Дьяченко Сергей — PROFILER

       роман-трилогия

       книга первая

       НЕВЕДОМЫЙ ГОРОД

       часть вторая

       PROFILER

       отрывок

       Николай шёл по безмолвной улице погружённого в сумрак города. Всё те же серые дома с тёмными окнами и, как и в прошлый раз всё было пустынным, никакого движения, никакой жизни вокруг.

       Он остановился перед входом в сквер, который располагался на окраине города в их районе, на берегу реки, стал осматриваться: 'И всё-таки это не сон. А что же это тогда? Мой бред? Ничего себе бред! Путешествие по собственному подсознанию?'.

       То, что с ним происходило, не могло не наводить на мысли о болезни, но он тут же гнал их от себя: 'Какая к чёрту болезнь! Я нормальный человек с нормальной психикой!'. С другой стороны, а как ещё это всё можно было объяснить? Вопросов опять было больше, чем ответов, вернее, ответов совсем не было. И самое ужасное во всём этом было то — что ничего с этим нельзя поделать, и приходится принимать всё, как есть. И он принял решение — теперь его будет интересовать только этот город, а не то, как и почему он сюда попадает. Раз уж у него не было ответов, то и вопросы надо оставить, выкинуть их из головы и двигаться дальше. А что дальше? А дальше видно будет!

       И он направился в сквер. Здесь сумрак был гуще, но не от теней неподвижно стоящих деревьев, теней в этом мире не было, этот тёмный густой сумрак будто существовал сам по себе. Николай пошёл по тротуару, ведущему в центр сквера, там, как он знал, находятся торговые павильоны и кафе, или, по крайней мере, должны были бы быть. 'А что мне там надо? Впрочем, а куда ещё идти?.. На работу, что ли!' — он усмехнулся этой мысли, оглядывая сумрачное пространство.

       Вдруг он насторожился, в груди повеяло холодком, появилось предчувствие чего-то нехорошего. Остановившись, вновь стал оглядываться, но никого не увидел. И всё же, он чувствовал чьё-то присутствие.

       Выйдя на небольшую площадку, где стоял ларёк, Николай осмотрелся и пошёл дальше к павильонам, миновав эти из тёмного стекла строения, вышел к дороге. И тут... увидел девочку! 'Это же та самая девочка! Я же её уже видел, во сне!? Это сон, я сплю!'.

       Девочка тоже увидела его, она стояла и смотрела на него, улыбаясь своей странной улыбкой. Гридин подходил всё ближе. Девочка постояла ещё немного, всё так же глядя на него, потом повернулась и пошла по тропинке, куда-то ведущей через кустарник.

       Николай, прибавив шагу, пошёл за ней. Пройдя кустарник, он вышел на дорогу — девочки нигде не было. На дороге стоял автомобиль. 'Опять машина и опять эта девочка!'. Словно тот его сон повторялся, только декорации были другими. 'И что на этот раз здесь будет?'.

       Гридин подошёл к автомобилю, одна дверца была приоткрыта. Николай осторожно, собираясь заглянуть внутрь, стал открывать дверцу... И тут, будто сработала автомобильная сигнализация, в ушах раздался резкий неприятный звон. Он отдёрнул руку...

       Гридин вздрогнул и открыл глаза, он лежал в кровати. В ушах всё ещё стоял этот громкий пронзительный звук. Из памяти обрывками начали являться картины сновидения... Как вдруг раздался тот же звук... Николай снова вздрогнул. Теперь этот звук был реальным — звонил телефон.

       Он поднялся с постели, подошёл к тумбочке, взял трубку.

       — Николай! — услышал он в трубке голос Ивлева.

       — Да?..

       — Я уж думал, что тебя дома нет. И по мобильному не могу дозвониться...

       — Э-э... отключил... — Гридин ещё не пришёл в себя, жмурясь, он посмотрел в окно.

       Было утро. Небо и всё вокруг казалось серым, пасмурным. Через неплотные шторы было видно, что идёт снег. Николай глянул на будильник, был десятый час.

       — Давай собирайся... — говорил Ивлев.

       — Куда?

       — Куда, на работу!

       — У меня же выходной сегодня...

       — Потом отдохнёшь. Зайчик наш опять себя показал... Труп...

       Николай даже не сразу сообразил, о каком это зайчике говорит Ивлев.

       — Лобачевский собирает всех на совещание.

       — Убили кого?

       — В машине труп мужчины обнаружили. Почерк тот же, всё то же самое...

       Николай внутренне напрягся от какого-то предчувствия, ему даже стало нехорошо.

       — Подожди!.. — прервал он Ивлева. — Машину в Старом сквере обнаружили? За сквером, на дороге стояла?

       — Да, там. Что, уже слышал? По новостям, что ли передавали?

       — По новостям... — произнёс Николай, не желая верить тому, что только что услышал.

       — Звонил Летягин из прокуратуры, — продолжал Ивлев. — Дело будут брать в одно производство. Так что отдыхать некогда. Короче всё, приезжай.

       — Сейчас приеду...

       Николай положил трубку и так и остался стоять возле тумбочки. Он был будто в оцепенении, не решаясь даже пошевелиться. Теперь уже не было никаких сомнений, что сон, который видел этой ночью, был не обычным сновидением. 'Уж слишком всё это странно...'.

       Подойдя к постели, посмотрев, отодвинул подушку, сел. 'И что всё это значит? Это что, вещий сон? Да ну... бред! Такое всегда происходит, когда много о чём-то думаешь. Так, хорошо, о чём я думал? Ну, разумеется, об этом деле. Естественно, мозг всё это проанализировал, а происходит это независимо от сознания, и в подсознании ответ уже зреет, потом всё это приходит во сне в образах... чушь всякая! Нетрудно было и догадаться, что убийца совершит такое же преступление, и поди ещё не одно...'.

       Кажется, Николай находил ответ на свои вопросы, но всё же сомнения у него ещё оставались. 'А как же тогда совпадение места преступления во сне и наяву? Это либо случайное совпадение, либо, опять же, мозг, анализируя уже имеющуюся информацию, выдал один из вариантов, как и где это могло...'.

       Он глянул на часы: 'Ладно, надо идти на работу. Лобачевский не любит, когда на совещания опаздывают'.

       Приоткрыв дверь, Ивлев заглянул в кабинет начальника отдела.

       — Разрешите?

       Лобачевский молча кивнул. Оперативники по одному вошли и расселись за длинный стол, приставленный к столу начальника. Лобачевский в кабинете был не один, за столом сидела женщина. Мужчины с любопытством стали поглядывать на неё.

       — Это сотрудники уголовного розыска, — сказал ей Лобачевский.

       Он коротко представил женщине каждого из них.

