santehlit — Загадка острова Скелетов

   — Рачки, — подумала Электра и довела до нас. — Песчаные рачки способны за считанные часы лишить тело мягких тканей.

   — Но прежде кто-то или что-то лишили их жизни, — озвучил свою мысль.

   — И они стали отражать свет, — подала голос Диана.

   Островитянки мои держались. Не без помощи оптимизаторов, конечно, но слезам воли не давали. И воплям, и стенаниям.

   А меня терзали угрызения — ведь это я заманил их сюда. А потом увёз женщин, и в момент нашего отсутствия разыгралась трагедия. Какая — предстоит выяснить.

   — Билли, ты видишь то, что я? И какие соображения?

   — Теряюсь в догадках. Версий нет. Поищи следы, улики, доказательства.

   — Верно. Моим женщинам ничего не угрожает? Может, укрыть их на время в гидросамолёте или отправить на большую землю?

   — Думаю, излишне — они защищены так же, как и ты. А помочь могут.

   Билли, конечно, умел успокаивать.

   Я обратился к дамам:

   — Надо разбрестись — осмотреть окрестности. Что ищем? Всё необычное. Всё, чего здесь раньше не было. Что может пролить свет на случившееся.

   Монитор раньше был, но стоял на берегу. А теперь лежит, занесённый песком, на линии прибоя. Следы искать бесполезно — смыты приливами.

   И в ближайших кустах ничего не нашли. Мы разошлись в разные стороны.

   Пару часиков спустя.

   — Билли, никаких следов, улик и доказательств.

   — Плохо ищешь.

   — Возможно, но предпочитаю думать, а не бегать. Давай присядем и подумаем.

   — Давай присядь и подумаем.

   Я присел на поверженную пальму.

   — Что имеем? Восемь скелетов, которые были трупами, а ещё раньше живыми людьми. Может быть, эти останки не прозрачных? Какие-нибудь мореходы забрели, ну и….

   — Исключено. Дамы признали мужчин своего племени.

   — Хорошо, пусть будут они. Что тогда? Массовое самоубийство от тоски? От душевных терзаний? От попрания вековых устоев — ослушание женщин?

   — Слабенько. Прозрачные выглядели нормальными парнями с крепкими нервами.

   — Может, вирус?

   — Вдруг разом? Откуда?

   — Вторжение? Зелёных чебуречков, например.

   — Людей они похищали — были примеры. Но никогда не убивали.

   — Однажды могли начать. В отместку — корабль у них похитили.

   — Если нравится версия, пусть будет. Другие есть?

   — Другие? Почему они лежат ровным рядочком? Чья-то прихоть или последняя воля?

   — Загадка. Разгадав её, поймём, что здесь произошло днями назад.

   — Билли, ты мыслишь стандартно. Ведь есть свидетели. Оглянись! Они вокруг — вода, песок, пальмы, цветы на кустах. Немые свидетели преступления. Сумей прочитать их показания, и мы будем знать виновника.

   — Это хорошая мысль — научить пальмы говорить, цветы разговаривать, песок и воду песни петь.

   — Смейся, смейся…. А фотографическая память? Ты никогда не слышал о свойствах предметов — живых и неживых — заносить в память всё увиденное и услышанное?

   — Слышать-то слышал, но как подобраться к этой информации?

   — Оптимизатором.

   — Речь оптимиста. Потребуется сложная аппаратура, которую ещё нужно создать.

   — Работы на месяцы? Билли, ты сам мне рассказывал о проводах, которые чуть не заслонили солнечный свет.

   — Должны быть объективные предпосылки, чтобы однажды количество превратилось в качество.

   — И ты уверен, что их ещё нет? Тогда, крайнее средство — мозговой штурм проблемы. Кинь клич по Земле.

   — Ты слишком много ходил пешком и отстал от жизни. После самой первой мозговой атаки на Земле появилось с избытком желающих решать свои вопросы подобным образом. Силы распылялись, стихии лихорадило. Коллективным решением был создан Совет Распорядителей. В его ведении проводить мозговой штурм или нет.

   — О господи, никуда без бюрократии. Как с ними связаться? Как их убедить?

   — Можно избежать лишних проволочек, обратившись напрямую к Главному Хранителю.

   — Ну, так обращайся.

   — Ты будешь убеждать?

   — Я.

   Через несколько мгновений зазвучал во мне Любин голос.

   — Да, милый.

   — Бог мой! Ты — Главный Хранитель? Хранитель чего?

   — Всемирного Разума.

   — Что же не похвасталась?

   — Ты не спрашивал.

   — Логично. Хотя откуда мне знать? Постой, а твоя работа в ЦУПе, в космоцентре Кеннеди?

   — Я работаю там, где интересно.

   — Хорошо. Моя тема тебя заинтересует?

   — Выкладывай.

   — Я на острове Скелетов.

   — Где?

   — На Коралловом острове прозрачных людей. Только их здесь нет. Осталось восемь скелетов.

   — Погибли все?

   — Все мужчины. Женщины — Электра и дочь — были со мной в Москве.

