Ольга Платонова — Аляска-2 Главы 4-5

ВСЕГО ОДИН ГОД

Гулкое эхо моих шагов разносилось по пустым коридорам офисного здания. Не знаю, зачем я сюда приехала из банка. Там полчаса назад я в один момент стала генеральным директором ОАО «Хоумшоппинг». После этого без всяких препятствий открыла расчетный счет, и у меня в руках оказались буквально все документы, необходимые для работы предприятия. Я бросилась было к телефону, чтобы радостно рапортовать об этом мистеру Гасту, но замерла с трубкой в руке. Меня остановила одна простая мысль.

«Похоже, ты попалась…»

Она требовала растолкования. Я стала усиленно размышлять.

«Ладно, — думала я, — есть юридический статус, есть деньги, которые Гаст переведет в банк на организационные нужды. Я — первое лицо в «Хоумшопинге», классно. А где сама фирма? В материальном, так сказать, воплощении? Гаст сказал: «Будете руководить». А чем? Кто будет создавать все то, что задумано? То, что теперь юридически оформлено и обеспечено финансами швейцарца? Здесь нужна группа опытных организаторов производства. Да-да, именно производства! Это слово в данном случае очень уместно, ведь речь идет о создании машины. Бизнес-машины… Но что-то я поблизости не наблюдаю никакой группы! И как дальше быть?»

С нехорошим чувством я набрала швейцарский телефонный номер своего шефа.

— Мистер Гаст, все нормально, счет открыт. Банковские реквизиты я вышлю вам завтра, можете переводить деньги. — И осторожно спросила: — Что мне теперь делать?

— Как что, Ольга?! — весело воскликнул швейцарец. — Создавайте предприятие, налаживайте работу! Мы с вами много говорили об этом, вы знаете, что делать! Давайте рекламу, заключайте договор с Главпочтамтом, нанимайте сотрудников! Вы же теперь директор — вам и карты в руки! Офис у вас есть, деньги поступят через несколько дней. Закупайте мебель и оргтехнику, формируйте отделы, приводите все в движение! Мои планы изменились, мне придется задержаться в Швейцарии на месяц. К своему приезду я хочу увидеть «Хоумшопинг» в действии! И получить первые денежные поступления!

Что-то вроде этого я и опасалась услышать. Мои худшие ожидания оправдались. Не было у Гаста никакой команды опытных организаторов. Никого и ничего у него не было, кроме денег и деловых связей. Даже его самого в этом деле не было. Смылся в свою Швейцарию, и теперь только будет давать советы по телефону! А появится тогда, когда Платонова самостоятельно поставит «Хоумшоппинг» на ноги. Гениально!

Но ведь я соглашалась вести дело, а не создавать все «с нуля»!

«Наверное, он всегда так поступал, — думала я, слушая Гаста. — Во всех странах, где вел бизнес. Выбирал человека, назначал генеральным директором и взваливал на него всю махину проблем! И если этот человек хотел заработать, то вытягивал дело — через «не могу» и «не хочу», изо всех сил. И Гаст всегда получал, что хотел. Ведь он умный. Он психолог. Ставит на тех, кто не испугается, не сломается, обладает необходимыми качествами, кто может…»

— Вы сможете, Ольга! — вторил моим мыслям воркующий голос шефа. — Я хорошо вас узнал. И проверял, если вы заметили!.. — Он коротко хохотнул. Я слушала его, не зная, что сказать. — Не пугайтесь! Как у вас в России говорят: «Не так страшен черт, как его малюют»!

Он произнес эту пословицу как «The devil is not so black as it's painted». Я вдруг не к месту подумала о том, что ее русский и английский варианты очень близки по смыслу. Дословный перевод одного создает сильную ассоциативную связь с другим. Довольно редкий случай…

«Господи, о чем ты?! — мысленно закричала я на себя. — Он дает тебе месяц — всего месяц! — на то, чтобы ты получила первую прибыль! И не в палатке у метро от торговли сигаретами! Не от перепродажи с рук польских колготок! Ведь для того, чтобы только документально обработать десятки тысяч почтовых запросов со всей России на покупки товаров Гаста, понадобится толпа операционистов и целый компьютерный парк! И это всего-навсего один из десятков аспектов работы предприятия! Как ты будешь все это обустраивать и двигать?! Немыслимое дело!»

