zloy_babay — [Байки Nдевятого царства IV — И была битва великая]

     — Не заперто! — крикнул царь, не вставая с четверенек.

     Левая створка немного приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова дьяка Цурюпы.

     — Государь, там басурманин какой-то. Говорит, что посол от какого-то властелина. Только я не понял, от какого, и что ему надобно. Просить?

     — Погоди, — ответил Горох, — Подержи его в приёмном покое. А то вишь, в каком я виде.

     Дьяк исчез.

     В приёмном покое басурманин вёл себя неподобающе. Он бродил от стены к стене, беззастенчиво рассматривал, щупал всё, что попадалось на глаза, будь то настенная роспись, ковш для кваса или боярская шуба, цокал языком, показывал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем, громко смеялся и говорил что-то на своём басурманском наречии. Человеческой речи басурманин совершенно не разумел. Спешно вызванные для встречи посла бояре угрюмо и неодобрительно наблюдали за басурманином. Особенно угрюм был боярин Кутепа, которого буквально за уши вытащили из-за стола, за каковым он вкушал вареники со сметаною. Наконец, ко всеобщему облегчению бояр, прибежал дьяк Цурюпа и пригласил присутствующих на авдиенцию. Для тех, кто не знает, это такое заморское слово, обозначающее приём. В смысле встречи, а не в смысле выпить. Хотя… А, ладно. Бояре, подталкивая перед собой ни бельмес непонимающего посла, нестройной толпой потянулись в тронную залу.

     В тронной зале посол в нарушение всех протоколов (это тоже заморское слово) не поклонился царю, а напротив, встал в горделивую позу, уперев правую руку в бок и сделав надменное лицо. Царь хмуро дожидался, пока бояре, неторопливо переругиваясь из-за мест, рассядутся по лавкам. Царю не нравилось то, что его оторвали от внука. Царю не нравился этот странный посол. Так замечательно начинавшийся день в глазах Гороха начинал окрашиваться в мрачные тона. И это ему тоже не нравилось. Дождавшись, пока бояре затихнут, Царь неприветливо вопросил:

     — Ну, гость любезный, с чем пожаловал?

     «Любезный гость» достал из-за пазухи свёрнутую трубкой грамоту, неспешно, держа её вверх ногами, развернул и принялся зачитывать. То есть по всему выходило, что посол грамоте не обучен и послание произносит по памяти.

     — Тсару Гороху васымнацатаму от Кыназа тымы вылыкого Луцыфэра! — закатив глаза от усердия долдонил басурманин, — Я трэбую ы настаываю, чытобы ты, нычтоженэйшый, пакарылся мойэй выласты ы выстал пад руку мойу нэмедылэнно! Кагыда жэ ты, сабака, отыкажышса пырынйат мойы тырэбованныа, то нэ пырайдот ы тырйох дынэй, как йа пырыду в тывой сыталыца йы пажгу ыво агыном, а тыбйа самаво выздорну на варотах тывайэго тэрэма!

     Закончив читать, посол надменно приблизился к царю и вручил ему послание. Горох, медленно наливаясь дурной кровью, постукал свёрнутой грамотой по ладони, затем жестом приказал принести перо, чернила и бумагу. Басурманин улыбнулся, обвёл рукой залу, показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем, покачал одобрительно головой и подмигнул.

     — Ма-алчать! — взревел царь и звучно стукнул кулаком по подлокотнику трона.

     Посол аж присел. Глаза его округлились.

     Гороху подали письменные принадлежности. Торопясь и ставя кляксы, царь что-то быстро писал. Причем по виду его можно было понять, что в выражениях он не стеснялся. Закончив писать, Горох скатал лист в трубку и всучил её послу, после чего приказал караульным стрельцам:

     — Так! Этого… — неопределённый взмах рукой — выставить за ворота, да придать ха-аррошего ускорению!

     Стрельцы подхватили басурманина под локти и поволокли вон. Царь вскочил с трона и нервно заходил по зале.

