khomitchouk — Паренек — Десятая и Одиннадцатая главы

Глава 10.

Операция

После переезда в другой госпиталь стало страшно: операция предстояла серьезная. Не потому, что ему грозил летальный исход. Все уверяли, что ничего с ним не случится. Да и не боялся он смерти как таковой — страшно было выжить и стать еще более беспомощным, потерять все достигнутое. Сидел он в палате и курил, невзирая на все запреты.

— Ну вы даете! Уберите сигарету!

В палату вошел Пышкин. Человек-гора.

— О! Теперь узнал, — сказал нейрохирург-легенда.

— На первый раз, скажем так, я этого не видел, — прогремел врач, указывая на сморщенный окурок среди кучи собратьев-близнецов.

— Не повторится, извините, — промямлил он.

— Ну что ж, я изучил ваш случай: картина мне ясна и понятна. Хотите что-нибудь добавить?

— Только то, что эта железяка еще и звучит к тому же, — он сделал несколько движений корпусом, и раздался сдавленный «крык-крык».

— Ну вот завтра мы ее и приглушим. Готовьтесь к операции.

На следующий день Пышкин и K; его прооперировали, и он вернулся в палату. Еще через день инженер вмешательства в его измученное тело заглянул к нему опять, расспросил про самочувствие и протянул пластиковый пакетик, в котором он увидел какие-то металлические штыри сантиметров на десять в длину, гайки, шурупы и втулки. Он удивленно посмотрел на врача и открыл рот, чтобы задать вопрос. Так и застыл, потому что вдруг дошло... Пышкин подтвердил:

— Да-да, именно это и находилось в вашей спине. Вы были правы: конструкция уже несколько расшаталась, появился люфт, и удалить ее было необходимо. Но функцию свою она выполнила хорошо. Поставили качественно, мы, врачи, обычно любим покритиковать своих коллег, особенно иностранных, но в данном случае я молчу — хорошая работа. Только вот два таких же штырька пришлось оставить, они слишком сильно вросли в костную ткань, нужно было бы долбить, а ведь это все-таки позвоночник. Приняли решение оставить их на месте, а вреда они вам больше не причинят.

— Они не дадут фон на магнитные волны, о которых мне говорил профессор? Ведь его новый метод основывается на этом.

— Нет. Уверяю вас.

Врач объяснил ему технические подробности проведенной операции, и он успокоился.

— По крайней мере, теперь похудею. Столько веса потерял! — усмехнулся он, глядя на «детали от комбайна» — так он окрестил для себя содержимое пластикового пакетика.

Вся эта катавасия с ПРОЕКТОМ, публикацией книг и собственно операцией зиждилась на не покидающем его ни на минуту желании вновь обрести способность любого живого существа с двумя нижними конечностями — ходить. Он постоянно вспоминал слова профессора из пресс-релиза: «Мы предлагаем новое лекарство для страдающих параличом двигательной системы и тяжелыми органическими поражениями головного мозга под названием «дистанционная мультиволновая радионейроинженерия головного и спинного мозга человека».

Несмотря на сложность названия, все выглядело гениально и просто: профессор предлагал реставрировать спинной мозг человека без проникновения в полость позвоночника хирургических инструментов и рук хирурга. Все манипуляции осуществлялись с помощью направленного программного воздействия на мозг различными видами электромагнитных излучений.

И чтобы стать кандидатом для включения в данную методику лечения, следовало достать из спины чертов металл. Теперь это сделано. Не зря все-таки он ударился во все тяжкие.

В нейрохирургическом отделении этого госпиталя он пробыл десять дней. Десять жизней, в общем-то. Потому что каждый день что-то происходило. Поначалу было муторно и больно, отходил он от операции тяжело, медленно. Перевязки ему делали ежедневно, очень осторожно, но все равно он натужно просил медсестру: «Добавьте чуть-чуть нежности в ваши руки». Женщина улыбалась и продолжала. Говорила с ним ласково, как с ребенком.

