бы эти пацаны остались живы». Я всего за всё время потерял 41человек, из них пять офицеров, Царство им Небесное. Я головы поднять не могу. Склонил её направо и вижу столб линии электропередачи в форме креста. И я подумал: «Так вот в чём наше спасение!» И я подползаю к каждому и говорю: —«Так, ребята, через 15 минут все собираемся. Наше спасение только в молитве. Молитесь, говорю им, а кто не знает никакой молитвы, просто говорите: «Христос воскресе». И вот мы все собираемся на своей единственной машине. А у неё весь боекомплект уже почти израсходован. Работал только один ПКТ, пулемёт танковый спаренный, да и то, только одиночными, потому что стрелять-то уже было почти нечем. Быстро собрались все в кучу, взобрались все на эту бедненькую бэмпэшечку, уж и не знаю как мы смогли на неё всё 28 поместиться и быстренько двинулись к мостку через арык в направлении зелёнки. Только там мы могли затеряться в тёмном лесу. Выскочили мы на мост и попадаем в перекрёстный огонь противника. Ребята крестятся и криком кричат: «Христос воскресе! Господи помоги!» И вдруг огонь прекратился. Мы выскочили с моста на землю. Я приказываю остановиться. Мы идём вдоль арыка и находим три трупа боевиков разорванных каким-то взрывом. Нам же по ним уже нечем было стрелять. И ни одного боевика. Нет никого. Бой закончился! Ребята становятся на колени, плачут и чуть криком кричат: «Господи, благодарю тебя! Царица Небесная, спаси Господи!» Говорит, кто что может. Плачут и рыдают. Вот так мы чудесным образом все вышли живыми из этого ада. Через некоторое время мы вышли на основные силы, и все вместе начали занимать боевые позиции. А я потерял сознание. У меня уже началась первая стадия гангрены левой руки. Меня отправили в Подснежный Юрт, в 15км. Там был медсанбат. И вот я на операционном столе, около меня стоит майор медицинской службы Николай Валентиныч.

— «Ну, что, — говорит он, — будем тебе руку ампутировать».

— «Да вы что? — говорю я. — Как же я без руки буду?»

Я в ужасе! Рука у меня совсем недавно была нормальная, а вот сейчас, раз, и всё, и у меня нет руки. И он объясняет мне, что пуля была отравлена. Что после такой пули только ещё через 15 минут что-то можно почистить, а у меня прошло уже больше шести часов. Яд уже впитался в костный мозг. Уже ничего нельзя сделать. И дал он мне 5 дней, чтобы я собрался с силами, а он подготовит всё к ампутации. И вот, я лежу, и ночью мне приснился мой духовник отец Валериан Кречетов. И он говорит мне: «Антоний, ты не переживай, всё будет хорошо. Ты возьми крещенскую воду, возьми просфорку, размачивай её в этой крещенской воде и поливай входное и выходное отверстие, и прикладывай просфорку к этим отверстиям». И я звоню по рации ребятам в свой батальон, чтобы они мне привезли мою бутылочку с агиасмой и мешочек с просфорками. Я их привёз из дома по благословению батюшки. И я каждую ночь размачивал просфорку в агиасме, смачивал входное и выходное отверстие, а потом прикладывал размокшие кусочки просфорки. Ведь агиасма — великая святыня. Выше её только евхаристия. Солдаты мне помогали. А утром разбинтовывал и съедал кусочки просфорки, потому что выбрасывать просфорку нельзя. И на третий день у меня рука начала сгибаться. Представьте себе, и кисть, и пальцы уже сгибаются. На пятый день я прихожу в операционную и ложусь на операционный стол. Ну, военные врачи, в некотором смысле, очень интересные люди. Он разбинтовывает мне руку и говорит, что ты, мол, Антоний не переживай, есть люди, которые живут и без двух рук, и без двух ног, а у тебя не всего лишь только одной руки. А меня всего дрожь колотит от представления того, что сейчас он будет делать с моей родненькой рукой. А он, продолжая шутить свои шуточки, продолжает меня разбинтовывать. И вот, бинт снят. И тут я впервые в жизни вижу как у человека поднимаются волосы на голове. И он щупает мою руку. А потом говорит, что такого быть не может, что мёртвые ткани обновились, стали живыми. Он сигарету за сигаретой в зубы, говорит, что такого быть не может, рука стала живой. Потом махнул рукой и сказал только: «Иди». И теперь левая рука у меня здоровее, чем правая. Слава Тебе, Боже.

В конце февраля, уже следующего года, 23 числа, день великомученика Фёдора Стратилата нам предстоял последний бой. Перед нами 100 чеков. Их надо выбить и зачистить территорию. Время «Ч» на 4 часа утра. В час ночи я помолился царю Николаю на иконочку и лёг немножко отдохнуть. И приснился мне чудный сон: ко мне в палатку приходят два моих духовника: Валериан Кречетов и Фёдор Соколов. Один сел на стул, а другой стоит, что-то мне говорит и благословляет меня наперсным крестом. Что он говорит, я не запомнил. Тут входит солдат, которому я поручил поднять меня. Я встаю и отправляюсь к своей сотне. Чеки начинают кидать мины 80мм. Осколков около 80ти в радиусе около 10 метров. Мины рвутся в 6-7 метрах от меня. И вдруг я слышу отчётливый голос: «Ложись». Я послушно падаю лицом в грязь, под лицом газета. Мина пролетает в метре над моей головой, взрывается в двух метрах от меня. На мне ни царапины. Я беру эту газету, в которую ткнулся лицом, возвращаюсь в палатку, смотрю иконка царской семьи, вот она, можете посмотреть. Это значит, что царь Николай мне приказал упасть, я послушался и остался живым. Пошёл я на позицию к своим ребятам, проверяю экипировку. И пошли на штурм. Бой был тяжёлым, но Чёрную речку мы зачистили. И в конце боя ко мне подходит Коля Нечаев, младший сержант. Какой-то в дезориентированном состоянии, а в руках поясок, который я заставлял их одевать на голову. На пояске псалом №90 «Живый в помощи Вышняго» и молитва «Да воскреснет Бог», и крест наш, православный, восьмигранный. Я их чуть ли не силой заставлял носить на голове. Крест — по центру лба. А по плечам концы ленточек развиваются, как ангелы носят в бою, и пули их не берут. Где-то в полдень они штурмовали пятиэтажку штурмовыми тройками. Коля был ведущим тройки. Увлёкся в атаке, вырвался сильно вперёд. Третий этаж. Перед ним дверь. Он выбивает её ногой. Надо бросать гранату, но их у него уже нет. Он автоматом делает прострел. Автомат перед собой вертикально, и — в дверной проём. А чек стоит в оконном проёме, и его автомат смотрит Коле в голову. Три метра. Коля проиграл время, ему надо автомат опустить, а чек уже целится ему в голову. Всё, конец! Чек короткой очередью, три выстрела, бьёт Коле в голову, в этот святой поясок. И все три пули рикошетят вправо. Коля, оглушённый, падает. Тут поспевают его два товарища, чеку подстреливают ноги, оглушают прикладом, толкают Колю ногами: «Ты чё разлёгся тут? Вставай!» Коля встаёт и говорит: «Ребята, чё у меня с головой?» Они не церемонятся: «Да чё у тебя с головой? Крыша у тебя поехала. Давай, давай, нам ещё два этажа зачищать надо». Представляете? И вот, он подходит ко мне. У него на голове три шишки от пуль, а на святом пояске три маленькие дырочки. Я ему не поверил. Ну как это может быть, чтобы автоматные пули с трёх метров отрикошетили ото лба? На следующий день я беру его , и мы идём смотреть эту комнату. Поднимаемся на третий этаж, он подводит меня к двери, показывает окно, в проёме которого стоял чек. Я провожу мысленную линию от автомата чека к шишкам на голове Коле, потом по законам баллистического отражения смотрю на стенку. Точно! На уровне головы Коли в стене торчат три автоматные пули на расстоянии примерно 7 сантиметров друг от друга. У меня нет слов! Дух захватывает от мощи, которая укрывает нас от бед! Спаси Господи!

Потом мы пошли на Шатой. Прошли около 20км. В станице Северной нас сутки доукомплектовывали «по горке»: солнцезащитные очки, ботинки с шипами, вся горная экипировка, боеприпасы. Бэмпэшки, танки, бэтэры в полукаре построили. Ребята сидят кто где пристроился и доукомплектовываются. И прилетел вертолёт МИ-8. От вертолёта идёт группа в наше расположение. И вдруг эта группа начала очень быстро численно расти, к ней со всех сторон сбегаются бойцы. Моих ребят тоже как ветром сдуло с брони. Все кинулись туда. Я тоже пошёл. А толпа уже выросла очень сильно, человек 150, а то и все 200. Я пробираюсь в центр. А в центре идёт священник Савва Молчанов плачет и несёт мешочек с крестиками и иконками. А ребята тянут руки: «Батюшка, дайте крестик. Батюшка, дайте иконку». А полковой священник плачет как ребёнок от торжества православия. Нам в шесть утра надо было уже выступать, поэтому полковой священник всю ночь крестил ребят и причащал, а я помогал ему. Всего было крещено 50 солдат, из них 20 татар, 5 дагестанцев. Потом я освятил всю боевую технику, танки, бэтэры, бэмпэшки и всё оружие.

Мы блокировали мост через реку Сунжа, чтобы чеки не вышли из окружения. Враг очень хотел вырваться из мешка. И троих моих ребятишек скосило прямо на мосту. У каждого по три-четыре поражения в жизненно важные органы: в голову, под сердце, в лёгкое. И вот Вадим, Геннадий и Александр лежат на мосту, а чеки не дают к ним даже приблизиться, чтобы забрать. Ну, мы сконцентрировали огонь, подавили точки, ведущие обстрел моста, и всё-таки вытащили ребят. И они лежат на берегу реки у самой воды. А ребята некрещеные. И я взял из реки воду и крестил их мирским чином страха ради смертного. А мы же находились на вражеском берегу реки, во фланговом окружении. Чеки рвутся на мост, чтобы вырваться на волю. И вот, наша бэмпэшэчка нащупала брод через Сунжу и вывезла раненых ребят на другой берег в медсанбат. И вот ребята лежат на земле, а хирург, офицер ходит и говорит: «Этот умрёт через пол часа, ему не надо ничего делать. Этот и часа не протянет. Тоже ничего не делать». Он отбирает, кого оперировать, а кого оставить просто умирать. Вадиму и Саше он отмерил по пол часа жизни, а Геннадию по широте своей души отмерил аж целый час. И тут я вижу полкового священника Савву Молчанова. Я бегу к нему, в ноги падаю, прошу покрестить моих ребят, так как я их покрестил только мирским чином. Священник на ходу облачается и крестит моих ребят полным чином, с исповедью, миропомазанием и причастием. Полтора часа идёт крещение. И вот, Вадим, которому хирург отмерил пол часа жизни, встаёт и просит ручку, чтобы мамочке написать письмо, потому что давно не писал, мамочка беспокоится, ждёт от него хотя бы весточку, а он, вот, может умереть и не успеет попросить у неё прощения. А Геннадий тоже встаёт и просит, чтобы ему дали курнуть. Их эвакуируют, и они через полтора месяца возвращаются к нам живыми и здоровыми. Вот какова сила святого причастия. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.

На подступах к Шатою у поселения Утумкала на серпантине горной дороги с соседней высотки чеки подбивают две бэмпэшки, которые не были освящены. А освящённые не были подбиты. Выстрел РПГ подбивает нос БМП, она накренилась и сейчас полетит в пропасть глубиной около 150 метров. Машина горит, все покидают её, а механик-водитель пытается удержать машину на дороге. А дорога обледенелая, дело бесполезное, сейчас она полетит в пропасть. Я по корпусу подбегаю к его люку, выдергиваю его вверх и выбрасываю на дорогу. Подхожу к люку наводчика оператора, чтобы вытащить из машины гашу батальонную икону «Неопалимая купина», и тут снайпер попадает мне в спину под сердце, пробивает бронежилет. Я прижимаю к себе икону, теряю сознание, сваливаюсь в люк горящей машины и вместе с ней лечу вниз 150 метров в пропасть, пересчитывая головой все железяки в башне. Ребята спускаются вниз, вытаскивают меня из горящей машины и эвакуируют вверх. На дорогу. Я прихожу в себя и приказываю ребятам опять спуститься в пропасть и достать из упавшей машины мой планшет, в котором лежит моя икона Спасителя. Мне товарищи говорят: «Товарищ командир, да вы что? Там же всё горит и взрывается. Там каски сгорают, а вы говорите, чтобы мы вам из неё икону достали. Как она там может уцелеть?» Но я ещё раз настаиваю. С опасно раненным офицером разговаривать тяжеловато, и они исполняют моё распоряжение: спускаются опять вниз и возвращаются через четверть часа. Они чуть не плача, со слезами на глазах говорят, что такого не может быть. Когда они спустились вниз, машина уже догорала. Она не взорвалась, а только выгорела изнутри. Люки десанта открыты, и они снегом закидали пламя. И увидели мой планшет. Он полностью обугленный. Его в руки взять невозможно. Они прикладом автомата разбили уголья и среди пепла и угольков увидели икону Спасителя целой и невредимой. Вот они, целуя её, и принесли мне эту иконку. Вот она, можете посмотреть. И я потерял сознание. Пуля опять оказалась отравленной. Она прошла очень близко к сердцу, и яд отравил мышцы сердца. Сердце начало давать перебои, грозя вот-вот остановиться. Я на четыре месяца впадаю в кому. Врачи говорят, что в таком состоянии уже ничего невозможно сделать. Я побывал в состоянии комы в четырёх госпиталях. Везде врачи отказывались от меня. И только жена моя не отказалась от меня, везде возила, всех просила. Из последнего госпиталя Бурденко жена меня забирает под расписку, что в случае моей смерти она всю ответственность берёт на себя. И повезла меня жена в Оптину пустынь под Калугой. Привозит она меня в пустынь, а старца там не оказалось. Я в коме. И уже начинаю сереть. Всё. Меня мой друг привёз на большой машине. Жена плачет. И тут подходит одна монахиня. Она узнала, что моя жена ищет старца Илию, она была его послушницей, духовным чадом, сказала, что старец сейчас в скиту, что она знает, где этот скит, и если её возьмут, то она покажет дорогу. Время было не просто дорого, времени на разговоры просто не было. Взяли монахиню и поехали. Подъезжаем к скиту, ворота открыты и в проёме ворот стоит сам старец, встречает нас. Жена выбегает из машины, падает ему в ноги и говорит: «Батюшка, я мужа привезла…». А он её перебивает, говорит: «Воина Антония?» Ему не надо было ничего говорить, он уже всё сам знал. Жена говорит: «Да. Он умирает. Батюшка, помолитесь, пожалуйста, может он ещё поживёт. Может Господь даст чудо». Меня в состоянии комы, как потом рассказывала мне жена, выносят из машины на носилках , кладут на землю. Старец становится надо мной на колени, накрывает мне голову епитрахилью и читает «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». Произносит её первый раз — я начинаю слышать. Я за четыре месяца, с апреля по август, впервые слышу человеческую речь. Батюшка читает второй раз — я открываю глаза. Жена падает в обморок. Батюшка читает третий раз — я поднимаю голову. Смотрю на голубое летнее небо, слышу шелест листвы. Никаких болей в сердце, только неописуемая радость в сердце моём. Я месяц лежал в скиту. Учился шевелиться, есть, двигаться, ходить. За четыре месяца мышцы атрофировались, и мне надо было научиться всё делать заново. Батюшка меня причащал почти каждый день. Через две недели я уже мог ходить.

Воспоминания.

В начале января 96 года я проезжал на БМП мимо блокпоста на границе. Остановились. На посту 8 человек. Вооружены они плохо. По неписанному правилу, каждый останавливающийся у поста старается дать ребятам что-нибудь, еду и боеприпасы, так как им редко привозят что-нибудь. Остановились. Ко мне подходит молодой солдат и говорит: «Рядовой Родионов». Это тот мальчик, который потом в плену у них отказался снять крестик с себя, а они ему за это голову отрезали. Вот так бывает в наш высоко цивилизованный век. Я говорю ему: «Ну, рядовой Родионов, а имя-то у тебя есть?» Он говорит: «Да. Женя». Я спрашиваю: « Ты крещённый?» Он отвечает утвердительно и показывает свой крестик за камуфляжем. Я поинтересовался, читал ли он Евангелие? Он ответил, что только слышал о Нём. И мы решили с ним почитать Святое Писание. Я достал своё Евангелие, открылось 23 глава от Луки, о крестных страданиях нашего Господа, Иисуса Сладчайшего. Женя стоял слева от меня, и у него из глаз текли слёзы. И когда я уже собирался ехать дальше, Женя спросил меня: «Товарищ командир, тяжело, наверное, умирать?» Что ему сказать? Я в то время был только один раз легко ранен и немного контужен. Давай вспомним о том, что только что прочитали с тобой. Господа пригвоздили к кресту. Два разбойника, которые один по правую руку от Него, а другой по левую, были, по преданию, привязаны верёвками, а Господа пригвоздили. И толпа жидов, которые смеялись над Ним, кричали Ему: «Сойди с креста, вот тогда уверуем в Тебя». «Не вмени им, Господи, греха их, ибо не ведают, что творят». Смотри, Господь молился за своих обидчиков. Так давай и мы будем пытаться подражать Ему. Мы возвращались через этот пост примерно дня через три. Женя опять подошёл ко мне, и мы опять прочитали Евангелие, на этот раз одну из начальных глав от Иоанна. А через три месяца чеки напали на этот пост. Четверых убили, четверых взяли в плен, в том числе и Женю. И только у него был нательный крестик. И он не захотел отказаться от своей веры, и они отрезали ему голову. Когда мать его приехала выкупить тело сына своего, то чеки деньги у неё взяли, но тело сына, как всегда, не отдали. Обманули. Когда командиру сказали, что так делать нельзя, и что это мама того самого мальчика, который не отказался от Господа, то он стал перед ней на колени и сказал, что если бы все солдаты были такими как ваш сын, то Россия была бы непобедимой.

