город

В конце того же года Урх узнала, что в к’Хатуме, на невольничьем рынке, видели ворону, очень похожую на Перо. Благо полнолуние было очень близко и Мертвый начал умирать, все, что им оставалось — это быстренько собраться и решить образовавшуюся угрозу собственной безопасности. Ибо мертвый Мертвый опасен не для себя, а для окружающих. Поэтому Урх собрала очередной налет.

Быстроногий, посмеиваясь, натягивал свои перчатки до локтя. Вепрь стоял в стороне, сохраняя полное спокойствие. Каменный Кулак внимательно разглядывал свои ладони. Быстроногий размял пальцы и пробежался по стене. Земляная Мышь, Мертвый, Стремительная Стрела и Рука начали ему аплодировать. Полукровка картинно раскланялся. Боевой Нож стоял в углу. Дохлый Номер перешептывался с Мечом. Семнадцатилетняя молчала. Вскоре подошли Роса, Ветер и Келис. Дохлый Номер обернулся на шум шагов и воскликнул:

— О! Утопленник! — чем вызвал смех и затрещину.

Коридор заполнялся — пришли Смеющийся, Ядовитый, Желтая Трава и №8. Смеющийся отпускал свои шуточки с невозмутимым видом в ответ на подколы в адрес Долгой Боли. Желтая Трава разминалась — сразу же раздался вопль Дохлого Номера:

— Не лезь в мою голову!

На что Желтая Трава усмехалась, прислонившись к стене. И только позже, у выхода, она шепнула Дохлому Номеру:

-Ты уверен, что думаешь именно головой, а не головкой? —и подмигнула. Дохлый Номер был в шоке. И даже хотел было обидеться, но передумал.

Но это было позже, а пока их стало больше, еще на семерых: при прибытии Рассыпающегося в Прах все издали восторженный вопль; за ним же пришли Кричащий На Луне, Скала, Глава и Аметистовое Солнце, которая опять вызвала овации в свой адрес. Глава обнялся с Рукой — оба были близкими друзьями. Позже пришли Плачущая Птица и Без Домный. Потом — Палач, за ним — Костерок, следом — Юродь, после чего Вепрь старательно начал делать вид, что он её не видит. У него плохо получалось. Стало веселее, когда пришли невозмутимая Коготь Дракона, Падающая Капля и Слеза. Стало тесно, когда пришел Чешуйчатокрылый, да еще и не один, а с Пурпурным, Стальной Змеей и Огненным Дождем. Позже пришла Йорх. Спустя минуту — Холодноглазый и Рубиновый Палец. Урх, появившись спустя несколько секунд, обвела всех глазами и негромко спросила: —Почему нет Психопата?

Боевой Нож отметил, что Урх знает их всех в лицо. Он бы никогда сам не догадался.

«У неё феноменальная память» — поймал он за хвост ускользающую чужую мысль и огляделся — Келис? Желтая Трава? Кто? Келис разговаривала с кем-то, Желтая Трава посмотрела ему прямо в глаза. Но он так и не понял, кто же это был. Так оно и осталось для него загадкой.

Из угла донесся голос:

-Да здесь я! Твари расступились — в углу сидел Психопат с пальцем во рту. Они все обменялись улыбками. Йорх помогла Психопату встать. Урх кивнула и сказала:

-Пора.

Небо наполнилось хлопаньем множества крыльев.

Они вылетели вечером предыдущего дня, как раз вовремя. Утром этого дня Мертвого пришлось запереть в новеньком фургоне, дожидаться окончательной стадии. Когда Мертвый превратится из ворона, пусть и сумасшедшего, в оружие массового поражения.

Урх, недолго думая, решила, что на город пойдут всего шестеро— Мертвый, Коготь Дракона, Дохлый Номер, Юродь, Кричащий На Луне и Рассыпающийся в Прах. Все они, кроме Дохлого Номера, в полнолуние очень.. опасны для окружающих. С одной стороны, Урх руководило желание досадить варх’гонам, а с другой — у нее не было другого выхода. На саму же площадь, на рынок, должны были отправиться трое: Каменный Кулак, №8 и Желтая Трава. Остальные оставались на подхвате.

К’Хатум, столица Империи, тихо доживала свои последние мирные минуты.