Потихоньку он стал приходить в форму, и ему позволили пересаживаться в коляску. Приятно поразился: он перестал заваливаться на правый бок, мог сидеть прямо. И равновесия прибавилось. На одном из ежедневных утренних обходов он попробовал поднять левую ногу. Именно левую. Правую он научился приподнимать уже давно, еще во Франции, а вот левая не поддавалась ни в какую. Мама, как всегда, сняла его ногу с подножки, и он попытался ею подвигать. Даже не надеялся на удачу. Нога вздрогнула и приподнялась. Он обалдел. Не от счастья — он давно привык к взлетам и падениям. К нему возвращалась НАДЕЖДА.

— Ух ты! — выдохнул он.

— Давайте попробуем еще раз, — настояла врач.

У него опять получилось, с трудом, тяжелее, но получилось. Накатилась усталость, как будто вагон с углем разгрузил.

— Что это может значить? И как это связано с удалением крепежной конструкции? — робко спросил он.

— Возможно, она некоторым образом сдавливала какое-нибудь нервное волокно спинного мозга либо миелиновую оболочку.

— ;Ojal;! — вырвалось у него по-испански. «Если бы!»

Потом его ожидал очередной сюрприз: многих из работников отделения, из врачей, медсестер и сиделок он знал в лицо. И они его узнавали, улыбались и здоровались. Оказывается, все они, после ухода или увольнения из клиники профессора, переметнулись сюда. Многие злорадно спрашивали: «Что, и ты от Эммы в бега подался?»

— Вот это да! — не говорил, но думал он.

Коллектив ему сразу очень понравился. Люди были какими-то раскрепощенными, приветливыми и отзывчивыми. Домашними, своими. Молоденькие медсестры радостно отзывались на его просьбы, взрослые старались помочь маме. Все уважали и любили своего начальника. Называли его «наш Пышкин». Даже фигура нейрохирурга была внушительной: высокий, широкий, большой. Говорил чуть ли не басом. От него не харизма исходила, а понимание и доверие. В вопросах бюрократии Пышкин все перепоручал своим многочисленным помощникам. Сам лишь соглашался, либо корректировал. Поэтому в его жизни и появилась врач-куратор Ирина Михайловна. Довольно молодая, может, на чей-то вкус и симпатичная, сразу видно, что замужняя: взгляд выдавал — уверенный, твердый, беспристрастный. Говорила елейным, фальшивым голосом, который он по телефону, не видя ее глаз, принял за приятный. Он до сих пор так и не понял семантического значения этого термина — «врач-куратор». Хотя курировать она курировала. Его поступление в госпиталь, переезды за пределы и... оплату составленной перед его приездом в Москву сметы. Куратор — понятно. Но почему врач? Выяснилось к тому же, что каким-то образом она в курсе его предыдущих финансовых расчетов в клинике профессора, поэтому и настаивала всегда на оплате наличными. Перевозить подобную сумму наличными он отказался. Тогда она вынудила его мотаться по заснеженной зимней Москве, на инвалидной коляске. Операцию необходимо было оплатить. Залог он уже внес, теперь пришлось добывать оставшуюся сумму. Наличных не хватало, банковскую карточку American Express в госпитале не принимали, другие карты оказались уже пусты, достигли своих лимитов. Он позвонил Леше, попросил довезти его до банка, обслуживающего этот тип кредитной карты. Леша откликнулся, и они с мамой поехали к черту на кулички, вернее, в центр Москвы: госпиталь находился почти за городом.

В банке они пробыли все послеобеденное время, но денег не получили. Что-то там случилось с компьютерной системой и со злополучной банковской картой. Пришлось ночью ездить по всей Москве, отыскивать банкоматы, обслуживающие эти карты, и собирать лимитные выдачи до необходимой суммы. Леша ржал и поносил матюками западные санкции. В госпиталь они вернулись очень поздно, продрогшие до костей.

Еще одну стопку денег он вручил врачу-куратору на следующий день. Квитанцию она пообещала выдать после оплаты полной стоимости пребывания в госпитале. Добавила также, что договорилась в расчетном отделе об оплате оставшейся суммы банковской картой.

— Именно этой?

— Да, у них на банкомате стоит такой логотип, я звонила в банк, установивший банкомат, узнавала подробности — мне сказали, что все будет в порядке.

