«В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!»
Игорь Северянин.
УВЕРТЮРА В ТЕМПЕ Presto.
Самые красивые женщины работают, тьфу ты, работали в редакциях. Теперь все изменилось, конечно. Кому нужна мизерная зарплата и примитив-хозяин, вообразивший себя интеллектуалом и пупом Вселенной? Разве желающим сохранить фигуру и полную стерильность мыслей.
Но было время, господа, когда деньги почитались далеко не главным достоинством человека. А КРАСОТА души и тела занимала никем неоспариваемое первое место среди не перегруженных работой ценителей жизни.
Именно тогда и начали плодиться разные издательства, где на любой вкус, простите, на любую тематику произведений подбирался персонал, женский персонал.
Математиков и физиков, людей высокой морали и строгих требований, на порогах кабинетов встречали серьезные на вид дамы с едва заметным, но от этого ничуть не менее впечатляющим боевым раскрасом.
Пишущих агрономов, с ограниченным воображением, пытались побудить к творчеству, расцвеченные всеми переливами радуги, и сиянием бижутерии сотрудницы.
Знатоков древних и восточных языков зазывали в печатные издания сладкоголосые, экзотические сирены, наяды и прочие нифертити.
Для профессионалов пера и бумаги подбирали эрудированных девиц из семей потомственных литераторов. Говорят: лицо — зеркало души. Здесь же к задумчивости и мечтательности лика непременными приложениями считались грация движений и холодная решительность духа, а также готовность без сожаления расправиться с молодым, самоуверенным гением и видавшим виды бывалым авторитетом.
Короче, девушка, облаченная в кожаные, облегающие фигуру одеяния, в высоких сапогах и кнутом в руках, не смотрелась, как нечто инородное, не соответствующее высокому назначению редакции.
И, маленький секрет, в нагрузку, как раньше. Всю современную той эпохе литературу создавали именно редакторы. Писатели, поэты и просто авторы не имели к ней ни малейшего отношения.
Имя на обложке!? Но ведь и его машина напечатала.
Самым печальным в сложившихся обстоятельствах можно считать мое полное несоответствие принятым критериям. Пол, знания и опыт не оставляли ни малейшей надежды осуществить заветную мечту детства. Работать в большом женском коллективе, оказаться в райских кущах редакторского состава.
Операции по превращению мужчин в мускулистых девушек, в той, покинувшей нас стране, еще не прижились. Тяга странствий плохо сочеталась с сидячей работой. Фантазии, приходившие в голову, не подлежали публикации, из-за строгостей цензуры.
На помощь пришла изворотливость ума… выше стоявших товарищей, их желание обойти ими же созданные препоны, и нежелание стоять в очереди на публикацию своих фамилий на обложках.
Это и привело к созданию эксклюзивного, маленького «неформального издательства», названного для большей приватности «Главной редакцией изданий для зарубежных стран». Я уже поминал ее в своих воспоминаниях, но в пылу сочинительства несколько отошел от истины, исказил образы, изменил события. Пора и честь знать. Восстановить попранную мною же справедливость и отразить все в истинном свете, если, конечно, …снова не увлекусь.
Великие замыслы рождаются в заоблачных высотах. Сегодня ни тех, ни других нет. Все приземлено, обыденно. Тогда же в чертогах небожителей решили найти необыкновенного исполнителя для неординарной затеи.
Не простая задача, принимая во внимание рабоче-крестьянское происхождение и высшее партийное образование руководителей. Но один все-таки оказался в их рядах. В молодости он пописывал статейки, пылкие воззвания и дружил с небезызвестным художником Сикейросом. О, если бы только дружил! Да, та дружба надолго осталась в памяти тайных и явных врагов нашей бывшей родины. Она заставляла содрогнуться супостатов, пытавшихся перечить Хозяину необъятной планеты под названием СССР.
Художник, лишь прослышав о неуважении, тут же откладывал кисти в сторону, его друг перо. И оба брали в руки … автоматы. Да, были времена,… но кончились.
И вот, к другу художника пришли и попросили взяться за старое. Ну, не за автомат, понятно. А создать необычное, нетрадиционное, не созвучное той номенклатурной эпохе учреждение. Так и родилась ГРИЗС. Эдакое смешение стилей, нравов, традиций, сохранив, тем не менее, незыблемым примат КРАСОТЫ.