       — А это Сёмина Ольга Александровна, — представил её Лобачевский оперативникам.

       Женщине на вид было лет тридцать с небольшим. Светлые недлинные волосы, серые глаза, приятные черты лица. Гармонично был подобран наряд, состоящий из бежевого брючного костюма и светло-коричневого цвета водолазки. На шее тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном, на длинных тонких пальцах никаких украшений не было. Посмотрев на оперативников, она улыбнулась.

       — Ольга Александровна кандидат наук, специалист по психоанализу, — продолжал Лобачевский. — Работать будете совместно. Ольга Александровна будет вас консультировать. По примеру работы полиции западных стран, где уже давно используют такие методики, и мы сейчас приходим к тому же. У них так называемые профайлеры помогают в раскрытии сложных преступлений. И нам надо использовать научные подходы. Во многих управлениях нашей системы уже есть штатные консультанты-психоаналитики. Со временем такие специалисты будут и у нас в штате, — Лобачевский взглянул на психоаналитика. — Ольга Александровна работает на кафедре психиатрии медицинского института. Наше управление заключило с ними договор, взяв все расходы по оплате работы психоаналитиков на себя. Учёным это тоже интересно, они в свою очередь...

       Оперативники, слушая начальника, настороженно поглядывали на психоаналитика.

       — Работа специалиста-психоаналитика регламентирована приказом управления... с этим ознакомитесь позже, — Лобачевский протянул Ивлеву несколько скреплённых листков. — Прошу считать Ольгу Александровну вашим коллегой. И не стесняться спрашивать, особенно по тем делам, в которых есть некоторые трудности, — он оглядел оперативников требовательным взглядом. — И помните, что вы занимаетесь одним делом — раскрытием преступлений. Ольга Александровна отличный специалист, — Лобачевский посмотрел на психоаналитика. — И если нам дали в помощь такого специалиста, значит, не всегда мы со своей работой справляемся сами, — это начальник сказал таким тоном, что подчинённые могли сделать только один вывод. — И попрошу без этого... — добавил он, сделав неопределённый знак рукой, впрочем, мужчины поняли, что имелось в виду.

       — Я думаю, что мы сработаемся, — улыбнувшись, сказала Ольга Александровна.

       — Я тоже так думаю. Работы много, — посмотрев на психоаналитика, ответил Ивлев, он был как всегда серьёзен и принял всё происходящее как само собой разумеющееся.

       — Ольга Александровна уже сегодня приступит к своим обязанностям, — продолжал Лобачевский. — Так что мы можем начать обсуждать наши дела. Ольга Александровна послушает, чтобы быть в курсе. Потом вы с ней более конкретно обсудите и всё остальное.

       Лобачевский открыл ежедневник, взял ручку. Ивлев тоже открыл ежедневник и приготовился записывать.

       Спустя полчаса совещание закончилось. Когда все вышли из кабинета начальника, Ивлев предложил Ольге Александровне пройти к ним.

       Шишкин, Гридин и Сидоркин первыми придя в кабинет уголовного розыска, встали каждый у своего стола, ожидая, куда Ивлев предложит женщине сесть.

       Была во всём этом некоторая неловкость... Конечно, было бы проще, если бы в коллектив пришёл штатный сотрудник, он был бы на тех же правах, что и они. А их 'коллега', как выразился начальник, была женщина, к тому же научный консультант, и мужчины пока не знали, как себя вести в её присутствии.

       — Проходите! Вот здесь мы работаем, — пропуская Ольгу Александровну вперёд, говорил Ивлев.

       Она вошла, оглядела кабинет, взглянула на шторы, на подоконник, где стоял горшок с комнатным растением из семейства суккулентов.

       — Вадим, ты пока посиди здесь, — сказал Ивлев Сидоркину, указывая ему на стул, стоявший радом с его столом. — Располагайтесь тут, — показал он ей на стол Сидоркина.

       Ольга Александровна прошла к столу, села, посмотрела на оперативников, севших за столы и поглядывающих на неё.

       — Ничего, часто я вас стеснять не буду, — взглянув на Ивлева, сказала она. — Всё-таки моя основная работа на кафедре. Если будет необходимость в моём присутствии, то я, конечно же, буду приезжать.

       — Вы нас нисколько не стесняете, — улыбнувшись, заговорил Егор. — Наоборот, мы будем только рады.

       Ольга Александровна ещё раз оглядела кабинет, но уже внимательнее, потом снова посмотрела на оперативников. В этот раз она посмотрела на них так, будто внутренне уже дала каждому из них свою оценку.

       — Думаю, что нам надо сразу обговорить, как мы будем с вами сотрудничать, — Ольга Александровна говорила вполне уверенно, и было видно, что она толковый специалист в своём деле. — Прежде всего, я, конечно же, не буду вмешиваться в ход расследования того или иного преступления, к тому же у вас есть свои профессиональные приёмы, которые вы используете в своей работе. Я буду консультировать вас только по тем вопросам, которые входят в сферу моей профессиональной компетенции. У меня есть опыт сотрудничества с правоохранительными органами. Ко мне часто обращаются по вопросам, касающимся особенностей поведения людей, совершивших преступления.

       — Очень хорошо, — сказал Ивлев. — Думаю, что ваша помощь нам обязательно понадобиться, Ольга Александровна.

       — Ольга! — улыбнувшись, сказала она. — Давайте только по именам. Нам так будет проще общаться. Хорошо?

       Она посмотрела на мужчин уже мягче, не оценивая их, ожидая от них такого же доверительного отношения.

       — Что же, давайте проще, — улыбнувшись в ответ, сказал Ивлев. — Действительно, так будет лучше.

       Атмосфера несколько разрядилась, мужчины уже более спокойно поглядывали на своего нового коллегу.

       — Тогда приступим к делу, — сказала она.

       — А может, сначала кофе попьём? — предложил Егор. — Одно другому не мешает.

       — Да, не помешает, — поддержал Николай. — Я что-то в себя всё никак не могу прийти...

       — Я за водой схожу! — вызвался Вадим.

       Подойдя к подоконнику, на котором стоял металлический кофейник, взяв кофейник, он вышел из кабинета.

       — Сейчас всё организуем, — Егор встал и направился к своему сейфу.

       У Шишкина в сейфе всегда что-нибудь имелось: хороший кофе, хорошие конфеты, и так, ещё кое-что хорошее на всякий случай. Николай осмотрел чашки, решил сходить всполоснуть. Если бы не гостья, то сошло бы и так.

       Когда чайник вскипятил воду, Егор разлил по чашкам кипяток. Все кроме Ивлева расселись вокруг стола, за которым сидела Ольга.

       — Угощайтесь! — предложил ей конфеты Егор.

       — Спасибо!