Согласно плану, Йорх стояла у дверей фургона, обитого в несколько слоев листами железа, и держалась за ручку крепкой, закрытой на засов, двери. Фургон стоял на холме; внизу раскинулся огромный город, обнесенный высокой каменной стеной и напоминающий колесо — если смотреть сверху — с диаметром около четырех километров. Холм обрывался резким, пологим, почти отвесным склоном вниз метров на сто — сто пятьдесят. Склон порос молодыми деревцами, недавно высаженными рабами-воронами. Возле обрыва стояла Урх и поглядывала то на часы, то на противоположный холм. Вскоре начались первые глухие ритмичные удары в дверь фургона, сменившиеся затишьем. Урх молча разглядывала высившуюся в центре города-колеса высоченную темную башню-ось, местный центр самоуправления и резиденцию наместника Ярхе М’ьеры в одном здании. Удары возобновились с удвоенной силой. Дверь сотрясалась, засов вот-вот должен был упасть. Урх кивнула, наблюдая за тем, как медленно заходит солнце. Удары продолжались. С противоположного холма что-то едва заметно мигнуло. В тот же миг удары затихли. Урх коротко приказала:

— Выпускай.

Город спал.

Йорх и Урх смотрели на мирный К’Хатум, город, одинаково ненавидимый как воронами, так и Тварями. В центре, неподалеку от Башни, темнел невольничий рынок. Обе переглянулись — Перо. Все дело было в Пере. Сзади раздался треск и грохот разрубленного пополам засова. Они обернулись и отпрянули в разные стороны. Мимо, вооруженный огромным Секачом и хрупкой на вид Цыпочкой, пронесся Мертвый и, с тихим треском ломаемых веток молодых деревьев, скрылся за обрывом.

Город спал.

Сначала не повезло стражникам у ворот. Легко крутящий в занесенной вверх и слегка отведенной назад правой руке пятнадцати килограммовую секиру по имени Секач с метровым огромным обоюдоострым лезвием с двух сторон древка, Мертвый несся на них со скоростью мчащейся галопом молодой лошади. Они не успели даже пикнуть — ни первый, порубанный в капусту Секачом, ни второй, с отрезанной головой после знакомства с Цыпочкой. Несколько ударов ногой по огромным воротам, в полметра толщиной из самого крепкого дерева, не переставая крутить над головой Секач — и вот Мертвый в городе. В него летят несколько стрел. Мертвый останавливается, смотрит на торчащие из тела стрелы и запускает Секача в убегающего варх’гона. Огромный Секач, натужно свистя, летит, крутясь в воздухе, и врезается прямо в спину варх’гона. Тот падает замертво; Башня не узнала о нападении.

Пока остальные пять стражников пытались вытащить Секач из спины поверженного товарища, Мертвый оторвал одну створку ворот и уже поднял над головой вторую. Стрелы по прежнему торчат из его тела. Мертвый стоит с поднятой над головой огромной створкой ворот. Он ждет. По словам Желтой Травы, стражников у этих ворот десять, два снаружи, восемь внутри. Здесь шесть. И хоть то, что сейчас именуется Мертвым, не может соображать, в голове раздается слабый голосок разума: «Нужно ждать.»

Варх’гоны, не сумев вытащить Секач, медленно поднимаются на ноги. И тут сзади, из-за их спин, доносится шум. Они оглядываются. В тот же миг их сметает огромная громадная створка ворот, перемалывает, перескакивает несколько метров и сносит полк варх’гонов, присланный в качестве подкрепления. Створка ворот проезжает плашмя еще сотню метров, оставляя после себя длинный зеленовато-красный след. Мертвый, широко ухмыльнувшись, подходит к телу и, поставив на него ногу, вырывает Секач одной рукой. Подняв его над головой, он перепрыгивает на чистый участок улицы и идет мимо того месива, которое уже оставил после себя.

На башне замечается некоторое шевеление. Некоторое. Потому что затишье было недолгим, а жертвы Мертвого кричать не успевают. С противоположной стороны донеслись очень громкие вопли. Башня мигнула.

Мертвый шёл по улицам, оставляя после себя сплошной фарш. Он уже добыл где-то железную дверь и, неровно обрубив ее внешний край Секачом, запускал впереди себя, как неизвестный ему бумеранг. А потом ему оставалось только добить. Заслышав крики, полные ужаса, с очередной стороны, Мертвый остановился, прислушиваясь. Очередной перепуганный варх’гон решил воспользоваться моментом и сбежать. Мертвый, не глядя, швырнул Секач. Когда он понял, что с той стороны, откуда донеслись вопли, орудует Рассыпающийся в Прах («Их двое, « — поправил его раздраженно тоненький голос разума), он обернулся и увидел очередной труп. Бездействие и отсутствие сопротивления варх’гонов начало его раздражать.