Я не о себе. О женщинах. Уж не знаю, где и как товарищ Сикейроса их находил, поверьте знатоку, выбор всегда оказывался удачным.
Щиколотки, стройные, длинные ноги… Ах, нет сил продолжать... Глаза, волосы, собранные в необыкновенные прически… Куда до них сегодняшним заморенным дылдам топ-моделям…
Но художник, будь он даже художник слова, не может считаться таковым, коли его творения не завершаются заключительным, мощным «фатум-аккордом».
У русского поэта Петра Ершова сей «tonus mortalis» скачет, пляшет, извивается в каждой главе, в каждом четверостишье. Кем бы стал его главный персонаж, Иван-дурак? Кто бы обратил внимание на доставшихся по случаю Недорослю стройных кобылиц, кабы не конек-горбунок?
Чтобы вышло из ГРИЗС? Кто бы обратил внимание на гарцующих, ласкающими самый притязательный взор редактесс? Не будь у них своего конька-горбунка. Меня, то есть.
Таковы законы жанра, вызвавшие, признаюсь, немало сомнений у заказчиков.
Если бы на этом все и закончилось... Если бы будущее не рождалось из прошлого… А в прошлом наш Творец, как вы уже знаете, не отличался тихим и скромным нравом. От того-то, по привычке, он и заложил в фундамент Главной редакции «тикающий механизм», журнал «Наука в СССР». Определив в печатное и печальной памяти издание вместе со мной и надо мной совершенно ничтожную личность, бывшего комсомольского босса, о котором и вспоминать-то, не стоит…
Но… повторяю, предвидеть — задача не из легких. Потому, на всякий случай сообщаю, фамилию он носил пренеприятнейшую: Зудов…
КРЕОЛКА В СТИЛЕ Rondeau …
Существует много версий о том, как я оказался в немилости у Создателя ГРИЗС. Все — клевета, наговор, враки, хоть порой и не лишенные литературных достоинств. Присмотритесь, например, к псевдо истории некого Шекспира о Монтекки и Капулетти. Имена изменил, место действия перенес в какую-то Верону. А гнусные намеки, обвинения в адрес семей жениха и невесты оставил. Уверяю, в этом пасквиле нет ни слова правды.
Истинные события тоже напичканы жестокостями, наивными и нежными чувствами! Но крови в них не пролито, ни капли.
Известно, как рождаются мечты. На пустом месте, без веских на то оснований. Вот и желание друга Сикейроса взросло на той же почве. В конце концов, наличие дочери еще не повод видеть в каждом существе мужеского пола зятя. В семье же близких друзей особенно. Так ведь и врагов нажить не долго.
Шекспир это понимал, а наши родители, увы, нет. Мечты породниться терзали их ночь и день. А они, естественно, все вымещали на детях.
Трудно даже представить, как занудливы и безжалостны герои в обыденной жизни. Какие муки пришлось испытать девушке, от рождения наделенной тонкими чувствами и нежной душой. Но смуглая креолка стойко противостояла посягательствам на свою свободу. И лишь пятна пунцового румянца, более напоминавшие аллергию, выдавали ее страдания, когда папаша-монстр произносил вслух мое имя.
Старый «флибустьер» не привык отступать. Он ловчил, хитрил. В ход шли излюбленные приемы, не раз испытанные в поединках с идеологическими противниками и предателями родины. Увы и ах, не помогало.
Страшно подумать, как низко пал этот убежденный боец, пытавшийся декламировать четверостишие белогвардейца, Николая Гумилева:
«Там он жил в тени сухих смоковниц,
Песни пел о солнечной Кастилье,
Вспоминал сраженья и ЛЮБОВНИЦ,
Видел, то пищали, мантильи».
Жертва! Предательство идеалов! Даже они не возымели действия! Более того, строки сомнительного содержания (какие еще ЛЮБОВНИЦЫ!?) вызвали у девушки искреннее возмущение. И тогда милое создание слегка оскалила белоснежные зубки, и выразительным жестом, проведя ладонью поперек горла, пресекла дальнейшие увещевания.
