Марк Адам — Реплика

Я крался по коридору, судорожно сжимая каминную кочергу в руках. Вдруг тишину нарушил скрип паркета, доносившийся со стороны кабинета. Стараясь не выдать себя звуком шагов, я прошел вдоль стены, и, завернув за угол, аккуратно приоткрыл дверь.

Он склонился над письменным столом, что-то ища в моих бумагах. Попался, ублюдок! Затаив дыхание, я приблизился к нему на расстояние удара. И огрел изо всех сил по голове.

Все-таки он оказался... человеком...

Глядя на тело, распростертое у моих ног, я лихорадочно размышлял.

«Наверх. Только туда. Пусть все закончится там, где началось».

Отбросив кочергу в сторону, я взял его за ноги и потащил к лестнице, ведущей на чердак. Поднявшись в мастерскую, я бросил его возле мольберта. Он был жив, но без сознания. По лицу стекала кровь из раны на голове. На всякий случай я связал его, обмотав запястья и щиколотки несколькими слоями малярного скотча.

«Огонь! Нужен огонь! Очистить здесь все! Сжечь!»

В подвале была канистра бензина для генератора. По пути за ней, я старался не обращать внимания на все метаморфозы, непрерывно происходившие с домом. Эта зараза въелась слишком глубоко. Пропитала стены насквозь, превратив все вокруг в оживший кошмар моего воспаленного рассудка. Даже когда пол несколько раз поменялся местами с потолком, я упрямо пробирался вперед...

Щедро плеснул из канистры в угол комнаты, заваленный этими чертовыми копиями. Провел узкую дорожку к центру мастерской. Целиком залил мольберт и чертову картину на нем. В воздухе висел резкий запах, от которого начали слезиться глаза.

Чужак зашевелился. Пришел в себя. Широко раскрытые глаза смотрели на меня. В них читался ужас. Первобытный животный страх. Как у настоящего человека. Искусная вышла копия...

Я вылил на него остатки бензина. Захлебываясь, он начал пытаться что-то кричать, но я уже не слушал. Достал зажигалку. Откинул крышку. Высек пламя. Сделал глубокий вдох. И швырнул ее в картину на мольберте...

Жуткие вопли. Отвратительный тяжелый запах. Он корчился на полу, отказываясь понимать, что уже обречен. Все тщетно — победа за мной. Улыбнувшись, я отвернулся и неторопливо пошел к лестнице. В спину мне ударила волна жара — огонь добрался до картин...

— Дьявол! А нельзя аккуратней? Эта картина стоит таких денег, что вы за свою жизнь не успеете заработать!

Работники галереи мрачно переглянулись, но начали осторожнее снимать слои упаковки. И вот, наконец, под слоем пергаментной бумаги обнажилась поверхность холста. От волнения у меня перехватило дыхание.

— Отлично. А теперь на мольберт ее, — продолжил командовать я. И добавил: — Я сам закончу с этим. Благодарю вас. Вот небольшая благодарность лично от меня.

Сунув резко подобревшим грузчикам по тысячной купюре, я проводил их к выходу. Как только дверь за ними была закрыта, я бегом помчался обратно в мастерскую, перепрыгивая сразу через несколько ступенек на лестнице, ведущей на чердак...

Не помню, сколько времени стоял перед мольбертом, вглядываясь в картину. Еще на выставке я простоял возле нее больше часа, загипнотизированный мрачной энергией, буквально пропитывающей холст. Она поражала воображение. Столь необычной работы мне еще не доводилось видеть воочию. Передний план изображал девушку с волосами цвета платины, собранными в высокую прическу, и голубыми глазами. За ее правым плечом находилось окно, на подоконнике которого стояла свеча. Свеча, горящая необычным пламенем призрачного черного цвета. Здесь проходила черта. Незримая грань между двумя мирами. Если девушка была выполнена в точном портретном стиле, скрупулезно вырисовывавшим каждую деталь, то языки огня и пространство за окном являли собой совокупность хаотичных мазков серой и черной краски, более близких по исполнению к экспрессионизму. Эта двойственность... Она играла с разумом, казалось, что за этим нарисованным окном мелькает размытая фигура. Тень. Была ли это игра света, или мое воображение, но в картине словно присутствовало движение. Где-то за слоями краски. Глубоко под ними...

Раздавшийся звонок словно вырвал меня из глубокого транса. Ватными пальцами достал телефон из кармана и поднес его к уху.