   — Так. Вы вернулись, а там трупы?

   — Скелеты.

   — Нужны криминалисты?

   — Мы, конечно, не профессионалы, но никаких следов присутствия посторонних на острове не обнаружили. Никаких признаков причин трагедии.

   — Что хочешь от меня?

   — Разрешение на мозговой штурм проблемы….

   — Я хотела бы взглянуть на место трагедии.

   — Ты не дослушала. Есть молчаливые свидетели — я говорю о деревьях и травах, о воде и песке, чайках и бакланах. Как научиться общаться с живой и неживой природой — вопрос для Всемирного Разума.

   — Ты против моего присутствия на острове?

   — Знаешь, Дашу во сне видел недавно — она одобрила мой выбор.

   — Гладышев, бабник мой ненаглядный, за кого боишься?

   — Прилетай, я познакомлю тебя с дочерью — она чудо….

   Как и мои, поиски Электры с Дианой результатов не дали — никаких признаков присутствия на острове посторонних. Думаю, если им не удалось, что тут делать всем прочим остальным? Обсудить этот вопрос вновь собрались у печальных останков.

   Я поделился новостью — к нам летит Главный Хранитель Всемирного Разума.

   Ликования не последовало. Дамы скорбели — ушли из жизни последние мужчины их незаурядного рода. Всё остальное — найдут ли убийц? накажут? — было второстепенным.        Оставив Электру её горестным мыслям, попытался отвлечь Диану. Насобирал сухих стеблей плавуна, изобилие которых на линии прибоя, развёл костёр, принёс гитару с гидросамолёта.

   — Споём?

   — Разве можно в такие минуты?

   — Каждому настроению придуманы соответствующие песни. Слушай….

       — То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит

        То моё, моё сердечко стонет….

   — Жил на земле такой народ, — рассказывал я, — цыгане назывались. Любили кочевать, жечь костры в степи и петь под гитару. Они так любили жизнь, что провожали в последний путь навсегда усопших песнями и плясками. Люди удивлялись — скорбеть надо, а они веселятся. А ромалы (так они себя называли) считали — умерший был весёлым человеком и не любил слёз, так не будем его огорчать.

   — И мы не будем, — сорвалась с места Диана. — Я сейчас.

   Слетала на гидросамолёт, вернулась в широкой юбке и цветастой блузке.

   — Эх, ма! Давай, папка!

   Я ударил по струнам — цыганочку, так цыганочку.

   Дочь пустилась в пляс, я аккомпанировал и исподтишка с Билли.

   — Откуда это у неё?

   — Из твоей седовласой.

   — Но я ничего не почувствовал.

   — Не боги горшки обжигают — научилась Диана пользоваться твоей памятью, не смущая присутствием.

   — А мне приоткроешь её мысли? Хоть одним глазком….

   — Сдаётся мне — не совсем этично. Девочка молода, горяча — ну, как поймает на месте преступления?

   — А она может?

   — Она много чего может.

   — Ну, ты-то знаешь, о чём она мечтает?

   — Я знаю.

   — И?

   — Мечты её чисты и прекрасны — поверь мне.

   — Верю. Иначе и быть не может.

   Последний раз ударил по струнам.

   Диана прыгнула коленями в песок:

   — Устал?

   — Нет, но послушай.

    — Когда весна придёт — не знаю….

   Диана подхватила:

   — Пройдут дожди, сойдут снега….

   Мы пели дуэтом и во все глаза смотрели на Электру — перестань скорбеть, милая, мы живы, мы вместе, и это главное.

   Может, со стороны покажутся кощунством песни и пляски над непогребёнными останками. Но за прожитые годы так часто терял дорогих и близких людей, что научился относиться к факту смерти философски. Или считаете, с воем и плачем лучше коротается ночь? Ну, тогда — каждому своё. Мы встретили наступающий рассвет с гитарою у костра.

   Боялся ли я встречи с Любой? Положа руку на сердце — да. Она могла, взглянув на Электру, прищурить глазки, надуть губки и процедить: «И вот на эту ты меня променял? Эх, Гладышев, Гладышев….». Но она этого не скажет. Я знал. Потому что светоотражающая Электра — само совершенство женской красоты. Потому что твёрдо решил — хватит блукать по свету, пора остепениться, осесть и жить спокойно с любимой женщиной. Для осёдлой жизни очень подходила московская квартира, некогда подаренная маме её отцом генералом. А любимой женщиной будет Электра. Любаше останется то, что она больше всего желает — хранить Мировой Разум. Жестоко? Подло? А что делать? Не принимала душа Любин вариант коммунальной семьи. Теперь ждал и страшился визита на остров Скелетов моей законной половины.

   Люба прилетела в полдень. Одна. Я почему-то ждал своры криминалистов.

   Её, похожий на тарелку инопланетян, летательный аппарат вдруг пал с небес, завис на мгновение и плавно опустился на песок пляжа.

   Эффектно.

   Точно так же появилась Люба.