У меня был друг Константин Васильев, подполковник юстиции, мы учились вместе в академии. Когда чеки взяли «Норд ост», Костя, возвращаясь с работы, проходил мимо. Из здания «Норд оста» выбегает женщина и кричит, что там террористы в масках, в камуфляже, с автоматами захватили людей, угрожают оружием убить всех. И Костя не стал звонить в милицию, а пошёл прямо туда. Его лёжки снайперские пропустили внутрь. В фойе к нему подходят трое боевиков в камуфляже, с автоматами. Он показывает им свои документы, подполковник департамента военных судов, предлагает им отпустить детей, а себя предлагает в заложники. Им поразвлекаться хочется: тычут своими автоматами ему в лицо, срывают погоны, начинают бить. Костя их начинает бить. Двоих обезоруживает, но третий стреляет в него. Пять пуль в тело. Костя падает, и шестая пуля в голову завершает его жизнь. Его тело по винтовой лестнице сбрасывают вниз, в подвал. Это была первая жертва «Норд оста», а нашли его тело последним, на четвёртые сутки. В подвале было много крыс, но ни одна из них не тронула тела Кости. Когда хоронили Костю, я вдруг увидел, что из глаз его побежали слёзы. Я приложился поцеловать венчик на голове его и почувствовал запах свежих яблок. Я сказал об этом батюшке, который хоронил его. Батюшка тоже поцеловал его лоб, почувствовал аромат и произнёс: «Истинно святая кончина воина сего небесного».

В октябре 2003 г шли мы колонной в горах и попали в засаду. Первым выстрелом чеки подбили головной БТР, а вторым — замыкающий. Колонна была заперта для уничтожения. Я вёл бой с колена. Следующий выстрел РПГ попадает в люк десанта, в метре от меня. Взрывной волной мне повреждает сетчатку и роговицу глаз, та же волна бьёт меня головой о борт БТРа, и я теряю сознание. Ну, тут вызвали вертолёты поддержки, которые засаду уничтожили, и колонна пошла дальше. А меня эвакуируют опять в госпиталь, где врач, который должен оперировать мне глаза, сообщает мне, что у меня серьёзные повреждения сетчатки, роговицы глаз и контузия глазного яблока, и что видеть я больше не смогу. И я три ночи плачу и прошу в моих молитвах царя Николая и Женю Родионова, чтобы они помогли мне видеть иконы и тексты Святого Евангелия. На третью ночь мне во сне являются Костя Васильев с царевичем Алексеем. Царевич Алексей в своём мундирчике, я его сразу узнал. Я у Кости спрашиваю: «Как тебе там?» Он отвечает: «Мне там хорошо, но тебе туда ещё рано. Я знаю, тебе сейчас очень плохо, но не тревожься, у тебя всё будет хорошо». И он ставит перед собой царевича, берёт его руку и кладёт мне на глаза. Мне сразу стало хорошо, и я проспал 12 часов. И приходит врач, разрезает мои бинты на глазах, а я — вижу. Пока ещё плохо, но вижу! И врач ведёт меня в свою лабораторию, чтобы проверить мои глаза с помощью своих приборов. И я опять вижу, как от изумления у человека поднимаются волосы на голове. Он не понимает, что произошло. И я каждый год прохожу комиссию на инвалидность, и врачи удивляются, как я живу с таким сердцем и как я вижу с такими ранениями глаз?»

НЕПРИЯТНОСТИ

На биокомплексе начали одна за другой происходить неприятности, которые случались только в те смены, когда дежурили Володя и Таня. Когда Володя во время смены осмелился войти к Тане в лабораторию, та встретила его со слезами на глазах.

— Володенька, миленький, я тебя умоляю, пока мы не вернёмся на Землю, не приходи ко мне и даже не подходи.

— Но Таня, — Володя аж запнулся от неожиданности.

— Володя, я тебя умоляю, потерпи. А сейчас даже не спрашивай меня ни о чём. И прошу тебя, пожалуйста, сейчас уходи, — и когда за любимым закрылась дверь, Таня рухнула на стул, обхватила голову руками и зарыдала.

Но ей толком и поплакать не удалось. Завыла сирена, сигнализирующая об аварии на одной из линий. Танечка быстро выскочила в зал и быстро обнаружила нарушение технологического процесса.

— Почему в этот реактор две смеси поступили одновременно? — спросила она у подбежавшего Владимира. — Ведь вторая смесь должна была поступить только через двадцать минут после первой.

— Сейчас посмотрю, — пробормотал Володя и кинулся к синхронизатору. После внимательного осмотра в первый раз он ничего подозрительного не обнаружил. Всё, вроде бы, нормально. Ну, разве какая-то паутинка мелькнула. Володя задумался. Странно. Вроде бы всё закрыто от пыли. Откуда паутинка тут могла взяться? Но размышлять ему не дали, позвали к реактору помочь выгрузить испорченную партию. Пока выгружали, пока вычищали, пока вымывали. Когда Володю отпустили, он принёс лупу и пошёл опять осматривать синхронизатор. И тут его ожидала ещё большая неожиданность: никакой паутинки он не нашёл. Ну не с ума же он сошёл?

— Пётр Петрович не ругался, даже не выговаривал. Просто прошёлся вдоль цеха, сделал несколько малозначащих замечаний и молча удалился. Впервые за время работы биокомплекса смена выдала задание не в полном объёме. На Володю и Таню жалко было смотреть. Авив Яковлевич вызвал к себе Володю.

— В чём дело? — спросил он автоматчика. — Объяснение срыву есть?

— Есть, — вяло произнёс Володя и, достав из нагрудного кармана две вместе сложенные стеклянные пластинки, положил их на стол капитана.

— Что это? — спросил тот, не притрагиваясь к пластинкам. — Я тут ничего не вижу.

Володя протянул ему сильную лупу. Капитан взял увеличительное стекло и, склонившись, принялся рассматривать.

— Всё равно ничего не вижу, — недовольно пробормотал капитан. — Ты не мог бы мне толком всё объяснить. Тут, вроде бы, как что-то похожее на крошечную паутинку.

— Вот в ней и есть всё объяснение, — так же вяло произнёс Володя. — Паутинка-то не простая. Она покрыта тончайшим слоем графита. Поэтому этот кусочек паутинки, в отличие от всех других паутинок, проводящий. Я, когда в первый раз осматривал синхронизатор, заметил крошечную паутинку. Но меня отозвали. Потом, когда освободился, я взял лупу и вернулся, то паутинки уже не было. Но на одном из контактов я нашёл вот этот крошечный обрывок. Вот и получается, проводящая паутинка закоротила две отдельные цепи, и синхронизатор включил подачу одновременно двух смесей. Потом паутинку кто-то смахнул, и синхронизатор вернулся в нормальное состояние.

— Странно, — задумчиво произнёс капитан и внимательно посмотрел на автоматчика. Потом отвернулся и подошёл к окну. Постоял некоторое время, словно что-то рассматривая за окном, и опять повернулся к Володе. — Ладно. Я тебе верю. Похоже, что кто-то копает под тебя. Можно, конечно, и догадаться кто этот умник. Но нужны более веские основания. Я попрошу тебя, вернись на комплекс и поработай ещё немного там. Мне для чёткости картины нужно собрать ещё немножко фактов. Надо бы тебя забрать оттуда, но я знаю, что ты выдержишь. Потерпи ещё чуть-чуть. Уж слишком хитра эта бестия. Для полной статистической картины я хронометраж хороший хочу провести. Я постараюсь подыскать тебе такую работку, чтобы ты хоть немного отдохнул. У нас всё идёт нормально. Мы опережаем график восстановления работоспособности «Аргона». Скоро будем собираться в полёт. Не возражаешь?

— Приятного там, конечно, мало, — невесело произнёс Володя. — Но, если надо для того, чтобы прижучить этого жучка. То можно и потерпеть. Может помочь чем? Спровоцировать его?

— Нет, не надо, — покачал головой Авив Яковлевич. — Уж слишком этот жучок умный и осторожный. Ещё заподозрит что-то, станет ещё сильнее таиться. Наоборот, притворись очень расстроенным и даже несчастным. Договорились?

— Хорошо.

— Только будь очень внимательным. Постарайся контролировать каждый шаг.

— Буду стараться, — вздохнул Володя, понимая, что никакая осторожность не поможет в этой аховой ситуации.

Так оно и получилось. Редко какая смена проходила без ЧП. Это было невыносимо: идти на смену, ждать происшествие, получать его, разбираться, мучиться, переживать. Хуже пытки не придумаешь. Потемнел, осунулся Владимир. Измучилась Танечка, страдая за возлюбленного. Не в силах помочь ему, она уже много раз ругала себя за глупую попытку вразумить Петра Петровича, попробовать пробудить в нём элементарные человеческие чувства.

Но всё это было только цветочки. Вскоре случилось более страшное. В одну из смен Тани и Володи Самсонова, через три час тридцать девять минут от начала, взревели аварийные сигнализации по всем линиям. Продукция смены пропала полностью. Трудно представить себе, что пережил в эту смену Володя.

Танечка закрылась в своей лаборантской и рыдала. Она уже догадывалась о том, почему все неудачи и происшествия преследуют именно их смену. Да что там догадывалась? Она уже точно знала, где была зарыта эта дохлая псина. Но, в то же время, никак не могла поверить в возможность существования около себя такой хищной жестокости. Чувствуя себя беспомощной малой щепочкой в бурном потоке событий, которыми она не только не могла управлять, чтобы справиться с ними, но не могла хотя бы просто пристроиться к их течению, чтобы попасть туда, куда её влекло сердечко: в тихую гавань счастья и любви. Осознавая своё полное бессилие, она даже не могла решить, что ей делать: ругать ли ей весь биокомплекс вместе с Петром Петровичем или благодарить? Да, она в биокомплексе испытала много страданий, с ним связан трепет её души. Но ведь именно биокомплекс дал ей возможность встретиться с Володенькой. И как Пётр Петрович ни зверствует теперь, но ведь именно он пригласил её Володеньку в лаборантскую. И что теперь ей делать? Идти к Авив Яковлевичу со своими подозрениями и догадками? Но кто ей поверит? Она же ничем не может подтвердить свои размышления. Имеет ли она право наговаривать на всеми уважаемого человека? Вся её уверенность зиждется исключительно на эмоциях. Но они важны только ей и Володеньке. А людям нужны только факты.

— Ой, уходить надо Володеньке из биокомплекса, — горько размышляла она сама в себе.— И уходить очень срочно, пока не случилось чего похуже.

Но всё решилось без её участия, почти само собой. Пётр Петрович написал докладную записку капитану «Аргона» с объяснением причины гибели продукции всей смены, с указанием имени виновника этой гибели, безответственного работника и разгильдяя наладчика смены Самсонова Владимира, с предложением разобраться и наказать. Пришлось Авив Яковлевичу вызывать к себе для детальной разборки по всем мельчайшим косточкам провинившегося Самсонова.

— Пётр Петрович подал на тебя докладную, — начал сразу капитан. — А ты что на это скажешь?

— А что мне говорить? — обречённо пожал плечами Володя, который уже испереживался настолько, что ко всему был готов, что был готов ко всему, и ничем уже невозможно было вытащить его из раковинки, в которую он спрятался от этого ужасного мира. — Он — начальник, а я, соответственно, дурак. Ему виднее.

— Да это я уже давно уяснил, — усмехнулся Авив Яковлевич. — Я жду, что ты мне скажешь?

— А что я в этой ситуации могу сказать? — Володя, опустив голову, продолжал стоять у двери. — Стоит ли говорить?

— Стоит, стоит. Говори.

— А …, — Володя безнадёжно махнул рукой, — что ни скажу, всё равно мне виноватым оставаться.

— А ты говори, говори, — спокойно подбодрил его Авив Яковлевич. — Ты за меня, пожалуйста, не решай. Ты мне выкладывай свою информацию, а я обещаю тебе, что честно, без всякой утайки, сообщу свои выводы из твоей информации. Всё на равных. Без всяких, там, дураков. Слушаю. Да, чего это ты там устроился около двери? Торчишь как провинившийся мальчишка. Успокойся, ни в чём ты не виноват. Проходи, садись на табурет поближе к столу. Давай попробуем тщательно разобраться в том, что он нам устроил. Извини, я тоже немного потерял контроль над собой. Очень это неприятная штука: жить, зная, что около тебя ходит твой противник и строит тебе гадости, а ты ничего не можешь сделать. Помнишь, кто-то выбросил маячок в открытый космос через шлюзовую камеру «Аргона»?

— Помню, — кивнул головой Володя.

— Так вот, мы с Виктором попытались тогда снять отпечатки со всех кнопок и рукояток камеры. Ничего не получилось. Мы с Виктором, конечно, не очень высокие специалисты в этом деле, но в программе подготовки и этот вид работ предусмотрен. Знаешь, всякое случается в рейсе. И с трупами иногда приходится иметь дело. Ну, так вот, никаких отпечатков мы так и не нашли. Даже наших нет. Всё, сволочь, тщательно протёр. Так мы и не смогли узнать, кто маячок выбросил, по чьей прихоти мы здесь теперь мучаемся? А ты не переживай. Всё у нас будет путём. Пусть эта пакость мучается, старается в своих гадостях. Ладно, оставим пока наши прежние неудачи. На Земле будем разбираться, что надо сделать, чтобы другим не попасть в подобную ситуацию Итак, давай, говори.

— Аварийная сигнализация сработала, а, значит, и процесс остановился на тридцать девятой минуте часа, — начал своё объяснение Володя, но всё программирующее устройство цеха остановилось на тридцатой минуте, — Володя умолк. Молчал и Авив Яковлевич, ожидая пояснений. Но Володя продолжал молчать.

— Я не понял, что ты мне хочешь сказать? — наконец нарушил молчание Авив Яковлевич, поняв, что дальнейших пояснений от собеседника ему не дождаться. — Ты можешь толком всё сказать?

— Так я же тоже ничего не пойму, — пожал плечами Володя, удовлетворяя своё желание хоть кого-то поставить в затруднительное состояние вопросами, ответы на которые ему уже давно и прекрасно известны. — Как такое могло получиться? Здравый смысл кричит: если программирующее устройство остановилось, то должна сработать сигнализация. Это свойство процесса. Иначе и быть не могло. Однако аварийная сигнализация молчала девять минут. Как такое могло случиться? Это могло случиться только в том случае, если посторонняя программа заменила настоящую программу. Посторонняя программа повела процесс к гибели. Но аварийная сигнализация не всегда может разобраться какой процесс допустим, а какой нет. Вот она и думала аж девять минут, пока вся партия не погибла.

— Не хочешь ли ты мне сказать, что руководитель процесса не спросил тебя о причине гибели партии, не потребовал анализа происшедшего? — удивился Авив Яковлевич.

— Да какой там отчёт? Какой анализ? — возмущённо пожал плечами Володя. — Пришёл, посмотрел и величественно удалился. Ничего не спросил, ни словечка не произнёс. Пошёл отдыхать.

— Вот тут ты и ошибаешься, — саркастически усмехнулся Авив Яковлевич. — Судя по времени подачи мне докладной на происшествие, он тут же сел писать на тебя «телегу». Ну ничего, теперь я в письменной форме попрошу его написать мне объяснительную на гибель партии. Это очень серьёзное дело. Если виноват технологический проект, то — это головная боль многих институтов, потому что такие технологические процессы заложены на всех наших кораблях. И если в них есть ошибка, то эту ошибку надо найти и проанализировать, найти путь к исправлению, а потом менять на всех кораблях. Если я всё правильно понимаю, то программирующее устройство должно было обнаружить отклонения в химическом составе растворов. Но этого не случилось. А это большой прокол в программе, причём с глубоко идущими последствиями. Я так всё понимаю?

— Да, я именно на это хотел обратить ваше внимание. Моей вины тут никак не видно. Я не имею права вмешиваться в программу. Я этого и не делал. Но, я считаю, посторонняя программа была отлично согласована с главной, рабочей программой. В противном случае сразу должна была сработать сигнализация. А она не сработала, и чужая программа сумела привести продукт в полную непригодность.

— Автоматчик, я имею в виду, рядовой автоматчик, может это сделать?

— Да ни в коем случае. Я могу предположить, что надо для этого сделать, но взять и вот так сразу, в один день сделать это — ни в коем случае. Я никогда не думал в этом направлении. Мои мыслительные способности не приучены к этому. К этому надо долго и тщательно готовиться. Для этого надо обладать высокопрофессиональным уровнем.

— Ну, вот, а ты мне тут пытался лапшу на уши повесить: зачем говорить, зачем говорить? — засмеялся Авив Яковлевич. — Теперь я знаю, как его за жабры взять. Теперь он мне много отчётов понапишет о том, каким образом отлично отлаженный процесс дал такой грубый сбой. Теперь передо мной стоит новая задача: каким образом строить беседы с ним? Надо мне так осторожненько его вывести на чистую воду, чтобы он ни о чём не догадался до самого прибытия на Землю, до самого появления перед комиссией с отчётом: кому и как удалось сломать технологическую карту? И потом, мне уже немного страшно за тебя. Если он начнёт хоть что-то подозревать, то в первую очередь захочет убить тебя, как главного свидетеля обвинения. Нет, ты в биокомплекс больше ни ногой. Я не хочу брать грех на душу. Послушай, а можно доказать сейчас всё то, что ты мне только что рассказал?

— Никак невозможно, — пожал плечами Володя. — Ну, остановилась программа. Ну, пропал продукт. Система промыта и всё началось с нуля. Критическая точка пройдена. Всё нормально. Всё очень хорошо. Вывод напрашивается сам собой: нет Самсонова, нет испорченного продукта. Ни к чему не придерёшься. Никаких следов. Тонкая работа.

— Да, работает он очень тонко и осторожно, — кивнул головой Авив Яковлевич. — Послушай, а если провести анализ испорченной партии? Он же обязан провести анализ. Он делал его?

— Нет, — безнадёжно качнул головой Володя. — Он ребятам приказал вырыть яму и вылить испорченную партию.

— Ух, какой хитрюга! — восхитился Авив Яковлевич. — Ну, ничего, это тоже козырь против него. Хотя, если задуматься, можно быстро понять, что к нему никак не придерёшься. Он же не профессионал в этом деле. В том смысле, что он биолог, а не технолог. Он же добровольно взялся помочь нам. Он в любой момент может заявить, что такие тонкости его никогда не интересовали, и он не обязан думать о таких последствиях нарушения процесса. Вообще-то, главой биокомплекса я должен был назначить моего старпома, Виктора. Но у нас так много работы, что я сам посылал Виктора во все трудные точки. А этот процесс всегда считался таким отработанным, что на нём можно и отдохнуть. И что получается? А получается, что вина за всё лежит на мне и моём старпоме. А он тут абсолютно ни при чём. Ой, как он хорошо всё продумал. Послушай, а сейчас из почвы пробы испорченной партии нельзя взять пробы на анализ?

— На Земле это, может быть, и можно было бы сделать, — с сомнением покачал головой Володя, — а здесь у нас нет такой тонкой аппаратуры. Вряд ли что получится.

— Как жаль, — вздохнул Авив Яковлевич. — Такой материальчик был бы. И никто не догадался взять пробы.

— Почему никто? — усмехнулся Володя.

— Ты хочешь сказать, что ты взял?