— Да?

— Ты оглох?! Я уже в третий раз звоню. Чем ты там вообще занят?

— Что? Прости, не слышал. Черт…

— Ты в порядке? Мы же договаривались созваниваться по вечерам, пока я в отъезде. Или уже успел забыть?

— Вечер? В каком смысле? Я ведь только недавно получил картину...

— Дорогой, хоть иногда поглядывай на часы. Я понимаю, что ты долго ждал свою новую игрушку, и теперь не можешь ею налюбоваться. Кстати, я нашла здесь более подробную историю этой картины. Больше похоже на Кинговский ужастик. Тебе точно должно понравиться. Я скинула все файлы на почту. И набери мне перед сном. Хоть раз не забудь. Целую.

Я завис на месте, продолжая держать трубку возле уха. Вечер? Какой еще вечер?

Часы на телефоне показали половину десятого. Ни хрена себе! Сколько же времени я проторчал в мастерской?

Спускаясь с чердака, я услышал негромкий звук, доносившийся откуда-то снизу. Прислушался. Звук повторился вновь. Периодически повторяющийся, чем-то отдаленно похожий на пощелкивание. Источник его, судя по всему, был в спальне. Туда я и отправился.

На улице уже порядком стемнело, а свет на втором этаже местами отсутствовал из-за неоконченного ремонта проводки. Освещая дорогу фонариком на телефоне, я брел по коридору, старательно обходя мебель, так и норовившую выскочить мне под ноги. Проходя мимо тумбочки, я испытал странное чувство. Поднял взгляд на копию вангоговских «Воронов на пшеничном поле», висевших на стене. Поле было. А вот вороны куда-то задевались...

Я не верил своим глазам. Подняв руку, слегка трясущимися пальцами провел по холсту. Все детали на месте, каждый мазок. Небо, пшеница, развилка трех дорог. Но ни малейшего намека на присутствие птиц. И тут за моей спиной раздалось хриплое карканье. Резко повернувшись, я осветил противоположную стену. В центре пятна от луча фонаря появилась крохотная точка, начавшая стремительно расти. Словно в иллюминаторе самолета, мимо меня пронеслась крылатая тень, и исчезла, вылетев за предел освещенного участка. Карканье повторилось, но уже с другой стороны. Я попятился назад. Луч фонаря выхватывал новых и новых воронов, пролетающих по стенам, по полу и потолку. Бесплотная стая окружила меня, унисонное карканье превратилось в оглушающую какофонию. Черный вихрь вокруг. Зацепившись за что-то ногой, я упал навзничь, сильно ударившись головой. И потерял сознание.

Перед глазами плыл пестрый узор, подобный разноцветным камням калейдоскопа. Постепенно контроль над телом начинал возвращаться, и я с трудом разлепил веки. Все вокруг расплывалось. Понадобилось немало усилий, чтобы сфокусировать взгляд в одной точке...

Я не мог вспомнить, каким образом оказался на кровати в спальне. Голова раскалывалась.

— О, Боже..., — простонал я, безуспешно пытаясь оторвать голову от подушки.

— Сильно в этом сомневаюсь, — отчетливо произнес незнакомый голос.

Я вскочил как ошпаренный. Никого кроме меня в комнате не было. Но говоривший звучал так близко, словно говоривший был от меня в паре шагов.

— Кто здесь?

Ответа не последовало. Бросившись к тумбочке, я начал рыться в содержимом ее ящиков. Наконец, рука наткнулась на банку лития. Открутил крышку. Пусто. Твою мать! Не может быть!

— Так было бы слишком просто, не находишь?

Я лихорадочно озирался вокруг. Пусто. Галлюцинации... Значит, дело дрянь. Нужны таблетки.

Я рванул на кухню, задержавшись на пару мгновений возле картины в коридоре. Птицы были на месте. А на полу стояла массивная бронзовая статуэтка коня, вставшего на дыбы. Видимо, она и послужила причиной вчерашнего падения.

Буквально выгребая содержимое кухонного шкафа, добрался до небольшой коробки с лекарствами. Перевернув ее, начал вытряхивать содержимое на стол. Где?! Где этот чертов литий?! И вот, среди содержимого коробки мелькнула знакомая этикетка. Внутри не оказалось ни одной таблетки, а только скрученная в трубочку бумажка. Развернув ее, я увидел маленькую улыбающуюся рожицу, нарисованную куском угля.