   Спустилась по люк-трапу. Одним взглядом оценила обстановку и стёрла с лица ослепительную улыбку. Подставила мне щёку. Пожала руку Электре, стрельнув по ней быстрым взглядом чёрных глаз. Осмотром Дианы осталась довольна. Задержала её пальчики в своей ладони, пригладила роскошные девичьи волосы:

   — Ух, ты какая!

   — Это они и есть? — кивнула на останки восьми мужчин. — Ты говорил, прозрачные.

   — Билли, — попросил тайком, а вслух — Взгляни на Электру.

   Стараниями виртуального помощника аборигенка моя вновь перестала отражать свет.

   — Ух, ты! — Люба вздрогнула от неожиданности, увидев на месте Электры лишь её одежду.

   — Билли.

   Электра вернула своё лико белому свету и чуть качнулась в извинительном поклоне.

   — Впечатляет, — согласилась Любаша и вновь обратилась к останкам. — Тело прозрачно при наличии сознания?

   Я развёл руками — очевидно.

   — Это произошло здесь? — Люба обошла строй вытянувшихся на песке скелетов. — Их ни откуда не могли перенести?

   — Следов мы не обнаружили.

   — И этот исполин всё видел? — Любовь Александровна подошла к королевской пальме, пошлёпала ладонью почти бетонный ствол. — Всё видел и молчит? Не хорошо. Может, плохо спрашивали?

   Куражится Главный Хранитель Всемирного Разума. Никогда не подозревал жену в театральных потугах.

   Кажется, и она поняла, что переигрывает. Сменила тон.

   — Будем совещаться.

   Увидела тонкий дымок над углями ночного костра, направилась к нему. Присела, указала место напротив.

   — Расскажи, Гладышев, свою задумку.

   Я пристроился у костра, разворошил угли, подбросил сухих стеблей.

   — Если говорить конкретно об этой пальме — ты же не будешь отрицать, что она такой же организм, как мы с тобой. Конечно, более низкого уровня.

   Сказал, подумал и поправился.

   — В чём-то. Но все основные функции жизнедеятельности ей присущи. У неё нет наших ушей, но она слышит.

   Потрепал себя за мочку.

   Люба подхватила:

   — Нет глаз, но видит. Нет носа, но чихает — будь здоров.

   — Твоя ирония от неспособности понять или принять?

   — Не зарывайся, Гладышев. Ты меня о помощи просишь или я тебя?

   — И ты способна сейчас встать и улететь?

   Наши взгляды скрестились — сталь звякнула о сталь.

   — Хорошо, — сказала Люба после продолжительной паузы. — Что ты предлагаешь?

   — Интересующую информацию от этой тропической красавицы можно получить двумя путями. Проникнув в её память волюнтаристически, то есть, с помощью приборов. Или гуманно — найдя контакт с её душой.

   — Бред.

   — И тем не менее.

   — Тогда я сторонница волюнтаризма.

   — Очень жаль….

   На этом совещание было исчерпано. Мы расстались весьма недовольные друг другом.

   Люба уединилась на летательном аппарате до самого вечера. Думаю, советовалась с Распорядителями. Я успокаивал прекрасных аборигенок.

   — Что происходит? — печалилась Электра.

   — Она поможет? — дула губки Диана. — Зачем тогда прилетела?

   Перед закатом Люба прислала весточку:

   — Зайди.

   На её личном летательном аппарате кроме пульта управления, совмещённого с рабочим кабинетом, присутствовала уютная спаленка.

   — Ты знаешь, не готова к оргиям. Останешься у меня? — голос призывный, воркующий, голос горлицы из гнезда.

   Это месть, сразу сообразил. Мне за мои измены. Электре за её красоту. Диане за то, что она есть….

   Как подло, подумал, и остался.

   — Этот аппарат сделан по принципу UFO, у него есть антигравитационное поле. Хочешь, займёмся любовью в невесомости?

   Нет, такого повидла мне не надо. И не снял с руки оптимизатор. Даже помолился:

   — Билли, помоги.

   …. Звучала органная музыка. Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. Я подумал — время.

   — Ну, и что вы решили на Совете Распорядителей?

   — Чш-ш-ш! — жена прикрыла мой рот ладонью. — Все дела, все разговоры завтра. Просто лежи и слушай.

   — Билли, — обратился к помощнику. — Мне нужна эта ночь. Все должны спать.

   Вскоре Любино дыхание оповестило, что в тарелке бодрствую один. На песчаном бреге спали Электра с дочкой. Полная луна отражалась в лагуне. В её серебристом свете белели скелеты некогда прозрачных людей.

   — Ты собираешься исполнить то, что задумал?

   — Да, Билли. Я хочу, чтоб моя душа покинула тело и нашла контакт с душой королевской пальмы. Поможешь?

   — Ты в своём уме?