     — Теперь вот что. Цурюпа! Послать за богатырями. Отправить гонцов к Додонам, Елисеям и прочим соседям. Кощея, Ягу и всю прочую нечисть тоже пригласить. Совет держать будем. И найдите, наконец, Ивана наследника! Где его в такой день черти носят?!

     Народу на царский зов прибыло много. Совет пришлось держать в пиршественной зале, поскольку тронная всех не вместила бы. А Змей Горыныч, тот и вовсе расположился во дворе, просунув головы в окна, из-за чего зала обрела довольно экзотический вид. Святогора же вообще оставили в предместьях, дабы ненароком ничего не порушил. Впрочем, на совете толку от него все равно не было бы. Старик стал туг на ухо, да и думать привык не торопясь: вопрос «Как дела?» мог обдумывать неделю, не меньше.

     — А, может это… — с надеждой спросил Добрыня Никитич, — Может не взаправду всё? Может, кто шуткует кто?

     Горыныч испустил скептический дымок средним головой.

     — Хороши шутки! — ответил Горох, отгоняя клубы дыма, — Я ж басурманина того чуть не прибил. Насилу удержался. Не-ет, шуткой тут и не пахнет.

     — Да не тряситесь вы, — заявил Алёша Попович, — Господь не допустит победы супостата.

     — Знаете, коллега, — возразил Илья Муромец, — Надеяться на Б-га, это, конечно, стоит, однако надеяться только на него — это, таки, весьма легкомысленно. И вообще, господа хорошие, я, конечно, дико извиняюсь, но может ли мне кто-нибудь сказать, что мы знаем о противнике?

     Собрание задумалось. Ничего определённого никто сказать не мог.

     — Вношу предложение, — встрял Колобок, — Отправить Змея на разведку.

     Все посмотрели на Змея. Горыныч потряс головами в знак согласия и покинул залу. В это время в двери насилу протиснулся красный и вспотевший царевич Иван. Он пёр огромный ковёр с вытканными на нём ближайшими окрестностями столицы.

     К тому моменту, когда Змей вернулся с известиями, совещавшиеся успели досконально изучить карту, три раза перессориться и трижды же помириться. Причём каждый раз примирением занимался Илья Муромец. Горыныч так торопился, что попытался просунуть в одно окно все три головы. Полетели щепки.

     — Куда прёшь, дура! — заорал царь, — Спокойнее, спокойнее. Аккуратнее.

     Змей разобрался с головами, просунул их в окна и, захлёбываясь от возбуждения принялся докладывать. По змееву выходило следующее. Противник идёт быстро. Будет здесь, самое позднее, завтра к обеду (присутствующие непроизвольно сглотнули: время к ужину, а про обед все как-то забыли). Войско большое и разнообразное: отряд зомбей тел на триста из Зомби со своим царём Эвилом Джордживичем во главе; рота эсэсовцев, ведомая бароном фон Зеботтендорфом; Иуда Еретикович с пятьюдесятью белыми братьями; мировой змей Йёрмунганд, один, но такой огромный, что голова здесь, а хвоста за горизонтом не видно; Кощей Бессмертный (все посмотрели на присутствующего кощея, пытаясь вспомнить, не уходил ли он куда, пока змей отсутствовал, Кощей растерянно пожимал плечами, мусолил край плаща и всем своим видом выражал крайнее недоумение); Генгема с двадцатью летучими обезьянами; Гомункул Франкенштейнович один; Влад Цепеш с отрядом вампиров на четыреста клыков; один Терминатор жидкий (не в смысле хилый, а в смысле… ну, вы поняли); волк Фенрир с бригадой оборотней; ледяной велика Трюм (один, но его и одного много).

     — Ну что ж, братия, обсудим диспозицию, — сказал царь.

     — Вы не будете против, если я отлучусь ненадолго? — спросил Кощей.

     Горох похмурился, но отпустил.