Вот тогда, после разговора со своим безжалостным работодателем, я и поехала в офисное здание «Хоумшопинга» на Солянку. Долго бродила по пустым коридорам и помещениям, слушала эхо своих шагов, смотрела на голые свежевыкрашенные стены, на ничем не занятые штепсельные и телефонные розетки.

И думала.

Да, похоже, мне в одиночку предстояло создать «с нуля» крупное торговое предприятие. Никогда в жизни я не взваливала на свои плечи такой грандиозный объем работы и такую ответственность. И, тем не менее, Гаст получил мое согласие! Почему?! Куда меня несет?!

Я вышла из офиса в зимний московский вечер. Шумная, заполненная автомобилями и людьми Солянка ярко освещалась предновогодней уличной иллюминацией. Я вдруг захотела влиться в поток прохожих и забыть обо всем, что наполняло мою жизнь в последние недели. Хотелось думать о доме, о Руслане и детях, о подарках и елке, и о том, что на праздник надо бы навестить родителей и тетю Наташу, и поздравить Сережину няню. Она ухаживала не только за ним, а еще и за шестилетней Лялей…

Но с того момента, как я стала директором «Хоумшопинга», жизнь моя изменилась. Само собой, думала я, наступление Нового года мы всей семьей отпразднуем, как полагается. Всех поздравим и навестим. Только вот покоя теперь мне не будет. Не может быть мне покоя, пока я не расставлю все фигуры по местам. Пока не выполню задачу, за решение которой взялась.

Я глубоко вдохнула морозный воздух и оглянулась. Здание с безмолвной тревогой взирало на меня сверху вниз темными пустыми окнами.

— Не дрейфь, — твердо сказала я ему. — Не будешь ты пустовать. Сначала украсим тебя, повесим у входа мраморную доску с волшебными бронзовыми словами «ОАО «Хоумшоппинг». Потом мебель завезем, телефоны, принтеры, компьютеры. Магазин откроем… — Я подняла ворот дубленки, двинулась к своему старенькому «Жигулю» и продолжала говорить, теперь уже себе. — А первыми обитателями здесь станут кадровики. Они найдут мне, кого нужно. Скоро здесь такое начнется — не соскучишься!

***

Гаст дал мне больше времени, чем намеревался. Он приехал лишь в конце февраля, так что у меня было два месяца на обустройство всех задуманных дел.

Мне этого вполне хватило.

Шеф появился неожиданно: о своем приезде не предупреждал. Посреди рабочего дня он без стука, крадучись, вошел в мой кабинет и замер у двери. Я сидела за обширным столом, заваленным бумагами, и щелкала клавишами компьютерной клавиатуры: просматривала адресную базу клиентов. Услышала, что кто-то вошел, и подняла голову.

На красном мясистом лице Гаста застыло удивление. Он оглядывал недорогой, но стильный и функциональный интерьер кабинета: светлые панели стенных шкафов, ряд мягких стульев возле стола, массивный сейф, стоящий в углу. Его взгляд перескакивал с факса на пульт мини-АТС, с системного блока компьютера на дисплей, с принтера на ксерокс. Скользил по развалам платежных документов на моем столе, стопкам цветных буклетов с рекламой курток, резиновых лодок и обогревателей…

Из-за приоткрытой двери за его спиной доносился шум работающих ризографов, деловитый стук каблуков, голоса сотрудников, телефонные трели. Офис жил своей жизнью, и на нем никак не отразилось появление самого главного человека в «Хоумшопинге». Его здесь просто не знали. И прекрасно обходились без него. Чего, он, собственно, и хотел.

— Наконец-то, мистер Гаст! Здравствуйте! С приездом! — радостно приветствовала я шефа. — Проходите!

Гаст, наконец, воззрился на меня. От изумления он не мог ничего сказать. Его толстые губы приоткрылись, он сглотнул и собрался было что-то выдавить из себя. Но сильный толчок дверью в спину заставил его сделать пару быстрых шагов к моему столу и сесть на стул.

— Ой, извините… — показалась на пороге главный бухгалтер, полная низенькая женщина с большой грудью, обтянутой шерстяным свитером. Она была отличным специалистом, раньше работала главбухом крупного завода. В финансовых делах «Хоумшопинга» разобралась очень быстро и уверенно возглавила коллектив из четырех бухгалтеров. — Ольга Николаевна, надо обсудить объем транша Главпочтамту. В марте они хотят получить намного больше, чем мы договаривались.

