Halgen — Не тронь чужое!

Парусники, набитые томящимся в вонючих, сырых и кромешно темных трюмах живым товаром, на полной скорости спешащие от континента к континенту. Несмотря на распущенные паруса, такое плавание занимало не меньше месяца. Условия же в трюме легко себе представить, если учесть, что гальюн на паруснике был лишь на верхней палубе. Единственное средство освещения того времени — огневые лампы с китовым жиром на деревянных кораблях требовало осторожного обращения, потому вряд ли в трюме могло быть светло…

Продолжение этой картины — черные невольники, копошащиеся среди зеленых зарослей плантации. Разумеется, скучающий под деревом надсмотрщик с хорошим бичом из крепкой воловьей кожи.

Потом можно увидеть линкоры, дымящие возле индийских и африканских берегов. Толпы аборигенов, уныло бредущих хоть и не на рабскую, но все равно почти подневольную работу под взглядами чужеземных солдат в пробковых шлемах. Набитые купленным за гроши товаром пароходы, отчаливающие от колониальных берегов. Это — уже следующий за рабством период, именуемый колониализмом, вывоз дешевых колониальных товаров и ввоз дорогой продукции из метрополий.

Следующий вид. Скамейки и плевательницы, украшенные аккуратными табличками «только для белых», богатые дома, двери которых предупреждают надписью «цветным и собакам вход воспрещен!»

А по другую сторону — вооруженный циркулем и линейкой Ученый, профессор де Гобино, склонившийся над одним из черепов своей немалой коллекции. Его зоркий глаз четко определяет расположение на нем бугорков и ямок, после чего мысли ученого связывают их с умственными возможностями человека. Наблюдения перерастают в теорию, а теория делается доктриной…

Картинок много, но все — чужие, никак не относящиеся к русской жизни, ни к прошлой, ни к настоящей. Все они вспоминаются из кинофильмов — от советских идеологических, до современных мелодрам…

Где-то надо искать начало… Но не в кино же!

В Средние Века европеец искал оправдание своим действиям в буквах Писания. Естественно, смысл одних и тех же слов мог толковаться по-разному, потому складывались различные школы, часто доказывающие вещи, несовместимые друг с другом, а, тем более — с догматами веры. Потому многие школы развились в ереси, некоторые из которых породили учения, ныне зовущиеся общим именем — протестантизм. Самой агрессивной ветвью протестантизма сделалось учение Жана Кальвина, именно в нем увидел один из основателей социологии, Макс Вебер, корни капитализма.

Человек не может спросить Небеса о праведности своих поступков, ибо он не услышит ответа. Над миром как будто царит пауза, наступившая в разговоре. Со стороны Небес она кажется мгновенной, но со стороны Земли — очень длинной, уже дважды тысячелетней… Потому людям не остается ничего, кроме как много раз заново истолковывать слова, услышанные ранее, удаляясь с каждым толкованием от их истинного смысла. Потому к 19 веку авторитет богословия сделался недостаточен, в дополнение к нему потребовался еще авторитет науки, изучающей не Божье слово, но Божье дело, то есть — творение. Такой наукой стало естествознание.

Собственно, протестантское богословие и европейская естественная наука выводили расизм вместе. Первое доказало, к примеру, что черная раса происходит от Хама, сына Ноя, высмеявшего отца, и за это — проклятого. Естественная же наука обнаружила у черной расы больше сходств с животными, чем их имеют представители белой расы.

Из всех верований расизм оказался ближе всего к иудаизму, ведь лишь он утверждает связь биологической наследственности человека с его Избранностью или Отвержением. Кальвинизм также признает предопределение посмертной судьбы и ее проявление в земной жизни, но связывает он его с деловым успехом, то есть — с накопленным богатством. Потому на плантациях Северной Америки поначалу черные рабы трудились бок о бок с рабами белыми. Так было до тех пор, пока баптисты (т.е. американские кальвинисты) — плантаторы не заметили, что использование черной рабочей силы много выгоднее, чем белой. Ведь она и послушнее, и физически сильнее. А все, что увеличивает выгоду — то с позиции западного протестанта угоднее богу. Так расизм и сделался достоянием западно-протестантской цивилизации. Европейские народы, принявшие лютеранство или сохранившие (большей частью формально) верность католичеству, попали под влияние той цивилизации, как более агрессивной. Так расизм охватил всю западную цивилизацию, приняв в более молодой ее американской части — более жесткие формы, в более старой европейской — сравнительно мягкие.

Пытался ли кто-нибудь в те годы опровергнуть учение расизма на теоретическом уровне? Разумеется. И, конечно, этот ученый был русским. То был знаменитый русский путешественник Миклухо-Маклай. Его работа выглядела так же, как и работа Гобино — циркуль, линейка, микроскоп, исследуемые черепа туземцев, найденные на том месте, где когда-то была межплеменная стычка. Вместо кабинета у этого ученого была простая хижина на одном из островов Новой Гвинеи, такая же, в каких жили и аборигены. Долгий труд увенчался полным опровержением принятой в Европе расовой теории.