«Что происходит? Это чья-то шутка?»

Я осел на пол. В висках стучало, а глаза затягивала мутная пелена. Нужно взять себя в руки. Собраться.

— Звучит неплохо.

— Отвали! Слышишь? Хватит!

— Разве ты не устал от одиночества? От монотонности своей жизни? Запираешься в своем доме как монах в келье, и не видишь ничего кроме этих картин, — продолжил невидимый собеседник.

— Что тебе надо? Свести меня с ума?

— Я хочу показать.

— Показать? Что показать?

Ответа не последовало. В ту же секунду неведомая сила подняла меня в воздух, оторвав от пола. Свет вокруг начал исчезать, уступая место темноте, выползающей из всех углов и щелей. Я остался с ней один на один. Беспомощный и окруженный беспросветным мраком. Парящий как астронавт в дальнем космосе, где кто-то погасил разом все звезды.

Вдруг, мои ноги коснулись поверхности. От неожиданности я опустился на колени. Темнота вокруг начала расступаться. Возле меня вспыхнули огни люстры. И тут же погасли. А затем начали мерцать короткими вспышками. Словно стробоскоп.

Не веря своим глазам, я протянул руку и прикоснулся к одной из ламп. Теплая. Подняв голову вверх, я обнаружил стол и плиту, нависающими надо мной…

«Я схожу с ума? Как такое возможно?»

Не отрывая взгляда от пола, сменившего полярность своего положения, я неуверенно поднялся на ноги. Сделал шаг. Гравитация была совершенно не против таких фокусов. Кухонная мебель нависала надо мной подобно сталактитам. Вспышки света, бьющие мне в спину, добавляли нереалистичности происходящему.

«Может это сон?»

Дойдя до выхода, я ухватился за стену и выглянул в коридор. Не только кухня... Весь дом постигла та же участь.

«Мне нужна помощь. Нужно добраться до телефона и позвонить жене».

Внезапно пространство коридора начало сужаться передо мной. Казалось, что пространство и свет утекают в одну точку, создавая некое подобие водоворота. Терять было нечего. Шагнул вперед. Яркий свет ударил в глаза, буквально выжигая роговицу. От неожиданности закрыл глаза ладонями...

Я стоял в коридоре. На полу. Все было на своих местах. Ни малейшего намека на происходящее.

«Я схожу с ума...»

Ворвавшись в спальню, я первым делом схватил с тумбочки телефон. Открыл список входящих и набрал жену. Ответа не было. Перезвонил. Безрезультатно.

Внезапно, раздался звонок. Чуть не выронив от неожиданности телефон, я ответил.

— Маша! Ты меня слышишь? Мне нужна помощь! Со мной... со мной что-то происходит! Маша?

— Найди... найди себя, — сдавлено прошипел голос, словно говоривший чем-то прикрывал рот.

— Кто ты?

— ... себя

Я стоял и слушал гудки в трубке. Парализованный страхом и непониманием.

«Он наблюдает за мной? »

Стало трудно дышать...

Не помню, как ноги вынесли меня на улицу. Легкий ветер подул в лицо. От пруда веяло прохладой. Я сел на скамейку возле него и уставился в воду. Мысли в голове лихорадочно пытались собраться в подобие целостной картины, способной объяснить происходящее.

Вышел из этого состояния транса я только с наступлением темноты. Поежившись от холода, осознал, что совершенно потерял ощущение времени. Впрочем, это не было главной моей проблемой на данный момент. Встав со скамейки, я развернулся и обомлел. За домом было светло как днем, хоть я и помнил, как солнце село с полчаса назад. Но на этом чертовщина не заканчивалась. Сам фасад здания был окутан мраком. Казалось, что передо мной декорация с неверно подобранным задником. Этот дикий контраст света и тьмы подвел мой измученный рассудок к черте, перейдя за которую, уже нельзя было вернуться обратно. Но как же я ошибался…

Возле крыльца вспыхнул фонарь. Его сил не хватало, чтобы разогнать темноту, оцепившую дом, сам же он казался иллюзией на фоне освещенного неба. Входная дверь открылась...

По садовой дорожке в моем направлении шел человек, одетый в черный костюм и белую рубашку. Черный галстук. Голова его была обмотана куском белой ткани, скрывая лицо. Никаких отверстий, даже для глаз, в ней не было. Тем не менее, он быстрым шагом безошибочно шел ко мне.