— Нет, — отрицательно покачал головой Володя. — Мне было не до того. Я тогда был в таком состоянии, что не мог этим заниматься. Но я успел шепнуть Тане, чтобы она взяла пробы и из самих растворов готовой продукции, и из дозаторных труб, по которым в реакторы поступали смеси.

— Ну, ты и фруктик, — ахнул Авив Яковлевич. — Ну, ты и артист. Разыграл тут передо мной из себя невинную овечку. Я перед ним ахаю и распинаюсь от жалости к самому себе, а он стоит и молчит. Так. Ладно. Оставим на потом эти мелкие детали. Слушай, так теперь надо о безопасности Тани думать. Он заметил, что она брала пробы?

— Да не должен был, — вздохнул Володя. — Мне кажется, она успела взять пробы до его прихода. Да и вообще, в это время в цехе были только я и она. Никто не должен был видеть.

— И всё равно, — нахмурился Авив Яковлевич, — её надо срочно вытащить из комплекса. А как же тогда анализы делать? Тебя на комплексе не будет. Тани тоже не будет. Кто же будет делать анализы?

— Можно будет сделать так, — начал предлагать Володя, — основную работу я могу вести в своём домике. А если надо будет какие-нибудь анализы провести на комплексе, то это можно сделать через Амину. Она, если узнает, что шеф хочет подложить свинью Виктору, перегрызёт ему горло вместе с плешью на голове.

— Это хорошая мысль, — обрадовался Авив Яковлевич. — Только вот твоя мысль о твоём домике мне не очень нравится. Он же считает, что этот домик уже его собственность. Он же уже приготовил прикрыть свою плешь лавровым венком. Он же может в любой момент появиться там. А вдруг что-то почует? Нет, я спрячу тебя в другом месте. У нас один ваших парней занудился на своей работе. Просится, чтобы я его вернул в посёлок. Вот я его и отправлю вместо тебя на биокомплекс. А ты пойдёшь вместо него.

— А чем он занимается? — спросил Володя.

— Дрова нам поставляет. Траву косит для твоего хозяйства. У него в распоряжении одна мирная лошадка. В лесу сухостоя много, вот он и пилит его. Напилит чурбачков, на телегу нагрузит и везёт в посёлок. Надоело, говорит, все делом занимаются, а я курортничаю. Только, вот, думаю я, дело-то совсем в другом. Он в посёлке с девушкой встречается. Наверное, по ночам скучает по ней. Думы его грустные одолевают: где она да с кем? Пойдёшь?

— С удовольствием, — обрадовался Володя. — А где он ночует?

— Да где захочет, — засмеялся Авив Яковлевич, догадываясь, о чём думает Володя. — У него там небольшой шалашик есть с удобствами под кустиками. Если работы не много, то он и в посёлке на ночь остаётся. Вечером дрова привезёт, а рано утром опять к себе в лес отправляется. Откровенно говоря, я иногда завидую ему. Ну, так как, согласен помучиться?

— Ещё бы, — в довольной улыбке расцвёл Володя, всё ещё не до конца веря своему счастью не видеть больше своим начальником Петра Петровича, получить возможность по вечерам встречаться с Танечкой. Да просто отдохнуть на свежем воздухе, покупаться вволю в речке, понюхать цветочки, погоняться за бабочками, поваляться на травке, поглазеть на звёзды вместе с Танечкой. — А чем он дрова пилит? Одному вручную много не заготовишь.

— Ну, зачем вручную? У него мотопила есть. На спирте работает. А вот полешки колоть придётся вручную. Намахаешься. Так я не понял, ты согласен или нет?

— Да конечно же согласен. Я же не совсем такой тупой, чтобы отказываться от такого курорта.

— Ну, не знаю. Ты всё время спрашиваешь и спрашиваешь. Я уже начал думать, что ты хочешь отказаться. Ну, если согласен, то иди к Вите. Я ему уже рассказал о том, что наметил тебя сменит на биокомплексе нашим дровосеком. Так что, он уже в курсе. Он отведёт тебя к дровосеку. Там вместе наколете дров и привезёте их в посёлок. А завтра с утра ты приступишь к самостоятельной работе. О Тане не беспокойся, я её сейчас же заберу с комплекса. Иди.

— А куда вы её хотите направить? — Володя остановился в дверях и с лёгким беспокойством повернулся к Авив Яковлевичу.

— Ну, для начала придётся вас разлучить на некоторое время. Но не волнуйся, не надолго, — успокоил его Авив Яковлевич. Пусть тоже немножко отдохнёт на свежем воздухе.

— А что она будет делать?

— Да тут у нас одна новость не очень приятного свойства наметилась, — вздохнул Авив Яковлевич. — Наши ребята наткнулись на странное место в горах. Горные разработки. И похоже, что кто-то совсем недавно там работал. Работы велись вручную. Совсем какая-то странная штука получается: планета необитаемая, а недавно кто-то что-то в горах добывал. Нехорошее это для нас дело. Хорошо, что мы от тебя получили цистоний и лантаний. Это очень ускорит наш отлёт отсюда. Ребята уже почти закончили антиметеорный щит и начали синтезировать топливо для двигателей. Скоро будем готовы к отлёту. Да, так вот, я хочу послать в горы комплексную экспедицию. Пусто посмотрят, что там добывали? Какие люди там работали? Почему ручной труд? Остатки пищи и отходов должны быть. Надо собрать как можно больше информации. От биологов я решил послать твою Таню. Пусть развеется от биокомплекса. Свежим воздухом подышит. Ножки на горных тропах разомнёт. Считаю нужным предупредить тебя, что в своём отчёте компании я собираюсь уделить особое место тебе. В радиорубке мы бы без тебя не справились. При синтезе топлива и монтаже щита защиты ты нам помог сильно сократить время пребывания на этой планете. А о Карле я буду писать особое представление. Хочу просить компанию приобрести Карла или его прототип для своего корабля. Это же изумительнейший многофункциональный робот. Я думаю, что тебе не отвертеться от заказа на партию подобных роботов. Миролюбивый, послушный, понятливый робот. Готовь карман для прими от нашей компании. И вот ещё что. Ты, наверное, знаешь, что я, как капитан, имею право венчать на супружество. Так что, если вы с Таней надумаете это дело потихонечку от Петра Петровича провернуть, дабы избежать всяких неприятностей с его стороны, я всегда готов. А на Земле, когда минует опасность его мести, можно будет сыграть и настоящую, праздничную свадьбу.

— Спасибо, — благодарно улыбнулся Володя. — Я бы с огромным удовольствием, но Таня не хочет этого. Мы с ней уже обсудили такую возможность.

— Почему не хочет? — удивился Авив Яковлевич.

— Она хочет, чтобы всё было один раз, празднично, открыто, явно. Чтобы весь мир видел, какая она счастливая. Говорит: не хочу прятаться и таиться. Я ничего плохого не делаю, выходя замуж за того, кого люблю. А кому это не нравится, пусть тот и таится. И чтобы платье было красивым и праздничным. И чтобы наряд был такой как надо. И чтобы головной убор был полным. И чтобы гости были в преогромнейшем количестве. Я, говорит, царица всей России. Пусть пока меня и не признают. Это их проблемы. Не достойно, говорит, моего сана прятаться по тёмным углам. Пусть мои враги прячутся. Вот такая у неё точка зрения по этому вопросу.

— А тебе не страшно? — засмеялся Авив Яковлевич.

— Бывает иногда, — со вздохом улыбнулся Володя. — Страшновато иногда, когда вдруг начинаю представлять себе: безродный парень — и вдруг супруг такой красавицы, да ещё и царицы. Я даже и не знаю, тогда я кем буду? Царём, что ли? Я раньше как-то и не интересовался своей родословной. Мне мама ничего не говорила о себе.

— Боялась, наверное. — предположил Авив Яковлевич. — До недавнего времени на Руси с высокой родословной было просто опасно жить. Многие скрывали свою родословную. Ну, что ж, видно не судьба мне быть вашим священником. А так хотелось. Ладно, пусть повезёт первому архиерею России. А я, если позволите, хотя бы просто поприсутствую на вашей свадьбе. Буду этому очень рад.

— Мы и об этом с Таней успели потолковать, — улыбнулся Володя. — Я сейчас вам сообщу её точку зрения по этому поводу. Хотя, должен сказать, что инициатива принадлежит мне. Она сама сказала: если иерархи не хотят признавать монархию, не хотят признавать святыми останки моих погибших предков, то и я не очень стремлюсь видеть их на моей свадьбе. Они сами себя отделили от монархии. Пусть и будут отдельно от меня. А раз капитан имеет право совершать венчание здесь, на планете Дев, то почему он не сможет венчать нас на Земле? Я очень хочу обвенчаться сейчас, но не хочу делать это тайно. Так пусть и на земле нас венчает Авив Яковлевич. Вот такая её точка зрения.

— Ну, ты меня, просто, огорошил сейчас. Очень рад такой чести, — улыбнулся Авив Яковлевич. — Но, я думаю, пока рано об этом широко вещать. Потерпим до возвращения на Землю. Всё в руках Господа. Иди, ищи Виктора.

ОПЯТЬ ЧУЖИЕ

Таня так внезапно ушла в горы вместе с экспедицией, которая должна была тщательно исследовать обнаруженные горные разработки, что даже не знала о том, что Володю тоже сняли с работ на биокомплексе. Через несколько дней она вернулась в посёлок вместе со всей экспедицией. Время было уже далеко за полдень. Сходила в баньку, привела себя в порядок, отдохнула, поужинала. Наступил вечер. Конец недели. Надо подумать, чем заняться вечером. Амина была ещё на дежурстве в биокомплексе. Скоро должна была подойти. Сидеть одной в комнате Таня не захотела, поэтому спустилась в вестибюль с книгой, чтобы сразу встретить Амину. Но дело было, конечно, не в Амине. Амина никуда не денется, придёт, они встретятся и поговорят о новостях. Дело было в том, что Тане никак не удавалось увидеть Володю. Спрашивать о нём посторонних людей Тане не хотелось. Ну должен же он хоть раз появиться. Но он не появлялся. Терпела она, терпела и не выдержала. Сама пошла в его комнату. Остановилась перед дверью. Сердечко взволнованно трепыхалось в груди. Наконец она решилась, нажала на ручку. Дверь приоткрылась. От увиденной картины Таня сначала почти остолбенела. Потом потихоньку притворила дверь и чуть ли не бегом направилась к выходу. Её тошнило. Ей хотелось, чтобы её вырвало. Хотелось завыть и забиться в истерике. Жить не хотелось. Всё рухнуло!

Зачем чужие звёзды так ярко сияют на тёмно-синем небосводе? Зачем ходить по земле, делая вид, что живёшь? Зачем притворяться счастливой?

Танечка даже не заметила, как её ноги принесли и остановились перед дверью Костиного клуба со странной надписью, извещающей, что здесь девушек встречают очень приветливо, и не отпускают до тех пор, пока они не перестают быть девушками. Осталось сделать всего лишь шаг, но ноги будто налились свинцом. Надо было только поднять руку, чтобы толкнуть дверь. Но рука висела плетью и не слушалась.

— Ты что, совсем сдурела? — кто-то сзади схватил её за плечи и потащил в сторону, подальше от этой двери, манящей к себе пока неведомыми ей удовольствиями, которые должны помочь ей забыться, зачеркнуть обман прошлой жизни.

Танечка вяло обернулась. Ну конечно же это Амина. Глупенькая. Она ещё ничего не знает. Она думает, что можно что-то спасти.

— Что случилось? Ты что? Рехнулась? Я её ищу, ищу, а её на секс потянуло. Совсем обалдела девка! Что произошло?

— Они голые на кровати … Занимаются … этим … Ленка сидит на нём, — Танечка шептала, уставившись на Амину жутко расширившимися глазами, но не видя её. — Всё кончено, Аминочка, всё кончено. Ты меня уже не спасёшь. Я мёртвая. Зачем жить?

— Кто они? О ком ты говоришь? О Володьке?

— Ну о ком же ещё? — Танечка даже не смогла толком удивиться несуразности вопроса подружки. Они уже вышли из весёлого клуба и шли по дорожке к центру посёлка. Амина крепко держала Таню под руку. Она ничего не понимала.

— Ты видела его лицо? — наконец-то решила уточнить Амина, не в силах поверить тому, о чём ей говорила Таня.

— Нет, — качнула та головой. — Он лежал на спине. Ленка повернулась ко мне, когда я открыла дверь, и я её прекрасно видела. А его лицо было закрыто её голой задницей.

— Так это может быть и совсем не Володька был? — предположила Амина, всё ещё не зная, что говорить и что делать?

— Ну кто же кроме него может заниматься этим на его кровати? — шептала Танечка, вытирая слёзы. — Он знал, что меня нет в посёлке, вот и решил побаловаться.

— Ой, да до чего же глупая, Танька, — засмеялась Амина. — Да это же его нет в посёлке, а не тебя. Вот глупая девчонка. Нет, чтобы во всём разобраться, вот так сразу побежала под мужика ложиться. Витя с топливом отправился на борт «Аргона». Володька уже несколько дней не живёт в посёлке. Вот кто-то и решил воспользоваться пустующей комнатой. А может и специально подстроили для такой дуры как ты. Решили повеселиться, подшутить над тобой. Чтобы ты, с дури, наделала кучу глупостей.

— Как нет в посёлке? — голос Тани задрожал. И опять слёзы, но теперь уже радости, заструились из её глаз. И она опять готова была разрыдаться, оживая надеждой. — Аминочка! А почему его нет в посёлке?

— Да его же в тот же день, как ты ушла с экспедицией, Авив Яковлевич перевёл в дровосеки. Он уже не работает в биокомплексе. Он в лесу живёт. Только иногда появляется в посёлке. Привозит дрова для столовой, выгрузит их, берёт еду и опять отправляется в свой лес. Он же в свой комнате почти и не бывает. Он в своём домике чаще бывает. Ой, как ты меня напугала! Когда мне сказали, что ты пошла в этот гамнюшный клуб, у меня сердце чуть не остановилось. Это хорошо, что я успела. Я бы этот клуб взорвала, если бы они с тобой это сделали. Ну не может этого быть, думаю, чтобы Танька, не увидев меня после разлуки, отправилась гулять. Я чувствовала: что-то случилось. Фу, как ты меня напугала!

— Аминочка! — закричала Таня, схватив в охапку подружку и кружась с нею. — Ой, Аминочка, миленькая, да какой же ты у меня молодец! — Танечка без устали целовала подружку, постепенно успокаиваясь. Но вдруг задумалась. — А вдруг это был всё-таки он?

Её лицо опять исказила плаксивая, жалобная гримаска.

— Ну перестань. Ну, не глупи. Не было, не было, и вдруг, раз, появился. И для чего? Чтобы заняться этим с Ленкой? Как раз к твоему приезду подарочек приготовил? Не надо, Танечка, успокойся, — но в голосе Амины уже не было прежней уверенности. Кто их знает этих мужиков? Что им надо? На что они способны? Посмотришь, так на первый взгляд вроде бы и хороший, почти нормальный человек, а попробуешь на вкус — блевать хочется. Такие пакости начинает творить, что никаким разумом не понять. Убить своё и твоё счастье, растоптав любовь, для них пара пустяков. Может быть, Ленка увидела одинокого, красивого, тоскливо бредущего в никуда парня, незанятого, и поманила за собой. А ему что? Он уже истосковался весь. Ему лишь бы женские ножки раздвинуть. Уже и не так важно: кому?

— А может это потому, что я не даю ему? — вдруг прошептала Танечка. — И даже свадьбу не хочу. Получается, что я ничего не хочу, не хочу уступить ему, пойти навстречу его желаниям. Вот он и кинулся на ту, которая согласна на всё.

— Ой, Танька, замолчи, а то я тебя сейчас, просто, придушу, — тихо завыла Амина, зажимая руками уши. — Да что такое? Да ты хоть немножко понимаешь, что ты сейчас лопочешь? Да это же ужас какой-то! Да что это за жизнь такая: куда не кинешься, везде — хоть в прорубь вниз головой. Пошли сейчас же проверим.

— Я не пойду туда, — заплакала опять Танечка.

Амина тупо уставилась на неё. Потом немножко отошла, смягчилась.

— Бедненькая. Ещё бы, увидеть такое. Ну, ладно. Что же делать? Ладно, ты постой здесь, а я сбегаю, посмотрю.

Амина чуть ли не побежала на второй этаж. Но вскоре вернулась.

— Никого там уже нет, — запыхавшись, проговорила она. — Может у самой Ленки спросить: с кем она трахалась?

— Соврёт, — покачала головой Таня.

— Это у неё — и к бабке не ходи, — быстро согласилась Амина. — Так что же делать? Сходить в лес к Володьке?

— А это далеко? — спросила Таня.

— Да нет, не очень, — ответила Амина, — но дело не в этом. Дело в том, что я ни разу там не была. Заблудиться, конечно, мы не заблудимся. Я приблизительно знаю, где его шалашик стоит. Но можем и поплутать. Пойдём?

— Пойдём, — жалобно простонала Таня.

— Ну, хорошо, пойдём, — почти окончательно решила Амина. — Всё равно, спать ты не сможешь, пока всё не выясним. Так?

— Даа, — продолжала жалобно стонать Танечка. — Пойдём же.

— Всё. Решено. Пойдём к нему. Проведаем, этого бедненького бедолажечку. Ой, я его собственными руками задушу. Я ему все зенки повыцарапывываю. Ой, как мне страшно. Господи, ну не может же этого быть. Он, когда приезжает в посёлок, то ставит лошадь около столовой. С телегой. Её же не спрячешь. Я бы её сразу увидела. Я же проходила мимо столовой. Ни лошади, ни телеги там нет. Нет, не может этого быть. Убью, разотру в порошок. Ой, как мне страшно, — Амина заплакала. — Танечка, я боюсь. Танька, мне страшно!

— Так пойдём?

— Обязательно. Сейчас же, — быстро зашептала Амина, вытирая слёзы. — Я сама уже спать не смогу. Это будет для меня, просто, катастрофа. Надо это обязательно выяснить. — Амина говорила всё решительней, но с места не двигалась.

— Так пойдём же, — дёрнула её за руку Танечка.

— Пойдём.

— Ну, пошли же. Чего ты стоишь?

— Думаю я, — вздохнула Амина.

— О чём?

— А может к Игорю сходить? Это тот парень, который до Володи дровосеком работал. Он сейчас в биокомплексе на смене. Вместо Володи. Они поменялись местами. Игорь нам дорогу нарисует. Узнаем, хоть, поточнее, куда идти. Темно же. Можем запросто заблудиться.

— Я не пойду на биокомплекс, — покачала головой Танечка. — Ещё Петра Петровича там встречу. Я к этому сейчас не готова. Не пойду.