       Вадима по молодости лет ничего не смущало, он совершенно спокойно пил кофе и поедал конфеты, при этом ещё и без конца задавал Ольге вопросы.

       — А вот про профайлеров! Кто такие профайлеры? — спрашивал он. — Нет, я, конечно, знаю, как составляется психологический портрет преступника, нам читали лекции. Кстати, к нам приходил читать лекцию доктор наук!

       — Профайлер, это от итальянского слова profilo, — стала рассказывать Ольга. — Очертание. Проще говоря, профиль, — она взяла чашку, сделала глоток. — Конечно, только по профилю обо всём лице человека трудно судить, но есть типичные особенности строения лицевых костей черепа и специалист, по совокупности основных черт, может дать описание всего лица. Так и профайлер, имея некоторую информацию, может сделать предположения об особенностях поведения человека, его поступках, или в зависимости от ситуации спрогнозировать какие шаги может предпринять человек, — Ольга сделала ещё глоток. — Таких специалистов, работающих в области криминалистической психиатрии, у нас принято называть психоаналитиками.

       — Я вот слышал, — продолжал Вадим, — по тому, как совершено преступление, можно даже предположить, как преступник выглядит.

       — Ага, и адрес места жительства узнать, — проговорил Егор, сворачивая фантик от конфеты в тонкую трубочку.

       — В некоторой степени это возможно. Внешность человека, манера одеваться, общаться с людьми, могут многое сказать об особенностях личности. Анализируя характер совершения преступления и особенности поведения преступника, можно сделать некоторые выводы, касающиеся возраста, образования, социального статуса и даже внешности человека.

       — Да-да, что-то такое нам читали, — сказал Егор. — Но так, для ознакомления. Наука ещё была такая... физи-огномика, кажется?

       — Сейчас её называют физиономикой. Зародилась она в древние времена, — стала пояснять Ольга. — Тогда это называлось лицегадание. Пытались узнавать характер и судьбу человека по форме и чертам лица. Был такой писатель Лафатер, он написал трактат по физиогномике. А ещё этим занимался Ломброзо, психиатр, он выдвинул теорию о существовании особого типа человека. Согласно его теории имеются антропологические признаки, по которым можно определять, кто предрасположен к совершению преступлений. Но в наше время эта теория считается ненаучной.

       Ольга сделала глоток, поставив чашку, продолжала:

       — Было и такое, так называемая метопоскопия, определение черт характера человека по линиям лба...

       — Ну, у этих... у даунов! — прервал её Егор, — тоже очень характерные черты лица. И поведение соответствующее.

       — Дауны социально не опасны, — ответила ему Ольга. — Чаще-то как раз наоборот, преступления совершают люди, внешне выглядящие вполне обыкновенно.

       — У даунов даже сверхспособности бывают, — вставил Николай, решив показать, что и он что-то про это знает.

       — Нет, сверхспособностей у них нет. Но люди с таким наследственным заболеваниям обучаемы, при определённых условиях, конечно.

       — Я по телевизору смотрел, — глотнув кофе, продолжал Николай, — передача была о них. Там рассказывали, что у даунов совершенно феноменальные способности открываются.

       — Скорее всего, вы перепутали, — посмотрев на Гридина, ответила Ольга. — Наверное, речь шла о савантах. Это люди больные аутизмом. У них врождённое слабоумие, но это может сочетаться с действительно неординарными способностями. Есть ещё и такое заболевание — деменция, приобретённое слабоумие, и как ни странно, такие люди тоже могут иметь некоторые неординарные способности, но не все.

       — Да, каких только болезней не бывает! — покачав головой, произнёс Егор.

       — Вот именно, чего только не бывает, — по-деловому начал Ивлев. — Вот зайка-попрыгайка у нас объявился.

       — Ну у этого-то с головой всё в порядке, — сказал Николай. — Смекалистым паренёк оказался.

       — Да уж, не даун! — согласился Егор.

       — С него и начнём, — продолжал Ивлев серьёзно. — Мы ведь теперь с наукой, — добавил он, посмотрев на Ольгу. — В целом, вы всё слышали на совещании.

       Ивлев открыл папку с документами.

       — Вот, этот зайчик, — произнёс он, передавая Ольге через Вадима фотографию и фоторобот.

       Взяв листки, Ольга положила их перед собой, потом взяла в руки фотографию молодого человека в маске, стала внимательно изучать.

       — Интересно. Очень даже интересно...

       — Судя по фотографии, он ещё совсем пацан, — сказал Егор. — Этот 'зайка!'.

       Психоаналитик внимательно вглядывалась в особенности строения тела молодого человека, сопоставляла с чертами лица, отображёнными в фотороботе.

       — Такое бывает, когда биологический возраст не совпадает с паспортными данными, — сказала она, рассматривая фотографию. — Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что фоторобот всегда несёт в себе некоторое внутреннее отношение жертвы к преступнику.

       Оперативники с интересом наблюдали за психоаналитиком.

       — При таком строении тела, мышцы у этого молодого человека всё-таки довольно хорошо развиты. Бывает такое, что руки вроде бы тонкие, но мышцы при этом всё же имеют достаточную силу.

       — А вот же у культуристов, — заговорил Вадим. — У них мускулы большие, а говорят про них, что на самом деле культуристы слабые.

       — Это не так, — ответила ему Ольга. — Объем мышцы всегда пропорционален тому усилию, с которым она сокращается. Но вот частота сокращения мышцы или, проще говоря, выносливость может уступать силе, — она пальцем показала на тело молодого человека на фотографии. — Даже с таким строением при хорошей тренированности движения могут быть довольно резкими, отчего удар будет не менее ощутимым, чем у боксёра-тяжеловеса.

       — Ну а сколько лет ему, по вашему? — спросил Николай.

       — Думаю, что уже вполне совершеннолетний. Немногим старше восемнадцати, — держа фотографию в руке, Ольга посмотрела на оперативников. — Восемнадцать-двадцать лет это возрастной рубеж, который как бы разделяет жизнь человека на познавательно-деятельную и сознательно-деятельную фазы, — начала она пояснять. — И дело здесь не в физическом развитии, а в формирование мозга, — Ольга глянула на фотографию. — Только к пятнадцати-шестнадцати годам заканчивается рост лобных долей, а эти зоны отвечают за волю. Да и информации у подростков в голове ещё очень мало. Или скажем так, только та, что в учебниках написана. Потому-то молодые люди в этом возрасте не всегда ещё могут чётко сформулировать свои цели. У них нет своего собственного опыта. В период от шестнадцати до восемнадцати-двадцати лет идёт накопление социальной информации. Молодые люди ещё только вырабатывают модели поведения, соответствующие поведению взрослого человека в социуме, — Ольга снова показала на фотографию молодого человека в маске зайца. — А этот зайчик, как вы его называете, судя по тем преступным эпизодам, которые имели место быть, поступал вполне осмысленно, в общем, как взрослый человек, который осознано решил совершить преступление.