   — Пока да, и теле своём. Не дрейфь. Вспомни, какие дела уже творил. Костя умудрился спасти себя в оптимизаторе. Ты помог ему создать контактор — прибор для перемещения душ. Собственно, что такое душа? Искра Божья в бренном теле. А жизнь? Это временное обладание дарованной оболочкой. Душа бессмертна — конечен срок у оболочки. Ты сам это внушал. Почему теперь сомнения? Может, этот исполин когда-то был римским гладиатором — мы с ним поладим. Ну же, Билли, смелее. Найдём к нему подход, и он нам всё расскажет.

   Я сел, прислонившись спиной к стволу пальмы. Откинул голову, чувствуя затылком твёрдость и прохладу бетона.

   — Ну же, Билли, смелее, смелее….

   — Будь осторожен, Создатель, я храню твою оболочку, а выпорхнувшую душу….

   Я, наверное, уснул, а душа моя воспарила….

   Никуда она не воспарила — каким-то членистоногим насекомым (скорее муравьём) засеменила вверх по вспененной и остывшей пемзе ствола. Где тут вход во внутренние покои? Мне надо поскорее добраться — солнце скроется, муравейник закроется.

   Нет никого солнца. Неопределённое время суток, непонятен источник света. Может, и света никакого нет. Зачем свет, если у меня нет глаз. Рта, носа. Ничего нет. Есть движение и ощущение окружающего.

    Всё так огромно для меня малюсенького.

   О, Господи, спаси и сохрани — сам того пожелал.

   Может, это не душа моя? Может, я действительно превратился в муравья? И меня вот-вот склюёт какая-нибудь птичка?

    Лучше бы, ты, Билли, сделал меня пиратом — скитальцем морей. Ступил на берег, а тут красавица пальма отдыхает. Вот мы познакомились, разговорились. Я биолог по образованию — мне с флорою на «ты» сам Бог велел. А с букашкой-таракашкой кто захочет общаться?

   Куда лезу — вверх, вниз? Может, уже внутри? Какие-то проходы, каналы. Пролезть-то можно, да как бы ни заблудиться — их тут целый лабиринт.

   Всё ясно — это древесные волокна. Значит, я не муравей и даже не личинка. В лучшем случае — бактерия, в худшем — одноклеточное существо. Да с таким исполинская пальма и общаться не захочет.

   Откуда у одноклеточного ноги? Или это не ноги? Или я не бегу по бесконечному коридору? Может, скольжу? Уж лучше бы лететь.

   Бегу-скольжу-лезу. Время идёт. Сколько прошло? Час? Ночь? Год?

   Ни что не меняется. Нет усталости. Нет конца пути.

   Ощущение — бегу по кругу. По кольцу. Внутри кольца.

   Где тут обиталище духа? Тук-тук-тук. Отворите несчастному, а не то он выломает дверь. Бред — двери нет, нет и сил что-нибудь ломать. Бесконечное движение по тоннелю без конца. Где-то тут мне каюк придёт.

   Моё тело, лишённое души (или лучше сказать — сознания?) станет лёгкой добычей песчаных рачков. Они лишат его мягких тканей, оставят отполированные кости. Не в этом ли разгадка острова Скелетов? Не в этих ли бесконечных коридорах королевской пальмы заблудшие души прозрачных людей?

   Нет. Сдаётся, не такие они глупцы.

   Вот ты, то есть я — глупец, каких поискать. До чего додумался — найти тайник души королевской пальмы. Кинулся наобум — и результат. Ешьте меня жители прибрежных нор.

   Но моё тело не съедят рачки — Билли хранит его.

   Только для кого? Мне отсюда, похоже, не выбраться.

   Может, хватит бегать? Пора уже понять, что этот путь не ведёт к цели и не стоит суеты.

   Остановиться, и что делать?

   Думать. Мне осталась одна, последняя функция жизнедеятельности — мышление.

   Сейчас сяду на спину (или брюшко?) и буду думать. Только думать и ничего больше.

   Кажется, остановился. А может, нет? Ничего не изменилось.

   Боже, не сошёл ли с ума? Впрочем, нет — сумасшедшие не сомневаются в своём здравомыслии.

   Надо двигаться. Так остаётся надежда. На что? На возвращение, конечно.

   Как огромен внутренний мир обыкновенной пальмы. Просто необъятен. Или я ничтожен?

   Мне кажется, что-то слышу. Или кажется?

   Есть ли у меня слух?

   Зрение?

   Но ведь вижу. Серые стены бесконечного тоннеля. Серые и сырые.

   Красиво здесь?

   Как может быть красив пищевод?

   Пищевод? А почему нет? Сейчас каналом хлынет желудочный(?) сок, и мне каюк.

   Нет, об этом не стоит думать — страх плохой помощник в любом деле.

   В моей душе нет страха.

   Бармалей, Бармалей — выходи поскорей.

   Но не слышит Бармалей.

   Зря я сюда сунулся. Опрометчиво.

   Если сам не смогу выбраться, в конце концов меня могут найти. Помогут выбраться.        Теперь надо думать, как здесь жить.

   Жить можно, но уж больно скучно — не с кем словом перемолвиться. Поспорить, разозлиться, полюбить. Всё человеческое стало чуждым. Не то слово. Недоступным — так надо выразиться. Хотел бы да не могу.