— А когда необходимо все это сделать?

— Чем раньше, тем лучше. Я вам позвоню.

— Океюшки, — ответил он и отвернулся.

Все это так называемое кураторство стало ему надоедать, а сама куратор просто достала своей бестактной настырностью. «Да за кого она меня принимает, в конце концов?» — все больше раздражался он.

На следующий день он собирался позвонить профессору, рассказать о визите в администрацию президента, который все-таки состоялся — еще до его поступления в госпиталь и отъезда Клайва в Испанию, и о результатах операции. А пока предался воспоминаниям о поездке на улицу Ильина, дом 23.

Повез его туда вездесущий Петя. Клайв тоже поехал: хотел Кремль воочию увидеть. И мама — куда без нее! Подъехали, припарковались, разгрузились, времени еще хватало. Клайв схватился за камеру и побежал снимать репортаж о Москве. Они подкатили к специальному входу в сановитое, исполненное достоинства здание, пробрались вовнутрь, прошли все формальные проверки и стали ждать приема. Его позвали раньше назначенного времени. Мама находилась рядом. Разговор вышел интересный, запоминающийся. Представительный мужчина средних лет назвал свое имя, занимаемую должность и обратился к маме, приняв ее за автора обращения к президенту Российской Федерации. Он вежливо поправил служащего, разъяснив, кто здесь на самом деле «ходок» из Испании. Посыпались вопросы и ответы. К нескрываемому удивлению чиновника, он ничего не просил и ни на что не жаловался. Лишь хотел привлечь внимание государственных структур к определенной медицинской практике, нуждающейся в поддержке. Представитель государства слушал сосредоточенно, вел себя учтиво, переспрашивал и делал пометки. Попытался, правда, как всегда бывает в таких случаях, сослаться на сложность переживаемых страной времен. Говорил, что данное обращение следует направить в министерство здравоохранения, а не напрямую президенту. Но тут в нем проснулся бывший секретарь комитета комсомола института:

— Я полагаю, что это дело должно заинтересовать президента Российской Федерации и его администрацию. Речь идет о здоровье миллионов российских граждан — а также о восстановлении их достоинства и трудоспособности, об экономии государственных средств, выделяемых на их содержание и уход, наконец. К тому же я говорю не только о самих инвалидах, но и об их семьях и родственниках. Убедительно прошу вас лично проконтролировать рассмотрение данного вопроса.

— Так и договоримся. Ответ вам будет направлен не позднее, чем через неделю. Оставьте ваш адрес, пожалуйста.

Он на секунду замешкался, но продиктовал адрес клиники профессора. На том и расстались.

Утром он пришел в себя и понял, что опять не спал. И все вновь предстало перед ним как наяву. «Тем лучше!» — подумал он и позвонил профессору. Пересказал только что пробежавший перед глазами фильм.

— Будем ждать ответа. Большое спасибо! — сдержанно поблагодарил профессор.

Затем спросил о самочувствии после операции, поздравил с успешным ее исходом, выразил надежду на его дальнейшее восстановление, пожелал удачи и распрощался, сказав, что находится на другом конце света: урвал время на краткосрочный отпуск.

Он нажал на кнопку отбоя, и тут же раздался звонок от Ирины Михайловны. Та продолжала гнуть свою курирующую линию. Договорились встретиться после обеда прямо в расчетном отделе. Мама отвезла его туда в указанное время. Все шло хорошо, пока на экране банкомата не появилась надпись «Сбой программы».

— Да что это за карточка у вас такая? Уж не фальшивая ли? — занервничала финансовый куратор.

— Еще вчера ночью я по этой карте снял определенную сумму денег, на что меня подвигло именно ваше желание заполучить наличные деньги, — спокойно, но уже не скрывая раздражения, отмахнулся он.

— Неужели у вас нет другой банковской карты? Я видела в вашем портмоне золотую Visa.

— На ней на данный момент нет денежных средств.

— А откуда мне знать, что на этой есть?

— Послушайте, не переходите определенную границу между тактом и хамством. Посмотрите, это платиновая American Express. На ней всегда есть деньги, и без ограничения.

— Как это?