       — А что ещё вы о нём можете сказать? — спросил Ивлев. — Вадим, предай, — он подал ему папку с материалами, чтобы тот отдал психоаналитику.

       Вадим положил папку на стол, за которым сидела Ольга. Открыв папку, она стала внимательно изучать документы. В тоненькой папке была собрана вся информация о 'зайчике', которая имелась у сыщиков на сегодняшний день.

       — Что же, давайте рассуждать над этим вместе, — произнесла психоаналитик, глядя в документы. — Здесь есть кое-что интересное, характеризующее нашего героя.

       Ольга немного помолчала, обдумывая.

       — Судя по тому, как написаны эти письма, — начала она, — он грамотный молодой человек. Обычно разного рода послания пишут, не соблюдая знаки препинания. Интернет предполагает быструю передачу информации, поэтому и общение в сети происходит так же, — Ольга глянула на Вадима. — Молодёжь пренебрегает правилами русского языка, это ведь не контрольная или сочинение.

       — Это точно! — ответил Вадим, улыбаясь. — Я обычно так и пишу, особенно на форумах. Там такое, бывает, понапишешь!

       — Возможно, он студент, — продолжала психоаналитик. — Думаю, что, скорее всего, студент гуманитарного ВУЗа.

       — Это уже что-то! — сказал Егор. — По крайней мере, в этой среде можно поискать.

       — Стилистически всё грамотно, — вглядываясь в текст писем, говорила она, — каждая фраза имеет смысловое значение, нет лишних слов.

       — Наш 'зайка' школу, наверное, окончил с золотой медалью, — сказал Егор с ухмылкой.

       — Нет, не обязательно. Да и таких выводов, имея только лишь тексты писем делать невозможно, — ответила ему Ольга, продолжая изучать материалы. — А вот о семье, в которой он получил воспитание, уже можно кое-что сказать, конечно, с учётом всего того материала, который имеется, и того, что произошло с этими людьми... — она посмотрела на снимки с последнего места преступления. — Разумеется, предположительно...

       — О семье? — Николай несколько удивлённо посмотрел на психоаналитика.

       — Да, о семье, — ответила Ольга, взглянув на него.

       — Как по этим письмам можно узнать о его семье? Ну это как-то уж совсем!..

       Николай с самого начала был скептически настроен в отношении психоанализа, считая, что оперативные мероприятия лучше всяких умозаключений сделанных за письменным столом. Ольга, давая понять, что она знает цену своим словам, несколько строже посмотрела на оперативников.

       — Давайте мы сразу договоримся и вот ещё о чём. Я не буду давать вам советов, что и как делать, я всего лишь консультант, и всё, что я вам буду говорить, это только мои предположения. Если вам что-то покажется неприемлемым, вы вправе это не принимать.

       — Логично, — ответил Ивлев.

       — И что же о семье? — спросил Егор.

       — Как правило, если в семье воспитывается девочка, — начала психоаналитик излагать свои предположения, — то больших трудностей с учёбой у неё не возникает. Это обусловлено строением мозга девочек, поэтому они более обучаемы. Такая уж особенность, — добавила Ольга, улыбнувшись. — А вот с мальчиками всё немного по-другому. Мальчиков надо заставлять учиться, потому как, большого рвения к учёбе сами они проявлять не будут, — посмотрев на мужчин, она снова улыбнулась.

       — Ну, вообще-то, это так, — согласился Ивлев, и тоже улыбнулся. — У меня дочка старше сына на пять лет, с ней никогда не было проблем. А вот с сыном да, пожалуй, сложнее.

       — И что из этого следует? — спросил Егор, пока не понимая, как это всё, о чём говорит психоаналитик, можно увязать с данным делом.

       — Когда он был ребёнком, — продолжала она, — со стороны родителей над ним был очень строгий контроль.

       — Вот интересно! — усмехнулся Егор. — Как это можно так контролировать, что сын потом стал преступником?

       — Это вполне объяснимо. Гиперопека, — сказала Ольга, взглянув на Егора. — Такое бывает в некоторых семьях, — она взяла фотографию молодого человека. — Так, теперь это. Что мы имеем здесь... — произнесла психоаналитик, рассматривая фотографию. — Вот что здесь интересно! — сказала она, указав пальцем на молодого человека на снимке. — Видите на нём трусы?

       — Какие-то они... детские, — ответил Николай, он уже обращал на это внимание.

       — Более того, это трусы для девочки. А вы можете себе представить молодого человека, покупающего в магазине детские трусы, да ещё для девочки? Нет, конечно, представить такое можно, — Ольга поглядела на мужчин. — Но как этот парень будет выглядеть со стороны?

       — Ну да, — согласился Егор. — Я вообще-то даже жене не стал бы покупать трусы. Нет, там комплект дорогого нижнего белья в подарок, это можно, а так чтобы обычные трусы...

       — Я думаю, скорее всего, у него есть младшая сестра. Девочка младшего школьного возраста.

       Когда психоаналитик произнесла слово 'девочка', Гридин невольно насторожился. 'Девочка' — пронеслось у него в голове. 'Девочка! При чём здесь девочка? Я во сне видел девочку. И какое это имеет отношение к убийству?'. И вдруг его будто током пронзило, когда он подумал обо всех этих странных снах. Эти сны он помнил во всех подробностях. 'Слишком много совпадений! И место, и машины, и убитые... И девочка!'.

       — Выходит, он у своей сестрёнки украл трусы, — сказал Егор. — А для чего? Ну, сфотографируйся ты в своих трусах, какая разница?

       Ольга ещё раз взглянула на фотографию, отложив в сторону, продолжала:

       — Он всё продумал. Молодой человек не так уж глуп, в своём роде. Детские трусы — это приманка.

       — В каком смысле приманка? — спросил Ивлев.

       — В том смысле, что, по большей части, те, кому он адресовал свои послания... это педофилы. А этот молодой человек, — Ольга кивнула на фотографию, — выглядит подростком.

       — Да, пожалуй, — согласился с этим Ивлев.

       — И ещё, — продолжала она. — Те, кому предназначались эти письма, не совсем гомосексуалисты. Они, конечно, предпочитают однополые отношения...

       — Содомия какая-то! — усмехнулся Егор.

       — Содомия это другое. Содомия — это скотоложство, зоофилия, — взглянув на Егора, поправила Ольга. — Слово 'содомия' пришло из библейских текстов, в которых рассказывается о двух городах Содоме и Гоморре.

       — Были такие, я знаю! — заговорил Вадим. — Там ещё сера с неба пролилась. Мне мать рассказывала.