— Ладно, — решилась Амина, — я сама с Игорем поговорю. Придумаю что-нибудь. Скажу, что завтра утром хочу сходить за грибами, — Амина, вроде бы, уже совсем решилась, но никак не могла тронуть себя с места.

— Ну, пойдём, — опять дёрнула её за руку Танечка.

— А, вот ещё что. Давай сходим к капитану. Я скажу, что интересуюсь, где Витя? А заодно и про Володьку узнаем. В посёлке ли он?

— Пошли, — согласилась Танечка, шмыгая соплями. — Только. А не спит ли он?

— Ну, нет, — проговорила Амина, беря подружку под руку. — Витя говорит, что ни одному человеку не удалось увидеть капитана спящим. Витя говорит, что капитан сразу же просыпается, когда кто-то только хочет обратиться к нему с просьбой или вопросом. И капитан заранее знает, с каким делом идёт к нему человек. Так что, я думаю, Авив Яковлевич уже ждёт нас. И удивляется, что мы так долго к нему не приходим?

— Я боюсь его немножко, — вздохнула Танечка.

— Ничего, ради такого дела можно немного и побояться, — сказала Амина, решительно направляясь в нужную сторону. А надо сказать, что в посёлке не было ни наружного освещения, ни светящихся окон. Всё сделано было так, что можно было оказаться посреди посёлка, но не догадываясь об этом до тех пор, пока не упрёшься в стену дома. Поэтому девушки убедились в том, что капитан действительно не спит, только тогда, когда открыли дверь и оказались в комнате. Авив Яковлевич сидел за столом и изучал какую-то карту, иногда заглядывая в описание её.

Капитан жестом пригласил девушек к своему столу, ничуть не удивившись их столь позднему визиту. Предложил чаю. Они отказались. Когда Таня садилась к столу, то, бросив взгляд на карту, поняла, что капитан изучает результаты исследования той экспедиции, в которой она принимала участие. Это, собственно, была не карта, а эскизный, очень выразительный рисунок той местности, из которой они только сегодня вернулись.

— С чем пожаловали? — спросил Авив Яковлевич, дождавшись, когда гости усядутся. И тут же продолжил, — Мне кажется, что вас интересует Самсонов. Вы, наверное, пришли узнать у меня, когда он будет в посёлке? Да?

— Да, — подтвердила Амина, решительно взяв инициативу в свои руки. — Но нас интересует ещё один маленький вопросик. Прошу прощения за беспокойство.

— О, только не это! — Авив Яковлевич чуть ли не с возмущением поднял руки. — Умоляю вас, пожалуйста, только не извиняйтесь за то, что вы, как только что изволили выразиться, побеспокоили меня. Всё, что угодно, только не это. Потому что это я хочу выразить вам глубокую признательность за то, что побеспокоили меня, даже в такой поздний час. И дело даже не только в том, что если меня кто-то беспокоит, значит я кому-то нужен в этой жизни. Значит — я живу! — Авив Яковлевич многозначительно поднял вверх указательный палец. — Но, ведь, дело не только в этом. И даже не столько в этом. Самое главное дело заключается в том, что я очень счастлив видеть у себя в гостях таких красивых девушек. Понимаете, мой пост, моя должность так ответственны, что я не имею права увлекаться прекрасным полом, не могу себе позволить бегать за девочками. Да и времени для этого у меня абсолютно нет. А сами девушки за мною почему-то не хотят бегать. Никто не придёт и не скажет: «Авивчик, я, смотрю, ты очень интересный мужик, я хочу с тобой пообщаться. Глядишь, может случится и так, что мы поженимся, и у нас деточки появятся». Представляете, я вижу, что я нравлюсь тем девушкам, которые нравятся мне, но ни одна из них не проявила инициативу в отношении ко мне. А мне самому это сделать как-то не очень удобно. Вы поймите меня правильно, я и не думаю навязываться вам, ни в коем случае, я, просто, жалуюсь вам. Я же знаю, что каждая из вас влюблена в парней, которых я прекрасно знаю. Знаю, что они лучше меня по всем статьям. Поэтому не поймите меня так, что я хочу одну из вас отбить у любимого. Просто, мне очень сильно хочется поплакать в жилетку. Поэтому, прошу вас, приходите ко мне почаще и беспокойте меня. Это будет для меня доказательством того, что я ещё живой. Будите меня своими просьбами самой глубокой, самой поздней ночью. Договорились?

— Договорились, — прыснула Амина, поглядев на подругу. Таня от этой беседы с нормальным человеком тоже начала приходить в норму и даже улыбалась.

— Итак, я весь внимание. Что вас интересует? — Авив Яковлевич, открыто радуясь их приходу, цвёл, как нарцисс на заре. — Если вы собираетесь отлучиться из посёлка, то я готов вас на руках отнести. Правда, должен довести до вашего сведения, я считаю, что это невозможно. Во-первых, потому что за такое действие кое-кто захочет мне набить морду. И правильно, скажу вам, сделает. Потому что мои помыслы, если заглянуть в самую глубокую глубину их, никак нельзя назвать чистыми. Я бы и сам, будь я в другой ситуации, за такое нахальство сделал бы то же самое. Поделом таким наглецам. Носить на руках надо своих, а не протягивать руки к чужому. А во-вторых, для таких радостей, должен с превеликим сожалением опять констатировать, у меня абсолютно нет времени. Ой, простите меня за, разболтался я, и совершенно не к стати. Простите. Я так редко принимаю таких прекрасных девушек у себя, я так рад вашему визиту, вообще, я так счастлив, что совершенно забыл, что вы пришли ко мне не слушать мою болтовню, а по делу. Итак, ещё раз прошу простить меня. И, я вас слушаю.

— Нас интересует, — начала Амина, — когда Самсонов уехал из посёлка?

— Он что-то натворил? — Авив Яковлевич даже немного нахмурился. — Если — да, то прошу вас подойти к этому очень осторожненько. Володя, конечно, всегда попадает в самые разные передряги и истории. Но я не знаю ни одного случая, когда он сделал что-то нехорошее. Все его действия исключительно благородны. Прошу вас, не верьте ничему, когда кто-то говорит о нём что-то плохое. Не верьте даже своим глазам.

И всё-таки? — Амина вопросительно смотрела в глаза капитану.

— Таак. Ну, дайте мне немножечко сосредоточиться, кое-что вспомнить, — слегка прищурился Авив Яковлевич. — Если я не ошибаюсь, то из посёлка он уехал, разумеется, уже на пустой своей телеге, прошу прощения за бытовую прозу, где-то около четырёх часов тому назад.

— Вы уверены, — жалобно пролепетала Танечка, еле сдерживая слёзы облегчения.

— Зачем вы меня так обижаете? — печально посмотрел на неё Авив Яковлевич. — Я, конечно, могу ошибиться на несколько минут, но приблизительно где-то с отклонением в пять минут — уверен. Я ещё не такой старый, чтобы ошибаться на несколько часов. Он приехал утром, выгрузил дрова, распряг лошадь и пошёл в свой домик. Нет, сначала он покушал в столовой. Проработал он в своём домике часа два с половинкой, с теми образцами, о которых вы знаете. Потом пришёл ко мне, рассказал о составе проб. Работу свою с ними он ещё не закончил. В том смысле, что он ещё не дошёл до той стадии, когда надо будет делать более тщательные анализы. Но уже и на этой стадии он нашёл следы веществ, которых в растворах не должно быть. Мы с ним поговорили немножко и я проводил его в обратный путь. Да, он взял с собой ещё продукты на вечер. И скажите мне, где я соврал? И я буду с вами спорить, доказывать, подниму и приведу пред ваши прекрасные очи свидетелей. И если я где-то ошибся на пяток минут, снимите меня с моей капитанской должности. Ой, да в этом случае я сам себя сниму, как не справляющегося со своими обязанностями.

— Мы нисколько не сомневаемся в вашей компетентности, — решительно заявила Амина. — Просто, нам хотелось бы проведать Володю. Мы очень сильно соскучились по нём. Хотелось бы разнообразить его быт. Развеселить его немножко. Вы не будете возражать?

— Очень одобряю ваше гуманное начинание. Решительно поддерживаю его. Завидую ему. Стоит мне только представить, как его разбудят такие красавицы, и хочется всё бросить подальше, да зажить обычной человеческой жизнью. Интересно, чувствует ли Володя, какое угощение к нему собирается? Ой, постойте, постойте, так это вы, наверное, собираетесь проверить: один он там сейчас в своём шалаше или нет? А я-то размечтался о счастье для друга. Ну, ничего, ему и это пойдёт на пользу. Строже будет вести себя, чище будет. Одобряю ваше решение. Аж даже немного жалко, что мы не поставили у него радиостанцию. Я бы обязательно предупредил его о приятном визите. Хочется порадовать друга. Но, режим молчаний надо строго соблюдать. Нельзя нам расслабляться. Мы в такую глухомань забрались, где можно рассчитывать только на свои силы. Никто нам здесь не сможет помочь. А вы — молодцы. Если можно молодцами назвать девушек. Вы –молодки. А он пусть всё время будет готов к встрече с любимой. Пусть встречает дорогих гостей с радостью и любовью. Не надо давать ему расслабляться и жить с ощущением полной безнаказанности, дабы не заплесневел, дабы не появилась гнильца. Итак, если я вас правильно понял, — улыбнулся Авив Яковлевич, — вам хочется получить разрешение на выход из посёлка ночью? Так?

— Всё именно так, — кивнула головой Амина. — Но мы не знаем дорогу к нему. Боимся ночью заблудиться. Не могли бы вы нарисовать, хоть эскизно, где находится шалаш Володи? Мы же те места хорошо знаем, поймём.

— Всё усёк, — улыбнулся Авив Яковлевич.— Постараюсь помочь, чем смогу. Послушайте, так всё можно сделать гораздо проще. Вот-вот сюда должен подойти Витя. Космокатер уже прилетел, и Витя сейчас будет здесь. Он отлично знает дорогу. Он вас и проводит. Втроём идти гораздо веселей. Согласны?

— Мы будем очень рады, — вступила в разговор Таня, понимая, что Амине надо осмыслить новость.— Мы подождём Витю. Нам выйти или можно подождать здесь, у вас. Но если мы вам помешаем, то можем …

— Ну не обижайте же меня, — поднял руки Авив Яковлевич. — Я же вам ничего плохого не сделал. Если у меня и есть сильное желание, то оно заключается только в том, чтобы Витя подольше не приходил. Чтобы я мог подольше поговорить с вами, всю ночку. Я сто лет не вёл беседу на свободную тему. Всё дела да заботы. В таком обществе я готов … Нет, ну, мне, как всегда, не везёт. Кажется Витя пришёл.

Последнюю фразу Авив Яковлевич говорил уже совершенно иным тоном. Главный смысл этой фразы относился уже не к девушкам, а к вошедшему Вите. И его тон проницательному человеку мог сказать, что в глазах Вити капитан угадал что-то не очень приятное, какое-то не очень хорошее невысказанное сообщение. Капитан сразу изменился. Это был уже совершенно другой человек. Авив Яковлевич быстро встал из-за стола.

— Извините, девушки, нам с Витей надо выйти покурить, — произнёс он и, взяв старпома за локоть, направился к двери.

— Так Витя же не курит, — пошутила Амина.

— Так я тоже не курю, — произнёс, обернувшись к ней, капитан. — Это я сказал , так, для связки слов. У нас с ним дела поважней, чем покурить.

— Может быть, капитан хочет попросить Витю каким-нибудь образом предупредить Володю о том, что мы собираемся прийти к нему в гости, — предположила Танечка, когда мужчины вышли из комнаты.

— Нет. Что-то случилось, — напряжённым голосом произнесла Амина.

— С чего ты взяла? — удивилась Танечка.

— Произошло что-то плохое и очень серьёзное, — в том же тоне произнесла Амина.

Спустя пару минут дверь открылась и в комнату вернулись капитан и его старпом. Авив Яковлевич почти не смотрел на девушек. Он подошёл к столу и протянул руку к телефонной трубке, но прежде чем взять её, поднял глаза на девушек.

— Идите. Витя вас проводит, — произнёс капитан, думая уже о чём-то своём.

— Мне, может быть, лучше остаться? — не очень решительно произнёс Витя. — Работы много. Помогу, — явно было видно, что ему очень хочется пойти с девушками, но, в то же время, было немного стыдно покидать командира в трудную минуту.

— Да нет, — махнул рукой капитан, — сегодня ничего не будет. Пока они прилетят. Нет, нет, сегодня почти и делать нечего. Всё начнётся завтра. Отдыхай, набирайся сил. Может быть, это у нас последняя спокойная ночка на Деве. Погуляй. Я спокойно сегодня справлюсь сам. Всё равно, надо обязательно Володю предупредить, чтобы он соблюдал режим маскировки. Никакого открытого огня. Да и вообще, надо ему в посёлок возвращаться. Пошли, — произнёс Витя, беря девушек под руки.

Они вышли из посёлка и углубились в чащу леса. Девушки ждали, когда он им что-то объяснит, а Витя размышлял: стоит ли расстраивать девушек неприятными новостями.

— Это секрет? — наконец спросила Амина, не выдержав молчания.

— Да никакого особого секрета и нет, — вздохнув, ответил Витя. — Просто, не хочется говорить о неприятностях. Завтра утром это станет известным всему посёлку. Ребята на «Аргоне» обнаружили, что к нам движется космический корабль неизвестной принадлежности. Вот и вся новость.

— Почему неизвестной? — спросила Амина. — Разве нельзя послать запрос? Хотя, что я мелю? А вдруг это опять пираты? Тогда они сразу узнают о нашем присутствии. И что тогда, Витя? Опять сражаться?

— А у тебя есть другие варианты? — грустно произнёс Витя. — Мы будем стараться изо всех сил, чтобы они нас не обнаружили. Но если у нас ничего не получится, то придётся опять сражаться. Посмотрим. Узнаем. Завтра всё выяснится. Они очень близко, и, похоже, летят на эту планету. В округе больше ничего такого нет. Мы потому и перестали пользоваться радиосвязью, чтобы они нас не засекли. Сейчас Авив Яковлевич поднимет по тревоге весь экипаж и руководителей групп. Надо проверить маскировку и готовиться к тому, чтобы днём никто не нарушил её. Надо всё сделать для того, чтобы они нас не обнаружили. Авив Яковлевич строил посёлок так, что нас из космоса не так-то уж и легко увидеть.

— А космокатер? — спросила Таня.

— Ну, мы его тоже хорошо замаскировали, — ответил Витя.

— Так ты уверен, что они не догадываются пока, что мы здесь живём? — спросила Амина.

— Мне кажется, что не догадываются, — пожал плечами Витя. — И Авив Яковлевич тоже так считает.

— А почему? — поинтересовалась Амина.

— Так они же летят совершенно открыто, абсолютно не таясь. Спокойно пользуются локатором в активном режиме. Излучают во всю мощь. Ничего не боятся. Будто летят к себе домой.

— Они смогут обнаружить «Аргон»?

— Нет. Даже если будут рядом пролетать. «Аргон» всё время будет спрятан от них за крупным астероидом. Исключено. Они, даже если целенаправленно будут его искать, не смогут найти. Наш «Аргон» словно тигр в Уссурийской тайге прячется: пока не наступишь на него, не увидишь.

К Володе они прибыли уже поздней ночью. Разбудив его, спросили: был ли он в посёлке вечером? Он удивился их вопросу и сказал, что весь день заготавливал дрова. И Танечка, увидев аккуратно попиленные о поколотые полешки, сложенные в кузов телеги, окончательно успокоилась: если её любимый и бросал палки, то совсем не в ту печку, которую она так боялась. И она прильнула к своему Вовочке всеми своими цацачками, и повлекла подальше от Амины с Витей, которые их уходу очень обрадовались. Примерно через пол часика обе пары, сильно раскрасневшиеся и местами даже запыхавшиеся от активных наступательно — оборонительных действий, опять сошлись у Вовы в шалашике. Было вполне достаточно темно, чтобы никто ничего не спрашивал и не подшучивал по теме пылающих щёчек и блестящих глазонек. Витя рассказал Володе и о приближающемся к Деве чужом космическом корабле, и о распоряжении капитана утром совсем возвращаться в посёлок. Они завалились спать. До рассвета оставалось несколько часов, поэтому им удалось немножечко отдохнуть. С восходом солнца они поднялись и, разобрав шалашик по мелким веточкам, разбросали их так широко, что уже никто не догадается по ним, что недавно они были частью человеческого жилища. Потом они спрятали в грунт под кучи прошлогодних листьев опилки. Ещё раз проверили: не остались ли где следы пребывания человека и повезли последнюю партию дров посёлок.

В эту ночь каждый из них особо остро почувствовал, что для него есть две жизни: с милым другом и без него. Когда друг рядом, то в сердце живёт уверенность, что все напасти сгинут в никуда, и опять наступит счастье ожидании встречи с любимым человеком. А когда любимого нет рядом, то в душе поселяется неуверенность и даже страх. И опять хочется поскорее увидеть свою любовь, убедиться в благополучии, приблизиться, услышать любимый голос, поймать любимый взгляд, ну, пусть и не обязательно так уж и прижаться сразу, но, хотя бы, коснуться краем одежды, почувствовать тёплое прикосновение руки. И это счастье!

ГИБЕЛЬ САМСОНОВА

Зачем космический корабль направляется к планете, на которой никто не живёт? Если они хотят её колонизировать, то, как минимум, должны хоть немножко, хоть для видимости проявления осторожности при ознакомлении с неизвестным телом, покружить вокруг планеты, посмотреть, сфотографировать, проанализировать, выбрать место посадки. Ничего похожего. Они действуют так, будто возвращаются к себе домой. Почему? Что они тут собираются делать? Вопросов было слишком много. И ни на один из них не было ответа. Ответы появятся потом, через некоторое время. Но с течением времени возрастает опасность. А не получится ли так, что ответы на все вопросы появятся тогда, когда делать что-нибудь будет уже поздно? И над всеми вопросами повис один, главный: не обернётся ли посещение чужаками этой планеты для каждого из аргонавтов бедствием? Собственно, все эти вопросы пока волновали только небольшую группу: экипаж «Аргона» и командиров групп. Остальные аргонавты мирно спали, кто посапывая в обе дырочки, а кто и похрапывая, не ведая о нависшей над всеми ими опасности. Когда селяне проснулись и позавтракали, то всех попросили остаться в столовой, и капитан и»Аргона» информировал пассажиров, что только что на планету Дев опустился чужой космокатер. А его космический катер повис на «геостационарной» орбите над своим катером.