Вскоре Мертвый, расчистив и приведя улицы бедных кварталов в тот вид, который устраивал его больше — а именно — почти ровное покрытие каменных мостовых зеленовато-красным месивом с размазанными внутренностями по стенам — перешел к приведению в порядок более богатых домов. Но, когда он подошел к знатным кварталам, его ожидал сюрприз: целый полк варх’гонов, готовый к сопротивлению. В Мертвого полетела туча стрел — он шел, прикрыв глаза рукой с Цыпочкой. Пока варх’гоны судорожно перезаряжали оружие, Мертвый швырнул в них дверью, одним прыжком оказался в толпе и прорычал:

-Ну? Я соскучился по честному бою!

Почему этот полк решил, что сможет его убить, Мертвый не знал. Хотя он даже не задавался таким вопросом.

Рассыпающийся в Прах медленно надвигался на растерянных варх’гонов. Сзади переминался с ноги на ногу Дохлый Номер, рассеянно оглядываясь. Он уже привык к представлению, вечно разыгрываемому Рассыпающимся, именуемому иногда просто Рассом. «Когда он делает это в первый раз, это выглядит впечатляюще, но когда видишь одно и тоже в сотый раз, это вызывает скуку…» — подумал Дохлый Номер, зевая и глядя вслед убегающим с криками варх’гонам. Рассыпающийся в Прах выжидающе оглянулся. Дохлый Номер почувствовал движение за спиной и слегка шевельнул плечом. Ворота захлопнулись, оборвав движение и вызвав слабый, сдавленный, резко оборвавшийся крик. Скучающий Дохлый Номер пошел дальше — догонять Рассыпающегося, ибо «распад его тела не мог длиться долгое время». Расс выжидающе смотрел на него, сжимая в руке свое Дубье — палицу с щелчком, если попроще.

— Я не могу тебя вечно ждать. — сказал он, посмотрев на приближающегося к нему прогулочным шагом Дохлого Номера.

Тот пожал плечами:

— Меня раздражает твой тон. — пробормотал он, имея в виду скрежет голосовых связок Рассыпающегося. Тот покосился на Дохлого Номера и молча двинулся дальше, сдерживая свои способности перед появлением очередных варх’гонов. До рассвета оставалось несколько часов; надо было успеть закончить все за короткий срок.

Полгорода уже лежало в руинах, когда Юродь выпрямилась и пришла в себя. С рук стекала чужая кровь, за спиной громоздились горы свежего разделанного мяса. Юродь огляделась, глянула на собственные руки. Как всегда, она ничего не помнила. Во всем виновата луна. Это началось давно, лет десять-пятнадцать назад, когда она была молода. А потом она попала в племя и стала пользоваться своим даром-проклятием направо и налево. Все для того, чтобы досадить М’ьере и отомстить Айяху. Все.

Сначала раздался громкий шум, что-то вроде глухого удара или грохота, смешанного с криком. Затем — огромная, ослепительно-яркая, почти необъятная вспышка света, занимающая личное пространство каждого, оказывающегося у нее на пути. В город вошел Кричащий На Луне. Его лицо было искаженно, он не видел ничего — ни приближающихся варх’гонов с занесенным оружием, ни зданий, ни улиц. Ничто не имело для него преград; ничто не замедляло его продвижения по к’Хатуму, Столице мира. Один и тот же кошмар преследовал его каждое полнолуние, кошмар, зачастую происходивший наяву. Все те же драконы, все то же пламя, пожирающее его народ. Крик рвется из груди — и все горит огнем. Огнем…

Уже начало светать, когда Мертвый, шедший последним в маленьком отряде Пернатых Тварей, оглянулся и бросил последний взгляд на город. К’Хатум встречал рассвет в руинах. С высоты были четко и ясно видны четыре проломленных и проложенных кем-то провала, прямых, залитых зелено-красным и заваленных обломками, сходящихся в центре, где громоздилась на месте Башни аккуратная кучка темных камней — место приземления Когтя Дракона. При взгляде на эти наспех протоптанные тропинки, создавалось впечатление, что проложившие их не признавали препятствий на своем пути. Ясным доказательством служили знатные кварталы, расположенные ближе к центру города, там, в круге этих знатных домов, прямо посередине здания, были проложены целые дороги. Мертвый закутался поудобнее в свой темный сероватый свитер, откинул со лба темные волосы, уже начавшие принимать свой нормальный оттенок, повернулся к городу спиной и, догнав остановившуюся в ожидании Йорх, пошел вместе с Племенем обратно, в ставку. Спереди донесся дикий вой а ля волк из уст запрокинувшего голову Дохлого Номера, резко оборвавшийся звуком затрещины. Следом донесся истерический гогот Без Домного, первый его смех за все время пребывания в Племени. Звук его смеха был страшнее, чем смех Смеющегося, и послужил причиной для возникновения локального мема: "смеяться как Без Домный". Отстающим были слышны приглушенные голоса и смех тех, кто вырвался вперед. Племя шло домой.