   А может, суета земная отвлекает мыслительный процесс, сбивает на мелкие частности? Вот сейчас самое время взяться за ум. А что ещё делать, коль ни рук, ни ног?

   Нет, Гладышев, нет. Ты сейчас ищешь оправдания. Ты не нашёл прохода к пальмовой душе. Ты заблудился в лабиринте её тела. Ты сдался и ищешь оправданий.

   А что делать?

   Только не бежать, только не семенить своими членистыми отростками.

   Напрягай душу. Поставь ей вопрос ребром — или ты вырвешься отсюда, или ты на хрен такая нужна.

   Вот это правильно! Люди силою ума горы ворочают, стихии укрощают. А ты…. Ну-ка напрягись…!

   А-а-а! Лопни мои глаза, если я отсюда не вырвусь. А-а-а!

    …. Очнулся от оглушительного грохота в ушах. Казалось, ору — ору что-то истошно. И не могу остановиться. Нет, не ору. И рот закрыт. А грохот? Это прибой грохочет. Это птичий гомон. Это голоса…. Обычные голоса, но как раскаты грома. И птицы радуются солнечному дню — не более того. И прибой…. Отчего ж так слух обострился?

   — Гладышев, ты…. ты живой? — Люба, наклоняясь, заглядывает мне в глаза. — Ожил! Ну и напугал ты нас.

   Она целует меня. Она заслоняет собой весь мир. Еле сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть её.

   Вижу дочь. Диана смотрит на меня и плачет, размазывая кулаками слёзы по щекам. Она не кидается мне на шею (а вижу — хочет) потому, что стесняется Любы.

   В стороне Электра. У неё вид утомлённой шаманки араваков. У неё растрёпаны волосы.

   — Что произошло?

   — Что произошло? Ты был в коме пять суток, — Люба пытается поднять меня на ноги. — Идём в летательный аппарат. Тебе надо отлежаться.

   Я отстраняю её:

   — Мне надо отсидеться.

   Делаю знак дочери. Она бросается мне на шею. Люба отходит, недоумённо пожимая плечами.

   У меня осталась свободной ещё одна рука. Маню Электру. Она пристраивается подмышку.

   Мы в три пары глаз смотрим на Главного Хранителя Всемирного Разума.

   Люба, недоумённо пожав плечами, уходит….

   — Билли, теперь ты объясни, что произошло? Откуда этот грохот в ушах?

   — Сейчас, сейчас, всё улажу.

   — Ты меня настраиваешь? Как приёмник?

   — А ты ещё не свыкся с мыслью, что тело лишь функциональный механизм, требующий настройки, ремонта, и, в конце концов — утилизации?

   — Привыкну. Дальше.

   Слух нормализовался. Билли продолжил.

   — Ты помнишь — мы затеяли рискованный эксперимент? Твоя душа покинула оболочку и заблудилась (верно?) внутри этой пальмы.

   — Да, кажется, так всё и было. Как же я нашёлся?

   — Не знаю доподлинно — могу только предположить.

   — Валяй.

   — Либо ты сам выбрался. Либо тебе помогла Электра. Она сняла оптимизатор и стала медитировать.

   — Я не помню там Электры. Впрочем, не помню вообще сам факт возвращения. Только последствия….

   — А что было?

   — Ничего не было кроме лабиринта….

   Я слышу голос (голоса?), он (они?) возникают внутри меня. Они поют — они рождают звуки, похожие на песню. Это песня мужественного, много пережившего народа. Это песня ушедшего народа.

   И без подсказки понимаю: Электра поёт гимн прозрачных людей. Возможно, она поёт несколькими голосами. Наверное, её память доносит песню, когда-то исполненную далёкими предками.

   Она прекрасна! Она вдохновляет. Ко мне возвращаются силы. Спасибо, родная!

   — Билли, почему эксперимент не удался?

   — Потому что изначально был замешан, как бред сумасшедшего.

   — Ты консерватор.

   — Только себя не мни новатором.

   — Обиделся?

   — Своим дурацким упорством, ты чуть не опрокинул мои надежды на вечное с тобой сотрудничество.

   — Я буду бессмертен? Позволь обрадовать Электру.

   — Пусть будет ей сюрпризом….

   На следующий день в лагуну вошло научно-исследовательское судно, нашпигованное аппаратурой. И очень деловой командой. Люди в белых комбинезонах подняли на борт останки прозрачных. Подстрекаемый тревогой Электры, напустился на Любу.

   — Что вы собираетесь делать?

   — Ты правильно понял — не сидеть под пальмой сложа руки. Кстати….

   Главный Хранитель отдал приказ. Люди с корабля вооружились…. Наверное, это были лазерные пилы. И намерения их….

   Я бросился к пальме:

   — Не дам! Валите к чёрту! Это мой остров.

   Вмешалась Люба.

   — Гладышев, частная собственность давно упразднена. Твои права на остров устарели. Всё для всех — теперь такой принцип на Земле.

