Принцип идеологии — идти от общих вопросов жизни народа и цивилизации к частным сторонам их жизни.
Одна из естественных особенностей человека, отличающая его от животных — стремление к самореализации через создание материальных предметов. На протяжении 20 века философы различных позитивистских школ пытались вывести эту человеческую особенность из хитросплетения разнообразных животных инстинктов. Но — безуспешно, ни одному из животных самореализация по большому счету — не требуется. Внимательное же изучение этого феномена убеждает нас, что мы имеем дело с непосредственным проявлением Образа и Подобия Божьего — в человеке. Таким образом, этот феномен, несомненно, лежит уже по ту сторону инстинктов.
Естественное стремление мастера, в подражание Творцу мира, дать своему творению как можно больший срок жизни. По крайней мере — вывести его за пределы жизни собственной. Так мастер приобщается к тому, что лежит выше, чем он сам — к народу, к цивилизации. В конечном счете, этот путь созидания является ничем иным, как путем Богоискательства. Потому создание технологий продления жизни вещей — это естественное для русской науки и промышленности явление, что для мастеров Средневековья, что для ученых 20 века.
Другая особенность человеческого созидания — это стремление наполнить плоды своего труда как можно большей символической нагрузкой. Про творения старых мастеров даже трудно сказать, чем они являются в большей степени — утилитарными предметами, или произведениями искусства, которым заодно, в числе прочих, дано еще и утилитарное значение, которое оказывается приравненным к сакральному.
Вторая особенность неотделима от первой. Человек не станет вкладывать свою творческую силу в те вещи, жизненный срок которых крайне мал.
Таковы естественные человеческие стремления в области созидания. Идеология же мировой промышленности, возникшая в связи со становлением глобального общества потребления, оказалась прямо противоположной естественным стремлениям человека. Потому ныне промышленная продукция имеет катастрофически малые жизненные циклы при крайне скудном символическом наполнении, которое зачастую сводится к простому украшательству, именуемому звучным словом «дизайн».
Вывоз промышленных производств в страны Юго-Восточной Азии в конце концов привел к тому, что люди Запада оказались вообще оторваны от производства материальных предметов. На их долю выпало перемещение в так называемые «производственные тылы» — занятие организацией производства, рекламой, торговлей. Все эти дела по сути — сиюминутные, выполняющий их человек не касается ничего, что было бы больше, чем его жизнь. Потому современный человек Запада фактически лишен возможности самореализации, которая осталась, разве что, в науке. Впрочем, ее лишен и человек Востока. Его удел — массовое производство однотипных и короткоживущих материальных предметов, не несущих в себе никаких знаков его цивилизации (кроме, разве что, этикеток, да и то не всегда).
«Промышленный фронт» Востока и «Промышленный тыл» Запада вместе составляют к сегодняшнему дню весьма устойчивую систему, участники которой уже и не могут представить себе возможность ее преодоления. Именно потому она может быть преодолена лишь там, где она толком и не сложилась.
Россия с ее колоссальными климатическими и транспортными издержками на производство любой материальной продукции (о чем писал в свое время А. Паршев) не смогла сделаться «промышленным фронтом». Сделаться же «промышленным тылом» ей не дали его существующие хозяева, то есть — страны Запада. Поэтому «особый путь» России в этом вопросе — это не метафора, а суровая жизненная необходимость.
Внимательно рассмотрим, что мы имеем, что получили за более чем тысячелетний опыт нашей жизни. Во-первых, у русского народа имеется огромнейший, ни с кем не сравнимый опыт внесения смысла в плоды своих рук. По сути, это творческое действие обеспечивали все без исключения русские народные промыслы. Пойдя история русского народа иным путем, и Академии Художеств открывались бы не в Петербурге и Москве, а в Гжели, Хохломе, Палехе, Городце, Вятке. И изучали бы в них не ренессансную живопись, пригодную лишь для украшательства светских салонов, но наполненное мистическими смыслами родное искусство. Впрочем, ничего не мешает нам сделать это и теперь.
Итак, смысл русской промышленной идеологии состоит в создании долгоживущей промышленной продукции, имеющей максимальное смысловое наполнение. Его реализация требует от нас во-первых возвращения к традиционным художественным символам и соединения их с предметами современной цивилизации. А во-вторых — создания технологий, увеличивающих продолжительность жизненного цикла всех производимых вещей. Таким образом, задача ставится одновременно и художникам, и технократам.
Кроме того, современное производство имеет множество технологических операций рутинного характера. Привлечение к ним живых людей, осуществленное в свое время Тейлором, по своей сути является унижением божественного начала в человеке. Замена людей своего народа на этих производственных участках инородцами проблему не решает. Она создает лишь множество новых проблем, связанных с массовой миграцией, в конце концов приводящей к исчезновению цивилизации Запада (дай Бог, чтоб Россию не постигла та же участь!) В конце концов, люди всех народов стремятся вырваться из тисков конвейерных производств, и удержать их насильно — практически невозможно. Выход здесь может быть лишь в автоматизации всех однообразных промышленных (и не только промышленных, но и строительных, сельскохозяйственных и т.д.) операций. В каждом изделии должны быть определены те их части, производство которых требуется отдать автоматическим системам. И уникальные части, которые должны изготовляться людьми. Технологии будущего — это как раз технологии такой совместной, симфоничной работы человека и автомата.