И лишь трое, которые были отправлены на рынок, были мрачнее тучи. №8 нервно покусывала нижнюю губу, Желтая Трава шла с мечтательным, полным нежности выражением лица, держа воздух рукой так, как если бы в ее руках было самое дорогое сокровище в мире. Каменный Кулак шел, мрачный и недовольный, и в то же время озадаченный, и держал руки перед собой так, как если бы нес что-то хрупкое и драгоценное, но сам в это не верил. И только вечером Племя узнало, что это было.

От Племени Пернатых Тварей не было спасения. Иногда Боевой Нож задумывался о целях таких нападений, но всегда ответ был неизменен :

-Есть-то что-то надо?

Боевого Ножа же вечно мучил один вопрос, позже заданный им Урх:

-Почему воронов мы убиваем десятками, а варх’гонов — сотнями? Почему у воронов страдают только Жрицы Огня и только определенного возраста и самые наглые, а у варх’гонов — все? Почему у черных воронов почти нет жертв, а у белых — есть?

Урх улыбнулась, захлопнула книжку, сказала:

-Все ответы в прошлом.

Боевой Нож буркнул:

-Понял. Извиняюсь.— И шмыгнул за дверь.

Урх вернулась за стол и задумалась: ну как еще ему объяснить, что варх’гоны убивают не спрашивая, что Жрицы Огня иногда срываются, что черные вороны мстят после смерти, что «мы такие же, как они, как это ни прискорбно», что…

-Слишком много всяких "Что".— задумчиво произнесла она и решила, что объяснять Боевому Ножу ничего не надо. —Со временем он и сам поймет.

Вечером же, на кухне, в полном окружении всего Племени, Йорх впервые в жизни устроила допрос с пристрастием.

-И каково это — быть больным болезнью Вороненого Пера?

Спрашивала Йорх, внимательно глядя на пустое кресло напротив нее. Желтая Трава бросила на нее случайный взгляд и продолжила ласкать взглядом только ей видимое лицо. Ветер смотрел в пол, кусая губы.

-Ну… это слишком просто, чтобы быть правдой…

Йорх вздрогнула. Урх изумленно подняла глаза.

Голос Вороненого Пера слышали все.

— Всё началось в тот день, когда моему пребыванию в Племени исполнилась неделя. Меня доконала Йорх — чего я, собственно, и не ожидал. На следующий день я не мог смотреть ей в глаза — так сильно я ей нагрубил. Далее наступила неделя затишья. Потом… Потом я понял, что слишком много грублю. Попытался держать себя в руках — не получилось; раздражало буквально всё — жесты, слова, мимика… «Я так больше не могу…» — это была моя самая часто повторяемая фраза за эти недели. На третьей неделе всё стало хуже. Я начал замечать, что бледнею. Начал носить закрытую одежду, скрывал всё — горло, руки. Лицо занавешивал волосами. Ходил, вечно опустив голову. Начал носить перчатки. Потом кто-то — по-моему, Йорх; она вообще постоянно была где-то рядом — заметил мои истончившиеся пальцы. « По-моему, ты таешь,» — констатировала она и отвела меня за руку в комнату. Остатки отпущенного мне времени я провел в своей комнате, с Йорх, дежурившей у моей постели, и посещаемый изредка соплеменниками. А потом. А потом меня не стало.

До самого конца с ним сидела Йорх. Он запомнил всё — и как она напряжённо сидела рядом, тщетно пытаясь удержать его исчезающие пальцы, и как она наконец-то сняла маску. Это было последнее, что он запомнил.

Потом были долгие-долгие месяцы беспамятства, потом долгие-долгие попытки вернуться и шёпот в ночи: «Имя… Дайте мне имя!!»… Он хлопал дверьми, а они думали, что это ветер. Что может быть ироничнее этого?