   Вытянутая вперёд рука сжата в кулак, на запястье оптимизатор.

   — Убью всякого, кто приблизится.

   В душе кипит и пенится, как молоко в кастрюле, Билли:

   — Ты с ума сошёл. Тебя лечить надо. Угомонись.

   — Лучше уведи этих ребят — слишком бравые, как бы дров не наломали.

   — Чёрт с тобой! — машет Люба рукой. — Оставьте его с этой ракитой.

   Экипаж грузится на судно. Люба скрывается на своём летательном аппарате, так напоминающем тарелку гуманоидов. Он поднимается, зависает и плавно опускается на ютовую палубу исследовательского судна.

   Лагуна опустела. На черте горизонта спекается в точку силуэт корабля.

Что это было? Визит Главного Хранителя на остров Скелетов? Вот именно. Прилетела, посмотрела и увезла останки прозрачных людей. Теперь их будут расщеплять, сканировать, бомбардировать электронными потоками. В интересах науки. Это я знаю и виновато смотрю на своих прекрасных аборигенок. Простят ли?

   Кажется, меня не осуждают.

   Мне очень хочется знать, что предпринимала Электра для моего спасения.

   — Что было со мной? Я ничего не помню.

   — Ой, папка! Мы думали, ты спишь. А ты спишь и спишь. День, второй, третий…. Хранительница связалась со своими, попросила помощи. А они: мы уже на подходе. Тогда мама сказала: я верну его. Тебя….

   — Ты нашла меня там? — спросил Электру.

   — Я попросила отпустить тебя.

   — Кого попросила?

   — Его.

   — Его? — кивнул на небо.

   — Его, — Электра указала на королевскую пальму.

   — Ты вступила в контакт с её душой?

   — У этой пальмы мужское начало.

   — Хорошо. Пусть будет. Ты можешь с Ним общаться? А расспросить о судьбе последних мужчин своего народа?

   — Я тоже могу, — похвасталась Диана. — И расспросить.

   — Тогда мы можем всё узнать. Но это не опасно?

   — Для непосвящённых может быть.

   — Тогда чего мы ждём?

   Билли влез некстати:

   — Женщины тебя дурят.

   — С чего ты взял?

   — Они одухотворяют то, в чём нет и быть не может души. Это религия их народа. Ты идёшь на поводу.

   — Предложи что-нибудь разумнее.

   — Не надо ссориться с Хранителем Разума. Лучше попроси прощения. Скоро станут известны подробности трагедии имевшей место здесь случиться.

   — А мы узнаем прямо сейчас, — и вслух. — Верно я сказал?

   — А что ты сказал? — это Диана.

   — Я сказал: давайте вместе спросим у Его Величества Королевского Пальма, что он имеет сказать по факту случившейся здесь трагедии.

   — Ты не боишься вновь туда? — Электра заглянула мне в глаза.

   — Мы же будем вместе.

   — Только это надо снять.

   «Этим» был оптимизатор.

   — Не делай этого! — взбунтовался Билли.

   — Отдохни, приятель.

   Мой оптимизатор лёг на песок рядом с двумя другими.

   Мы взялись за руки.

   — Тебе не страшно, папка?

   — Я самый смелый на свете папка….

   Второй поход моей души за пределы тела совершенно не походил на первый. Я не превратился в муравья, ни в какую другую тварь…. Я остался самим собой. Более того — стоял, где стоял, и держал за руки своих милых дам.

   Мир вокруг начал меняться с невероятной быстротой. По небу вскачь понеслись облака. Волны превратились в рябь, а приливы стали зримы. Солнце закатилось в обратную сторону. Луна поменяла направление движение. Дневное светило вынырнуло из-за горизонта с западной стороны и погналось за ночным.

   Вся эта свистопляска сопровождалась нарастающим воем — должно быть, ветра.

   — Что происходит? — попытался послать отчаянный вопль.

   — Молчи, — принёсся ответ.

   Но я и сам начал понимать — время повернулось вспять. И сейчас я увижу….

   Десять раз день сменил ночь, и на одиннадцатый я увидел Его.

   Я увидел всё.

   Восемь мерцающих мужчин поднялись с песка, где лежали недвижимым ровным рядочком, и обнаружили признаки живых особей.

   О чём они говорили с Ним, понять невозможно даже по жестам — так велика была скорость течения времени. Но это частности. Я видел жертвы, преступника и орудие преступления.

   — Всё, — послал мысленный сигнал. — Достаточно….

   …. Мы стояли на берегу лагуны, взявшись за руки. Блистало солнце на небосводе и воде. Птицы гомонили. Остров жил своею жизнью….

   — Простите, — сказал дамам, надел оптимизатор и пошёл прочь.

   Углубился в чащу, прилёг в тенёчке.

   — Прости, Билли. Ты оказался прав. Никакой души у пальмы нет. Мои распрекрасные умеют поворачивать время вспять.

   Билли не радовался своей победе.

   — Ты сейчас в здравом уме и добром рассудке?

   — Есть сомнения?