— Мне, как, наверное, и каждому из вас очень страшно, — тихо произнёс капитан в наступившей тишине. — Мы с вами ещё не успели полностью оправиться от их первого нападениё на «Аргон», а тут опять угроза. Наши ребята на «Аргоне» уже почти закончили монтаж антиметеорного щита. Мы уже почти закончили заполнение топливных баков. Я собирался завтра или послезавтра объявить посадку на «Аргон» Ещё немножечко и мы бы уже отправились к своей Земле. Так нет же, опять несчастье на нашу голову. Ой, боюсь, что сейчас тут в зале передо мной сидит человек, который генерирует несчастья на нашу голову. Знаете, есть талисманы и обереги, но, логично рассуждая, мы должны так говорить: если есть обереги и талисманы, то должны существовать и антиобереги и антиталисманы. Знаете, давным-давно, древние мореходы это проверили на своём горьком опыте. Иногда они выбрасывали за борт того, кто, как они считали, притягивает несчастья. И представьте себе, помогало. Так вот, я сейчас на грани такого же решения. Ещё в самом начале этого рейса, на Дане, я пытался найти этого человека среди вас, но мне не удалось. Очень и очень жаль. Уж очень эта бестия хитрой оказалась. Почему я говорю о несчастье, когда говорю о незнакомом мне корабле? Потому что для счастье, это когда рядом никого нет. Мы находимся в таком диком месте, куда наша служба безопасности ещё не добралась. И если я вижу корабль, который здесь ведёт себя как дома, то я уверен — это не друзья мне. Что они здесь делают? Я не знаю. И не хочу знать. Я хочу побыстрее скрыться от них, убежать подальше. Поэтому я опять объявляю режим чрезвычайного положения. Повторяю: я буду жесток с нарушителями. И наш земной суд меня оправдает. Признаюсь, я устал, я очень устал. Моё терпение на исходе. На что я надеюсь? Я надеюсь, что они сюда прибыли не надолго. Они скоро должны улететь. Тут для них нет никаких жилищ. В космокатере или пещерах долго не поживёшь. Значит, у нас есть шанс дождаться того времени, когда они уйдут совсем с этой планеты. Да и для их космического корабля тут нет базы. Следовательно, они должны вскоре отправиться восвояси. Нам следует затаиться на некоторое время. Костин клуб я закрываю. Я не знаю, ведётся ли наблюдение с орбиты за поверхностью планеты, поэтому каждому соблюдать режим максимально скрытности. Держаться только под кронами деревьев. Если надо будет кому-то появиться на открытом месте, то это можно делать только накрывшись шкурой зверя. Производственные процессы продолжаются. Нам бы только дойти до оживлённых трасс. Там мы включим передатчик и позовём на помощь.

— А если по нашему сигналу к нам первыми прибудут не наши, а пираты? — послышался вопрос из зала.

— Вот поэтому на первую промежуточную станцию я хочу прибыть своим ходом, — вздохнул Авив Яковлевич. — А для этого мне нужны полные топливные баки и метеорный щит. Я на что до сих пор надеялся? Я надеялся на то, что пираты, убедившись в гибели своего корабля, и нас посчитают погибшими. Я хочу, чтобы нас считали погибшими как можно дольше. Я никого не хочу видеть. Мне никакая помощь не нужна. Я хочу только одного, чтобы меня оставили в покое. Исходя из всего вышеизложенного, у меня к вам одна большая просьба, даже можно сказать, преогромнейшая просьба: затаиться, замереть, не выдавать себя. Будем надеяться, что они нас не заметят. Улетят они, тогда опять немного повеселимся. Обещаю, что тогда я сам приду в Костин клуб на первое после перерыва торжество. И даже, наверное, попробую выпить двадцать грамм. Не обещаю, но — попробую.

— Ловлю вас на слове, — выкрикнул Костя из зала.

— Ладно, Костенька, лови, мой дорогой. Лишь бы поймал. Я тебя за это, просто, возьму да и поцелую, — не сумев скрыть грусти, попытался пошутить капитан. — Ну, ладно, будем жить дальше. Итак, сейчас я прошу нашу прекрасную половину идти по своим местам, а мужиков прошу остаться. Будем думать, как уберечься от неприятности?

Женщины ушли, и в зале остались только мужчины.

— Я постараюсь не сильно вас задерживать, — начал капитан, когда мужчины расселись перед ним полукругом. — Будем восстанавливать в прежнем составе тот боевой порядок, который был у нас во время первой стычки с пиратами. Тогда всё получилось хорошо, хотя условия были очень стеснёнными. Теперь нас пространство не ограничивает. Можно будет действовать более свободно и решительно. Хватит с ними цацкаться. Можно убивать. В прошлый раз на нас нападали профессиональные бойцы. И их было много. Мне кажется, что теперь всё будет по другому. Космокатером они не могут спустить много человек. Не надо забывать, что на этот раз у нас есть резерв. Я имею в виду сам «Аргон» и моих ребят на его борту. В самом крайнем случае «Аргон» может произвести залп и сильно повредить их корабль. Это должно создать им такие проблемы, что им будет уже не до нападения. Так что, я думаю, мы и в этот раз должны с ними справиться. Надо организовать хорошую разведку. Да, сразу же обнаружилась странная вещь. Только вчера, как вы все уже знаете, вернулась наша экспедиция, которую мы посылали для исследования района не вполне понятных горных разработок. Так вот, космокатер чужаков сел именно в том районе. Наверное, это именно они вели эти самые горные разработки. Это и позволяет мне надеяться, что они добудут свои любимые камушки и вернутся в места своего прежнего обитания. И ещё, экспедиция наша выяснила, что в районе горных разработок не обнаружено ни жилищ, даже временных, ни мест длительного пребывания людей. Это тоже вселяет надежду, что скоро они отбудут к себе. Мне кажется, им известно, что на планете нет людей, поэтому они не будут бродить, не доберутся до нашего посёлка, не обнаружат нас. Тоже оптимистично. Будем надеяться, будем надеяться, — негромко пробормотал сам себе под нос Авив Яковлевич. — Я так часто повторяю эту фразу, что мне уже самому не верится в исполнение этого пожелания. Однако, надо готовиться ко всему. Поэтому надо посмотреть, что это за люди? Зачем они прибыли сюда? Сколько их? Итак, я клоню к тому, что надо искать среди нас добровольцев, которые пойдут на разведку. Никто никого против воли посылать, разумеется, не будет. И не собираюсь просить добровольцев сделать три шага вперёд. Я поступлю иначе. Я скажу так: тот, кто понял о чём идёт речь и имеет желание, пусть остаётся сидеть. Остальных я не задерживаю. Можно уходить.

— Половина присутствующих, уловив смысл последних слов, поднялись и вышли из столовой. Только некоторые из них останавливались перед дверью и с удивлением оглядывались на тех, кто продолжал сидеть. Далеко не все слушали и понимали, о чём говорит капитан. Но, вот, дверь окончательно закрылась за последним.

— Я продолжаю, — опять начал говорить Авив Яковлевич. — Сами должны уже понять, что никаких радиопереговоров мы вести не будем. Связь — только ножками. Мы сейчас же организуем несколько разведгрупп. Нам надо за чужаками вести постоянное наблюдение. Особое внимание тем чужакам, которые попытаются двинуться в сторону нашего посёлка. Запомните, если кто-то из чужаков обнаружит посёлок, его следует уничтожить. Вся ответственность за такое действие будет лежать только на мне. Это мой приказ. В крайнем случае, если рука, ну, никак не поднимется, оглушите его, свяжите, заткните рот и доставьте ко мне. Тут мы с ним разберёмся. Конечно, желательно взять их человека в плен, чтобы он рассказал об их системе существования и нападения. Но мне сейчас абсолютно не до этого. Пусть с Земли прилетают сюда соответствующие службы безопасности и ведут свою работу на должном уровне. А мне эта бодяга надоела до белых мышек в углу пустой комнаты. Не хочу. Мне надо пассажиров доставить на Землю живыми и здоровыми. Это моя обязанность. А остальным пусть другие занимаются. Без меня. Итак, о разведгруппах. Самая ответственная работу будет у первой группы. От полноты картины, которую она нам обрисует, будут зависеть все наши остальные действия. В первую разведгруппу от экипажа «Аргона» пойдёт мой первый помощник, Виктор Нагорный. Вы все его знаете, поэтому говорить о нём ничего не буду. Будем беречь наше время. Мы с ним уже всё, что надо, обговорили. Мне очень хотелось бы пойти самому, но … Оставим эмоции. Если в моей фирме узнают, что оставил всё и пошёл на разведку, то мне не быть капитаном до конца моей жизни, — Авив Яковлевич от безнадежности махнул рукой и тяжело вздохнул. — Вот, я вижу перед собой очень много прогрессоров, и это меня радует, ибо это работа как раз для них: разведка враждебной нам цивилизации. Надеюсь, что Архип Осипович согласится войти в состав первой разведгруппы, чтобы наметить систему дальнейших действий других разведгрупп. Я не ошибся?

— Я согласен, — поднялся и коротко сказал Архип Осипович. — Благодарю за доверие и честь.

— И я тоже благодарю вас, — серьёзно кивнул головой Авив Яковлевич. — Уже двое. Надо бы для первой группы ещё одного — двух подобрать. Ещё одного, я думаю, подберёт сам Архип Осипович из своих ребят. А вот второго?

Авив Яковлевич начал оглядывать присутствующих. И вдруг навстречу его взгляду поднялись сразу двое: Самсонов и Пётр Петрович. Капитан решительным движением руки велел Володе сесть и с лёгким удивлением обратился к Петру Петровичу.

— У вас есть предложение, Пётр Петрович?

— Я хочу предложить свою кандидатуру в качестве одного из разведчиков первой группы, — с достоинством ответил тот. Если Архип Осипович отправляется разведывать новую, враждебную нам цивилизацию, то я считаю своим долгом тоже познакомиться с этим видом нашего человечества.

— Да? А я как-то и не подумал об этом аспекте данной истории, — было видно, что в голове у капитана кипит бурный мыслительный процесс, хотя Авив Яковлевич пытался по возможности сохранить нейтральное выражение своего лица. И вот, капитан пришёл к какому-то вполне определённому решению. — Я очень рад, что данный вид совремённой цивилизации не оставил вас равнодушным, безучастным, сторонним наблюдателем. Но хотелось бы обратить ваше внимание на одну крошечную детальку: Архип Осипович идёт в разведку из общегрупповых, так сказать, интересов. И смысл его действия простой и даже утилитарный: найти ответ на извечный вопрос — что делать? А вы хотите отправиться в разведку из каких-то странных соображений: то ли конкуренция, то ли познакомиться с этим типом людей. Лично я бы сейчас, если бы у меня была такая возможность, дал дёру, чтобы удалиться от этих людей. Да хотя бы из чувства гигиены, брезгливости. А вас почему-то тянет к ним. Нет, простите, я считаю, что мы не можем позволить себе такой роскоши, даже из любви к научным изысканиям. И потом, вы величина очень значительная в научном мире. Боюсь, что в случае повреждения вашего здоровья в этом познавательном путешествии, по прибытии на Землю пресса обвинит меня в предумышленном нанесении вреда учёному сообществу и всей земной цивилизации. Знаете, меня как-то не тянет на такой подвиг. Я не хочу стать объектом пристального внимания нашей драгоценнейшей прессы, ни жёлтой, ни голубой, ни красной, ни ещё какого-нибудь цвета. И я считаю своим долгом предупредить вас, что постараюсь ни в коем случае не забыть о вашем странном желании поближе познакомиться с теми людьми, от которых мне очень сильно хочется дать дёру. Итак, мне кажется, что пока все могут расходиться. Список желающих принять участия в разведке наших врагов мой старпом составил. Теперь мы больше будем полагаться на мнение Архип Осиповича. Он в этом деле профессионал. Вот он сходит в разведку с первой группой, а потом, исходя из полученной информации, наметит план дальнейших наших действий в этом направлении. Так что, когда понадобится помощь кого-нибудь из вас, мы сообщим. Можно расходиться. Костя, задержись на минутку.

Все начали выходить. Авив Яковлевич взял под руку Кость и повёл его в пустой угол зала.

— Костя, у меня к тебе есть одно особое и очень деликатное поручение. Задание это очень тонкое и не подлежащее никакой огласке. Для его выполнения сам подберёшь себе помощников. Слушай, — Авив Яковлевич взял Костю за пуговицу и, притянув к себе поближе, зашептал ему непосредственно в ухо. — У меня есть основания для беспокойства за безопасность Петра Петровича. Я думаю, тебе уже известно, что он очень решительный и упорный человек. И если он что-нибудь решил, то от своего не отступится. Поэтому, я боюсь, что он сам пойдёт к чужакам, чтобы расширить свой круг любознательности. Постарайся понять меня правильно. Я попрошу тебя предотвратить его контакты с чужаками. Подбери себе помощников по своему усмотрению, и не сводите с него глаз, пока не минует опасность. При малейшей его попытке выйти из посёлка немедленно сообщать мне. Ой, да нет же, до того, как сообщить мне, предпринять все меры для недопущения его контакта с чужаками. Всеми силами предотвратить любую его попытку связаться с чужаками. И учти, что от него надо ждать самых неожиданных действий.

— А если он не захочет подчиняться нам? — удивлённо глядя на капитана, спросил Костя. — Или вас в этот момент не будет. Что нам делать, если он начнёт скандалить?

— Ну, действуй по обстоятельствам. Не обращай внимания на его протесты. Скажи, что это мой приказ — никого не выпускать из посёлка. Только помни, он ни в коем случае не должен выйти из посёлка.

— А если ничего не поможет? — продолжал допытываться Костя, желая узнать крайне дозволенную меру. — А если ему останется всего один шаг до чужаков? Предположим, что он нас обхитрит. Если ему достаточно будет сделать один шаг, и всё, и он у чужаков? Что нам делать в таком случае?

— Во-первых, Костя, никаких обхитрит. Не вступайте с ним в переговоры. Не слушает, свяжите и ко мне. Я всю ответственность беру на себя. А ваша задача — выполнить мой приказ, не допустить его контакта с чужаками. И помните, он прекрасный химик. Он может вас в одну секунду усыпить. Не допускайте, чтобы он сунул руку в карман и направил на вас что-нибудь. Помни, наша беда в том, что он очень хитрый и умный. Он может весь наш посёлок усыпить и сдать чужакам. Костя, это очень серьёзно.

— А если ничего не поможет? Если мы будем не в силах его остановить?

— Убей его, — грустно произнёс капитан. — Не бойся ответственности. Я всё беру на себя. Это мой приказ.

— Даже так? — распахнул глаза Костя.

— Даже так, — кивнул головой капитан.

— Ой, даже и не знаю, получится, — поёжился Костя

— Постарайся дружочек. У меня, пока, нет прямых улик. Надо сделать глубокие анализы. Но косвенные обстоятельства говорят о том, что это именно он. Я не могу рисковать людьми. Я бы его арестовал, но надо закончить работу на биокомплексе. Там работы-то осталось всего ничего. Ну, прошу тебя, помоги мне. За всё буду отвечать я.

— Я, кажется, всё понял, сказал Костя, уже что-то планируя в своей голове. — Когда можно приступать?

— Пять минут тому назад. Иди побыстрей и приступайте. Будьте очень осторожны с этой бестией.

Костя пошёл, а капитан, обернувшись, увидел, что Самсонов не ушёл вместе со всеми, а спокойно сидит и чего-то ждёт. Авив Яковлевич подошёл к нему.

— Ты чего здесь сидишь? Кого-то ждёшь?

— Вас, — улыбнулся Володя.

— Для тебя работы пока нет. Отдыхай.

— Но у меня есть Карл, — спокойно улыбаясь в глаза капитану, произнёс Володя и поднялся.

— Ну и что, что у тебя есть Карл? — несколько даже раздражённо пожал плечами Авив Яковлевич. — Можно подумать, что без тебя и твоего Карла мы сами ничего и сделать не можем.

Авив Яковлевича, как и всех людей, очень даже иногда сильно раздражала манера Володя Самсонова, придя к некоторому решению, невозмутимо ждать, когда его собеседник или компаньон, так сказать, созреет, то есть, придёт к тому решению, хочет он того или ещё нет. Потому что его, Самсонова, решение более правильное, более эффективное и единственно верное. И осталось только дать время человеку прийти к осознанию этого факта. Было в поведении Самсонова что-то от удава, спокойно поджидающего, когда кролик сам соизволит влезть к нему в пасть. Но самое неприятное заключалось, наверное, в том, что Самсонов знал о том, что эта его манера раздражает собеседника. Но нисколько не желал менять её. Спокойно ждал, когда собеседник созреет и придёт к тому простому и разумному решении., которое в его голове уже приняло чёткую форму.

— Ну, знаешь, это не цех механической сборки, — Авив Яковлевич изо всех сил сопротивлялся, хотя уже предчувствовал, что он примет именно то решение, которое наметил для него Самсонов. — Нам сейчас нужны глаза и острые мозги, а не железные бицепсы. Извини, но я не вижу, чем твой Кард лучше рядового прогрессора.

— А я и не говорю, что он лучше, — Володя стоял перед капитаном, продолжая раздражающе спокойно улыбаться. Оставшиеся в столовой собрались вокруг них и прислушивались к разговору. — Я только хочу сказать, что Карл — обезьяна. Именно в этом и заключается его преимущество. Ничего более этого.

— Не понял, — покрутил головой Авив Яковлевич. — Я согласен с тобой, что я — тупой, я никак не могу понять, на что ты хочешь нацелить мои мозги? Поясни, пожалуйста.

— Обезьяна может вплотную подойти к лагерю чужаков, может пройтись по их лагерю, и никто из них не заподозрит в ней разведчика противника, — продолжал спокойно улыбаться Володя.

— Да? — Авив Яковлевич задумался. Идея показалась ему заманчивой. Но какая-то непонятная сила толкала искать возражения. — Ну и что из того, что Карл вплотную приблизится к их стану? Ведь Карл, как ты говоришь, обезьяна. А там надо не только видеть, но и анализировать: что это за люди, сколько их, какие у них характеры, какие намерения? Надо определить, враги это или друзья? А если враги, то найти их слабую сторону. Ты считаешь, что Карл сможет справиться с этой сложнейшей задачей. Я не очень уверен.

— Я не имею чёткого ответа на этот трудненький вопрос, — тоже задумался Володя. — А меня интересует, как Карл справится с так поставленной задачей. Это очень интересная исследовательская работа. Но дело не в исследованиях этой проблемы. Зато Карл может нести микрокамеру, а мы можем наблюдать и видеть чужаков на мониторе. Это тоже немаловажно. И потом, Карл может отвлечь на себя внимание чужаков, что позволит нам подойти поближе, увидеть их в движении, оценить их манеру поведения, бойцовские качества и степень агрессивности. И ещё одно, наверное, последнее. Я работал с Карлом в обезьяньем стаде. У меня есть шкура самки гориллы. Я сам могу пойти вместе в Карлом, войти в их лагерь, пройти через него. И они ничего не заподозрят.