В нашей, местечковой семье, все складывалось иначе. Стоило произнести вслух заветное слово «КРЕОЛКА» и возражения отпадали сами собой. Видимое ли дело, встречаться, жениться … Ну, вы же помните Эдуарда Багрицкого:
В аллее голубой, где в серебре тумана
Прозрачен чайных роз тягучий аромат,
Склонившись, ждет ее у синего фонтана
С виолой под плащом смеющийся мулат.
«Смеющийся мулат», то есть я, не возражал и тоже оскалился, но уже радостной улыбкой.
Вопрос решался открытым голосованием. Большинство постановило: смотринам быть. Посоветовав мне: убрать с лица глупую ухмылку и вести себя скромнее.
Скромность! О, кто бы сомневался! Да, ее у меня … Но надо же как-то и соответствовать романтическому образу! Только причем здесь сдержанность? Этот «костыль посредственности»… Если девушка …
РАЗ:«… приходит в порт смотреть, как каравеллы
Плывут из смутных стран на зыбких парусах…»
ДВА:«… одна идет к заброшенному молу,
Где плещут паруса алжирских бригантин,
Когда в закатный час танцуют фарандолу,
И флейта дребезжит, и стонет тамбурин».
ТРИ:«А дома ждут ее хрустальные беседки,
Амур из мрамора, глядящийся в фонтан,
И красный попугай, висящий в медной клетке,
И стая маленьких бесхвостых обезьян».
Подумаешь, одной больше!
Обильные угощения в стиле «Latinos», смягчили обстановку. Но нас благоразумно не посадили рядом, предложив, рассматривать друг друга с противоположных сторон стола, на отдалении. Как при очной ставке.
Хорошо прожаренное asado, приправленное соусом Chimichurri, помогло погасить пламя предполагаемого конфликта.
Я открыл рот… Не для того, чтобы оценить кухню потенциального тестя, а выразить свое восхищения девушке, упрямо молчавшей и уничтожавшей одно блюдо за другим. Такой аппетит заслуживал комплимента.
Заботливо поднесенный кем-то напиток «Pisco», прибывший прямиком с Огненной Земли (крепость в шестьдесят градусов, между прочим), лишь раззадорил меня. Взгляд подобрел. И на присутствующим обрушились щедрые, обещания отправиться вместе с «суженной» в далекие и интересные путешествия уже в ближайшее время. Прямо сейчас, из-за стола.
«Невеста» разжала зубы, с интересом взглянула на предмет недавней ненависти и отложила в сторону тарелку с недоеденным куском мяса. А с другой стороны стола к ней уже спешил легкий, эфирный аромат странствий, туманя сознание, уничтожая противоречия ...
Пусть, пусть — все пьяная ложь! Но пусть эта, бесхвостая обезьяна, продолжает врать дальше! Ах, она сама решит:
«Когда наскучат ей лукавые новеллы
И надоест лежать в плетеных гамаках»…
Казалось бы, вот и победа! Но внезапная тревога быстрой разлуки с любимой дщерью охватила друга Сикейроса. Отчаянные переживания всех отцов мира, легкомысленно выдавших своих ненаглядных чад за еще вчера желанных претендентов-просителей, исказили его лицо жуткой гримасой ненависти.
Руки героя беспомощно шарили под столом, не находя убранного заботливой супругой «маузера». Взгляд блуждал по стенам, увешанным замысловатым оружием, нервно перескакивая с кривого турецкого ятагана, на японский меч —«катана».
Но трезвый рассудок, столь свойственный людям подобного склада, взял верх над эмоциями. «Никакой крови!» — приказал он. И вот, в голове «тестя» уже созрел коварный план...
В тот момент я расписывал прелести азиатской кухни, похваляясь, будто способен проглотить, не поморщившись, самые острые блюда...
Бывший террорист быстро ухватил нить повествования. И, прикрыв иезуитский замысел сладчайшей из улыбок, поставил передо мной крохотную баночку, предлагая оценить на вкус, маленький, невзрачный с виду мексиканский перчик…
Расплавленный свинец, залитый в глотку подследственного, с самого начала не вызывает иллюзий. «Невинный» овощ проявил свои подлые качества (останавливать биение сердца, парализовать дыхание и выворачивать наизнанку человеческий организм) лишь после тщательного пережевывания…
Все напитки ушли на тушение пожиравшего меня пожара. Ноги родителей под столом изо всех сил били и топтали родное дитя, дабы заставить его соблюдать приличия.