Подойдя вплотную, неизвестный замер в шаге от меня. Я чувствовал его взгляд, хоть и не видел глаз. Материя плотно облегала лицо, позволяя разглядеть некоторые черты лица.

— Кто... кто ты, мать твою? — выдавил из себя я.

В ответ раздался приглушенный смешок. За ним последовала уже знакомая фраза:

— Найди. Найди себя... Свет… он укажет... укажет путь домой.

В ту же секунду он толкнул меня. Потеряв равновесие, я начал падать на спину, беспомощно пытаясь ухватиться руками за воздух. И рухнул в пруд. Темная поверхность воды сомкнулась над головой...

Ноги отчаянно искали дно, но тщетно. Все попытки вырваться на поверхность не имели успеха. Я тонул. Тонул в декоративном пруду глубиной в полметра, вопреки всем законам логики.

Легкие начало жечь, в висках стучало. Перед глазами поплыли цветные пятна. С удушьем пришел животный страх. Страх смерти. Пальцы инстинктивно загребали воду, ища спасение. И наткнулись на что-то твердое. Схватившись обеими руками, я из последних сил потянулся наверх...

Кашель скрутил меня. Лежа лицом вниз, я отплевывал воду из легких. Поднял голову, оглядываясь по сторонам. Я лежал в небольшой парусной лодке. Берега не было видно. Поверхность воды была словно затянута прослойкой бензина — сплошь цветные пятна, тянущиеся до самого горизонта. Переливающиеся радужными оттенками. И тут до меня дошло. Отражение. Это было отражение неба.

Вскинув глаза вверх, я позабыл обо всех своих злоключениях. Небо сплошь было затянуто цветными облаками, пестрящими всеми известными оттенками. Это было столь же прекрасно, сколь и нереально. Как яркий сон...

На корме лодки обнаружилась свеча из угольно-темного воска. Когда я взял ее в руки, она вспыхнула. Абсолютно черным пламенем. Глядя на его темный ореол, мне вспомнились слова безликого незнакомца о черном свете. В ту же секунду парус раздулся, и хотя я не ощущал ни малейшего присутствия ветра, лодка начала свое движение как живая.

Время замерло. Здесь оно не имело смысла. Пестрые облака закрывали солнце, не пропуская ни единого луча. На горизонте появилось небольшое темное пятно, режущее глаз на фоне окружающего буйства цветов. Судно замедлило свой ход. Берег приближался…

С глухим скрежетом лодка села на отмель. Шагая по пояс в воде, я направился к берегу. Стоило выйти на берег, как небо за моей спиной потемнело. В тот же миг пламя свечи обрело свой привычный цвет. Я обернулся. Сплошная непроглядная чернота позади. Ни намека на буйство красок, в окружении которого я находился во время плавания.

Идти было тяжело, с каждым шагом я глубоко увязал в песке. На мелководье темнело какое-то пятно. Я побрел в его сторону. И наткнулся на мертвеца. Тот плавал лицом вниз, широко раскинув руки. Ведомый инстинктом, я осторожно обошел его. Подняв свечу повыше, увидел, что весь берег вокруг усыпан телами. Десятки трупов, выброшенных на сушу...

Внезапно что-то вцепилось в ногу. Опустил голову и встретился взглядом с пустыми помутневшими глазами. Их обладательница была мертва, и мертва давно. Фиолетовые трупные пятна на лице, одутловатая шея и уродливо раздутое тело указывали на долгое время, проведенное в воде. Дернувшись, я вырвался из ее хватки. Раздался хруст пальцев утопленницы. Впрочем, она не обратила на это ни малейшего внимания. Даже тот факт, что несколько ее сломанных ногтей остались в моей лодыжке, нисколько ее не смутил.

Боковым зрением, я заметил какое-то движение. Мертвецы вокруг, судорожно подергиваясь, начали подниматься. Бледные тела, раздутые от длительного пребывания в воде, покрытые трупной зеленью. Гниющая местами плоть. Их остекленевшие невидящие глаза были прикованы ко мне. Они шли на свет. Он притягивал их как ночных насекомых.

В паре десятков метров от меня начинались скалы, вид которых вселял надежду на спасение. Я, сломя голову, рванул в их сторону, уворачиваясь на бегу от цепких лап нежити. Один полусгнивший скелет с клочками истлевшей плоти на костях почти успел вцепиться, скользнув скрюченными фалангами пальцев по плечу...