     В тронной зале своего замка Кощей рассматривал иглу, которую учёный ворон по заданию Бессмертного нагло спёр из расположения противника. Игла была вполне обычной. Портняжной. Хотя… если присмотреться, на ней можно было различить какие-то письмена. Только вот буковки очень мелкие. Никак не разобрать. Кощей щёлкнул пальцами, вызывая лупу, но та не появилась. Видимо Белинда опять переложила её в другое место. Вообще, в результате страсти наварской принцессы к порядку, нужные предметы найти стало совершенно невозможно. Кощей воткнул иглу в специальную подушечку, со вздохом поднялся и поплёлся разыскивать столь необходимый ему инструмент. Однако, стоило только ему выйти из залы, как в окно влетел огромный ворон. Птица замерла, осматривая помещение, потом, углядев иглу, тяжело вспорхнула, ухватила иголку клювом и была такова.

     К битве построились поутру. Простояли час. Противник не объявлялся. Слетавший на разведку Горыныч доложил, что ждать ещё оставалось часа два. Ратники разлеглись на траве. Бывалые сразу уснули, молодёжь же принялась играть в бирюльки. Но и спустя два часа противник не объявился. Снова послали змея. Оказалось, что войско врага прячется в близлежащем лесу, укрываясь от солнца. Очевидно, дожидаются вечера. Посовещавшись с командирами, царь объявил перерыв на обед.

     Однако вечера дожидаться не пришлось. Сразу после обеда с севера набежали облака и в удивительно короткое время обложили всё небо. Едва солнце скрылось за облачной пеленой из ближнего леса на поле грядущей битвы начало выползать вражье войско. Налетел холодный ветер. Из туч посыпался мелкий дождик.

     Войска сошлись. Люциферово — в зловещем молчании, царское — шумно, щедро осыпая неприятеля нехорошими словами. По традиции бою должен был предшествовать поединок. Желающих поучаствовать нашлось много. Пришлось тянуть жребий на палочках. Короткую повезло вытянуть Кощею Бессмертному. Гордо подняв голову, с надменной улыбкой, шествовал Кощей к середине поля и навстречу ему из вражьих рядов выдвигался точно такой же, но другой Кощей. Поединщики встретились. Долго в молчании сверлили друг друга глазами и внезапно, одновременно выхватив из воздуха огромные чёрные мечи, атаковали. Звон столкнувшихся клинков был подобен колокольному. Противники кружились, нанося и парируя удары, чёрные мантии развивались, скрывая порой бойцов от глаз зрителей и уже через минуту даже самые внимательные не смогли бы с уверенностью сказать, который из Кощеев свой, а какой — вражеский. Надо отметить, что порою удары то одного, то другого из Кощеев достигали цели. Но причинить сколь-нибудь существенного урона не могли. На то они и бессмертные, эти Кощеи, к ним даже отрубленная рука прирастает, глазом моргнуть не успеешь. Время шло, а конца поединку было не видно. Зрители уже было, начали скучать, как вдруг один из Кощеев отпрыгнул назад, отшвырнул меч, зловеще осклабился и молниеносным движением левой руки выхватил откуда-то из-за пазухи обыкновенную с виду портняжную иглу. Второй Кощей застыл. Войско затаило дыхание. Медленно, не сводя с противника взгляда, первый Кощей взялся за иглу пальцами обеих рук и, не прекращая скалиться, разломил её. Оба поединщика рухнули, как подкошенные. Царёво войско ахнуло.

     — Кощеюшку убили! — раздался чей-то протяжный крик, — А ну, бей супостата!

     Рати рванулись навстречу друг другу. Закипела битва.

     Скажу вам честно. Битвы, подобные этой, описывать очень сложно, ибо в них множество событий происходит одновременно в разных местах. Но я всё-таки попробую. Только, чур, строго не судите.

     Первыми в битву вступили Святогор с Трюмом. Благо, росту в них было изрядно и ширина шагов росту вполне соответствовала. Поэтому, к тому моменту, когда войска сблизились на расстояние удара меча, великаны уже деловито тузили друг друга, Святогор палицей, а Трюм — титанической дубиной.