   — Никому не дано поворачивать время вспять. Уж лучше верь в одухотворённость флоры.

   — Я видел его — погубителя прозрачных.

   — И кто он?

   — Мой брат Костя.

   — Ты видел, как он напал, лишил жизни?

   — Лишил, своим контактором. Но впечатление — они сами на это согласились.

   — Вот видишь. Думается, Константин Владимирович сумел их в чём-то убедить. Быть может, обещал другие оболочки в других условиях.

   — Весьма правдоподобно. Парни тяготились своим бесплодием. И не такие они бессмертные, как им казалось. Только зачем всё это Косте?

   — Предстоит понять.

   — Как попал сюда? Контакт завязал? Убедил?

   — Вопросов больше, чем ответов. Надо будет поработать.

   — Знаешь, Билли, я устал. Устал от всего — от подлости родных, интриг близких, лжи любимых. Хочется отдохнуть. Лета мои — пенсионные.

   — Оболочка твоя ещё ничего. Хочешь, поменяем? И неужели ты оставишь эти вопросы невыясненными? А вдруг твои прозрачные друзья в плену контактора? А может, они заложники, и Константин Владимирович за них что-нибудь потребует?

   — Устал. Отстань, а то сниму.

   Билли умолк, и оптимизатор снимать не пришлось. Я уснул под шелест пальмовых крон.

   …. Мне снился сон, как дивный фильм. В бескрайнем море я дельфин. Вода ласкает, освежает. И солнце, радуя, блистает. Мой ум при мне. И тайны океана все ….

   — Билли, ты, как всегда, не вовремя.

   — Любовь Александровна просит выйти на связь.

   — Да, милая.

   — Оклемался? Наверное, зря тебя там оставила. Гладышев, обследоваться надо. Такие потрясения одно за другим.

   — Пожалела?

   — Ты мой муж. Единственный.

   — В природе так и должно быть. Священная книга мусульман учит: сколько сможешь прокормить, столько и бери жён. А муж должен быть один.

   — Кормилец ты наш. Мы сделали спектральный анализ непрозрачных останков прозрачных людей. По нему восстановили происшедшее с высокой степенью вероятности.

   — А я тебе без всякой вероятности скажу — это Костиных рук дело.

   — Знаешь подробности?

   — Души прозрачных у него на контакторе.

   — Как думаешь, зачем?

   — Время покажет.

   — Поторопить его не хочешь?

   — К чему?

   — Понятно. Твои дальнейшие планы?

   — Возвращаюсь в Москву, с Электрой и Дианой.

   — Цель?

   — Будем жить-поживать и добра наживать.

   — Хочешь, чтоб оставила тебя в покое? Не получится. Без компромисса не получится.

   — Что хочешь?

   — Отдай мне Дианочку.

   — Чтобы ты ставила над моим ребёнком научные опыты?

   — Дурак ты, Гладышев. Я ведь люблю тебя, а в ней твоя частица.

   — Я подарю тебе свой портрет.

   — Хорошо. Прилечу за ним в Москву….

   Диалог закончился. Можно сказать, оборвался. Образно — Люба бросила трубку.

   — Билли, меня больше нет ни для кого. Я хочу досмотреть сон про дельфина. Помнится, ты предлагал оболочку поменять. Вот и подумаю на досуге. Крути свою киношку.

   — Электра просится на связь.

   — Что могу сейчас сказать? Мне надо подумать, подготовиться. Дай понять, что сплю.

   Тут же искры из глаз — будто дрыном по голове.

   — Папка что с тобой? Ты в порядке?

   — О, Господи! Диана, ты врываешься в мозг, как шаровая молния.

   — Прости папочка, но мы волнуемся. Ушёл, молчишь….

   — Лети сюда. Найдёшь?

   — А то.

   Не прошло и минуты, как Диана, оседлав ветку тропического дерева, болтала ногами надо мной.

   — Ты чего сюда забрался?

   С дочерью не хотелось кривить душой.

   — Осерчал. Вы наплели мне про душу пальмы, а сами просто прокрутили время назад. Не понимаю, правда, как.

   — Ой, а мама и не знает, что ты губы дуешь — беспокоится.

   — Что, трудно было истину сказать?

   — Да мы не врали. Ты что! Вот мама тебе всё расскажет.

   Подошла Электра.

   — Ну-ну, расскажи мне про душу пальмову.

   — Всё, что мы видели, запечатлено на наружных тканях его ствола. Каждую минуту, час, день он растёт, а всё вокруг происходящее отражается и покрывается новым слоем. Я попросила дух дерева показать события того дня, и он немного «похудел» для нас.

   — Гм, мне надо подумать.

   Изобразил сосредоточенность на лице и к помощнику.

   — Билли?

   — Похоже на правду.

   — Значит, у пальмы есть душа?

   — Есть, если твои дамы не умеют «раздевать» деревья телепатическим образом.

   — Зачем им врать?

   — Ну-ну….

   Мир в семье был восстановлен.

   — Прости меня, — протянул руки Электре. — Присядь рядом.