— Авив Яковлевич, — вмешался в их разговор Архип Осипович, — мне кажется, что в предложении Володи есть очень рациональное звено. Позвольте, я проработаю этот вариант. Это нам может очень сильно помочь. Отдайте мне его.

— Ну, ладно, всё. Вот, все свидетели, я упорно сопротивлялся. Никто не должен обвинять меня, что я всюду выдвигаю Самсонова, — капитан махнул рукой. — Забирайте его, Архип Осипович. Только прошу вас, не давайте ему самому переодеваться обезьяной и идти вместе с Карлом к чужакам. С него станется. Я не хочу, чтобы потом Таня смотрела на меня с укором и осуждением. Я не хочу быть причиной её слёз. А теперь давайте поближе знакомиться с картой той местности. Нам немного повезло. Экспедиция, которая ходила к тому место смотреть горные разработки, составила нам прекрасный эскизик. Я уже послал несколько человек из экипажа «Аргона» на предварительную разведку. Я приказал им ни в коем случае не приближаться, а только вести наблюдение с дальних позиций. Они тоже будут в вашем распоряжении, Архип Осипович. Итак, наблюдений за чужаками уже ведётся. Мои ребята будут и связными. Когда придёте на место соберёте у них результаты наблюдений и пошлёте одного из них ко мне, чтобы я тоже пополнял свой багаж. Постоянно посылайте ко мне связного. И вот ещё что, в домике Самсонова возьмёте лошадей, так будет быстрее и легче. Ну, какие у кого будут вопросы или предложения?

Корабль чужаков совершил посадку на плоскогорье часах в четырёх ходьбы от посёлка аргонавтов выше по течению реки. Группа Архип Осиповича встретилась с теми ребятами, которых капитан направил присматривать за чужаками. И тут выяснилась очень интересная деталь. Оказалось, что большую часть прибывших чужаков составляют простые рабочие, а их охраняют бойцы, вооружённые бластерами. А судя по тому, как охранники относятся к рабочим, то лучше сказать, что это были рабы и надсмотрщики. Определить точное число тех и других было трудновато, так как на пространстве между лесом и горой, у основания которой работали горнопроходцы, рос, в основном, невысокий, редкий кустарник, который не мог дать надёжное укрытие для наблюдателей.

Солнце уже приготовилось уйти на отдых, когда группа Архип Осиповича, найдя самое близкое место к чужакам, залегла с биноклями. И всё-таки это было слишком далеко, что бы что-нибудь хорошо рассмотреть.

— Нет, надо подойти к ним поближе, — сказал Архип Осипович. — Отсюда мы их даже пересчитать толком не сможем. Надо определить типы бластеров и количество. Надо посмотреть на то место, где они будут ночевать. Что делать?

— Надо Карла посылать вперёд, — сказал Володя. — А я пойду следом за ним.

— А если тебя увидят?

— Ну, буду прятаться вон в той низинке. Карл отвлечёт их внимание, и они меня не заметят. Могу накинуть на себя что-нибудь маскирующее, — предложил Володя. — Надо рискнуть, иначе ничего мы не разведаем. День пройдёт без всякого толка. Что мы расскажем Авив Яковлевичу? Что их много? Какие другие варианты у нас есть?

— Может попробовать с другой стороны? — нерешительно произнёс Архип Осипович.

— Да мы же уже там были, — сказал Володя. — С той стороны видно ещё хуже. Я пойду.

— Ну, ладно, попробуй. Только сильно не рискуй, не высовывайся. Лучше, мы попозже приблизимся к ним. Когда стемнеет, — Архип Осипович уже сам не верил в то, что говорил.

— Ага, когда стемнеет, мы очень много чего увидим, — махнул рукой Володя. — Я пойду. Я буду держаться вон той низинки, которая уходит влево. Если всё пройдёт нормально, вы пройдите вправо от горы. Тоже, может быть, что-то увидите. Где встретимся?

— Там справа внизу есть излучина реки, давай там встретимся, — предложил Архип Осипович.

— Договорились, согласился Володя. — Ну, я пошёл.

Володя подозвал Карла, сказал ему, как надо двигаться и что при этом делать. Карл пошёл вперёд не скрываясь, а Володя двигался следом за ним метрах в пятнадцати. Потом Володя облачился в шкуру самки гориллы и продолжил движение за Карлом. Только стал держаться чуть плотней. Вскоре чужаки заметили обезьян и начали о чём-то активно переговариваться друг с другом, показывая руками в сторону Карла. По приказу Володи Карл начал придерживаться низинки, которая уходила влево от расположения чужаков. Те увидели, что обезьяны намереваются обойти их стороной, и решили отрезать им путь обхода. Двое из чужаков с бластерами наизготовку кинулись наперерез.

— Уходить надо, — чуть ли не закричал Витя Нагорный, не отрываясь от бинокля.

И точно, Карл и Володя скрылись в низинке. Аргонавты решили, что они решили возвратиться к ним. Каково же было их изумление, когда они увидели, что обезьяны продолжают движение к лагерю чужаков. Только теперь большая фигура Кала была позади маленькой фигуры Володи, который должен был изображать из себя самку молодой гориллы. Наверное, путь к отступлению им отрезали те двое чужаков с бластерами. И действительно, вскоре выстрелы бластеров стали бить в камни у ног обезьян, заставляя их двигаться в сторону расположения чужаков. Очевидно было, что чужаки решили немного развлечься, загоняя обезьян к отвесной скале.

— Да что же ты делаешь, Володька! — чуть ли не закричал Витя Нагорный, неотрывно наблюдая за странной охотой на обезьян. — Они же тебя так в ловушку загонят. Уходи ещё сильнее влево. Сделай рывок и спрячься в низинку. Они не успеют тебя перехватить. — Да что ты делаешь? С ума сошёл, что ли? — Витя со всей силы стукнул кулаком по скале. — Куда же ты лезешь? Да прямо же волку в пасть. Уходи влево. Ныряй в низинку, Вовка!

Но Самсонов не слышал друга. Да и не мог он услышать. Слишком большое расстояние их разделяло. И аргонавты в свои бинокли увидели, как фигурка маленькой обезьяны заметалась перед отвесной скалой. Кинулась было влево, но этот путь к отступлению был уже перекрыт чужаками. Обезьяна, словно обезумев от оглушающего грохота бластеров и фонтанчиками взрывающихся камней, остановилась. Всё. Все пути к отступлению отрезаны. Дальше бежать уже некуда. Тогда обезьяна кинулась на почти отвесную скалу и полезла вверх. Там, вверху, чуть справа от неё находилась расселина, в которой она могла спрятаться от людей, а потом, карабкаясь выше, уйти от развлекающихся по дикому преследователей. Ещё несколько секунд, и она спасётся.

Но чужаки хотели повеселиться ещё больше. Они своими бластерами начали стрелять выше головы обезьяны. От микровзрывов плазменных струй пришла в движение каменная осыпь, скопившаяся в той расселине, к которой стремилась несчастная обезьяна. И на голову ей посыпались камни. Сначала мелкие, и небольшим потоком. И вот, целая волна камней обрушилась на голову обезьяны, сорвала её со скалы и сбросила вниз. И тут же похоронила её под лавиной камней. Облако пыли закрыло место трагедии. Только небольшое облачко пыли, словно душа живого существа, поднялось вверх и устремилось в заоблачную высь. Всё произошло так внезапно и быстро, что аргонавтам показалось, что они слышат гробовую тишину, повисшую над местом трагедии. Чужаки, совсем не ожидавшие такой развязки, уже не смеялись и не кричали. И только их бластеры, которые они всё ещё продолжали держать наизготовку, намекали им, как тонка, оказывается, грань, отделяющая жизнь от смерти. Вот, один из чужаков, продолжая держать бластер наизготовку, словно всё ещё продолжал бояться нападения самочки гориллы, подошёл к превратившейся в надгробие каменной осыпи, зачем-то пнул её ногой, плюнул, повернулся и что-то крикнул своим товарищам и рабам. Солнце опускалось за горизонт. Скоро станет совсем темно. Чужакам пора было располагаться на ночной отдых. Надсмотрщики погнали своих рабов ко входу в пещеру, в которой им предстояло ночевать.

И никто, ни чужаки, ни аргонавты не заметил, как обезьяна-робот Владимира повернула назад и нырнула в ту самую ложбинку, скрыться в которой Витя Нагорный призывал Володю Самсонова. Карл продолжал выполнять программу, которую дал ему хозяин.

— Как же так? — чуть не плача, шептал Витя Нагорный, не в силах оторвать от глаз бинокль. Он ещё и ещё раз всматривался в кучу камней, под которой лежало тело его друга. — Ведь глупо же. Ведь можно было уйти.

— Да, конец очень неожиданный и грустный, — попытался его утешить Архип Осипович. Он сидел, привалившись спиной к скале, за которой он прятался, наблюдая за передвижением Самсонова и его Карла. Он уже не смотрел на место трагедии. Зачем? Уже ничего не вернёшь.— Никак не могу привыкнуть к тому, как быстро мы теряем то, что имели. Казалось, что всё будет жить вечно. А оно, раз, и всё, и нет человека. Какой Марк был сильный, красивый и крепкий. А поди ж ты, тоже исчез куда-то. Ну, ладно, хватит страдать. Нечего слёзы лить. Ими уже ничего не исправишь. Нам пора дальше идти. Надо дело делать.

— Дело? — удивился Витя Нагорный. — Какое ещё дело? — Витя наконец-то опустил бинокль, в который он рассматривал место гибели друга. — Разве надо после этого что-то делать?

— Не надо распускаться, — как можно строже произнёс Архип Осипович. — Самсонов действовал очень самоотверженно, он не выдал тайну нашего присутствия на планете. Он действовал как настоящий мужчина и отличный боец. Мы обязательно отметим его героическое поведение. Но это будет на Земле. В сейчас нам надо спасать женщин. Не забывай, что сейчас от наших действий зависит жизнь и безопасность многих людей.

— Да, конечно, — согласился Витя. Я готов.

— Возьми с собой парочку ребят и пройдите по той низинке, которая уходит влево. Надо попытаться найти Карла и привести его в лагерь. Он нам ещё пригодится. А я с оставшимися попробую пройти справа от этой горы. Надо внимательно присмотреться к их стану. Хотелось бы узнать, как они собираются устраиваться на ночёвку? Уже по одному этому можно будет приблизительно прикинуть, на какой срок они рассчитывают остаться здесь? Если в палатках, это — одно. Если даже без палаток, то, значит, скоро отчалят отсюда. Встретимся у излучины реки.

— Мне показалось, что они ночевать собираются в пещере, — сказал один из тех бойцов, которых капитан посылал в предварительную разведку.

— Ну, в пещере тоже долго не протянешь, если на создашь для себя более или менее приличные условия, — задумчиво произнёс Архип Осипович. — А печи у них есть? Они будут подкрепляться горячей или холодной пищей?

— Не знаю, — пожал плечами аргонавт.

— Вот и давайте попробуем подобраться к ним поближе, — сказал Архип Осипович. — Уже по размеру котла можно примерно оценить их число. Ну, ладно, хватит трепаться. Надо идти. Сейчас совсем стемнеет, и мы ничего не увидим.

И они разошлись в разные стороны.

Когда группа Архип Осиповича вернулась в посёлок, похвастаться было нечем: один человек погиб, Карла не нашли. Капитан огорчился, услышав о гибели Самсонова, и Архип Осипович попытался утешить его своими соображениями по поводу того, что чужаки не собираются долго задерживаться на этой, забытой всеми планете.

— Ну что ж, — грустно согласился Авив Яковлевич с выводами руководителя группы прогрессоров. — Но Самсонова считать погибшим пока не будем. Надо будет обязательно найти его тело и доставить на Землю. В сейчас всем — отдыхать. До утра совсем немножко осталось.

Однако новый день аргонавты встретили в совсем новом, необычном и страшном статусе. В предрассветный час, когда сон смежает веки самому стойкому бойцу, в посёлок явились чужаки. Они хорошо были ориентированы в расположении не только домов посёлка, но и систему охраны. Знали точно, кого и где надо брать в первую очередь, чтобы не поднять тревогу преждевременно. С помощью усыпляющего газа, имитирующего ароматы ночной свежести, и обычных парализующих уколов они обезвредили мужскую часть аргонавтов. А с женщинами и хлопот-то почти и не было. По мере пробуждения от искусственно вызванного сна аргонавты обнаруживали себя запертыми в одной из пещер лагеря чужаков. Когда тоже очнувшийся Авив Яковлевич провёл проверку наличного состава аргонавтов, то кроме Самсонова не нашли они Петра Петровича и Тани. И ещё была одна особенность: никак не мог выпасть из глубочайшего сна Костя со своим другом.

— Ясно, — грустно констатировал Авив Яковлевич. — Костя и его друг получили самую первую и самую мощную дозу усыпляющего. Поэтому мы все здесь и находимся. Не поверил Костя в серьёзность моей просьбы. Зря, я редко позволяю себе шутить. Ох, надо было Петра Петровича убить ещё на Дане. Чуяло моё сердце, что это гнилой и заразный товар. А доказательств никаких не было. Ох, эта современная юриспруденция! Сколько пакости развелось на Земле из-за её пакостной хитрозадости. Теперь нам остаётся только ждать помощи от наших с орбиты. Но кто им сообщит о том, что случилось с нами? Я не вижу, кто это должен сделать. И ещё вопрос: успеют ли они сделать упреждающий залп по кораблю чужаков? И что нам день готовит?

ПРОБУЖДЕНИЕ ДЕВ

А Володя Самсонов и не догадывался, что его уже оплакивают и почти отпевают. Он методично и самым неторопливым образом старался сделать дело, за которое взялся. Не всегда получалось так, как наметил, но если взять в общем, то всё шло к благополучному окончанию задуманного. Он договорился с Архип Осиповичем, что постарается про1ти мимо чужаков сначала слева, а потом завернуть направо и выйти к точке встречи у излучины реки. Это должно было отвлечь внимание чужаков в нужную для аргонавтов сторону и позволить основной группе приблизиться к лагерю чужаков для оценки сложившейся на данный момент обстановки. Потом, если встреча у реки не состоится, он собирался ещё раз проверить исходную точку, а если и там встреча не состоится, то следовать в посёлок. Всё просто и понятно, без всяких, там, хитростей и загогулин.

Однако всё пошло не так, как задумывалось ими с самого начала. Пройдя около сотни метров по направлению к чужакам, Володя заметил молодую гориллу, которая, увидев Карла, решила, что это серьёзный конкурент. Горилла начала сближаться с Калом, чтобы прогнать его со своей территории. Володя решил воспользоваться новым прикрытием и пропусти гориллу вперёд, приказав Карлу уступить лидерство коренным обитателям окружающей местности. Это должно было отвлечь внимание чужаков к новому объекту, что дало бы самому Владимиру ещё больше сблизиться с чужаками. Маневр удался. Но финал этой перегруппировки огорчил Володю. Местная обезьяна слишком увлеклась угрозами в сторону Карла, что и привело к грустному окончанию. После гибели обезьяны, Карл, уходя от страшных выстрелов чужаков, начал перемещаться влево. Вскоре Володя с Карлом ушли далеко от чужаков. Потом они ещё немного поплутали по почти пустому плоскогорью у подножия горы и спустились к реке. Там ещё никого не было. Так как им обоим пришлось не только много побродить по скалам, но и поползать, то решили искупаться. За время передвижения перед лагерем чужаков, Володя убедился, что самих бойцов в стане врагов не много. Основная часть — рабочие. Поэтому особой угрозы с их стороны для аргонавтов Володя не видел. Ничего страшного, и не такое переживали. Так почему бы не поплавать и не понырять? Поплескались в полное удовольствие. Вышли на берег, обсушились, посидели. Да нет же никого. Ни шороха не слышно. Да куда же они подевались?

И пошли они в ту точку, откуда вышли. Там, конечно, никого не было. Володе совсем не понимал ничего. Он не знал, что Архип Осипович и не приходил к месту встречи у излучины реки, потому что зачислил Володю в число не живых. От нечего делать Володя уже в полной темноте обошёл лагерь чужаков. Они с Карлом двигались прямо по их стану. Никого, кроме часового, охраняющего рабов в пещере. Они побродили вокруг космокатера. Пустота. Удивлённый, возмущённый, ничего не понимая, Володя со своим, уже ставшим другом, Карлом пошли в посёлок. Но у Володи была привычка в сложных ситуациях стараться не возвращаться тем же путём, которым пришёл.

В посёлок они возвратились уже засветло. И что они нашли в своём посёлке? А никого они там не обнаружили. Никого! Пусто! Личные вещи разбросаны, как будто кто-то в них просто рылся в поисках чего-нибудь ценного. И никаких следов сражения. Верхняя одежда валяется около постели. И понял Володя, что чужаки аргонавтов взяли спящими. Вот ещё новость! Да неужели Авив Яковлевич охрану не поставил? Да не может такого быть! Тогда совсем ничего не понятно. Почему всех людей посёлка как будто корова языком слизнула? Как будто они сбежали в панике. Голодный и злой, Володя пришёл к выводу, что Таню и всех остальных надо искать у чужаков. Наверное, всех их взяли спящими.

Перекусив наспех всем, что нашлось в столовой, взяв с собой еды про запас, они опять пошли к лагерю чужаков. Бинокля у Володи не было, поэтому ему опять пришлось напяливать на себя шкуру гориллы и приближаться к лагерю чужаков. Первое, что ему бросилось в глаза, это отсутствие космокатера и увеличение числа охраняемых пещер. И ещё одно он приметил: около входа в одну из охраняемых пещер он увидел двух мужчин в бессознательном состоянии. Они сидели, привалившись спиной к каменной стене, а охранники поливали их водой. Но результат был мизерным: мужчины были почти неподвижны. Одного из мужчин Володя начал узнавать, похоже было, что это Костя. Если бы был бинокль, то в этом можно было убедиться с полной гарантией. Пришлось пойти на опасное сближение. От особого внимания охранников к незваным гостям их спасло то обстоятельство, что охранники были изрядно измотаны ночными приключениями. Им было сегодня не до игрушек. Зато Володя убедился, что один из парней — точно Костя. Но почему он в таком плачевном состоянии. Странно это было и не хорошо.