       — Да, есть такая легенда, — посмотрев на Вадима, сказала Ольга, — Разврат жителей Содома стал настолько велик, что Бог решил уничтожить город. Поэтому места, где предаются безудержному разврату, нередко называют содомом, а содомитами называют тех, кто склонен к такому поведению. Проще говоря, это развратные люди, развращённые до того, что потеряли всякий разум.

       — Липецкий! Вот уж этот точно развратник, — сказал Гридин. — И содомит...

       — Настоящие гомосексуалисты таким способом не знакомятся, — продолжала Ольга, снова взяв в руки листки с текстами писем. — Их и не так много, как это представляется в общественном сознании.

       — Ну да, как же! — ухмыльнулся Егор. — Только об этом и пишут. А телевизор так вообще спокойно смотреть нельзя, везде гомики!

       — Это не гомики, — Ольга улыбнулась. — Это и есть те самые развратные люди.

       — А в чём разница? — спросил Вадим.

       — Гомосексуализм это не просто особенность полового поведения. Здесь на самом деле всё гораздо сложнее, здесь больше генетическая предрасположенность, нежели психическое отклонение. И только два процента от всего населения планеты действительно являются гомосексуалистами. Согласитесь, это не так уж много, на общем фоне.

       — Есть такие мужчины... — произнёс Егор с брезгливым выражением на лице. — С ужимками! — добавил он, попытавшись изобразить эти ужимки.

       Поглядев на Шишкина, Ольга снова улыбнулась.

       — В эти цифры входит и женский гомосексуализм, — продолжала она, — Из числа же мужчин-гомосексуалов только пять процентов женоподобны по манере поведения. В это число и трансвеститов можно отнести.

       — Значит, гомосексуалисты разные бывают? — спросил Вадим.

       — Пассивные и активные, — ответил ему Егор.

       — Нет, это не имеет значения, — сказала Ольга.

       Отложив листки, она взяла в руки фотографию и, глядя на снимок молодого человека, продолжала:

       — Те же, кто действительно является гомосексуалистами, как правило, не афишируют свою ориентацию, но и не скрывают, если того потребуют обстоятельства. Но и гей-парадов они не устраивают, и не преподносят это в демонстративной форме, а просто живут как обычные люди, как все законопослушные граждане. И кстати, предпочитают длительные отношения с одним партнёром, создают семьи. И вообще, они эмоционально устойчивы, ведут нормальную жизнь, и многие считают себя счастливыми.

       — Нет, я всё равно этого не понимаю! — высказался Егор. — Пежить друг друга в жо... — он осёкся, глянув на Ольгу.

       Психоаналитик отложила фотографию и заглянула в протокол.

       — А вот такие, как... Липецкий, — прочитала она фамилию, — это люди, имеющие психические нарушения. Есть такое психическое расстройство эгодистоническая гомосексуальность. У таких людей имеется желание приобрести гетеросексуальную ориентацию, но по каким-то причинам это у них не получается, и тогда они, — она кивнула на фотографию, — пытаются вот таким способом усилить свои гетеросексуальные влечения. Вот у таких гомосексуалов очень высокий уровень тревожности, и они подолгу могут находиться в депрессивном состоянии.

       — Ладно, с этим понятно, — сказал Егор. — А как насчёт 'зайчика?', — кивнув на фотографию, спросил он.

       — Здесь перед нами раскрывается очень интересная картина, — произнесла Ольга, снова взяв в руки фотографию. — Если предположить, что у него есть младшая сестра, то разница в возрасте у них... ну скажем, восемь-десять лет.

       Вдруг психоаналитик замолчала... что-то привлекло её внимание в записях.

       — Странный ник, — сказала она, посмотрев на буквенную комбинацию.

       Психоаналитик произнесла ник по буквам, называя каждую в отдельности:

       — J k t y m r f. Несуразица какая-то! Но в этом что-то есть...

       Ольга встала и подошла к столу, за которым сидел Ивлев.

       — Позволите? — спросила она, указывая на монитор компьютера.

       — Да, конечно.

       Ивлев хотел было встать, чтобы освободить место за столом.

       — Нет-нет, сидите, я только посмотрю, проверю одну свою мысль...

       Психоаналитик склонилась, глядя в монитор, открыла текстовый документ, стала нажимать клавиши, набирая латинские буквы в русской раскладке.

       — Имя! — сказала она выпрямившись. — И, скорее всего, это и есть имя его сестры.

       Ивлев, наблюдавший за действиями психоаналитика, удивлённо посмотрел на неё, потом на подчинённых. Вадим и Егор, повставав со своих мест, подошли к столу, посмотрели в монитор.

       — Ну ничего себе!.. — воскликнул Вадим.

       — Впечатляет! — произнёс Егор. — А может, вы его фамилию нам сразу назовёте, и адрес?

       Ольга улыбнулась, посмотрев на Шишкина.

       — Это уж вы сами должны узнать. Это ваша работа.

       Егор и Вадим вернулись на свои места.

       — Супер! — произнёс Вадим, присаживаясь на стул, он с восхищением смотрел на психоаналитика.

       Ольга вернулась к столу, за которым сидела.

       — Вот теперь можно более уверенно строить наши предположения, — сказала она садясь, глядя на лежащие перед ней листы. — Женское имя в уменьшительно-ласкательной форме, — произнесла Ольга, обдумывая эту неожиданно открывшуюся ещё одну подробность о личности преступника. — Это о многом говорит.

       Подумав немного, психоаналитик продолжала:

       — Предположим, что мальчик воспитывался под жёстким контролем. Получается вот такая картина... — она снова ненадолго задумалась. — Скажем так, он рос в семье, где отец крайне авторитарная личность с высоким уровнем притязаний, как к себе, так и к окружающим. Кстати, такое чаще бывает в семьях, где папа военный. И хорошо, если устремления отца и сына совпадают, хуже, когда нет. Если у такого главы семейства первой рождается девочка, то она любима, заласкана, но папа чувствует себя нереализованным в плане продолжения рода.

       — А может, ещё по чашке кофе? — предложил Егор.

       — Да, давай, — поддержал Николай, он заглянул в чайник. — Здесь и воды хватит.

       Егор открыл банку с кофе и предложил Ольге, самой положить себе в чашку.

       — Спасибо! — поблагодарила она.

       Достав ложкой из банки немного кофейного порошка и положив ложку в чашку, Ольга продолжала:

       — Если второй ребёнок мальчик, то он очень опекаем. Со старшей сестрой у него не возникает проблем. У мальчика с ней складываются хорошие отношения, она ему не конкурент в смысле внимания со стороны родителей, и прежде всего отца. Девочка уже получила свою долю внимания в своё время, а став старше, она уже не претендует на это. Девочки вообще более самостоятельны в отличие от мальчиков, которые ещё долго нуждаются во внимании со стороны взрослых.