Инстинкт толкал забираться повыше. Оставалось надеяться, что на скалах мертвецы не доберутся до меня. Подъем затрудняла свеча. Страх лишиться ее, оставшись одному в темноте, был слишком силен. Поднявшись на высоту пары метров, бросил взгляд вниз. Десятки мертвецов стояли подо мной. Головы их были подняты, а взгляды нежити прикованы ко мне. Они стояли, не издавая ни единого звука, с безмолвием каменных истуканов.

Выше... Прочь...

На небольшом уступе мне открылась широкая трещина в человеческий рост. Что-то внутри моего разума подталкивало вперед. Протискиваясь в каменный проход, я продолжал беречь пламя свечи. Будто от ее света зависела моя жизнь.

Я продвинулся вглубь скалы метров на десять, когда коридор начал сужаться. Стены сжали меня в своих крепких объятиях. Придя в ужас от мысли, что могу застрять, я рванулся изо всех сил вперед, раздирая одежду и кожу под ней. Оставляя кровавые полосы на острых выступах. И с ужасом осознал, что не могу сдвинуться с места. Попытки протиснуться вперед или вернуться, лишь усугубляли положение.

Вот он — мой последний приют. Могила из холодного камня. Стены сдавили мою грудную клетку, казалось, еще немного и раздастся хруст ребер. Подняв голову, я издал вопль. Даже не вопль, а вой. Вой отчаяния. Вой раненого животного, почуявшего приближение смерти.

Устав, я облокотился на камень, упершись в него лбом. Закрыл глаза. В ушах шумело. В этом шуме внезапно начал вырисовываться чуждый звук. Ни на что непохожий, подобный чьему-то зову. Непрерывно нарастая, он накатывал волнами, опутывая меня вибрирующим коконом. Я двинулся навстречу ему, и камень, повинуясь, нехотя пропустил меня вперед.

Стали различимы голоса. Бессчетное множество их сливалось в унисон, образуя монотонный гул. Шепот, смех, плач... Они звали меня. Открывали путь…

Резкий порыв затхлого воздуха ударил в лицо, задув пламя свечи. И я остался в кромешной тьме. Шел на ощупь. Навстречу голосам, звучавшим громче с каждым шагом.

Привыкли мои глаза к темноте, либо впереди был источник света, но окружающий мрак отступал. Внезапно, до меня дошло — легкое свечение временами исходило от самих стен расщелины. Пульсирующее мертвенно-бледное сияние. Оно манило, гипнотизировало, звало за собой...

Узкий коридор резко оборвался, и я оказался в просторном гроте. С потолка свешивались острые иглы сталактитов. В центре темнел огромных размеров предмет, который был принят мною издалека за камень исполинских размеров. Световые всполохи усиливались, двигаясь по направлению к нему. И обрывались на границе в паре метров.

Карстовый налет хрустел под ногами. Приблизившись к линии, за которой сгустилась тьма, мне, наконец, открылась истинная природа загадочного объекта.

«Твою мать!» — невольно вырвалось у меня.

Голова. Огромная человеческая голова, шея которой произрастала прямо из камня. В полный рост я доставал лишь до середины ее лба. Кожа отвратительного землисто-серого цвета. Голый череп. Пульсирующие на висках вены. Оно было живым.

Веки и губы пронизаны металлическими прутьями, воткнутыми в каменный пол. Словно образец в энтомологической коллекции. Ослепленное и немое, это существо вызывало ужас и жалость одновременно. Что-то притягивало меня к нему. Я сделал шаг, заступив на неосвещенный участок пещеры. Дрожь пробежала по уродливому лицу чудовища. Оно слышало меня. Чувствовало мое приближение.

Голоса продолжали звучать в моей голове. Теперь они слились в единый призыв. Не устояв перед их зовом, я схватился за один из прутьев, пронзавших губы существа. Изо всех сил потянул вверх. С глухим скрежетом металл поддался напору, неохотно выходя из каменных плит. Громкие стоны сотрясли пещеру. Из открывшихся ран брызнула густая черная кровь, больше похожая на расплавленную смолу. Раз за разом продолжал я выкорчевывать стержни, освобождая монстра…

Последний прут с громким лязгом упал в темную лужу. Я стоял, весь перемазанный кровью, переводя дух. Существо перестало мычать от боли, почувствовав облегчение. Приоткрыло изуродованные веки, скрывавшие мутные бельма невидящих глаз. Неуверенно шевельнув губами, оно попыталось что-то сказать, не обращая внимания на сочащиеся раны. Глотка монстра издала лишь придушенный хрип. Но слова зазвучали, они появились прямо в моей голове. Слова повторялись. Их ритм околдовывал и пленял, как звук ручных барабанов.