Володя отступил. Подытожил увиденное. Его предположение, похоже, подтверждалось: аргонавты действительно в руках чужаков. И Таня? О ужас! Её же могут изнасиловать! Что же делать? Можно самому, водиночку провести налёт. Он справится. Но на это надо время. А чужаки могут начать уничтожать пленников. Или выставить их вперёд в качестве защиты. Да мало ли чего может придумать пакость, чтобы победить. Нет, сильно торопиться не надо. Похоже, что охранников стало гораздо меньше. А пленников-то прибавилось. Работы стало больше. А чтобы взять в плен жителей посёлка пришлось немало поработать. Нет, сейчас чужакам не до секса. Вот ночью, когда они немного отдохнут, покушают, выпьют, вот тогда, наверное, и начнётся развлечение. Значит, до вечера надо этот вопрос решить. Так с наступлением темноты он их поодиночке передушит. Спокойненько, без шума и паники. Их осталось мало. Справится. Не проблема. Была ещё одна возможность — сообщить на орбиту ребятам на «Аргоне», что здесь произошло. Они же, наверное, ничего не знают. Но как это сделать? Надо опять идти в посёлок, там станция связи с «Аргоном». Вот болван, как же он не проверил это, когда был в посёлке? А, ведь, наверняка, чужаки или пытались выйти на связь с»Аргоном», или разбили станцию. Нет, разбить не должны. Не болваны же они, чтобы ломать уникальную аппаратуру. Скорее всего, забрали с собой. Им теперь надо найти «Аргон» и решить, что с ним делать? Итак, вопрос: знают ли на «Аргоне», что произошло в посёлке? Как это выяснить? Надо опять идти в посёлок, а если станции нет, то надо лезть в гору к ретранслятору. Так сколько же на всё это времени надо? Да он же не успеет до вечера. А вечером их обязательно потянет на «клубничку». Ну нет, мальчики, я вам все ножки вместе с яичками повыдёргиваю. Так что же делать?

И пока Володя мучился извечным вопросом: «Что делать?», ноги сами несли его куда-то. И вот он обнаружил, что стоит у подножия скалы перед входом в апартаменты красавицы. И Володя сразу понял, что его ждут, потому что лисья нора выросла до просторного входа. И он без колебаний пошёл вперёд, потому что девушка ему обещала могущество или что-то в этом роде. Могущество, сокровища, власть и прочая всякая канитель ему были не нужны, а вот помощь в таком тонком деле, как жизнь, здоровье и самочувствие любимой, требовались, причём очень срочно. И вот, он уже в знакомом зале. Что-то здесь изменилось. Нет столика с драгоценностями. Освещение не такое яркое. Никого нет. Он пошёл к двери в спальню. Открыл дверь и ступил в полумрак спальни. Его взгляд первым делом упал на постель. Она лежала под одеялом и жалобно смотрела на него.

— Садись, — слабеньким голоском шепнула девушка и указала тоненькой ручкой на пуфик около кровати.

— Спасибо, — тоже тихо пробормотал Володя, усаживаясь на предложенное ему место. А в голове пластинка крутится: не расслабляйся, не поддавайся, это всё игра, а что у неё там, в голове, неизвестно.

— Нет, не надо так про меня думать, — всё так же измученно прошептала девушка, продолжая слабо улыбаться. — Это совсем не игра. Мне очень плохо. Я изнемогла. Наверное, моё время подходит к концу. Но дело совсем не во мне, а дело в том, что погибает мой народ. Я — последняя из числа тех, кто мог пробудить мой народ. Если я погибну, то все мы — пропали. Мне становится страшно от одной мысли об этом. Так хочется жить. Помоги мне.

— О чём идёт речь? — спросил Володя.

— У тебя много времени?

— До вечера я ещё могу располагать собой.

— О, этого вполне достаточно. Я верю тебе. Твой друг и ты понравились мне. Я уже собиралась позвать, что рассказать всё. Но, тут, появился ещё один из ваших. Пронырливый такой. Он думал, что совершенно неотразим. И он всё испортил. Слишком много сил я потратила на него. Он обескровил меня. Он забрал у меня мои последние живительные соки. А теперь опять появились враги нашей планеты. И всё, я истощена. Мои дни заканчиваются.

— Ты утопила Марка? — напрямую спросил Володя. Нет! Ну что ты такое говоришь? — девушка сделала попытку воскликнуть. — Он взял с собой слишком много драгоценностей. Когда я попыталась вразумить его, он меня обвини в том, что я говорю сначала одно, а потом делаю обратный ход. Он обвинил меня в жадности и скаредности. И пока я, ошарашенная таким его обвинением, соображала, что ему ответить, он побежал к выходу. Но он не знал, что всякий, прикоснувшийся к сокровищам, должен пройти испытание водой. И он не выдержал его. Да и не мог он выдержать. Всякий, кто нахапает в свои карманы столько сокровищ, не сможет пройти испытание водой. Поверь мне, я пыталась образумить его, но он не послушался меня. Я пыталась спасти его. Я на это потратила весь остаток своих сил, но всё было зря. Он был абсолютно безнадёжен. Я не могу понять, зачем ему надо было столько сокровищ?

— Этими сокровищами он хотел переманить у меня мою любимую, — сердито качнул головой Володя и махнул рукой. — Ладно, сейчас не до него. Я не хочу тратить время на эти разговоры. Чем я могу помочь тебе?

— Нет, ты сначала скажи: зачем пришёл сюда? — девушка попыталась извиняющее улыбнуться. Нет, лучше бы она совсем не делала этого. Жалкое было зрелище. Володя не выдержал этой душещипательной картины и поднял глаза вверх, будто заинтересовался лепкой потолка. Несколько секунд стояла тишина.

— Мои друзья попали в беду, — тихо проговорил Володя через несколько секунд и, опустив голову, посмотрел прямо ей в глаза. Мне очень нужна помощь. Срочно. Крайний срок — до вечера.

— Твоих друзей захватили те люди, которые прибыли сюда вчера?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе освободить их? — спросила девушка.

— Да. Ты говорила, что я могу рассчитывать на могущество, — Володя, не отрываясь, смотрел в её глаза.

— Чем ты можешь пожертвовать для этого? — чуть привстав и явно оживляясь, проговорила она.

— Сначала скажи: это реально? — чуть напряжённо спросил Володя.

— Вполне.

— Тогда всем, — выдохнул Володя. — Что от меня требуется?

— Мне от тебя нужно совсем немного. Пару вещей. Первая — обещание не нарушать законы Бога, Творца нашего.

— Ну, на этом я и без всяких обещаний стою, — Володя нетерпеливо тряхнул головой. — Я живу только Его законами. Они — моя жизнь, моя надежда, мой свет. Прошу тебя, не будем на это тратить время. Если ты — от Бога и я — от Бога, то будем проверять друг друга по плодам. Я помню, всякое дерево, не приносящего доброго плода, срубают и бросают в огонь. Моя жизненная позиция: Я — сочная, добрая, продуктивная кисть на виноградной лозе. Прошу тебя, давай, говори мне второе условие. И если оно такое же лёгкое для меня как и первое, то не будем терять время. Давай приступим к исполнению каждого нашего желания, твоего и моего. Я слушаю.

— Благодарю тебя, — на глазах красавицы блеснула крохотная слезинка. — Теперь я точно знаю, что народ мой будет спасён. Даже если мне не удастся выжить. Понимаешь, выполнение второго условия необходимо только мне, лично мне. Понимаешь, от этого зависит буду ли я жить дальше или мне придётся отойти отсюда в вечность. Понимаешь, я всё прекрасно понимаю. Я понимаю, что я не исчезну из жизни, что от этой электромагнитной материальной жизни я перейду к Творцу, в вечную жизнь. Просто перейду на другой, духовный, более высокий уровень. Но я люблю этот мир. Люблю потому, что он создан Творцом для меня, для того, чтобы я в нём была счастливой. Но я в нём ещё не была счастливой по настоящему. А значит, я не выполнила ещё волю моего Творца. Ведь Он создал меня для счастья, а счастья настоящего я ещё не испытала. Поэтому мне страшно уходить из этого мира. Я не прошла тот урок, который Он выделил для меня. Поэтому я и должна обратиться к тебе со странной просьбой, которую ты, если исходить из нормального здравого смысла, должен отвергнуть. Но мне без исполнения этой просьбы просто не жить.

— Ты говоришь слишком много слов. Я сам всё решу. Ты говори.

— Понимаешь, мы все, весь мой народ, когда-то совершили очень крупную ошибку. Наша культура достигла очень больших высот. Отпала необходимость в самолётах и пароходах, в железных дорогах, нефтепроводах и газопроводах. Мы очистили поверхность планеты от всего мусора, от всего лишнего, временного, преходящего. И гордыня вошла в сердца наших людей. Нам показалось, что мы можем спокойно обойтись без мужчин. Они, по нашему мнению, стали робкими и нерешительными. Большинство из них не могло и курицу зарезать. Инициатива полностью перешла в женские руки. И мужчины наши стали вымирать, как древние рептилии. Нами была решена проблема искусственного оплодотворения. Появился банк семени, который позволял без помощи мужчины заиметь ребёнка с заранее выбранными свойствами: пол, рост, цвет волос или глаз. Ну, и прочая всякая … Ой, не хочется говорить. Всё, что угодно. И Бог ушёл от нас. Наверное, Он сказал: «Ну, раз вы всё умеете, раз вам не нужно то, что Я вам дал, то, ладно, давайте, творите, пробуйте. Но, уже без Меня. Посмотрим, что у вас получится». И Бог ушёл от нас. Незаметно к нам подкрался инбридинг. На планете постепенно умерла любовь. Нет, мы, женщины, конечно, научились доставлять друг другу удовольствие, разными способами раздражая слизистые. Это приносило нам видимость удовольствия. Но это оказалось совсем не то, что нам нужно было. Это был эрзац. Итак, сначала мы убили настоящих мужчин, а потом и саму любовь. А то, что осталось, оказалось абсолютно неудобоваримым, если можно так сказать. В общем, полная катастрофа. Молоды начали бояться вступать в брак. И мы заметались в поисках выхода, в который загнали сами себя. Попытались обратиться к другим мирам. Но оказалось, что не мы одни обидели Бога своей заносчивостью. И мы увидели, что вокруг нас творятся ещё худшие вещи. Катастрофа нависла над всеми жителями нашей планеты. И мы решили впасть в сон. До тех пор, пока не найдём тех мужчин, которые помогут нам вернуться к Богу. Все жители нашей планеты спят в особых лабораториях, которые располагаются в глубоких пещерах, в которые доступ известен только избранным. Они ждут команды на пробуждение. Эту команду должна подать я, когда точно буду знать, что к нам пришли настоящие мужчины. Которые не потеряли связи с Богом. И я считаю, что этот момент наступил. Дальше тянуть никак нельзя. Но пришла новая беда — я обессилила. Слишком много сил я потеряла при взаимодействии с вашим Марком и чужаками. И если я сейчас не подам команду на пробуждение, то мой народ совсем не проснётся. Вот это меня и угнетает. Мне надо включить программу на пробуждение. Но я не могу этого сделать. Я не могу даже подняться. Я сейчас сама уже ничего не могу сделать. Понимаешь, я умираю. Если я не получу энергетическую подпитку, то, можно сказать, моё время закончилось. Умру я. Умрёт и весь мой народ. Мне очень больно это осознавать. Ты понимаешь, что я хочу сказать тебе? Только ты можешь спасти меня и мой народ.

— Я хочу спасти и тебя, и твой народ, — кивнул головой Володя. — Говори, что от меня требуется? Что конкретно я должен сделать? Только скажи мне: если я помогу тебе восстановить твои силы, ты поможешь мне сегодня вечером освободить из плена моих друзей? Пойми, я на всё готов, если сегодня вечером смогу обнять свою Танечку.

— Когда я подниму свою первую дружину, то через час все твои проблемы отойдут в прошлое, — продолжала слабо улыбаться девушка. — Чем быстрее мы с тобой договоримся, тем быстрее ты встретишься со своей возлюбленной. И ещё одно, ты станешь царём нашего народа. Мы тебя не отпустим от себя.

— Царство меня, пока, не очень сильно волнует, — махнул рукой Володя. — Я всем готов пожертвовать, лишь бы увидеть мою любовь целой и невредимой. Говори побыстрей, что требуется от меня?

— Есть два пути. Один долгий, а другой быстрый. Какой ты выбираешь?

— Послушай, ты сегодня решила заговорить меня? Ну сколько же тебе ещё раз надо объяснять? Для меня каждая минута — мучение! Давай, побыстрее, говори быстрый. Никаких долгих я не выдержу. Говори.

— Да? Но за скорость надо платить необычностью.

— Да не тяни ты резину, — Володя от нетерпячки аж закрутил головой. — Ты решила совсем вывести меня из себя? Нет, постой, только не любовные дела. Всё, что угодно, только не это.

— Ну, смотри, ты сам сказал: «Всё, что угодно». Я тебя за язык не тянула. И потом, это, конечно, любовь, но не секс. Если ты сделаешь это, то мы с тобой станем кровными братом и сестрой. Мы обязаны будем любить друг друга, как брат и сестра.

— Я заранее согласен. У меня нет сестрёнки. Да ещё такой красивой. Я буду очень рад твоим братом. Я буду защищать тебя от несчастий. На братскую любовь я согласен. Говори.

— Ну, что ж, дальше тянуть некуда. Приготовься к самой необычной просьбе. Для того, чтобы я быстро стала на ноги, мне нужна твоя кровь. Ты должен дать мне немного своей крови. Тогда во мне начнётся процесс быстрой регенерации. Всё во мне быстро обновится. И я тогда сразу же приступлю к исполнению своих обязанностей. Если для тебя это не приемлемо, ты мне сразу же скажи. И мы расстанемся. Будем думать о каком-то другом способе. Но, сразу должна предупредить, всё остальное — не так быстро. Даже долго.

— Ты — вампир? — прямо в лоб спросил Володя.

— Да ничего подобного, — сердито проговорила девушка. — Я никогда раньше не употребляла чужую кровь. Свою отдавала, но чужой никогда не пользовалась. Говори быстрее: да или нет? Моё время быстро истекает. Боюсь, что скоро и это мне уже не поможет. Ты же говорил, чтобы я не тянула резину. А сам тянешь её во всю.

— Ой, ну что здесь такого? Донором я уже был. И не один раз. И ничего. А много крови возьмёшь?

— Да я не знаю. Даю гарантию, что ничего плохого ты не ощутишь. Когда мой организм почувствует, что начался процесс восстановления, то забор крови прекратится. Ну, что?

— Я согласен.

— Наконец-то, — вздохнула девушка. — Я уже начала думать, что ты будешь тянуть резину аж до следующего утра. На, быстренько одевай на шею, — она протянула нечто похожее на ошейник с липучей застёжкой. От его ошейника шёл тонкий жгутик к такому же ошейнику, который девушка одела себе. — Одень и застегни. Ложись рядом со мной. Не бойся, не съем. Готов?

— Да.

— Ну, что ж, приступим с Божьей помощью, — девушка нажала крошечную кнопочку на своём ошейнике. Володя никаких неприятных ощущений не испытал, только увидел, как иссиня-серое лицо девушки начало светлеть. Потом порозовели губки, на щёчках появился румянец. — Ну, вот и всё, — произнесла она, снимая с себя свой ошейник. — А ты боялся. Надо было мне с тобой с самого начала откровенно поговорить, тогда всё по другому сложилось. Но я немного боялась тебя. Да и ты ко мне не испытывал особого доверия. Ну, ладно, на всё Божья воля. Так, прости меня, но тебе придётся выйти на минуточку. Мне надо встать с постели и переодеться в рабочую одежду. Прости меня.

— Да никаких проблем, — улыбнулся Володя, тоже снимая свой ошейник. Он вышел из спальни и начал делать резкие повороты, приседания и прыжки.

— Делаешь проверку своего состояния? — спросила девушка, выбегая из спальни. — Ну, давай, разминайся, тренируйся, а я побегу поднимать свой народ. Ты жди меня здесь, я скоро вернусь.

— Ну как твоё самочувствие? Можешь не отвечать, я вижу и так, что всё нормально, — весело прощебетала девушка, возвращаясь через полчаса.— Так, всё в порядке, процесс пошёл. Через час мы с тобой во главе моей дружины пойдём освобождать твоих друзей. Спасибо тебе. Твоя кровь очень замечательная. Мне с каждой минутой становится всё лучше и лучше. Как будто заново народилась. Да, прошу тебя учесть, что свою кровь ты вложил в очень хороший банк, я — принцесса. Теперь ты — мой старший кровный брат, а я — твоя младшая сестричка. Не возражаешь? Я уступлю тебе свой трон. Мне очень хочется полностью погрузиться в личную жизнь, я хочу быть счастливой. А ты будешь нашим царём. Ну, как? Тебя сильно пугает такая перспектива?

— Будем посмотреть, — засмеялся Володя. — Дело весьма серьёзное, поэтому никаких поспешных рывков.

— Я рада, что у меня такой рассудительный братик, — девушка подошла к Володе очень близко. — Я уже начинаю жалеть, что ты — мой брат. Ты мне очень нравишься. Не бойся, я ничего особого не потребую от тебя. Дай мне твои руки. Положи их мне на голову, — девушка взяла его ладони и положила себе на голову. — Ой, да до чего же они у тебя тёплые и сильные. Поцелуй свою новую сестричку. Не бойся. Ничего особенного. Если боишься поцеловать в губы, поцелуй лоб. Ты мне очень нравишься. Но не бойся. Я только хочу немного погреться около тебя. И всё.

Володя склонился и прикоснулся губами к её лбу.

— Как хорошо, — прошептала она. — Я тебе нравлюсь?

— Да. Если бы у меня не было Танечки, то я обязательно влюбился бы в тебя, — прошептал Володя. — Я очень рад, что у меня будет такая красивенькая сестричка.

— Ты будешь жить у нас, и твои сыновья выберут себе в жёны девушек из моего народа. И Бог опять призрит Своим оком на наших детей.

— А что мне теперь делать? — спросил Володя.

— Надо немножко подождать. Первыми сейчас сюда прибудут моя боевая сотня. Конечно, им необходимо некоторое время для восстановления подвижности. Но, я думаю, всё мы сделаем в динамике. Одни будут присматривать за врагом, а остальные восстанавливать свою подвижность. Ещё одна проблема — еда для девушек. Я, ведь, уже потеряла надежду на то, что всё закончится благополучно. Я так плохо себя чувствовала, что перестала даже думать об этом. Ты не поможешь? Не подскажешь, где можно срочно отыскать еду?

— Ну, это не проблема, — успокоил девушку Володя. — Во первых, у меня в домике есть запасы. Во-вторых, в нашем посёлке в столовой достаточно. Чужаки, я видел, там немного покопались, выбирая для себя самое вкусное, но там ещё много еды, и она ещё не пропала. Для начала вполне подойдёт. Ну, а потом, когда мы справимся с незваными гостями, всё наладится и пойдёт естественным путём.