     Барон фон Зеботтендорф, со свойственным всякому истинному арийцу хитроумием, предпринял глубокий обходной манёвр. Разумеется, это было непросто. Пришлось продираться через болото, буреломы и какие-то славянские поселения. Зато, спустя всего час, рота эсэсовцев оказалась в глубоком тылу гороховой рати и при том с богатой добычей. Карманы бойцов топырились от бутылей самогона и варёных яиц, из-за пазух торчали курьи лапы, а самые проворные тащили на плечах поросячьи тушки.

     Змей Горыныч совершал рейды вдоль вражьей рати, поливая огнём всё на своём пути. Правда попасть по противнику как следует удавалось нечасто. Змей Йёрмунганд, как нарочно, выцеливал именно Горыныча и прицельно плевался смертоносным ядом, из-за чего трёхголовому приходилось выполнять сложные манёвры уклонения, серьёзно усложнявшие точный выход на цель. Во время очередного захода на помощь мировому змею пришли летучие обезьяны Генгемы. Облепив Горыныча, мерзкие твари кусались и царапались, постепенно подбираясь к глазам. И несдобровать бы Змею, если бы не баба Яга со своим крылом летучих ведьм. Бешенные женщины на своих традиционных летательных аппаратах схватились с обезьянами на равных. Ибо в методах ведения боя от последних мало чем отличались. Визг и вопли огласили небеса. На землю посыпались ступы, мётла и оторванные хвосты.

     Добрыня Никитич с отрядом вёл жестокий бой в тяжелейших условиях. Ему противостояли зомби Эвила Джорджевича. Отрубленные конечности зомбированных воинов подло норовили ухватить за портки. Смотреть надо было в оба. И, хотя отряд наносил умрунам огромный ущерб, но и сам постепенно таял.

     На правом фланге поп Агафон теснил толпу вампиров. Громогласно произнося неканоническую молитву, святой отец размашисто осенял себя и соратников большим серебряным распятием и тем же распятием проламывал черепа неосторожно приблизившихся кровососов. За отцом Агафоном следовали дюжие монахи, одни из которых без устали кропили окрестности святой водой, а остальные сноровисто орудовали осиновыми посохами.

     В отдалении продолжали со всей мочи лупить друг друга Трюм со Святогором. Земля сотрясалась от могучих ударов, однако великаны оставались невредимы, только в землю ушли почти по колено.

     На левом фланге Серый Волк с Михайлой Потапычем и тьмой прочих лесных зверей с трудом сдерживали напор оборотней волка Фенрира. Оборотни были сильнее, зато зверей было больше.

     Алёша Попович в самом центре сошёлся с Иудой Еретиковичем. Дрались белые братья скверно, зато заунывным пением и колдовскими пассами гипнотизировали товарищей Алёши, лишали их воли.

     Никак не мог выдраться из леса Терминатор. Всякий раз на пути у него вставало Лихо одноглазое и любая попытка приблизиться к противнику заканчивалась для металлического убийцы несчастьем. У Терминатора уже отвалилась левая рука и сгорело несколько микросхем.

     Колобок, привлёкший пристальное внимание Гомункула Франкенштейновича, уводил последнего всё дальше от места битвы. Путь этой странной пары был замысловат и извилист, однако постепенно всё ближе и ближе подходил к речному обрыву.

     Начинало смеркаться. Но битва кипела с прежним ожесточением, несмотря на то, что со всей очевидностью подходила к концу. Большая часть ратников уже пала. Только Трюм и Святогор были по-прежнему невредимы, хоть и ушли уже в землю по пояс.

     Барон фон Зеботтендорф напряжённо следил за ходом битвы. Наконец тактический гений его подсказал, что наступил момент, когда одним решительным ударом можно переломить ход боя и обратить противника в бегство. Барон поднял руку, чтобы дать сигнал к атаке, но в это время над ухом его раздался густой бас:

     — Ну, вы подумайте, какая удивительная встреча, — сказал незаметно подошедший Илья Муромец, — а Вы тут по делу или так гуляете?