       — Вот слушай! — сказал Ивлеву Егор. — Как у тебя.

       — У меня с ними всё в порядке. И разница в возрасте у них не большая. Так что внимания им обоим достаётся одинаково, и ремня, бывает, тоже обоим перепадает одинаково.

       — Ремня! Ремень это непедагогично.

       — Я посмотрю на тебя, когда у тебя свои будут. Вот тогда по-другому заговоришь. Ладно, отвлеклись.

       Посмотрев на мужчин, Ольга улыбнулась.

       — Ничего, иногда можно и ремня, — сказала она. — Моему сыну тоже случается перепадает.

       — А сколько вашему сыну? — поинтересовался Ивлев.

       — Ему девять.

       — У, большой уже! Ну, давайте дальше. Интересно очень.

       Вода в чайнике закипела. Гридин встал, выдернул шнур из розетки и, взяв чайник, стал наливать в чашки кипяток, первой налил Ольге.

       — Спасибо, достаточно, — сказала она, улыбнувшись Николаю. — В данном случае мы можем предположить другую картину, — продолжала Ольга психоанализ, — что первый ребёнок, на радость отцу мальчик. И, конечно же, он попадает под жёсткую линию воспитания но, имея какие-нибудь свои психологические особенности, не может оправдать надежды отца. И тогда его жизнь становиться борьбой, но не за счастливое будущее, которое ему определили родители, а против тех методов, которые к нему применяются для достижения родительских целей.

       Ольга помешала ложечкой горячую коричневую жидкость в чашке, сделала глоток и продолжала:

       — Естественно, он протестует и против того будущего, которое без него ему выбрали. Это типичная ситуация и, кстати, она очень конфликтна. Таким образом, формируются скрытые черты личности, которые обязательно потом проявятся в социальном поведении. Что касается девочки, она второй ребёнок, послушный ребёнок, и она в таком возрасте, когда ей ещё требуется внимание. Её послушание на фоне протестного поведения брата становится способом манипулирования, ведь чем больше ругают брата, тем больше хвалят её. Вообще, борьба за внимание родителей свойственна всем детям, но девочки это делают более хитро. Оленька любимица... уж будем называть девочку так, и она конкурент подрастающему брату, который тоже хочет получать любовь и одобрение родителей, но поскольку он не в состоянии выполнять их требования, одобрение и похвалу получает только сестра.

       Ольга снова помешала в чашке ложкой, сделала глоток.

       — И вот наступает сложный подростковый возраст. Модель мужского поведения, которая формируется у подростка, когда он наблюдает за отцом и старается подражать ему во всём, в данном случае не может быть принята вот этим... 'зайчиком', — она кивнула на фотографию. — Этот процесс нарушается из-за излишней жёсткости в требованиях отца в отношении сына. В присутствии отца он постоянно испытывает неловкость, у него высокий уровень тревожности, а значит, отец для него уже не может быть образцом для подражания. К тому же перед его глазами другой пример — девочка! Она всегда обласкана, её хвалят, ею восхищаются. Психологически это тяжёлая травма для подростка, который должен себя уже сексуально идентифицировать, — психоаналитик посмотрела на мужчин с серьёзностью во взгляде. — Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Когда я говорю о сексуальности, речь идёт не о сексе, а о половой идентификации.

       — Разумеется, это всё понятно, — так же серьёзно ответил Ивлев.

       — Мальчик-подросток должен осознавать себя мужчиной, то есть научиться брать на себя всю ответственность, свойственную данному полу.

       Ольга ненадолго замолчала, пока рассматривала на фотографии молодого человека в маске, сделав из чашки глоток, продолжила составлять его психологический портрет.

       — С одной стороны, в него заложено природой стать мужчиной, — снова глядя на оперативников, заговорила она, — с другой стороны, он не желает и не может принять социальную модель мужского поведения, предлагаемую отцом, то есть, стать жёстким, брутальным. И всё это усугубляется присутствием младшей сестры, ведь девочка неизменно получает одобрение родителей, к тому же перед ней не стоит задача принять мужскую гендерную модель. Вот вам уже и внутренний конфликт, который погасить сам он не в состоянии, поэтому у него это выливается в агрессию по отношению к взрослым мужчинам.

       — То есть, вы предполагаете, что он будет продолжать убивать? — сказал Ивлев.

       — Это его защитная реакция.

       Егор хмыкнул:

       — Ничего себе защитная реакция. Два трупа!

       — И так же полагаю, что помимо внутренних глубинных причин, которые существуют в подсознании, и зачастую не осознаются, тут были и вполне ясные мотивы. И первый из них это деньги. Молодому человеку, видимо, нужны деньги.

       — Деньги всем нужны, — буркнул Егор.

       — А второй, какой? — спросил Ивлев.

       — Второй... — Ольга немного подумала. — Думаю, что ненависть.

       — Может, месть? — сказал Николай.

       — Да, и месть тоже, — согласилась с ним Ольга. — Здесь прослеживается осознанная ненависть, направленная на людей с определённой сексуальной ориентацией, в данном случае на гомосексуалистов. Это гомофобия.

       — Гомофобия? — переспросил Егор.

       — Да, враждебное отношение к гомосексуалистам, непринятие их сексуального поведения, — пояснила Ольга. — И, конечно же, тут проглядывает ещё и некая бравада.

       — Гомофобия это ещё понятно. А бравада? — спросил Ивлев. — Что он хотел показать этим?

       — И показать, и почувствовать своё превосходство над теми, кто пожелал его тела. Посмеяться над ними, ещё и получить кое-какую выгоду. Всё очень хорошо было задумано и заранее спланировано. В первый раз всё прошло удачно, и я думаю, что убивать он никого не собирался, но вот во второй раз, видимо, произошло нечто такое, что изменило всё. Думаю, что это сильно повлияло на него, естественно в самую худшую сторону.

       — Мы тоже пришли к такому выводу, — сказал Ивлев. — Возможно, что во второй раз ему оказали сопротивление.

       — Он разозлён, — глядя на фотографию молодого человека, говорила Ольга. — И это уже очень серьёзно. У него появилась злость. Это сильный стимул, чтобы получать удовольствие. Вот в третий раз он уже осознанно шёл убивать, — добавила она, взглянув на снимок с места преступления.

       — Да уж, тому досталось, — сказал Ивлев, он был на месте преступления и видел тело.

       — Вот посмотрите, — сказала Ольга, взяв в руки снимок. — Когда погибший потерял сознание от действия электрического тока, 'зайчик' нанёс ему кастетом сильный удар в височную кость, это был смертельный удар. Но потом он стал наносить удары по лицу. Вот по лицу-то он бил совсем по другой причине.