— Хорошо, — кивнула головой девушка. — С этим вопросом мы, будем считать, справимся. А ты когда-нибудь командовал сотней девушек?

— Нет, не приходилось, — улыбнулся Володя. — Я думаю, мне и десятка хороших ребят хватило, чтобы справиться с чужаками.

— Нет, ребят не будет, — с улыбкой покачала головой девушка. Вся боевая сотня состоит только из девчат. И не надо делать кислую физиономию. Я не буду говорить, что каждая из них справится с тобой одной левой. Я не знаю твоих возможностей. Но я чувствую, что и вся сотня не сможет причинить тебе никакого вреда. Я чувствую твою силу. Но уверяю тебя, они подготовлены преотличнейшим образом. Они уже прошли проверку в бою. И как раз в схватках с незваными чужаками. Но нам надоели эти сражения. Поэтому мы и ушли в сон. Теперь будем обратно отвоёвывать свою землю. Не беспокойся, одно движение прекрасного кулачка, и здоровенный мужик отправляется в глубокое забытье на пару часов. Так что, будь спокоен.

— Посмотрим, — с сомнением покачал головой Володя. — Мне выбирать не из чего.

— Ты не пожалеешь, — успокоила она его.

И действительно, жалеть не пришлось. Девушки оказались не только красивыми, крепкими, способными постоять за свою честь и свободу, не только дать достойный отпор нахалу, но и погрузить его на заданный промежуток времени в состояние глубокой расслабленности. В чём Володя имел возможность убедиться собственными глазами. И ещё даже до стычки с чужаками. Дело в том, что оставшиеся на борту «Аргона» ребята, не сумев выйти с капитаном на связь и сильно обеспокоившись этим странным обстоятельством, совершили посадку на космокатере прямо у посёлка. Володя им рассказал о том, что произошло в посёлке и где, предположительно, находится сейчас капитан «Аргона». И пока одни девушки присматривали за тем, что делается в расположении стана чужаков, другие, в качестве тренировки после глубокого сна, провели состязание с парнями из состава экипажа «Аргона». Парни, конечно, проиграли, ведь они не были профессиональными бойцами. Зато завязалась тесная и весьма приятная дружба ребят с девчатами.

Когда от девушек, которые присматривали за чужаками, пришло сообщение о том, что работы в горе прекращаются по причине наступления вечера, все дружно отправились к месту высадки чужаков. Подоспели очень даже вовремя. Чужаки, покормив пленников, загнали их в пещеры, а сами расположились на пиршество. Они нашли в биокомплексе посёлка спирт и собирались устроить себе большой развлечение с участием девушек из числа пленённых девушек аргонавток. Повязать пьяных чужаков не составило большого труда. Захват произошёл без единого выстрела. Чужаки не оказали серьёзного сопротивления. Да и кому было сопротивляться? Чужак, увидев перед собой прекрасную девушку, лез лапать, а в ответ натыкался на крепенький прекрасный кулачок. Вскоре все чужаки оказались крепко повязанными. Из пещер были выпущены и аргонавты, и рабы. Когда аргонавты увидели Самсонова живым, раздался восторженный рёв мужских глоток и радостный вопль девушек. Не кричала радостно только Амина, так как в пещере среди пленных она не нашла свою подружку, Таню. И она знала, что это не обрадует её и Витиного освободителя. Володя, едва успевая увёртываться от одобрительных и благодарственных хлопаний по спине, а также от поцелуев девушек в заросшую щёку, метался среди аргонавтов в поисках любимой.

— Амина, а где Таня, — спросил он у индианки.

— Я не знаю, — со слезами на глазах ответила, качая головой Амина. — Её не было с нами с самого начала. Меня в плен взяли на биокомплексе. Я Таню совсем не видела. И Петра Петровича тоже. Его тоже не было с нами с самого начала.

— Ты, что, хочешь сказать, что он украл Таню и отправил её на орбиту, на космический корабль чужаков?

— Я ничего не знаю, Володенька, — жалобно прошептала Амина.

Володя кинулся к Авив Яковлевичу.

— Авив Яковлевич, — чуть не закричал он, — Таня, наверное, на чужом космическом корабле. Нельзя стрелять по их кораблю!

— Да, я об этом уже догадался, — грустно сказал капитан, — поэтому я уже дал распоряжение, чтобы наши ребята не стреляли прямо по их кораблю, а дали предупредительный залп.

— А чужаки ответили на этот залп? — спросил Володя.

— Нет, они могут этого сделать, даже если захотят. Они прибыли на обыкновенном грузовике, предназначенном для транспортировки полезной руды, камней и всего ценного, что рабы добудут в недрах горы. Как только с орбиты увидели, что их надсмотрщики и рабы захвачены в плен, корабль чужаков отчалил от планеты и быстро удалился.

— И что, они увезли Таню? — с ужасом спросил Володя.

— Прости, но я ничего не знаю, — смущённо пожал плечами Авив Яковлевич. — Другого варианта я не вижу.

— Но как же так? Что же мне делать? — чуть ли не закричал Володя.

— Володя, прости, но я ничего не могу поделать. Мне надо готовить «Аргон» к выходу в рейс на Землю. Обещаю тебе, как только мы прибудем на Землю, я буду ходатайствовать об организации экспедиции сюда для борьбы с пиратами. Я думаю, что правление компанией обязательно это сделает, так как убытки от пиратства фирме обходятся очень дорого. И я обязательно приму участие в этой экспедиции, и я обязательно включу тебя в состав её. Они обязательно это сделают, так мы обладаем громадным, уникальным опытом общения с пиратами. Я думаю, что «Аргон» обязательно войдёт в состав этой экспедиции, ведь он вынес вместе с нами столько испытаний. Он же новый, модернизированный корабль, усовершенствованная модель. Он показал прекрасно и в схватке с пиратами, и при манёврах. Нет, отказываться от такого проверенного и надёжного корабля весьма неразумно. И когда мы прибудем сюда, то обязательно займёмся поисками Тани. Поверь мне, я не оставлю её. Я обязательно буду искать её.

— Да за это время с ней столько может произойти, что и подумать страшно! — застонал Володя.

— Ничего, потерпи. Никогда не отчаивайся. Живи надеждой …

— Да на что надеяться? — заплакал Володя. — Она же в руках пиратов. Она же одна в руках этой сволочи! — Володя закрыл лицо руками и побежал в темноту.

Тем временем рабы чужаков, аргонавты и девушки подбросили дров в костёр, чтобы продолжить готовить еду, которую разложили у костра пираты. Еды, даже после того, как пираты хорошо заправились едой и крепко выпили, было много. Ведь пираты видели, что среди новых пленных очень много красивеньких девушек, и каждую надо было хорошо накормит и превосходно напоить, чтобы она не сильно брыкалась. В первую очередь к костру позвали рабов, так внешний вид их напоминал скелеты, обтянутые кожей. Аргонавты образовали второе кольцо, наблюдая за тем, как рабы насыщаются и приходят в себя от изумления: рабство неожиданно для них закончилось. Теперь они свободные! И можно поднять глаза, без опаски встретиться с кулаком надсмотрщика или его плетью.

И вдруг из среды пленных рабов раздался радостный крик: «Витенька, сыночек»! Среди пленных рабов оказался родитель Вити Нагорного. Витя от такого счастья чуть не задохнулся. Он не узнал папу, потому что вид его был, мягко сказать, жалок. А вот вид самого Вити почти не изменился. Поэтому папа, в конце концов, узнал сына. Авив Яковлевич невероятно обрадовался этому. И не только потому, что его старпом выполнил своё самое заветное желание, но и потому, что папа Вити был сам командиром космического корабля. Он имел личный опыт столкновения пиратами, пребывания в плену у них, передвижения в космосе. Он мог, если не знать, то хотя бы предполагать, где их главная база и какая система управления и связи. Его ценнейший опыт был срочно нужен на Земле для организации экспедиции по ликвидации пиратства в этом районе.

В общем, жизнь пошла своим чередом. У девушек планеты Дев были свои очень важные проблемы, у аргонавтов — свои. И никому из них почти не было дела до переживаний Володи. Хотя, это, конечно, было далеко не так. И Авив Яковлевич, и Амина, и Витя очень хотели хоть как-то помочь его горю. Но они не могли ничего сделать.

Когда работоспособность «Аргона» была полностью восстановлена и начались последние сборы, во весь рост встал вопрос: кто полетит на Землю. Ведь корабль был не резиновый, все на нём не поместятся. Начали искать разные варианты. А вариант, собственно, был один — кому-то надо остаться на планете Дев. Капитан созвал всех аргонавтов в столовой для предварительной беседы перед постановкой главной задачи.

— Так, дорогие друзья, прошу всех учесть, что мы должны доставить на землю тех, кого дома уже, может быть, даже перестали считать живыми. Следующее, когда на Земле люди узнают, что некоторые, из пропавших без вести, нашлись, то у многих в сердце оживёт надежда на возможность встречи с любимыми. Это я вам говорю в качестве психологического давления, дабы вы легче приняли то решение, которое я и все несчастные ждут от вас. Я мягко, так сказать, намекаю, что кое-кому надо уступить своё место на «Аргоне» тем, кого мы освободили из рабства, кого на Земле даже перестали ждать. Я пока не подводил итог, но предварительные прикидки сделал. Итак, вот они. Среди рабов есть почти все специалисты, которые могут работать в качестве членов экипажа «Аргона». Даже капитан есть. И поверьте, капитан хороший. Поэтому я мог бы спокойно остаться. Но я не останусь. И не потому, что на мне большая ответственность по договору. Я не останусь потому, что я не выдержу неизвестности, я всё время буду думать о судьбе «Аргона». Среди освобождённых есть радист, даже два. Поэтому Самсонов может остаться. Я не могу остаться, но мой старпом, уже решено, останется. Из числа группы биологов остаётся Амина. И вообще, из числа членов экипажа я не могу оставить здесь только себя, «деда» и его главного помощника. Мы с ними уже всё это обговорили. Мы можем заменить всю команду «Аргона» освобождёнными. Дед и его помощник посменно будут нести круглосуточную вахту в своём хозяйстве, поэтому я спокоен. На мостике я один обеспечу безопасность полёта. Ну, разумеется, с помощью освобождённого капитана и других штурманцов. Поэтому, у меня очень простое предложение: всем членам экипажа «Аргона» подать заявление на то, чтобы их оставили здесь. Так, ещё одно мой предложение заключается в том, чтобы вся группа прогрессоров осталась здесь. Если прогрессоры будут против, то …

— Прошу прощения, — встал Архип Осипович. — Я ещё раз прошу прощения за то, что перебил вас, капитан. Но я это делаю, чтобы избавить слушателей от излишних словопрений. Мы тут с ребятами посовещались заранее на эту тему и приняли единое коллективное решение: мы все согласны остаться. Местным девчатам надо помочь привыкнуть к новой жизни. Они слишком долго спали, поэтому им надо помочь. Вот, собственно, у меня и всё. Прошу прощения.

— Не только прощаю, — разулыбался Авив Яковлевич, — но и очень благодарен, что сократили мою речь. А то я тут хотел развести словесные потоки на многие минуты. Теперь я того же жду и от всех автоматчиков. Да, хочу предупредить своих: они ни в коем случае не выбывают из членов команды «Аргона». Я обязательно вернусь на «Аргоне» сюда и мы вместе продолжим работать. Я знаю, что у некоторых сейчас мелькнула мысль: обещания даются для того, чтобы их нарушать. Предупреждаю, если фирма не пошлёт «Аргон» на Деву, я уйду с «Аргона» и прибуду сюда за свой счёт и останусь здесь с вами до тех пор, пока фирма не решит нашу совместную судьбу. Ребята, я обещаю вам, что я буду только с вами. Ну, исключая, конечно, того случая, когда вы совместно не выразите мне вотум недоверия, и не попросите меня не загружать вас своим присутствием. Так, давайте дальше решать все вопросы. И вот ещё что. Я тут прикинул, что в некоторых каютах можно кое-кого подселить. Особенно там, где придётся выходить на вахту. В общем, придётся сильно уплотняться. Ничего, потерпим. В моей каюте я тоже буду жить не один.

Итак, «Аргон» ушёл на Землю с освобождёнными из пиратского рабства. А для того, чтобы понять, почему капитан в своей речи сразу же выделил Витю Нагорного и Амину, надо перейти в следующую книжку.

ОСВОБОЖДЕНИЕ ТАНИ

Узнав, что Таню похитили, Володя пришёл в страшное отчаяние. Космический корабль чужаков улетел в неизвестном направлении, полностью лишив его надежды на скорую встречу с любимой. И что будет там с нею? Об этом он старался лаже и не думать, потому что ничего хорошего с ней на корабле пиратов не могло произойти. Это была настоящая катастрофа. Володя оставили всё и всех. Он бежал, не видя перед собой ничего. И ноги его сами вынесли хозяина на берег реки, к излучине. Там он сел на траву и, закрыв глаза руками, старался не сойти с ума. Он пытался найти хоть какой-нибудь приемлемый выход, но не находил его. Жизнь его закончилась. И когда он готов был броситься в речку, нырнуть поглубже и вдохнуть полной грудью воду, в голове его вдруг всплыли воспоминания. При расставании Рико сказал ему:

— Помни, я всегда буду рядом с тобой. Ты меня не будешь видеть. Но я всегда буду готов прийти тебе на помощь. И если тебе станет уж совсем трудно, просто, невыносимо трудно, если ты окажешься в абсолютно безвыходной ситуации, вспомни обо мне. Позови меня. Я обязательно к тебе приду. Постарайся крепко запомнить: у тебя всё будет хорошо. Мы работали с тобой совсем не для того, чтобы оказаться в абсолютной ситуации. Помни, что ты мне очень нужен. Только ты можешь помочь сделать то, ради чего я живу. Поэтому я не могу позволить чему-нибудь или кому-нибудь сильно навредить тебе. Нет во всей Вселенной такой задачи, которая бы для нас оказалась бы неразрешимой, потому что с нами Господь наш. Он хочет, чтобы мы были счастливыми. Он всегда знает число волосинок на твоей и моей голове. Для Него нет ничего невозможного. И Он поможет нам с тобой».

Раньше Володя думал, что эти слова Рико имели обычное ритуальное значение. Конечно, туроны научили его многому, а сами умели ещё больше. Но он ещё ни разу не пытался определить границы их возможностей. И поэтому слова Рико были для него чем-то вроде шаманского заклинания: мы с тобой одной крови, ты и я, поэтому всё, о чём ты будешь думать будет известно и мне. Всё это хорошо, но сейчас Володя не только не знал, что надо делать, но и не знал как жить? Даже: для чего жить, если Тани нет, если над ней нависла такая страшная угроза? И зачем все эти шаманские заклинания, если из создавшегося страшного положения нет выхода? И зачем ему солнце? Зачем сияние звёзд? К чему вся эта красота? Зачем жить, если нет любимой? Какая радость может быть в жизни, когда она в руках злодея? Дыхание рвало грудь. Слёзы жгли щёки. Сердце умирало. И он не выдержал, вскочил, поднял голову вверх и закричал.

— Рико! Я так не могу! Я не могу жить без неё!

— Ну чего ты кричишь? — послышался позади знакомый, спокойный голос. — Всех зверей в лесу пораспугаешь. Я давно уже жду, когда же ты, наконец-то вспомнишь обо мне? Я уже начал было думать, что я тебе совсем и не нужен, что совсем позабыл про меня. Всё, успокойся. Садись. Ты позвал меня, и теперь я здесь, с тобой.

— Рико! — Володя, повернувшись, кинулся к другу. — Он украл её. Он увёз её куда-то.

— Знаю, — спокойно произнёс Рико.

— Знаешь? — Володя сначала изумился, а потом возмутился. — Может, ты и присутствовал при этом?

— Конечно, — невозмутимо продолжал Рико. — А как же я мог обеспечить её безопасность?

— Ты что, издеваешься надо мной? — от возмущения Володя аж потряс кулаками. — Почему ты не помешал ему?

— А зачем мне мешать ему, если он, сам того не зная, помогает мне осуществить задуманное? — улыбнулся Рико.

— А я? Как же я? Неужели тебя не трогает то, что происходит со мной?

— Володя, прошу тебя, успокойся. Я живу и работаю только для того, чтобы не просто защитить твои интересы, но помочь тебе стать счастливым.

— О каком счастье ты мне тут говоришь? — Володя как мельница замахал руками. — Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? Ты слышишь? Таня у него в руках. Он может сделать с ней, всё, что захочет.

— Успокойся, я тебя прошу. Ничего он ей не сделает. Во-первых, она сейчас спит. И спать ещё будет достаточно долго. До тех пор, пока ей не надо будет проснуться. А когда придёт её время, она поднимется.

— Да разве он не может этого сделать, когда она спит? — никак не мог успокоиться Володя.

— Володя, я и без твоего напоминания помню, о ком ты мне говоришь. И я не собираюсь убеждать тебя, что он не способен на такую мерзость, как изнасилование спящей девушки. Он — мерзавец, поэтому все мерзости для него допустимы. Но моя уверенность стоит на факте, который тебе пока не известен. Успокойся, не надо на меня кричать и не надо от меня требовать ответ. Я сам хочу это сделать, а ты мне не даёшь. Мерзавцу сейчас совсем не до секса. Во время стычки с Костей и его другом, он получил два удара: один по голове, а другой в пах, по этим самым, ну, по яйцам. Он успел выпустить на ребят струю своего усыпляющего снадобья. Даже слишком сильную. Но, ничего, они ребята молодые, крепкие, постепенно оклёмаются. А вот ему не удастся привести своё здоровье в норму. У него сейчас быстро развиваются две опухоли: одна между ногами, а вторая в голове. Его уже сейчас начинают мучить головные боли. А с последствиями той опухоли, которая между ногами, так ещё пострашней — ему уже никогда не баловаться с прекрасной половиной человечества. И последнее. Таня уже никогда не увидит его лица. Понимаешь, никогда в жизни. Когда она очнётся от глубокого сна, то он будет далеко от неё. Очень далеко. Так что, не волнуйся, нет никаких причин для твоего волнения.

— Но почему ты не помешал ему украсть Таню? — никак не мог успокоиться Володя. — Как же я её увижу?

— Я знал, куда он повезёт Таню, — спокойно начал объяснять Рико. — Зачем же я буду мешать ему?

— А куда он полетел?

— Он полетел туда, куда, как я надеюсь, и ты захочешь полететь. Туда и мне очень сильно надо попасть. Там всё и совершится. Там исполнится моя мечта. Там ты станешь счастливым, потому именно там исполнится твоя давнишняя мечта, о которой ты уже позабыл и думать…

(см. продолжение: ОСВОБОЖДЕНИЕ ТАНИ)