— Я получила их информационное письмо, Лидия Ивановна. Обязательно обсудим, — спокойно ответила я. Гаст внимательно смотрел то на меня, то на главбуха. Русского он не знал и не понимал, о чем мы говорим. Я поспешила перевести ему наш диалог и представила Лидию Ивановну. Он расцвел в улыбке, встал, галантно изогнулся и пожал ей руку. Смущенная главбух вспыхнула и поспешила удалиться. И вот тогда Гаст обрел дар речи.

— Ольга, дорогая… — молвил он, растерянно разводя руками. — Я был в банке, прошел по офису… Это феноменально! Как вам удалось так быстро поставить дело?! Честно сказать, когда я назначал вам сроки, безбожно лукавил: никто бы в них не уложился. Мне просто хотелось вас подстегнуть!

Я смотрела на него и думала: «Если бы ты знал, как я жила последние два месяца! Как с утра до ночи висела на телефоне, организовывала поставки мебели и офисной техники, нанимала сотрудников, как налаживала механизм грузоперевозок, таможенного оформления, почтовых отправлений, денежных перечислений!..» Мне не хватало знаний. Я безжалостно дергала Гаста, звонила ему по десять раз на дню. Но этого было мало. Мне нужны были консультации профессионалов. Я дала указание женщинам-кадровикам нанимать прежде всего ведущих специалистов — людей компетентных и опытных. Присутствовала лично на каждом собеседовании с такими кандидатами и выжимала из них все, что они знали. И как только уясняла алгоритм действий, немедленно ставила им задачи, задействовала на все сто. Эти люди становились руководителями подразделений «Хоумшоппинга» и при моей поддержке начинали напряженно выстраивать свои участки работы. Бухгалтерия, отдел таможенных декларантов, компьютерный цех, группа операционистов. Полиграфический отдел, «горячая линия» телефонного справочного бюро, курьерская служба, магазин…

Я не стала рассказывать об этом шефу, а просто резюмировала:

— Все работает, мистер Гаст. Месяц назад известное вам рекламное агентство «Иван да Марья» разместило объявления о продаже наших товаров в «Спид-Инфо» и «АиФ». Заказы поступают постоянно, огромное количество. Обрабатываются без всяких сбоев. Операционистки каждый день принимают десятки мешков почтовых открыток с купонами. И справляются. Правда, девочки не отрываются от компьютеров, даже времени на обед не хватает. Представляете, 25 человек работают, и этого мало!

Группа наших операционисток делала самую важную часть работы «Хоумшопинга». Девушки заносили в компьютер обратные адреса клиентов и заполняли бланки сопроводительной документации для почтовых отправлений. Распечатывали документы и отправляли их на склад Главпочтамта, где хранились наши товары. Там фасовщики собирали посылки для отправки во все концы страны.

— Я видел, вы разместили операционный отдел в одном из почтовых цехов, — полувопросительно сказал Гаст. Он скрупулезно вел счет деньгам, и расходы на дополнительную аренду помещения не входили в его планы.

— А что делать, если у нас офис на Солянке, а Главпочтамт — на Мясницкой? — ответила я. — Не возить же туда-сюда мешки с открытками?

— Резонно, — крякнул швейцарец.

— А здесь у нас разместились все остальные отделы. Полиграфисты, компьютерщики, телефонистки, курьеры. В полиграфическом цехе печатаются руководства пользователя, техническая документация к обогревателям и лодкам, рекламные буклеты. Тиражируем на ризографах. — Я протянула Гасту один из буклетов. — Вкладываем это в посылки. Еще планируем делать адресную рекламную рассылку письмами.

— Адресную? — переспросил Гаст. — Что это значит?

— Мы собираем адреса клиентов в единую базу, — гордо кивнула я на экран дисплея. Эта идея пришла мне в голову сразу же, как операционистки начали регистрацию первых заказов. И я хвалила себя за находчивость. — Уже двадцать тысяч адресов собрали. Потом можно использовать для рекламы любых товаров.

— О, это очень важная работа! — оживился Гаст. — Клиентская база! Надеюсь, вы надежно защищаете такую информацию?

— Дискету с базой храню в сейфе. Ну, а к моему компьютеру никого охрана не допустит.