Собственно, подобная идея не нова. Она уже присутствовала у идеологов модерна, в частности — у Карла Орты, но уровень развития технологий того времени не позволил воплотить ее в жизнь. Помешал ее жизни и стремительный рост мирового потребления, когда прежде элитные образцы продукции стремительно становились — массовыми. Но ныне массовое производство уже сформировано, потому настала пора переводить промышленность на качественно новый уровень ее развития.
Технологически русскими учеными в советское время были разработаны подходы к автоматизации большинства производств. Большую пользу здесь принесет и сотрудничество с Японией, больше полагающейся на автоматизацию производства, чем на временно дешевый труд иммигрантов.
В 20 веке отечественная наука работала и над «закрывающими», то есть — продляющими жизненные циклы изделий, технологиями. Соединение автоматизации и «закрывающих» технологий вместе приведет к созданию основания, то есть базы новой промышленности. Ее же вершиной сделается наследие русской культуры, доставшееся нам от предков.
Создав такую схему организации производства, мы сможем посоветовать ее всем народам мира. Ведь у каждого из народов имеются собственные национальные традиции, размывание которых на каком угодно уровне, хоть и на уровне производства, ведет к исчезновению народа. Возможность же воплощения своих традиций в промышленных изделиях ведет к сохранению и возрождению народов.
Такое изменение производства можно назвать — Новейшей Промышленной Революцией. После которой можно будет говорить о наступлении новейшей экономической эпохи — этноэкономики, которая упразднит технотронный Глобализм современности.
Почему же центром формирования новейшего производства должна сделаться именно — Россия? Во-первых, из-за менталитета русского народа, всегда нацеленного на созидание вечного и неповторимого. Во-вторых — из-за географического расположения между «промышленным фронтом» Востока и «промышленным тылом» Запада. В-третьих из-за того, что по научному наследию прошлых лет Россия и ее народ подошли ближе всех к решению этой задачи. И, наконец, в-четвертых, по той причине, что ныне народам России нечего терять в области производства, ибо все уже потеряно. Массовое производство образца СССР — практически уничтожено, его восстановление технически невозможно и экономически нецелесообразно. А новых отраслей, за редким исключением в области информационной экономики, в России так и не создано. Потому, что очень ценно, создание нового не потребует разрушения старого. За исключением, разве что, демонтажа устаревшего политического режима, препятствующего новейшей промышленной революции.
Какова же судьба самого «глобального общества потребления», и почему надо как можно быстрее отсоединиться от его «упряжки»? Сейчас уже очевидно, что главное наследие, оставляемое этим обществом на земном лице — это все возрастающее потребление ресурсов и производство антиресурсов, то есть — отходов. Львиная доля как изъятых ресурсов, так и произведенных отходов приходится, разумеется, на страны «промышленных фронтов». Рано или поздно области так называемого «промышленного фронта» захлестнут волны возрастающих экологических кризисов. От локальных — к глобальному. Возможно, что мировым экологическим кризисом все и завершится, ведь природа по своей сущности античеловечна, и терпеть человека в нынешнем его виде бесконечно долго она, конечно, не сможет. Можно предположить, что эпицентром глобального экологического кризиса сделается Тихий Океан, объединяющий основные страны «промышленного фронта» — Китай, Юго-Восточную Азию и главную страну «промышленного тыла» — США. Разумеется, так или иначе этот кризис, перерастающий в глобальную катастрофу, затронет весь мир.
Такой вариант возможен при полной пассивности народов — тружеников. Но народы «промышленного фронта» скорее всего постараются избежать экологического бедствия единственным способом, на который в данный момент они способны. То есть — сократив производство и повысив цены на производимую продукцию, что больно ударит по жизни «промышленного тыла». Этот шаг потребует национализации иностранных предприятий, находящихся на территории стран Востока. Результатом будет глобальная война Запада и Востока, в которой Запад наверняка попытается использовать русский народ в качестве «пушечного мяса» для своей истории. В очередной раз. Заметим, что эта война будет скорее всего происходить по сценарию Глобальной Партизанской, к которой Запад, очевидно, не готов. Существующее же недалекое политическое руководство России ее просто игнорирует. Потому участие в этой войне будет означать практически верную гибель. Мысль о возможности подобной участи, думаю, способна согнать с нас пресловутую «усталость от революций», о которой так много распространяются хозяева существующей, по всему, очень недолгой, жизни.
Итак, русский народ должен сделаться носителем новой мировой альтернативы. В этом — его предназначение. Народ, не выполняющий своего предназначения, закономерно погибает. Будем же помнить об этом.
Андрей Емельянов-Хальген
2014 год