Teodor — Пожарная лестница.

    Видит он всё это, радуется. Но тут, прямо по траве, поперёк всего и всему навстречу мчится тройка. А какой же русский не любит тройки. Все любят. Вот и кричат снизу, маленькие, одинаково беспокойные. «Любо!» — кричат. А он оттуда, с крыши: «Мне сверху видно всё, — отвечает, — так и знайте», — и ручкой им как Гагарин после приземления.

    Внизу смятение, шум в пятьдесят децибелов, граждане от нервности недовольства вслух высказывают. А ему кажется, что аплодисменты, восхищение соотечественников. Фуражечку поправляет, шнурки на узел завязывает, чтобы не вышло чего, и «Поехали!» говорит, негромко, как бы сам себе. Словом, начинается у человека космическое путешествие. А потом вместо «Вдоль по Питерской» кусок сажи в самое горло. Память сразу на Землю вернулась, в голове мысли появились. Разные такие мысли, и одна среди них, для чего он тут происходит среди дыма и опасностей.

    Сделал рукою козырёк, как у Добрыни Никитича из трёх богатырей художника Васнецова, посмотрел соколиным взглядом, встряхнул перьями и кричит:

    — Пожарные машины отсутствуют!

    Внизу всё сразу успокоилось. Из-за чего обычно нервность,— из-за неизвестности. А тут предельная ясность: пожарные в пути, хоть их ещё и не видно. Стали поздравлять друг друга, радоваться. Но дым в это время совсем почернел, и наш геройский отважник стал похож на чёрта из «Вечеров на хуторе» писателя Васнецова. И прыгал он по крыше, и рога виделись немаленькие и хвост был различим. Люди заметили это, увидели такое, стали разбегаться. А он им сверху:

    — Пожарные машины по-прежнему отсутствую. Всё нормально, господа. А сам уже ничего не видит, очки он для сохранности вниз кинул, в мягкие кусты, чтобы вдали от трудностей не портились диоптрии в стёклах. Сколько это продолжалось сказать нельзя, но кончилось совершенной чепухой.

    Оказывается, никакого пожара не было. Произошло хулиганство отбившихся от рук недорослей, которые никому ничего не говоря, молчком, зажгли расчёски и, кинувши на крышу, поубегали. Страшного не вышло. Дым присутствовал, но огня не получилось. Пожарные сделали внеплановую тренировку, стёкла в трёх квартирах автоматической лестницей выбили, бельевые верёвки порвали, да среди двора небольшое озеро соорудили. В общем, обошлось, но два пенсионера сделались заиками, про тот день ничего не помнили и психовали, если кто-нибудь рядом курил.

    Про героя не забыли, к майским выдали удостоверение «За отважность при пожаре», а к ноябрьской новенькой медали «За спасение утопающих». Другой, соответствующей, не нашлось, но все знали подробности подвига и вопросов не задавали.

    Он носил награду всегда, в зиму на ватнике, в жару лета, на футболке, в остальные времена, как положено — на пиджаках. По субботам, после бани, и по воскресеньям, в хорошую погоду, он забирался на пожарную лестницу, и сидел там, на случай бдительности, весь красивый и целеустремленный, как Чапаев из фильма братьев Васнецовых.