Об Интернете и защите от хакерских атак тогда речи не было. На дворе стоял 1992 год. Российский рынок интернет-провайдеров только зарождался.

— Отлично. С поставками товаров и таможней все в порядке?

— Ну, поставку вы курируете, все отлично. А таможенные декларанты у нас квалифицированные.

— А что с магазином?

Магазин занимал половину первого этажа офисного здания, и продавались в нем те же куртки-пилот, обогреватели и резиновые лодки, что рассылались нами по почте. Москвичи хватали их не глядя. Очередь за товарами порой выстраивалась даже на улице, шесть продавцов сбивались с ног. Такой бешеный ажиотаж вокруг трех импортных товаров не самой первой необходимости был возможен только в начале 90-х — во времена катастрофического коллапса советской экономики после распада СССР. На фоне товарного дефицита люди, если имели малейшую возможность, лихорадочно скупали все, что им предлагалось по доступной цене.

Я рассказала Гасту о работе магазина. Он удовлетворенно кивнул и осведомился:

— Что пользуется самым большим спросом?

— Куртки. Причем москвичи покупают не только в магазине, но и заказывают по «горячей линии» доставку на дом. Наши курьеры на автомобилях развозят по Москве 30-40 штук в день каждый. Мне кажется, надо подумать об увеличении поставок курток из Китая.

— Так-так! — застучал пальцами по столу Гаст. Он был доволен. Видел, что предприятие работает как часы. — Ну, я знаю, что поступления в банк уже идут. И немалые…

Это было слабо сказано. На счет «Хоумшоппинга» стекались сумасшедшие деньги. После их конвертации банком в американскую валюту на швейцарский счет Гаста поступали сотни тысяч долларов. И это в первый месяц работы предприятия, в начале пути, когда наша реклама еще не набрала силу! А что будет потом?!

— На то я и рассчитывал, так-так… — бормотал, о чем-то думая, Гаст. — Вы отслеживаете точность денежных перечислений от клиентов в 12-й цех Главпочтамта, а оттуда — в банк?

Это была адова работа — ежедневно отслеживать тысячи и тысячи взаиморасчетных операций между клиентами, Главпочтамтом и «Хоумшоппингом». Но мои бухгалтеры делали это блестяще.

— С точностью до заказа.

— Прекрасно.

Гаст встал и приосанился. Хорошие новости подействовали на него удивительным образом. Казалось, он раздулся от того, что получил в руки отлаженную денежную машину. Его объемный живот выдался вперед больше обычного, толстые щеки вальяжно разлеглись на вороте пиджака. Он опустил на меня благосклонный взгляд и важно констатировал:

— Ольга, до сих пор за свою работу вы получали от меня нерегулярные выплаты в качестве вознаграждения за выполнение отдельных заданий.

Да, все было именно так. Гаст принимал мои отчеты об окончании очередного этапа работ по организации «Хоумшоппинга» и выплачивал небольшие суммы в долларах.

— Теперь же, — продолжал он, — вами выполнено самое главное задание. «Хоумшоппинг» работает и приносит прибыль! Поэтому я назначаю вам — как генеральному директору крупного российского акционерного предприятия — месячный оклад в размере 1000 долларов!

— Благодарю, мистер Гаст!

Никак не ожидала от него такой щедрости! Это были очень большие деньги. В 1992 году средняя заработная плата по стране в американской валюте составляла всего 22 доллара! Руслан в своей автомастерской получал 100. Назначенный Гастом оклад превышал мой прежний заработок репетитора в два раза!

— А если дела будут идти так же хорошо, как и сейчас, — торжественно пообещал Гаст, — то через полгода эта цифра увеличится вдвое.

— Ну, тогда готовьте деньги! — весело воскликнула я. Гаст улыбнулся и двинулся к двери кабинета. Я встала его проводить. На пороге он остановился:

— Сегодня, Ольга, состоялась своего рода ревизия вашей работы. Вы с честью выдержали этот экзамен. Поздравляю!

***

Дикое нервное напряжение, что я испытывала в первые месяцы работы в должности генерального директора «Хоумшопинга», спало. Все ключевые проблемы предприятия были решены, многое теперь делалось без моего участия. Мне стало легче. Я сосредоточилась на текущих делах и стала работать более спокойно, размеренно. Но текучки было так много, что я пропадала в офисе и на Главпочтамте целыми днями. Детей видела только спящими. Целовала их в розовые ото сна щечки, уходя из дома рано утром и возвращаясь на ночь глядя. Руслан ворчал:

— Совсем не вижу тебя. Прихожу с работы — нет жены! Сережа ходить начал, заметила? Ляле в школу в этом году. Сережина няня с ней немного занимается, читают вместе книжки. А лучше бы это мама делала! Есть у детей мать или нет?