— А вам стоило бы разбираться в таких вещах, раз вы занимаетесь финансовыми делами. Не буду объяснять.

Ирина Сергеевна поджала губы, сказала, что ей нужно позвонить банку, которому принадлежит бестолковый банкомат, выдернула из пачки сигарету и удалилась.

«Интересно, почему в банк надо звонить из курилки?» — пронеслось у него в голове.

— Вы правы. У них действительно на несколько минут вышло из строя программное управление. Давайте пробовать еще.

Попробовали еще раз. Потом еще и еще. Безрезультатно. Занервничал и он. Принялся звонить в Испанию. Его уверили, что с картой все в порядке.

— Делайте, что хотите, звоните в службу золотой Visa, но если вы до выписки не произведете расчет, я обращусь в полицию.

— Да хоть в ФСБ, — ответил он. Мама-сестра-дочка, тоже уставшая, с нервозно дрожащими пальцами на руках, побелела.

Кураторша вместе с финансовыми вопросами на пару дней испарилась, но проблем не убавилось. Ему пришлось по нескольку раз в день названивать в Испанию: cтарушка мать по-настоящему испугалась сволочной угрозы Ирины Михайловны, делала большие глаза и настаивала, чтобы он что-нибудь предпринял. Пришлось собрать «семейный совет». Жена тоже немножко припухла на другом конце провода от слов «полиция» и «ФСБ». Но тут же уверила, что придумает какой-нибудь выход и перечислит ему деньги.

Что именно она придумала, он так и не узнал, но необходимая сумма поступила на визовую карту. Он облегченно вздохнул и спокойно ждал появления мадам куратора. Задумываться только стал намного чаще и глубже. О себе и своей любимой подруге, опять пришедшей ему на выручку.

Чудесные изменения в его теле между тем набирали обороты. Правда, «чудесными» назвать их было трудно, потому что все шло медленно и через боль. Возвращалась чувствительность, но очень каверзным образом. При любом прикосновении к коже он чувствовал боль, сдерживал рвущийся изо рта крик, сжимал зубы. Четко начал ощущать изменения в температуре, тепло и холод. Дышать ему стало теперь легче: все-таки извлеченная из его тела железка что-то раньше сдавливала в позвоночнике. Теперь он перестал так сильно кашлять. Врачи его подбадривали, говорили, что так оно и должно быть, потерпеть только надо. «Уж к чему мне не привыкать, так это к терпению», — грустным голосом отвечал он, но глаза при этом улыбались.

История с банками и куратором сошла на нет сама собой. Мадам позвонила за день до его отъезда. Договорились встретиться. Он предупредил, что в три часа дня должен выехать из госпиталя в аэропорт. Ждал до последней минуты, но она так и не появилась. Ее и след простыл. Больше он Ирины Михайловны не видел. В последнюю минуту набрал по телефону Пышкина, который был в отъезде. Тот предупредил, что не может долго разговаривать, но все-таки выслушал до конца и обронил лишь одну фразу:

— Не волнуйтесь, все в порядке.

Попрощался и повесил трубку.

Он успокоился, только бедная мама продолжала чего-то бояться. Даже в аэропорту оглядывалась по сторонам.

— Мама, погони сегодня не будет. Полицейские собаки сбились со следа.

Глава 11.

Озарение

Конечно, можно в мире не заметить,

Свернув себя в тугой надежный жгут

Поступков злых и слов, что сердце жгут,

Но уж тогда и солнца на рассвете!

Евгения Чернина

Волосы темные, красиво вьющиеся. Раньше были длинными, щекотали лицо, когда она целовала его. Сейчас подстриглась. И волосы выпрямила, стрижка очень своеобразная, оригинальная, асимметричная. Глаза почти черные, когда злится, в них сверкают молнии, при смехе излучают ласку. Вся внешность — симбиоз француженки и испанки. Родилась во Франции, с юности живет в Испании. Им нравилось проводить время вместе. Никогда не уставали друг от друга, всегда находили способ обоюдоприятного времяпрепровождения: разговаривали, делились мнениями, слушали музыку или просто работали вместе, разгребали накопившиеся дела. Как же он соскучился по этому человеку. Они всегда понимали друг друга, иногда ругались, но всегда находили компромисс и мирились. Она долго привыкала к его манере подковыркивания всех и себя. Вот и сейчас лишь радостно рассмеялась над его подколкой:

— Парикмахер твой случайно косоглазием не страдает?