       — Серийный убийца, — вздохнув, произнёс Егор, сделанный им вывод означал только одно — предстоит большая работа.

       — Об этом ещё рано говорить, — ответила Ольга, отложив снимок, — но некоторые признаки этого здесь присутствуют. Да, удовлетворение чувства мести для него стало сильнее сексуальных желаний. Этот третий случай как раз об этом свидетельствует.

       — Сексуальный маньяк! — сказал Вадим.

       — Нет, этот не из-за секса, — как бы задумываясь, произнёс Егор. — Этот...

       — Да нет, с сексом тут тоже связь есть, — сказала Ольга, посмотрев на листок, на котором было изображение лица молодого человека с фоторобота. — Что касается секса и сексуальной самоидентификации...

       Психоаналитик посмотрела на лежащую перед ней фотографию, где молодой человек был без одежды и в маске зайца.

       — Я обратила внимание на то, как он позирует.

       Она взяла в руки фотографию рассматривая, продолжала:

       — В его позировании просматривается и кое-что большее, чем просто представление себя тем, кого намеревается ограбить. Это игра. Это сексуальная игра, и он играет для себя. Вполне возможно, что на самом деле он сам гомосексуалист, только глубоко внутренний, его желания скрытны. И он боится признаться самому себе в этом, но одновременно и хочет таких отношений. Он как раз и есть из тех самых женоподобных гомосексуалистов. Заметьте, что сценарий преступления продуман с женским коварством.

       — Как же так? — Николай с недоумением посмотрел на психоаналитика. — Вы же сказали, что он гомофоб?

       — Его скрытый гомосексуализм не реализован, — продолжая всматриваться в фотографию, говорила Ольга. — И он боится его реализовать, поэтому и направляет свою агрессию на других, на тех, кто решился на это. Кто, по его мнению, посмел это сделать. Ну вот, представьте себе, он приходит к родителям, к отцу, и говорит: я гомосексуалист...

       — Бывает, что и рассказывают, — сказал Николай.

       — Да, бывает, но крайне редко, — посмотрев на него, ответила Ольга. — И, как правило, конфликтов в таких случаях не избежать. А он этого конфликта боится больше всего. И я предполагаю, что его неудовлетворенность перешла в фазу, которая очень разрушительна для него. Он даже ещё не осознаёт, к чему это может его привести.

       Егор усмехнулся:

       — А чего тут осознавать! — сказал он, поглядев на коллег. — К длительному сроку, вот к чему!

       — Я не об этом... — произнесла Ольга, размышляя. — В какой-то степени для него это выражение протеста. И, прежде всего, его протест направлен против гендерных норм, существующих в нашем обществе. У нас в России порог целомудрия в вопросах однополых отношений более высокий, чем скажем на западе.

       Психоаналитик взяла в руки фоторобот составленный со слов Липецкого.

       — Но он... — Ольга на какое-то время замолчала, пристально глядя на изображение, — он этого не осознаёт, — продолжала она, всматриваясь в лицо, запечатлённое на листке, — не осознает, что кончиться это для него может тяжёлым психическим расстройством. Его беда в том, что он решил поиграть в это, как дети играют со спичками, но в его душе уже разгорелся настоящий пожар. И он уже не сможет бороться с этим, он стал страшным человеком. Я думаю, что через некоторое время может произойти ещё что-то подобное.

       — Так он нормальный или больной? — спросил Егор. — А то их ловишь, ловишь, а их признают невменяемыми, они год в психушке проведут и...

       — В данном случае, наш 'зайчик' отдаёт себе отчёт в своих поступках, — отложив фоторобот в сторону, ответила Ольга. — Конечно, психически травмированному человеку нужна помощь, и медикаментозная и психологическая. Ему, безусловно, тоже нужна такая помощь.

       — А человек может совершить такое преступление, не отдавая себе отчёта? — поинтересовался Вадим.

       — Такое нет. Да, бывают состояния сознания, когда человек перестаёт отдавать себе отчёт в своих действиях и руководить своими поступками. Здесь же другой случай, всё было спланировано.

       — То есть он нормальный, просто свихнулся, — сделал такой вывод Егор.

       Ольга ничего не ответила на это, только улыбнулась.

       — А ты за него беспокойся, — сказал Егору Николай. — Признают его невменяемым, вот увидишь. Нормальный-то человек будет такое делать?

       Ольга, посмотрев на Гридина, сказала:

       — Не свободны в своём выборе, или скажем так, не могут отвечать за свои поступки, только те люди, у которых биохимические процессы, происходящие в их мозгу, дают сбой, то есть имеются структурные поражения мозга.

       Николай пальцем дотронулся до виска.

       — В смысле, с головой не в порядке, или как?

       — Как правило, такое происходит вследствие какой-либо болезни вызвавшей нарушения в головном мозге, — стала пояснять Ольга, — или при наличии врождённых заболеваний. При черепно-мозговых травмах такое тоже бывает. Только такие люди могут быть признаны невменяемыми. И такие больные не всегда могут контролировать свои поступки. Вот, например, при диссоциативных расстройствах бывают амнезии...

       — Амнезии? — переспросил Николай.

       — Кратковременные потери памяти.

       — Да это-то понятно! Что такое амнезия я знаю.

       — При диссоциативном расстройстве происходит расщепление психических процессов на отдельные составляющие, что приводит к нарушению целостности личности... — Ольга посмотрела на лица оперативников... и решила больше не 'грузить' их сложными медицинскими понятиями. — Вообще-то, это довольно серьёзная тема, — сказала она, улыбнувшись.

       — Ну хорошо, с этим всё ясно, — заговорил Егор. — Это всё конечно интересно, но нам надо найти этого 'зайца', пока он ещё чего-нибудь не выкинул. И что нам теперь с этим всем делать?

       — Пожалуй, здесь есть один момент, которым можно будет воспользоваться. Я думаю, он всё-таки будет предпринимать попытки примириться с самим собой.

       — В смысле, что значит примириться с самим собой? — поинтересовался Николай.

       — Попытаться принять себя таким, какой он есть, в смысле гомосексуалистом. Для этого ему потребуется... например, познакомится с таким же человеком. Он будет искать себе друга. И искать он будет не в среде развратных людей, то есть, не среди тех, кого ненавидит, эти люди его потенциальные жертвы, а среди тех, кого считает такими же, как он, — Ольга глянула на фотографию. — Другая сторона его личности будет предпринимать такие попытки, — добавила она.

       — Другая сторона личности?

       — Да, и вот эта его сторона личности, она совсем другая...

       Подумав немного, психоаналитик продолжала:

       — Ранимая, даже нежная, ищущая понимания. В этом смысле, можно сказать, что он ещё ребёнок. Его внутреннее 'Я' так и осталось в детстве. Он будет искать человека, который бы понимал его...