Я понимала справедливость его упреков. Но также знала и то, что делаю все правильно. Именно в тот год Егор Гайдар проводил так называемую «шоковую терапию» российской экономики. Это привело к гиперинфляции, обесцениванию заработной платы, росту безработицы. Людям на предприятиях не выплачивали зарплату, первый мэр Москвы Гавриил Попов собирался подавать в отставку, потому что не мог справиться с обеспечением столицы продовольственными товарами. Около половины населения России находилось на грани нищеты.

В этой ситуации моя работа в «Хоумшоппинге», моя высокая должность, мой доход обеспечивали нашей семье исключительное положение. Мы стояли на твердой скале посреди бушующего моря рокового развития событий. Это был дар Судьбы, и отказаться от него значило погибнуть. Ведь даже репетиторство теперь не могло нас спасти. Я сильно сомневалась, что смогу набрать среди внезапно обедневших, растерянных и озабоченных москвичей достаточное количество учеников. Поэтому увещевала Руслана:

— Потерпи немного. «Хоумшоппинг» работает всего два месяца. Наладится дело, окрепнет, у меня будет больше времени. — И делилась с ним планами: — Хочу свой магазин на Новом Арбате открыть. Точно такой же, как у нас на Солянке. Уже помещение присмотрела, договорилась об аренде… Буду торговать товарами Гаста и брать с дохода 25 процентов. Я думаю, он пойдет на такие условия, ему же выгодно сеть продаж в Москве расширять!.. А тебе надо уходить из автосервиса. У нас курьеры на автомобилях в пять раз больше зарабатывают. Пойдешь в «Хоумшоппинг»?

— Машина хорошая нужна, — говорил Руслан. — Да и тебе тоже. Ты — директор, а на старом «Жигуленке» ездишь.

— Летом купим. К тому времени Гаст обещал оклад удвоить. И магазин на Арбате начнет прибыль давать, я с этим тянуть не буду.

Мои планы и решительный настрой почему-то раздражали Руслана. Он язвительно хмыкал:

— Ты как хозяйка Медной горы стала! Везде командуешь! Ну-ну! Не зарвешься?..

Я с удивлением читала в его глазах ревнивое неприятие. И не понимала, что происходит. Думала, что он просто недоволен моей занятостью, постоянным отсутствием. И говорила себе то же, что и ему: «Нужно немного подождать. Все наладится».

На самом деле, это было началом длительного и жестокого семейного конфликта. Через несколько лет он положит конец нашим отношениям. В Руслане была сильна армянская кровь. А на Кавказе женщина всегда занимала в отношениях с мужчиной подчиненное положение. С другой стороны, мой муж был довольно просто устроен. Он слепо верил тем представлениям, которые сложились у него в течение жизни, и не собирался их менять. Он жевал в уме вечную кавказскую присказку: «Я — мужчина! Я — хозяин!» И вдруг обнаружил, что вынужден играть в нашем союзе вторую скрипку…

В Руслане просыпалась ревность сильного самца. Это была боязнь моего успеха, соперничество. Он не принимал ситуации, в которой его женщина имеет более высокий социальный статус и зарабатывает в десять раз больше. Ситуации, в которой жена имеет намного более широкие возможности, чем муж, и определяет положение дел. Его не радовали мои успехи, мои доходы. Они били по его самолюбию, отравляли ему жизнь. Он хотел бы подняться надо мной, но не мог. И стал искать выход из своего, как он понимал, ущербного положения.

Совсем скоро он его найдет. А до той поры будет ограничиваться все более жестким обращением со мной. Я старалась не обращать на это внимания, не хотела видеть трещину, которую уверенно давала «любовная лодка» нашего брака.

— С удочерением Ляли что будем делать? — однажды сурово спросил он. — Ты документы еще в прошлом году подала. Почему нет ответа?

— Я же тебе говорила: начальница отдела попечительства взятку требует. Пять колес для «Жигулей».

— Так решать надо! Я куплю подешевле у себя в автосервисе!