Конечности же несостоявшегося тестя выделывали радостные «па» чарльстона:
«Если шея багровеет,
Начинает вас трясти,
Постарайтесь поскорее,
Сосчитать до десяти».
СИЦИЛИАНА, ОБЕРНУВШАЯСЯ Allegro di Morte.
Пастораль смотрин не предполагала бурного завершения. Злодейство уничтожило зарождавшееся чувство. Но и у жизни своя логика. В тот момент, когда отец «невесты» праздновал победу, сменив пошлый чарльстон на разнузданную джигу…Господи! Ну, и вкусы... В дверь постучали…
На пороге стоял молодцеватый фельдъегерь и протягивал конверт с сургучной печатью. Друг Сикейроса состроил бровки «домиком»: «У нас здесь праздник, молодой человек! А вы со своими делами!» Но оглядев лейтенанта внимательнее, предложил войти, и, несмотря на сопротивление, усадил за стол… рядом с дочерью.
«Этот далеко не увезет»,— видимо подумал успокоившийся папА.
А прочитав послание, стал внимательно рассматривать раздираемое конвульсиями тело жертвы. Мое тело.
Я еще плохо ориентировался в пространстве, не различал детали происходящего, но понять содержание письма уже мог. В нем говорилось о какой-то редакции «ГРИЗС»…
Родитель-«Отелло», поймав мой любопытный взгляд, ненадолго задумался, а затем процедил сквозь зубы: «Возможно, из него выйдет редактор, хотя пол и не соответствует»…
Попасть на галеры легко. Достаточно сболтнуть лишнее. Кой черт, понес меня на эти смотрины.
Служба в зарождавшей ГРИЗС казалась обманчиво привлекательной, чем-то напоминая современные дефиле. Любование сотрудницами — редактессами, переходившее к совместному поглощению кофе и коктейлей в Доме Художников на Крымском валу, занимало почти все рабочее время.
Понятно, существовало и начальство, тот же Зудов, например. Но кто же думает о пустяшных неприятностях в обществе дам? С первого же взгляда он не вызвал во мне ответного чувства. Чувства неприязни, зарождающегося каждый раз, когда кому-нибудь что-нибудь от вас надо. В конце концов, это ему хотелось заполучить разные там статьи о победах науки.
Запросы вашего автора оказались удовлетворены с первого же посещения редакции. Образ девушки, разделившей со мной кабинет, моментально вытеснил из сознания недовольный лик брюзжащего босса.
Щиколотки, стройные, длинные ноги… Ну, да, о них уже шла речь… и грассирующий полушепот:
«Я вас стрААшусь, мой гЕЕрой…». Создавали незабываемую атмосферу производственного процесса.
Увы, друг мексиканского живописца точно отмерял, предназначенные мне дозы удовольствий и нахлобучек. Звонок, и я опять вынужден влачить вериги должностных обязанностей, врать начальству о том, как продвигается несуществующая в природе работа. Надоело. Оставалось творить.
Ну, чем тогда мог похвастаться СССР? Куда ни кинь…пусто. Беспокоиться не о чем. Отсутствие же забот, как известно, — залог долгой счастливой жизни. И я решил удовлетворить запросы нервного начальника рассказом о долгожителях...
Сегодня, пожелание Кавказского долголетия воспринимается, как неудачная шутка или оскорбление. Там бы до тридцати бы дотянуть со всякими джихадами, имамами и кровной местью.
Но тогда в легенду о старцах, переживших все мыслимые и немыслимые сроки, но продолжающих есть шашлыки, пить вино, выплясывать лезгинку и производить на свет потомство верили даже подозрительные американцы.
Гнусную зависть заокеанских злопыхателей понять не сложно. С одной стороны, страна неограниченных возможностей! С другой, долго ими не попользуешься. Стукнуло пятьдесят и ты уже никому не интересен. Особенно, капризной даме, по имени Удача. Захудалые больницы, виски, опять больницы и грифы-родственники, дожидающиеся мизерного наследства.