   Губы наши встретились. Как долго они были в разлуке. Как жарко они слились. Мы забыли обо всём на свете.

   — Несчастный я ребёнок, — Диана взмыла с ветки и понеслась прочь.

   — Завтра мы улетаем в Москву. Там у тебя будет много хороших друзей, — послал ей вслед благую весть.

   — Не хочу завтра, хочу сегодня, — её оглушительный ответ вышиб из меня слёзы (хорошо не сопли).

   — А может, правда, сегодня? — робко предложила Электра.

   — Тогда поспешим, — привлёк к себе любимую.

   Как не спешили, комкая ласки, улететь тем днём не удалось — Диана пропала. Вернулись на берег к гидросамолёту — нет дочери. Искали, звали — безуспешно.

   — Ты же можешь с ней общаться телепатически, — упрекал Электру.

   — Поставила блокаду связи, — пожала та плечами. — Она это может. Не раз проделывала.

   — Долго будет дуться?

   — Бывало, на недели пропадала.

   — О, Господи.

   Пошёл другим путём.

   — Билли, где моя дочь?

   — Могу сказать, где её оптимизатор.

   — Ну, и….

   — А вот пройдись-ка….

   Оптимизатор висел на сухом сучке кустарника.

   Чёрт! Чёрт! Чёрт!

   — Я не могу потерять дочь.

   — Да что с ней случиться? Эта среда ей родная. Её способности беспредельны. Смотри, как спокойна Электра.

   — Скажи, Билли, что постыдного и крамольного в любовных утехах? Почему из-за них теряю близких людей?

   — Не великий специалист в таких делах, но попробую. Думаю, всё дело в детском эгоизме. Диана на миг себе не могла представить, что у беспредельно любящей её мамы, может появиться увлечение, в котором и места дочери не должно быть. К тебе, впрочем, такое же требование. Теперь Костя. Он боготворил свою мать, и хотел с тобой дружить. А вы….

   — И?

   — Когда рядом дети, надо сдерживать свои чувства.

   — Весь секрет?

   — А ты думал.

   — Что теперь делать?

   — Ждать.

   — Ну, уж нет!

   — Тогда побегай по острову, поаукай.

   Нет, дорогой. Ты думаешь, а я чувствую — посмотрим, чья возьмёт.

   Предупредил: будешь вмешиваться — сниму. И занялся подготовкой к вечеру. Натаскал плавуна, сухих пальмовых веток, сучьев кустарника. Развёл костёр. Когда через лагуну, серебрясь, пробежала лунная дорожка, тронул струны.

   — Над окошком месяц, под окошком ветер

   — Облетевший тополь серебрист и светел

   — Дальний плач тальянки, голос одинокий

   — Он такой желанный и такой далёкий….

   Чувствовал, Диана где-то рядом. Пусть не поёт, но не слушать она не может.

   Она ребёнок, дуется за обиду, невольно нанесённую. Но и одиночество не панацея — в общении легче.    

   Бросал на Электру испытывающие взгляды — чувствует ли присутствие дочери?

   Моя возлюбленная была грустна и задумчива.

   И она стыдится нашего порыва?

   О, Господи, надо было тебе придумать такую страсть, чтоб за неё потом карать?

   Ничего, ничего, милая, всё образуется. Вернётся дочь, и мы улетим в Москву. Я покажу вам столицу некогда могучей страны — моей Родины. Вот послушай.

   — Простор небесный сизокрыл и тишина кругом

   — Мне уголок России мил, мой добрый отчий дом

   — Стою, не глядя на часы, берёзкам шлю привет

   — Такой невиданной красы нигде на свете нет….

Звуки рождали гитарные струны, мои голосовые связки. Они поднимались с дымом костра. Ночной бриз уносил их в лагуну. И возвращал эхо.

   — Уголок России — отчий дом

   — Где туманы сини за окном

   — Где твои немного грустные

   — И слова, и песни русские….

   Всё получилось, как задумал.

   — Билли, она уже во мне?

   — Мудрец. На живца ловишь?

   — Как ты можешь? Она же ребёнок.

   Это для Билли, а сам решил — ловушку надо захлопнуть. Отложил гитару, привлёк к себе Электру. Примостил её голову на своем плече, зашептал на ухо.

   — Когда Даша была беременна, мы ложились вот так рядом, прижимались животами, и создавали семью. А наш ребёнок был между нами.

   — Это была Анастасия? — Диана возникла в моём сознании.

   — Это была твоя сестра Настя. Ложись в середину — мы создадим семью.

   Дважды Диану уговаривать не пришлось. Она была прозрачна, но вполне телесна. Втиснулась между нами и хихикнула, щёлкнув меня по носу.

   — Не велик младенец?

   — Тебе не следует снимать оптимизатор. Он обучит тебя многим-многим наукам, и ты не будешь белой вороной среди московских сверстников.

   — Я буду прозрачной вороной….

   За пустой болтовней мир в семье был восстановлен.

   Наутро мы улетели в Москву.

                                                                                                                                    А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                       п. Увельский 2009г.