Роман Годельшин — Последняя надежда мира

     — Ну наконец-то!

     Верховный возбуждённо схватил пергамент, водрузил на нос хрустальные окуляры и, развернув гороскоп на столе, принялся водить по нему узловатым пальцем, что-то невнятно бормоча под нос.

     — Так… Гм… Он сапожник?

     — Никак нет, Пресветлый, — поправил Астролог, заглядывая Верховному через плечо, — Приказчик в обувной лавке.

     — Хм… Сорок лет и всё приказчик?

     — Так точно. Так уж звёзды расположились.

     — Как-то это… — замялся Верховный, — странновато. Мда. Ты уверен, что он в состоянии победить Тёмного?

     — Потенциал для этого у него есть. Взгляните-ка сюда, — уверенно сказал Астролог, указывая пальцем в правый нижний угол чертежа.

     — Да. Действительно, — озадаченно пробормотал Верховный, — Но, демон меня побери, каким образом? Не понимаю…

     — Сие сокрыто от нас. Я бы тоже предпочёл, чтобы он оказался рыцарем или хоть разбойником, но… Других не найдено. Больше скажу. Других просто не существует. Он — наша последняя и единственная надежда. Увы.

     — Мда… Мда… А это что? — Верховный указал на перекрестье линий в левой части.

     — Какая-то проблема. Трудность. Но не его. Точнее определить не могу.

     — Ну что ж… — Верховный выпрямился, гороскоп с шуршанием свернулся в трубку, — Раз ничего другого нам не остаётся, будем работать с тем, что есть. Тоболиус, тебя призываю! — гулко выкрикнул он в пространство.

     Воздух в центре зала всколыхнулся, помутнел. Проступили очертания человека в плаще с капюшоном. Фигура обрела краски, затвердела.

     — Да, Пресветлый, я явился.

     — Тоболиус, возьми этот гороскоп, — Верховный протянул появившемуся свиток, — Найди человека, для которого он составлен, и привези сюда.

     — Это Он? — с надеждой спросил Тоболиус.

     — Да, — ответил Верховный, — Так что не мешкай. Теперь дорога каждая минута.

     Народу в лучшей харчевне Сольбурга было преизрядно. Но в отдельный кабинет, занимаемый Тоболиусом и приказчиком Шушей звуки из общего зала почти не проникали. Шуша насыщался. Чародей наблюдал за ним с каменным лицом. Приказчик ему не нравился категорически. Длинное худое лицо с острым хрящеватым носом в багровых прожилках, большие оттопыренные полупрозрачные уши, неровные и мелкие гниловатые зубы, длинные сальные, падающие на плечи, волосы и хамоватые манеры этого человечишки вызывали у Тоболиуса неприятное чувство брезгливости. Вида он, разумеется, не подавал.

     Бросив на стол обглоданную куриную косточку, Шуша припал к глиняной кружке с пивом. Пальцы его блестели от куриного жира. Глядя на ритмично двигающийся кадык под тонкой с торчащими редкими волосками кожей шеи чародей внутренне поморщился, внешне, однако, оставаясь сдержанно доброжелательным.

     — Так сколько, Вы говорите, нам осталось? — спросил приказчик, со стуком поставив на стол опустевшую кружку.

     — Год от силы, — ответил Тоболиус, — Так что, как видите, времени в обрез. Завтра поутру и отправимся.

     — Хороший обед, — невпопад сказал Шуша, — Ни разу ещё так вкусно не обедал. Спасибо.

     Он откинулся на спинку стула, сыто рыгнул и, ухмыльнувшись, сказал:

     — Только я никуда отправляться не собираюсь.

     — Вы, кажется, не поняли, Шуша, — сказал чародей после небольшой паузы, — Вы единственный, кто может победить Тёмного. Других нет. И не будет.

     — Да понял я всё, понял. Но спасать мир не собираюсь.

     — Ээ… Вы, может быть, боитесь… — вкрадчиво начал Тоболиус.