     Фон Зеботтендорф оторопело хлопал глазами.

     — Барон, — интимно вполголоса проговорил Илья, — мы же с Вами цивилизованные люди. А цивилизованные люди всегда могут договориться без драки. Итак, сколько Вы хотите за то, чтобы немедленно покинуть эти гостеприимные места?

     Илья попытался взять барона под локоток, но тот уже пришёл в себя.

     — Пшёл вон, жид пархатый! — заорал Зеботтендорф и замахнулся на Муромца стеком.

     — Жид, значит, — процедил сквозь зубы Илья, — Пархатый, значит. Нна!

     От могучего удара кулака в лоб барон пал замертво. Эсэсовцы вскинули автоматы. Илья вынул меч и грудью попёр на врагов. Свинцовый дождь обрушился на богатыря, но, казалось, не причинял ему никакого вреда. От каждого удара на землю падали по 3-4 эсэсовца. Всего минуту длился этот страшный бой. Порубив всех врагов, Илья улыбнулся в усы, вытер со лба пот и скончался от ран.

     Отец Агафон почти дотянулся до самого Влада Цепеша, однако командир вампиров успел обратиться летучей мышью и попытался ретироваться, но был случайно сбит пролетавшей мимо Ягой, упал на голову Трюма и был расплющен в лепёшку палицей Святогора.

     Смертельно раненый Горыныч шел на таран. Последним своим огненным выдохом Горыныч выжег глаза Йёрмунганду. Ослепший мировой змей заколотился всем телом, давя и размазывая по земле немногих ещё оставшихся в живых.

     Алёша Попович, немыслимым усилием воли разорвал сети, опутавшие его разум и молниеносным ударом снёс голову Иуде Еретиковичу, но и сам пал от подлого удара в спину.

     Покончив с умрунами, Добрыня один на один бился с Эвилом Джордживичем, когда на них обрушилась слепая голова мирового змея. Никто из смертных не способен был выдержать такого удара.

     Серый Волк был ещё жив, но совершенно обессилел от ран. Жизнь медленно покидала его. Волк Фенрир стремил свой бег к ставке царя и остановить его было уже некому.

     Ступа яги вышла из строя. Она почти не слушалась управления и не могла уже держаться в воздухе. Увидев бегущего Фенрира, Яга направила ступу в его сторону. Волку не хватило одного прыжка. Ведьмовской летательный аппарат обрушился ему на голову, дробя череп.

     В неожиданно стремительном рывке Гомункул Франкенштейнович достал таки замешкавшегося Колобка, но не удержался на краю обрыва и рухнул вниз. В полёте он несколько раз ударился о камни. Тело Гомункула распалось на три части и исчезло в пучине вод.

     Очередное несчастье, приключившееся с Терминатором, вывело из строя систему управления ядерным распадом в его элементах питания. Киборг раскалился и упал на землю, судорожно вздрагивая. Лихо одноглазое приблизилось, чтобы убедиться в гибели врага и было убито небольшим ядерным взрывом.

     Люцифер сплюнул. Опять рухнули все его планы. Как же могло так получиться? Он ведь всё тщательно рассчитал… Демон вздохнул и исчез, оставив после себя облако вонючего дыма.

     Ночь опустилась на поле великой битвы. И вместе с ней повисла над равниной могильная тишина. Лишь слышались время от времени могучие удары. Это Трюм и Святогор продолжали сражаться.

     Кощей открыл глаза. Он лежал на равнине, усеянной телами. На востоке разгоралась утренняя заря. В отдалении злобно лупали глазами две головы: Трюмова и Святогорова. Кощей был жив и это было непонятно. Хотя… Ну, точно! Иголка, которую он украл у другого Кощея не потерялась, а в свою очередь была украдена. И тот другой Кощей, полагал что в ней смерть его противника, а оказалась — его собственная.

     Бессмертный поднялся, пошарил по карманам, извлёк две склянки с живой и мёртвой водой и отправился разыскивать павших товарищей.