«Огонь очищает все, кроме истины. Загляни в зеркало. Там ты найдешь пробуждение, и тогда возвращайся домой».

«Огонь очищает все, кроме истины. Загляни в зеркало. Там ты найдешь пробуждение, и тогда возвращайся домой».

«Огонь очищает все, кроме истины. Загляни в зеркало. Там ты найдешь пробуждение, и тогда возвращайся домой»…

Я стоял в своей мастерской напротив новой картины. Только теперь вместо девушки на ней находился незнакомец с замотанной головой, столкнувший меня в пруд. Он стоял словно отражение в зеркале, держа в руках черную свечу, утерянную мной в пещере. Холст был окном, разделявшим нас. Окном между двумя мирами.

«Кто ты?! Что тебе надо от меня?!»

Тихий смех был мне ответом. В приступе ярости я сдернул ткань с его лица. На меня смотрело мое собственное лицо, перекошенное мерзкой ухмылкой.

— Ну, вот мы и встретились, — произнес голос, принадлежавший мне.

— Невозможно…

— После всего, что ты видел? Ты перешел. Перешел на ту сторону. Все вещи известные тебе, там теряют всякий смысл. Но ты вернулся. А это проблема.

Резкий удар в нижнюю челюсть, завершил диалог…

Я лежал на кровати. Голова болела так, словно где-то за ухом вбили гвоздь. Слишком много за последнее время было посягательств на целостность моего черепа…

Приподнявшись на локте, я с удивлением обнаружил на себе черный костюм и белую сорочку. Такие же в точности были на моем двойнике при наших встречах. Дьявол! Он хозяйничал в моем доме то время, что я был без сознания.

Выскочив из спальни, я понял, что найти чужака будет непросто. Дом взбесился, превратившись в сплошную аномалию. По поверхности пола ходили волны, иногда столь высокие, что сливаясь, переходили в потолок, а стены то сужались, то расширялись, как исполинские легкие во время дыхания. В окна же били яркие потоки слепящего света.

Внизу, у самого основания лестницы над моей головой с громким карканьем пролетела стая воронов. И унеслась черным вихрем в открытую входную дверь, чуть не сбив меня с ног. Я выглянул наружу. Тьма. Она окружила дом сплошной непроницаемой завесой. Не было ни звезд на небе, равно как и самого неба. Фонари, пруд, садовые дорожки.… Не было вообще ничего. Казалось, что Вселенная сжалась в комок, уменьшившись до размеров моего жилища.

Я перестал чему-то удивляться. Страх окончательно покинул меня. Аккуратно прикрыв дверь, отправился в гостиную, где вооружился кочергой. Полной уверенности в том, что мой соперник простой смертный не было. Но солидный вес железа в руках придавал уверенности. Пришло время поохотиться…

Первым делом я отправился наверх. В мастерской его не было. Зато возле одной из стен лежал целый ворох свежих холстов. И все они изображали одно. Одного человека, если точнее. С каждой картины смотрел я. Или мой двойник? Зачем они здесь? Откуда взялись? Надеюсь, что они хотя бы не начнут оживать.

Решил вернуться на второй этаж, чтобы продолжить свои поиски…

Я крался по коридору, судорожно сжимая каминную кочергу в руках. Вдруг тишину нарушил скрип паркета, доносившийся со стороны кабинета…

Плохо помню детали, но в память въелся омерзительный запах. Не крики горящего заживо. Не жар пламени. А эта отвратительная вонь горящих волос и паленой кожи.

Улыбнувшись, я отвернулся и неторопливо пошел к лестнице. В спину мне ударила волна жара — огонь добрался до картин...

Я бродил по горящему дому. Смерть уже не пугала. Главное, что я победил. Двойник уничтожен, равно как и картина, послужившая ему лазейкой в мой дом. Придется остаться заложником, застрявшим где-то между мирами. Черт с ним!