     — Да ничего я не боюсь, — оборвал его приказчик.

     — Тогда я не понимаю… — растерялся чародей.

     — Да что тут понимать? Этот мир, — Шуша кивнул куда-то вправо, — был ко мне равнодушен. Всегда, сколько я себя помню. Теперь у меня есть шанс отплатить ему тем же.

     — Даже тем, кто Вам дорог?

     — А кто мне дорог? — приказчик заозирался, словно высматривая кого-то, и даже под стол заглянул, — Ну кто? Где они? — и, подавшись вперёд, округлив водянистые глаза, объявил, — Нету. Нету таких.

     — Неужели Вы никогда никого не любили?

     — Ну как же, любил, — вновь откинувшись на спинку, Шуша принялся ковырять мизинцем в ухе, — Трижды был влюблён.

     — И что?

     — Но так и не познал счастья взаимной любви, — приказчик внимательно осмотрел испачканный ушной серой палец и, вытерев его о штаны, продолжил, — Я, если хотите знать, вообще никакого счастья не познал. Удовольствия были, хоть и очень редко. Вот, как этот обед, например. А счастья — нет.

     — Но жизнь ещё не кончилась, — проникновенно сказал чародей, внутренне уже закипая, — Возможно, Ваше счастье ещё впереди. Надо верить.

     — Верить, верить, верить, — с кривой улыбкой проворчал Шуша, — В двадцать лет я верил. В тридцать — надеялся. Всё, хватит. Довольно сказок! Любовь эта ваша… Мне кто-нибудь когда-нибудь в жизни помог? Мне было на кого опереться? Нет! «Это твои проблемы. Нас твои беды не касаются, разбирайся сам», — вот что вы все мне всегда говорили. И тут зрасьте! Мир в опасности! Какая неожиданность. Ну так я вам и отвечу: это ваши проблемы, меня ваши беды не касаются, разбирайтесь сами.

     — Это не только наша проблема, — с нажимом сказал чародей, — Вы полностью разделите судьбу мира.

     — Ничего, — с ухмылкой глядя Тоболиусу в глаза, произнёс приказчик, — Мне не привыкать. Разделю в лучшем виде. К тому же, зрелище гибели этого сраного мира облегчит мои страдания.

     — Я ведь и заставить могу, — в голосе чародея зазвучала угроза.

     — Неа, — радостно мотнул головой Шуша, — Не можете.

     — Почему ты так думаешь?

     — Потому, что если б мог, так с этого бы и начал, а не пытался подкупить меня своим паршивым обедом.

     Лицо чародея побагровело, на скулах заиграли желваки. Взглядом, полным ярости, он сверлил приказчика. Шуша нагло смотрел ему в глаза. Оба молчали. Лишь шумное дыхание Тоболиуса нарушало тишину.

     — Да я тебя, урода… — медленно произнёс Тоболиус, привставая.

     — Что?! — подавшись всем телом к чародею выкрикнул Шуша, — В рыло дашь? Давай! Я привычный! Испепелишь? В жабу превратишь? Валяй, я не против! Что ты можешь мне сделать? Что? Проклянёшь? Ну давай! Я и так всю жизнь как проклятый, хуже не будет! Ну?!

     Тоболиус ахнул ладонью по столу так, что посуда подскочила, витиевато выругался, щёлкнул пальцами и пропал. Шуша откинулся на спинку стула и долго молча, лишь беззвучно шевеля губами, смотрел на то место, где только что был чародей. Потом он нахмурился и, загибая пальцы, стал в уме подсчитывать сбережения.

     — Год, говоришь, остался, — сказал он сам себе, окончив подсчёты, — Го-од… Значит выходит это у меня больше, чем по ползолотого на день. Можно из лавки уходить. На жратву и выпивку хватит. И на шлюх иногда. Боги мои, это же целый год свободной жизни. После такого и сдохнуть не жалко.

     Шуша заложил руки за голову, сладко потянулся и тихонько засмеялся. Он был счастлив. Впервые в жизни.