Миклухо-Маклай понимал, что результаты его научных изысканий Запад не примет по той простой причине, что они ему не нужны. Ибо в сознании западного человека понятие истины все больше и больше сближалось с понятием полезности. Потому он решил пойти иным путем, и предложить невероятное — создать первую для России заморскую колонию. Ибо он осознавал главное отличие русского колониализма от западного, которое заключается в том, что колониализм русский не постулирует онтологическое превосходство русского народа над остальными, он лишь представляет русских, как главных в общем для всех народов Империи деле. Русские скорее занимают место великих среди равных, чем место живых богов, которое утверждала для своих адептов теория расизма. Потому и русская колонизация сыграла бы для Новой Гвинеи защитную роль.

Увы, проект был утопичен. В те времена Россия имела на Тихом Океане всего лишь один город — Владивосток, развернуть в котором кораблестроение не представлялось возможным. По причине отсутствия вблизи металлургических заводов, да и вообще какой-либо промышленной базы. Путь же к Тихому Океану основных флотов — Балтийского и Черноморского, мог быть многократно перерезан противником. Что позже, в 1905 году, проявилось на практике… Увы, русская Новая Гвинея навсегда осталась утопией.

Тут самое время перейти к тому взгляду на инородцев, который несли в себе русские люди, и который не имел ничего общего с расизмом. Уже в 16 веке русский народ нес в себе то, что ныне именуется цивилизационным взглядом. Его открытие в современном западном мире приписывается американскому геополитику С. Хантингтону, опубликовавшему свой труд аж в конце 20 века…    

Русский народ определял инородцев прежде всего исходя из их веры, во вторую — из их культурных особенностей, в третью — из их поведения. При этом биологические качества их тел не играли никакой роли в оценке. Если представить русские взгляды тех времен схематично, то всех иноземцев делили на несколько категорий. Это были «татары» (представители всей Исламской цивилизации, кроме персов), «персы» (иранская цивилизация обладает некоторой обособленностью, о чем пишут и современные исследователи), «немцы» (представители всей Западной цивилизации) и «жиды» (здесь обойдусь без комментариев). К своим, русским, кроме чистокровных русаков, также относили и финно-угров, и православных татар, перенявших и русскую культуру (вряд ли кто будет утверждать, что аристократические рода Шереметьевых, Юсуповых или Басмановых были не русскими, а — татарскими).

Именно на цивилизационном, но не на расовом мировоззрении и строилась Российская Империя.

В настоящее время западный расизм претерпел некоторые метаморфозы. Он будто вывернулся наизнанку, обратившись в полное отрицание самого себя, породив идеологию толерантности. Западная цивилизация раскаялась в своем прошлом? Как бы не так, покаяние — это как раз удел нас, русских. Просто в условиях современного развития мирового рынка расизм из фактора, сопутствующего деловому успеху, сделался его помехой. После нескольких кризисов перепроизводства западная экономическая, а за ней и социальная мысль в каждом человеке вместо рабочей силы начала видеть другого участника экономического процесса — покупателя. В таких условиях принижение каких-либо людских категорий неминуемо ведет к их отлучению от рынка, результатом чего становится недополучение прибыли. Таким образом, западно-протестантская цивилизация вернулась к своему началу, и вновь за показатели избранности или отверженности человека Небесами приняла его деловой успех на Этом Свете. Заметьте, к толерантности по отношению к бедным на Западе никто не призывает!

В то же время подоспела и теория «Конца истории» Френсиса Фукуямы, о которой я уже писал в одной из статей. По этой теории будущее всех народов — превращение в однородную массу «экономических кочевников». Для воплощения подобного сценария мало демонтировать преграды между расами, надо демонтировать и сами народы, как таковые. Именно поэтому заодно с расизмом Запад объявил своим врагом и цивилизационный национализм. Который не имеет с расизмом никакой идейной связи, и вообще чужд ему.

Исторически мы не были связаны с расизмом, не имеем никаких комплексов «вины за содеянное», потому нам ли принимать у себя и его отрицание — толерантность?! Грозящую размыть смысловое ядро народа, и лишить нас всякого будущего…

С другой стороны, толерантность — оружие обоюдоострое. Его авторы рассчитывают оказаться над массой разрозненных индивидов, происходящих из разных рас и народов. Североамериканский континент, где попытки создания особого, «американского» народа безнадежно провалились, более всего подходит, как место для их штаб-квартиры. Они будут чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока рядом с ними не окажется достаточного количества людей, объединенных сильной идеей. Тогда крах глобального мирового центра управления будет неминуем, важно лишь нам самим защититься от принятия его идеологии. Потому победа, причем победа во всемирном масштабе, даже сейчас не так далека, как кажется многим. И важнейшее ее условие до элементарного просто — не брать чужого! Не брать чужих идей, чужого прошлого и чужого будущего!

Андрей Емельянов-Хальген

2013 год