Смерть? Эта старая сука не взяла меня к себе, неет… Она оставила меня ТУТ, невидимого, но слышного, тут! Зачем? На хрена? В чём цель этого? Я не знаю; но мне от этого не легче…

…А потом пришла Она… Жёлтоглазая…

— Любви нет! У вас только щенячья возня, две химических реакции в организмах, обмен микробами и похоть. И всё! — говорила Жёлтая Трава, а два молодых ворона, держащихся за руки, переглядывались и краснели… А потом, вечером, она бежала, бежала по коридорам в дальнюю комнату, высоко подобрав юбки…

— Вороненое Перо…

— Жёлтая Трава…

Любви нет! Есть только похоть.. Но как же быть, если тебя тянет ко мне, неумолимо, когда тебе кажется, что твоё сердце бьётся в такт с моим, невидимым, как же быть, как же это… Какое имя у того чувства, заставляющего тебя всерьёз полагать, что я — твоё дыхание, что я — твой смысл, твой воздух, твоя жизнь… твоя душа, в конце концов!! Но…

Я умер, дорогая. Я мёртв, Жёлтоглазая.. Меня не существует…

Любви нет… Похоть.. Только похоть..

Йорх сняла маску и увидела, как в её пальцах стремительно тают пальцы Вороненого Пера. «Меня не существует..» — услышала она шёпот, подобный перестуку упавших на жестяную крышу капель дождя. « Вот чёрт.» — прошептала она, мгновенно проснувшись и уставившись широко раскрытыми глазами на постель, где только что лежал чёрный ворон по имени Вороненое Перо.

… Похоть.. нами правит богиня и имя ей Похоть…

…Вороненое Перо! — и дыхание моей Жёлтоглазой…

Я невидим, я мёртв, я не существую… Но ОНА слышит меня, знает и ждёт… Как же..?

Жёлтоглазая..

Вороненое Перо?!

Наша «похоть» слишком сладка, чтобы длиться вечно.. А я так ни разу и не притронулся к тебе, Жёлтоглазая…

— Любви нет, Стремительная Стрела. Ты не любишь Семнадцатилетнюю, ты её хочешь. И точка. — а потом переходами, коридорами… анфиладами комнат, высоко подобрав юбки…

— Вороненое Перо! — и только ветер был ей ответом.

И сердце остановилось. И душа улетела, а лёгкие перестали работать.

«Меня не существует.»

Сначала Страшный Зверь, потом — дурацкий скандал Росы и Дохлого Номера, потом — Кла'ус и этот странный обморок Жёлтой Травы… Что, чёрт возьми, происходит?

Жёлтая Трава открыла глаза и прежде всего сказала, тихо-тихо, так, что никто не услышал: «Его не существует…»

Три дня кошмара… Жёлтая Трава не дышит и не подаёт признаков жизни… Чёрт! Не может.. Она не имеет права умирать!!!

Я должен был это сделать, должен был! Теперь ты со мной, Жёлтоглазая, ты — моя… Пока ты хочешь быть со мной.. Пока ты хочешь быть мной…

Йорх, стоящая у дальней стены комнаты, резко обернулась. В комнате эхом потустороннего шороха капель ещё звенело:» Меня не существует…» «Что, чёрт возьми, происходит?»

Странное ощущение.. Как будто я стал опять живым, обрёл плоть и кровь и теперь лечу высоко-высоко, в ночном звёздном небе… А ты, Жёлтоглазая?

Она не слышит меня, не видит меня… Но почему? Почему…

Точно. Меня ведь не существует, ведь так? Желтоглазая…

Вороненое Перо…

Мы так ничего и не поняли. В тот самый момент, когда на Жёлтую Траву падал огромный чёрный обелиск М'ьёры и по всем правилам должен был её прихлопнуть( мы бы уже ничего не могли сделать; да мы и не могли ничего сделать!! Мы были слишком далеко, где-то истошно кричала №8, что-то бессвязное, и билась в руках Каменного Кулака… Мы просто не могли прийти на помощь — нас бы стало ещё меньше…) , непонятным образом её буквально выдернуло оттуда. Обелиск упал; откуда-то брызнула кровь.

Ччерт! Как больно… Больно терять крыло, а каково тем, кто теряет оба? Ты цела, Жёлтоглазая? Ну ответь же мне…

А ты цел, Вороненое Перо!?!

«Да помогите же вы!!» — заорала на нас Жёлтая Трава, зачем-то держа воздух обеими руками, как будто боясь его потерять. И только тут я всё поняла…

Я видел, как в мою темноту вошла Йорх и улыбнулась, сняв маску. Я успокоился. Мне легко лежать на твоих коленях, Жёлтоглазая, и видеть твоё лицо. Прости, я не смог поднять руку, чтобы вытереть твои слёзы.

Когда Жёлтая Трава опять застала целующихся Семнадцатилетнюю и Стремительную Стрелу, она не стала говорить про похоть. Она улыбнулась и прошла мимо.

Она торопилась к Вороненому Перу.