— Нет! — неожиданно вырвалось у меня. Пройдя огонь и воды в деле создания «Хоумшоппинга», я утратила прежнюю робость перед чиновничьим хамством. Мне не позволял робеть мой новый социальный статус. В должности генерального директора крупной компании я ворочала такими делами, что той начальнице отдела, холеной дамочке из муниципалитета, и не снилось. У меня было достаточно уверенности и опыта, чтобы наказать взяточницу и решить проблему с удочерением одним ударом.

Я обрела точный, прагматичный, жесткий взгляд на людей и создаваемые ими проблемы. В любом серьезном деле для меня не было места эмоциям. Я не обращала внимания на то, как вел себя очередной чиновник, требующий взятку, что говорил. Этот театр меня не интересовал. Я деловито оценивала, можно и нужно ли сбивать его с той наглой позиции, которую он занимал. Если выходило, что можно и нужно, я безжалостно делала это. Если нет, платила. Но в случае с холеной дамочкой я находилась в беспроигрышной ситуации: у меня на руках было ее письменное требование взятки за выполнение прямых служебных обязанностей.

— Завтра же поеду в муниципалитет!

На следующий день я тяжело нависла над столом начальницы отдела попечительства и опеки:

— Вы рассмотрели документы на удочерение, что я подавала три месяца назад?

Дамочка неторопливо подняла на меня глаза:

— А, это вы!.. — издевательски улыбнулась она. — Помню-помню! Так что же вы спрашиваете? Мы же с вами все обсудили! Для утверждения положительного решения по вашему вопросу не хватает только одного! — Она с жеманной гримасой выразительно пощелкала пальцами. — Что же вы с этим медлите?

Я молча повернулась и вышла. В приемной главы муниципального округа попросила у девушки-секретаря лист чистой бумаги. Неторопливо написала заявление о вымогательстве взятки. В нем особо подчеркнула, что имею вещественное доказательство совершения должностного преступления.

Пробежав заявление глазами, секретарь испуганно взглянула на меня и бросилась к своему начальнику.

Через неделю глава созвал у себя в кабинете все руководство муниципалитета. Неожиданно для него на заседание пришли заместитель начальника местного УВД, а еще — работники районного суда и окружной прокуратуры. Здесь уж я постаралась: позвонила, оповестила... Взяточница должна была получить по полной программе! Холеная дамочка сидела в торце длинного стола и ежилась под устремленными на нее взглядами. Глава зачитал мое заявление и спросил ее:

— Что скажете? Обвинение серьезное!

— Это все ложь! — закричала дамочка. — Кому вы верите?! Как можно думать обо мне такое! Я еще в исполкоме работала на этой должности, у меня стаж десять лет!

— Ольга Николаевна, — обратился ко мне глава, — вы собирались предъявить доказательство требования взятки.

Я встала и протянула ему листок бумаги со словами, написанными рукой чиновницы: «Пять новых колес для ВАЗ-2106».

Глава прочел их вслух и вскинул на свою подчиненную проницательный взгляд:

— А ведь вы на «шестерке» ездите! Нежно заботитесь о своей машине, да? А должны заботиться о судьбах брошенных, осиротевших детей!..

Начальницу отдела попечительства и опеки уволили на основании п. 6 ст. 81 Трудового кодекса РФ «Однократное грубое нарушение работником трудовых обязанностей». Довольно мягкое наказание, если учесть, что за вымогательство взятки предусмотрена уголовная ответственность. Я возражать не стала.

После этого скандала представленные мною документы немедленно рассмотрели и приняли положительное решение. Районный суд вынес постановление об удочерение Ляли. Руслан стал отцом моего первого ребенка.

Я была ему благодарна. Я была счастлива.

***

Прошел еще месяц. И еще один. В Москве расцветала весна. Дела в «Хоумшоппинге» шли в гору. Объемы продаж росли, количество мешков с открытками-заказами, что ежедневно поставлялись Главпочтамтом в наш операционный отдел, увеличивалось день ото дня. Очереди в магазине стали длиннее: в преддверии лета вырос спрос на резиновые лодки. Но и на куртки с обогревателями не спадал. Я тщательно контролировала организацию дел, ход работ, и поэтому сбоев нигде не было. Потихоньку стало ясно: часть моих обязанностей можно передать начальникам отделов. Эти люди показали себя с самой лучшей стороны, получили опыт конкретной работы и теперь могли эффективно действовать там, где раньше без меня было не обойтись. Поэтому однажды я собрала совещание руководителей всех подразделений «Хоумшоппинга» и распределила обязанности по-новому.