Свалились-таки эти янки на мою голову. Покажи, мол, да расскажи. Пришлось послать… в самое логово долгожительства, дабы феномен предстал пред ними во всей красе. Маршрут вырисовывался сам собой: горы Чечни, Дагестана и прочее. Там, где сегодня только и увидишь БТРы и солдат в камуфляже, топчущих былые туристические тропы.
Честь сопровождать богатеньких Буратино, помчавшихся раскрывать тайны счастливой жизни, досталась Зудову… Английский эквивалент его фамилии (THUD…ov — стук), видимо, больше устраивал организаторов поездки, хранивших, как зеницу ока, секреты страны Советов.
На меня же возложили описание их приключений. Сроки сжатые. К прибытию экспедиции все должно быть готово...
Капуста не растет на деревьях. Птицы не долетают до Солнца. Люди не живут двести лет. Но именно это и пытались опровергнуть все маленькие, но гордые горные республики, лишь прослышав об УВАЖАЕМОМ ЧЕЛОВЕКЕ, трудившемся над статьей об их не менее уважаемых старцах.
Они не ограничились пустыми утверждениями. А присылали неоспоримые доказательства: бочонки с вином, филейные части баранины, делегации аксакалов. Последние, дай Бог им здоровья, выглядели совсем не старыми людьми. Лет сорока не более…
Беседы, тосты пробуждали воображение. А редактессы заставляли светиться безумным блеском глаза долгожителей. Работа приняла лихорадочный темп. В ГРИЗС не прекращались застолья, хотя в эссе и была уже поставлена последняя жирная точка.
Мой бескомпромиссный вывод: о вреде чрезмерного труда увенчал эпохальное сочинение, утвердил преимущества социального строя над безумными рыночными законами и… привел в бешенство возвратившегося из поездки Зудова.
Истины же, провозглашенные еще самим Бомарше…
«Пить, когда никакой жажды нет, и во всякое
время заниматься любовью — только этим … мы и
отличаемся от других животных»,
и ставшие «tonus mortalis» уже моей статьи, привели его в неописуемую ярость. Крики о какой-то «пятой колонне», надругательстве над священными принципами огласили былое Замоскворечье…
Тут-то и произошло самое ужасное. Почти весь редакторский состав, как по команде, подал заявление на декретный отпуск. Перспектива остаться со мной с глазу на глаз, пока женское большинство ГРИЗС будет нянчиться со здоровым потомством резвых старцев, парализовала волю босса. Он впал в кому…
ДИВЕРТИСМЕНТ Alla zoppa.
С тех пор «увечная, хромоногая нота», творящая неправильные синкопы, зажигательные венгерские танцы, рэгтаймы задала тон и в нашей редакции.
О какой классической строгости можно говорить, после случившегося? Все закружилось в иных ритмах.
Несостоявшийся тесть, олимпийцы, замыслившие ГРИЗС, а, возможно, и САМ (называйте его, как хотите) пришли к единому мнению: мексиканским перчиком уже не обойтись.
Сотруднику, чьи замыслы оборачиваются непредсказуемыми последствиями, следует подыскать иное занятие. Издание научных монографий, например… Что еще способно, быстро и безболезненно, погрузить в летаргический сон читателя и издателя одновременно?
Людская наивность безгранична. Ведь заумные манускрипты, как вы знаете, тоже творили редакторы. И, уж, если малюсенькая статейка об одряхлевших долгожителях имела такой резонанс…
Короче, просторы моей деятельности становились безбрежными, а последствия не предсказуемыми. Ведь теперь кабинет приходилось делить не с одной, а … пятью редактессами.
Слава окрыляла, придавая совместной работе некую интимную тональность. А тихий, женский голос в телефонной трубке дарил всем заинтересованным лицам надежду… быть понятым, услышанным, увенчанным лаврами лауреатом. И понятно, сводил, с ума…
К нам выстроилась очередь. Не думайте и не мечтайте. Предыдущий сценарий с горцами исключался полностью. Московский воздух убивал даже микробы. Что уж там говорить о вечной молодости…
А вам все еще интересно, что случилось с ГРИЗС? Ах, чудаки и чудашки, вы мои! Примерно, то же, что и c СССР…
Ананасы протухли, шампанское выдохлолись... Остались придурковатые начальники, неистребимые, как клопы и тараканы, и Зудов…
Что делать? Куда бежать?
НА МАРС, КОНЕЧНО.