       — И где он будет его искать? — задал вопрос Ивлев.

       — Интернет, вряд ли. Есть места, где собираются люди такой ориентации. Как правило, это кафе, клубы.

       — Да, есть такие клубы! — сказал Вадим. — Я знаю... ну, в смысле слышал.

       — То есть, вы думаете, что он должен там появиться?

       — Думаю, что да.

       — Вот этим стоит заняться! — сказал Ивлев, оглядев подчинённых.

       — Ему нужен друг, — продолжала Ольга. — Этот человек будет старше его, но не намного, скажем так, лет на восемь-десять, серьёзный, образованный, умный мужчина с жизненным опытом и при этом нетрадиционной ориентации.

       — Так ещё и этого человека искать? — спросил Егор.

       — Вам он может и ни к чему. Хотя и это не надо сбрасывать со счетов. Всё может пригодиться.

       — Хорошо, — произнёс Ивлев задумчиво, он внимательно слушал психоаналитика, и время от времени что-то записывал в свой ежедневник.

       — Потрясающе! — Вадим восхищённо, посмотрел на Ольгу, потом на коллег. — Вот бы так всему этому научиться!

       — Поработаешь ещё чуток и научишься, — сказал ему Егор.

       — Что ж, — произнёс Ивлев. — Я думаю, что кое-что из того, что мы услышали сегодня, действительно нам пригодится, — он закрыл ежедневник. — Есть у меня некоторые мысли. Надо будет составить новый план оперативно-розыскных мероприятий.

       — И что ты думаешь обо всём об этом? — спросил Николай. — Как дальше действовать будем?

       Ивлев посмотрел на часы.

       — Действовать будем уже после обеда, — ответил он. — Потом расскажу. Посидим, подумаем тогда и составим план.

       Ивлев поднялся из-за стола, посмотрел на коллегу-психоаналитика.

       — Спасибо вам, Ольга! — поблагодарил он.

       — Не за что, — улыбнувшись, ответила она. — Рада была вам помочь.

       Ольга сложила лежавшие перед ней документы в папку, закрыла, взглянула на часы.

       — На сегодня мы закончим, — сказала она, вставая. — Я ещё подумаю над всем этим, может, ещё что-нибудь интересное нам откроется. Завтра я буду в институте.

       Ольга протянула подошедшему к ней Ивлеву визитную карточку.

       — Вот телефон, по которому вы сможете всегда со мной связаться. Если возникнут какие-нибудь вопросы — сразу звоните.

       — А можно и мне? — попросил у неё визитку Гридин.

       — Конечно, можно! — подавая визитку, Ольга улыбнулась и с интересом посмотрела на Николая.

       Обедать ходили порознь. Ивлев, по возможности, обедал дома, Егор с Вадимом пошли в кафе, Гридин остался в отделе, сильного желания есть у него не было, попил чаю. Первым с обеда вернулся Ивлев. Егор с Вадимом пришли попозже, и им сразу же пришлось ехать на вызов.

       — Невезучий какой-то этот дом, — сказал Егор. — Уже вторая кража! И двери железные поставили, и домофоны у них есть.

       — Не сильно-то злодеев это останавливает, — произнёс Ивлев, доставая из ящика стола папку.

       — Ну что, Вадим, поехали! Поглядим, сколько миллионов у кого украли, — выходя из кабинета, Егор махнул рукой. — Пока!

       Ивлев бегло просмотрел листки из папки, в которой была собрана вся информация по делу 'зайчика'.

       — А мы с тобой давай-ка прикинем... — сказал он, глянув на Гридина, — что мы тут ещё сможем сделать?

       Ивлев открыл ежедневник.

       — Какие у тебя будут предложения?

       Николай, задумавшись, сидел за своим письменным столом и не сразу ответил.

       — Если Ольга права насчёт этого паренька... надо по институтам пройтись, фоторобот показать, может, и попадём с этим в точку.

       — Дело говоришь, — сказал Ивлев, пометив что-то в ежедневнике. — Преподавателям показать, может, узнают по фотороботу кого из своих студентов.

       — У самих-то студентов не стоит спрашивать.

       — Это и невозможно, их сколько в городе, с ума сойдёшь

       Ивлев ещё раз глянул на листки лежащие перед ним.

       — А если промашка с этим выйдет? — сказал он, взглянув на Николая. — Не студентом окажется?

       — Тогда, конечно, сложнее... — и подумав немного, Николай предложил: — Тогда в Интернет-кафе придётся его пасти. Раздать фоторобот администраторам, как появится, так, глядишь, и позвонят.

       Ивлев помолчал, что-то обдумывая.

       — Появилась у меня одна идея, — посмотрев на Николая, сказал он. — Если этот паренёк гомосексуалист, то, как Ольга говорила, он должен ходить по клубам для геев.

       Ивлев заглянул в ежедневник.

       — Есть у нас такой клуб... Надо туда заглянуть. Но там самим надо смотреть, а то если фоторобот кому из работников оставить, сразу понятно станет, что его милиция разыскивает. У них солидарность, они ведь друзья по несчастью, вроде как, ещё предупредят.

       — А может это у них счастье такое, — сказал Николай, усмехнувшись. — И что ты предлагаешь?

       — Значит так, — произнёс Ивлев, уже всё обдумав. — Я возьму институты, пройдусь по всем. А ты по клубам потусуешься.

       — Ага, я ещё и на гомика похож.

       — Ну а кто ещё, Николай? — Ивлев серьёзно посмотрел на Гридина. — Егор что ли? Он на вышибалу больше похож. А Вадим, сам понимаешь, сколько ещё его надо таскать за собой, пока он поднатореет в оперативной работе. Про меня уж и говорить нечего, у меня на лице написано, что я примерный семьянин.

       — Да понимаю я всё. Зайца этого всё равно отлавливать надо.

       — Вот именно, что надо. А с Лобачевским я решу вопрос, чтобы тебе деньги выделили. Клубы эти недешёвые. Коктейли там попьёшь!

       — А что, пиво там не продают?

       — Да, поди, продают. По виду-то они вроде на мужчин похожи. Ну, а если приставать кто будет, — Ивлев улыбнулся, — скажешь, мол, извини ты не в моём вкусе.

       — Потрясающе! Вот уж где я ещё не был.

       — А что поделаешь, работа такая.

       Ивлев закрыл папку, отодвинул в сторону, из ящика стола достал другую, раскрыл.

       — Так-так, — глядя в папку, произнёс он. — Вот ведь ещё и Воронова на нас висит.

       — Да, висит, — вздохнув, ответил Николай. — И там пока всё глухо. И зацепиться-то не за что...