— Нет, это ты косоумием в Москве заразился.

Они обнялись.

Да, в Испании было теплее. Но не стало теплее на душе. Объявился Клайв, горел желанием продолжить ПРОЕКТ. Настаивал на необходимости делать все быстро и четко. Он же чувствовал себя выжатым лимоном. Не апатия, просто еще не восстановился. Тем не менее срочно пора было что-то решать: Клайв не унимался. И вообще — ситуация уже принимала вид бомбы замедленного действия с часовым механизмом.

Он включил компьютер и, тщательно обдумывая каждое слово, написал электронное сообщение профессору.

«Здравствуйте!

Пишу Вам, чтобы сообщить следующее как человеку, к которому отношусь с глубоким уважением и искренним восхищением. Дело в том, что после операции я чувствую себя еще слабоватым и довольно изможденным. Но суть не в этом. Со мной уже несколько раз связывался Клайв, который горит желанием продолжать работать по нашему с Вами проекту и выработал целую программу, довольно грандиозную, смею Вас заверить.

Я же, со своей стороны, продолжать в том же духе больше не могу по очень простой причине: мои денежные средства, или вложения, инвестиции (как угодно), выделенные на это предприятие, попросту исчерпались, и я нахожусь в довольно затруднительном положении. Таким образом, у меня не остается другого выхода, и я вынужден сказать, что если Вы хотите продолжать данную акцию, то необходимо подумать о ее дальнейшем финансировании, иначе нам (я имею в виду Клайва и себя) удачи не видать. Расходы и так уже превысили мои возможности, принимая во внимание и те вклады, которые я осуществил в переводы книг.

Не знаю, как Вы отнесетесь к данному посланию, очень опасаюсь испортить наши сложившиеся отношения, но я должен найти в себе силы и направить его Вам.

С уважением,

Ваш пациент».

Переживал он сильно, волновался, как школьник перед контрольной работой. Боялся, сам не зная чего. Хотя нет, врал самому себе: знал, но не решался в этом признаться. Подозревал, но не хотел верить.

Ответ не заставил себя ждать, как будто был написан заранее:

«Здравствуйте! Я ознакомился с Вашим письмом. Буду краток. Продолжать данную акцию не считаю возможным.

На этапе обсуждения Вашего участия я постарался объяснить, что финансировать это мероприятие не имею возможности.

Поэтому попытался показать возможные направления деятельности для потенциальных инвесторов с целью дальнейшей окупаемости этих вложений и возможности получения прибыли. Как знаток русского языка Вы помните почти сакральное руководство для любого бизнеса: «Где ничего не положено, там нечего взять».

Жаль потраченного времени. Но, в любом случае, уверен в полезности приобретения всякого опыта человеческого общения.

Считаю напрасными Ваши опасения. Я доктор в первую очередь. Предлагаю оставить наши отношения в плоскости доктор-пациент. В данном случае всегда к Вашим услугам.

С уважением,

Д.м.н., профессор».

Вот так. Нокаут. Пьедестал, который он воздвиг этому человеку в своей душе, покачнулся и упал.

Вместе с ним самим? Опять депрессия? Ну что же делать?

Вопросы роились в голове, как навозные мухи, с каждым днем их становилось все больше и больше, они накапливались и давили на черепную коробку до такой степени, что у него болела голова.

Проходило время, он не знал, что делать. Разговорился с подругой, захотелось поделиться, высказаться — раньше это помогало. На этот раз не помогло. Тогда он закрыл глаза и беззвучно закричал, обращаясь к своему дедушке:

«Деда! Я уже научился ждать и терпеть. Как ты учил. И щуку почти поймал, но она, стервятина, выскользнула из рук! Что мне делать, деда?»

Он с трудом разлепил веки, посмотрел в чернющие глаза любимой, подкатил к компьютеру и стал писать эту книгу — помогло.

Владимир Хомичук