На кухне нашлась бутылка коньяка. Плеснув полстакана, я устроился поудобнее прямо на обеденном столе, поджав ноги по-турецки. Отхлебнул щедрый глоток, задумчиво глядя на объятую огнем гостиную…

— Боже, какая же это гадость!

— Ну что ты за ребенок! У тебя губы человека, блуждавшего пару недель по пустыне пешком. А ты их еще и жуешь непрерывно. Я сказала сидеть смирно!

Маша зажала меня в угол больничной койки и начала мазать гигиенической помадой.

— Ай, больно. Ты мне на обожженное место надавила!

— Хватит давить на жалость. Твой врач сказал, что ты легко отделался. Люди чайником обжигаются сильнее, чем ты пострадал на пожаре. Ну вот, не так уж это и ужасно, правда?

— Делай что хочешь. Я все равно потом ее сотру.

— Ну, какой же ты вредный! И за что я вообще тебя люблю?

Закончив пытки, Маша чмокнула меня в лоб и положила голову на плечо. Какое-то время мы сидели молча. Вдруг она тихо спросила:

— Что там все-таки произошло? Дом сгорел дотла, пожарные пока даже не могут установить причину возгорания. Никаких зацепок.

— Я не знаю. Помню только огонь. Огонь со всех сторон. Больше ничего.

— Скажи честно, приступы вернулись? В этом причина? Я просто пытаюсь понять, что с тобой происходит.

— Нет, конечно! Со мной все хорошо. Даже наоборот — после этого пожара что-то изменилось во мне. В лучшую сторону. Словно я переродился там, в огне.

— Переродился? Как это понимать?

— Когда меня выпишут, я попробую вернуться.

— Куда? Опять возьмешься за кисть?! О, Боже! Второго эпизода мы попросту не переживем. Если ты снова сорвешься, это будет конец всему.

— Не переживай. Никаких больше депрессий и срывов. Обещаю.

— И с чего ты планируешь начать?

— С копии последней картины. Той венгерской с аукциона. Она последнее, что я помню до пожара.

— Далась она тебе? Я как чувствовала, что с ней все непросто. Ее называют проклятой, и видимо не зря.

— Суеверная чушь.

— Автор этой картины погиб через несколько месяцев после окончания работы над ней. Сгорел во время пожара в своей мастерской. Перед этим многие из его окружения говорили, что он сильно изменился. Стал замкнутым и отчужденным. Из всех его работ уцелела лишь одна. И теперь, когда я уезжаю на несколько дней в Европу, тебя чудом спасают из огня, сразу после того, как в твои руки попадает та же картина. Можешь считать меня идиоткой, но что-то здесь слишком много совпадений…

— Да успокойся ты! К чему вся эта мистика? Все будет нормально. Я не погрязну в депрессии и меланхолии, не буду пытаться допиться до слабоумия или покончить самоубийством. Скоро меня выпишут, и тогда мы бросим все и рванем куда-нибудь к морю. Забудем про все случившееся и начнем заново.

— Ты, правда, изменился. И это меня очень радует, — прошептала она, и добавила, задумчиво гладя меня по шее, — Странно.

— Что такое?

— Родинка... мне казалось, она была с левой стороны.

— А может она на пожаре сгорела?

— Ха-ха. Безумно смешно. Ладно, шутник. Мне надо поговорить с твоим врачом. Надеюсь, за мое отсутствие ты не устроишь очередную попытку самосожжения?

— Я тебя обожаю. Твое чувство юмора… оно просто… преклоняю колена.

— И не смей стирать помаду. Вернусь — проверю!

Поцеловав меня, Маша вышла из палаты.

Выждав для надежности минуту, я рванул в ванную комнату. Поплескавшись пару минут в раковине, начисто смыв остатки этой мерзости с губ, я поднял глаза к небольшому настенному зеркалу. И остолбенел.

За плечом моего отражения было окно с черной свечой, стоящей на подоконнике. В ее мертвенном свете все казалось каким-то нереальным. Точь-в-точь как на картине. Сам я больше походил на призрака.

Что-то щелкнуло в моей голове, словно переключился рубильник. Шлейф образов и воспоминаний хлынул бесконечным потоком в мой разум. Судорожно вцепившись скрюченными пальцами в края раковины, я наблюдал, как на мое лицо наползает знакомая ухмылка.

Мое отражение взяло свечу в руки.

«Я обязательно напишу эту картину. Еще раз. Она не будет копией. Ни в коем случае. Ведь я — ее автор».

Теперь не один…