Марк Адам — Этюды в алых тонах.

Спустя некоторое время, он вышел из оцепенения, кровь на ладони уже успела засохнуть. Опираясь на стену, Глеб встал на ноги и подошел к картине, оценивая последствия своего срыва. Критичный осмотр привел его в замешательство — по неизвестной ему причине рисунок на холсте, как будто бы ожил и заиграл тем эмоциональным отпечатком, который он безуспешно пытался добавить уже несколько дней. Лицо девушки выглядело более живым, засохшая на холсте кровь выгодно оттеняла ее глаза и волосы. Неумело сделав из бинта повязку на раненую руку и взяв красную краску, Глеб начал маскировать ею окровавленные участки картины.

Отвлек его звонок в дверь студии. Открыв дверь, Глеб увидел на пороге Эдуарда Александровича — хозяина арт-галереи и своего спонсора, владеющего данной студией, за спиной которого стоял неизвестный субъект. Он был средних лет, крайне ухоженной наружности, весь его облик носил печать высокого достатка. Темные волосы гладко зачесаны назад, лицо было крайне живым, а глаза его буквально сверлили лицо Глеба. Одет он был в замшевое пальто и дорогой серый костюм, сшитый явно на заказ, в руках он нес портфель для бумаг. На ногах его красовались великолепные кожаные ботинки, по видимому "рингеры".

Эдуард Александрович кашлянул, вопросительно смотря на Глеба. Тот понял, что чересчур долго заставил ждать их на пороге, и, сделав приглашающий жест, отодвинулся от прохода. Гости прошли внутрь студии, повесив верхнюю одежду на гвозди, вбитые возле двери.

— Ну-с, молодой человек, и чем же вы нас порадуете? — начал свои расспросы хозяин студии.

— Сейчас, Эдуард Александрович, буквально одну секунду.

Глеб начал лихорадочно собирать холсты завершенных работ, разбросанных по всей студии. Собрав целую охапку, он передал их Эдуарду. Тот, разложив рисунки на столе, начал изучать их с довольно высокомерным видом. Таинственный же компаньон его, пристроившись у него за плечом, также рассматривал Глебовы творения. Однако, видимо ему это быстро наскучило, и он пошел по периметру студии, рассматривая эскизы, развешанные по стенам. Глеб не особенно придавал этому значения, поскольку лицо спонсора в данный момент выражало крайнее недовольство увиденными работами.

— Вы знаете, как-то не впечатляет. Глеб, нет ли у вас каких-нибудь других рисунков? Чего-то более любопытного?

— Сожалею, Эдуард Александрович, но перед вами все, что на данный момент готово.

— А что же вы нам не представили такое дивное творение? — раздался позади голос незнакомца.

Он стоял возле той самой картины с девушкой и крестами, которую Глеб утром чуть не уничтожил, поддавшись эмоциям.

— Гляди-ка, Эдик, какое превосходное творение вышло из-под кисти этого юноши,— внезапно произнес он.

— Хм, не знаю, что тебя здесь так зацепило... Есть эмоция, но общая стилистика скорее удручает, да и некоторые детали слишком неаккуратно исполнены.

— А что же такое искусство, как не отпечаток эмоций в чистом виде? Молодому дарованию это удалось. Я бы хотел приобрести себе эту работу, ежели вы не против. Сколько вы за нее хотите?

Глеб, в своей жизни не продавший ни единой своей работы, был этим вопросом попросту поставлен в тупик. Мысли лихорадочно забегали в его голове.

— Я даже не знаю...

— Ну что же вы, любой труд должен вознаграждаться. Как насчет, скажем... десяти тысяч?

— Да... Я думаю да, это вполне разумная цена. Если, конечно, Эдуард Александрович не против.

— Эдик, ну что ты скажешь? Даешь добро? Нужно же поддержать материально начинающего художника.

— Конечно. Обеими руками за. Ты же знаешь, что я всегда...на твоей стороне.

— Ну вот и договорились. Итак, дружочек, по рукам?

Глеб машинально пожал протянутую ладонь, отметив про себя холодность рук незнакомца, также в глаза ему бросился экстравагантный серебряный перстень на его пальце. После рукопожатия тот начал рыться в своем портфеле, после чего выложил на стол пять пачек денег. Взяв их в руки, Глеб просто потерял дар речи. Конечно, он не был экспертом в вопросе иностранной валюты, но это точно были не рубли, а настоящие доллары. Загадочный ценитель искусства тем временем уже схватил холст и, свернув его в рулон, засунул подмышку.

— Ну что, Эдик. Мы, по-моему, злоупотребляем временем этого талантливого молодого человека. Давай-ка двигать отсюда на выход. И еще вот что, мой юный творец, я готов купить любую вашу картину, исполненную в подобном жанре, ну или организовать вам выставку, где вы сможете продемонстрировать всему культурному миру ваш талант.

— Да, нам действительно пора. Нам нужно заскочить еще в пару мест. Желаю творческих успехов. Провожать не надо, где выход мы помним.

Одевшись, парочка покинула студию, оставив Глеба в состоянии полной прострации, созерцающего кучу денег у себя на столе. На деревянных ногах он дошел до маленького холодильника и вытащил из него бутылку водки. Взял стакан и поставил его на стол. Открыл бутылку и сделал пару глотков прямо из нее. Ледяная водка обожгла горло холодом, но через пару мгновений от живота начало по всему телу распространяться тепло. Мозги начали потихоньку работать, Глеб взял пачку баксов и покрутил в руках. "Настоящие. Охренеть." Налил полный стакан и выпил его залпом...

Утро было серым и блеклым. Глеб не спал всю ночь, он изрисовал к рассвету с полдюжины холстов, но ни одна из работ не нравилась ему. Он не мог понять, что же было такого в проданной картине, неужели несколько размазанных пятен его крови имели такой эффект, что кто-то заплатил за нее столь большие деньги. Ответ ускользал от него, и это сводило с ума. Ощущение собственной бесполезности резало сознание как лезвие ножа.

Решение пришло быстро. Глеб начал разматывать бинт на руке, помогая зубами. Открыв порез на ладони, он надавил на него пальцами, но рана успела неплохо затянуться за сутки, и кровь не проступила. Тут на глаза ему попался неубранный осколок от разбитой бутылки. Глеб схватил его и, глубоко вдохнув, резко полоснул им себе по вене на левой руке...

Используя кровь как краску, он начал дополнять алыми штрихами свои работы. Через некоторое время порез на руке засыхал, и Глеб наносил новый, не чувствуя боли, раз за разом он резал себя. На глазах была мутная пелена, в ушах стучала дикая какофония. Но в этот момент он впервые был по-настоящему счастлив в своей жизни, все вдруг встало на свои места. Он был творцом, созидающим чудо, это был его… ЕГО акт творения...

Он лежал возле стены полностью обессиленный и смотрел на результаты своей кровавой работы, затягиваясь сигаретным дымом. В этот момент дверь студии открылась, и в комнату вошел анонимный спутник Александровича. Он стал по дуге обходить помещение, разглядывая развешенные Глебом рисунки. Сюрреалистичности ситуации добавлял тот факт, что он не обращал ни малейшего внимания ни на багряные потеки на холстах, ни на самого Глеба, лежащего в луже собственной крови, до тех пор пока тот не закашлялся. Тут он повернулся, и с любопытством энтомолога, следящего за редкой разновидностью жука, начал сверлить Глеба взглядом.

— Знаете, юноша, а я в вас действительно не ошибся. В вас сокрыт колоссальный талант. Эти работы настоящий шедевр. Придет время, и они прославят вас.

Глеб затушил сигарету в луже собственной крови. Усмехнулся. И тьма поглотила его сознание.

***

По подъездной лестнице неторопливо поднимался молодой мужчина лет тридцати. Невысокого роста и худощавого телосложения. Весьма прилично одетый, но по какой-то причине заросший густой щетиной. На следующей площадке он наткнулся на двух сотрудников полиции. Один из них уже открыл рот для вопроса, но второй его ткнул в бок и что-то прошептал на ухо, после чего они расступились в стороны, освобождая проход в квартиру за их спиной. Незнакомец прошел мимо них внутрь, сверля колючим взглядом серо-зеленых глаз. Внутри квартиры-студии уже работали сотрудники экспертизы, и бесцельно слонялся кругломордый следователь, увидев гостя, он резво подошел к нему.

— Слава богу, Леш, ты приехал. Тут какая-то чертовщина, ну прямо твоя специализация. Вот этот бедолага своей кровью здесь все изрисовал и тихонько откинулся. Да еще и рисует хрен пойми что. Кресты, черепа, бабы голые. Психический походу.

— Следов борьбы не обнаружили?

— Нет. Я же говорю он все сам. Вены надрезал, и кровью из них мазюкал.

— Он один был? Следы пребывания иных лиц не были обнаружены?

— Нет, он один был. Дверь закрыта изнутри, а ключ в замке. Нас вызвал мужик, который ему эту квартиру сдавал, мол, на связь не выходит, дверь не открывает. А как дверь вскрыли и обнаружили внутри эту "Третьяковку", я сразу тебя и вызвал.

Алексей, бегло осмотрев тело, перешел к столу с наваленными работами и начал рыться в стопке холстов, внимательно разглядывая каждый.

И вдруг он, громко выругавшись, схватился за один этюд. В нижней его части была надпись "filius prodigus", а сам рисунок являлся портретом, выполненным тонкими алыми линиями. После увиденного в студии, сомнений быть не могло — рисовали кровью. Лицо же с портрета изображало его самого...