В результате у меня появилось больше свободного времени. Теперь я могла раньше возвращаться домой, проводить вечера с детьми, уделять внимание мужу. А еще получила возможность вплотную заняться обустройством своего магазина на Новом Арбате. В тот же день я позвонила вечно пропадающему в Швейцарии шефу и рассказала ему о своем замысле.

— Объемы реализации в Москве вырастут в два раза, — говорила я ему. — От моего магазина вы будете получать прибыль всего на 25 процентов меньше обычной, зато…

— Я понял, Ольга! — бодро сказал Гаст. — Это прекрасная идея! Я согласен! Открывайте собственный магазин и наполняйте его нашими товарами.

Все складывалось как нельзя лучше! Я крутилась в «Хоумшоппинге» и покупала торговое оборудование для магазина на Новом Арбате. Дома читала с Лялей сказки и учила говорить Сережу. У нас был большой аквариум с несколькими разноцветными гуппи, золотыми рыбками и черными телескопами. Раньше я сама ухаживала за ними, а теперь стала приобщать к этому делу и детей. В выходные мы ездили всей семьей на Птичий рынок за водорослями и кормом, покупали свежий грунт, присматривались к новым компрессорам и обогревателям… Правда, заметила я, рыбки не очень интересовали Сережу и Лялю. И тогда я решила купить им… Кого? Я спросила об этом детей. Ляля тут же выпалила:

— Купи обезьянку!

У маленького Сережи загорелись глаза:

— Да! — выкрикнул он одно из тех немногих коротких слов, которые к тому времени мог произнести. Мой сын, конечно, представления не имел о том, что такое «обезьянка», но старшей сестре, видимо, доверял полностью. Если Ляля говорит, что надо делать вот так, значит, это правильно!

— Ладно, дети… — озадачилась я. Думала, они собачку попросят, или котенка. А обезьянку… Сколько она стоит и как ее содержать? Я не знала. — Вот переедем на новую квартиру, там посмотрим.

А дело действительно шло к переезду. Многоходовый квартирный обмен, который я затеяла в прошлом году, сложился и был уже документально оформлен. Наша семья и тетя Наташа могли въезжать в трехкомнатную квартиру в 1-ом Тверском-Ямском переулке. Дело оставалось за малым. Многочисленные участники обмена должны были сняться с насиженных мест и перебраться в желанные квартиры в один день. Вот о нем-то и шли пока споры. А между тем мы с Русланом потихоньку упаковывали вещи. Тетя Наташа у себя дома занималась тем же самым, ей помогал мой отец.

За всей этой кутерьмой дел и забот я не заметила, как наступила третья декада апреля. Приближался мой день рождения. Мне исполнялось тридцать лет.

— Это твой юбилей! — сказал мне Руслан. — Большой праздник для всей семьи! Надо отметить, как полагается. Давай всех родных на праздник пригласим — твоих родителей, тетю Наташу, мою маму.

Я была рада отметить свой день рождения в кругу самых близких людей.

— Как здорово! И Анну Панфиловну я давно не видела!

Свекровь жила все там же, куда они с Русланом семь лет назад бежали из Баку во время Карабахского конфликта — в Воскресенске, в доме у своих родных сестер. Поэтому навещала нас редко. Анна Панфиловна мне нравилась. Эта худенькая, аккуратно одетая, светловолосая пожилая женщина имела доброе сердце. Она души не чаяла в сыне, и была очень рада тому, что он женат на образованной обеспеченной москвичке, живет с семьей в отдельной квартире и не знает бед, которые когда-то им угрожали. Свекровь относилась ко мне с уважением. В какой-то степени она была мне благодарна — за то, что мое появление в жизни сына преобразило его судьбу.

Правда, некоторая шероховатость в наших отношениях все-таки возникла. Анна Панфиловна не раз намекала на то, что хотела бы жить вместе с нами. Конечно, после того, как мы переедем в 1-й Тверской-Ямской переулок. Ей казалось, что жилплощади в просторной квартире сталинского дома хватит на всех. Но я знала: это не так. Тете Наташе нужна была отдельная комната. Детям — тоже. Ну, и нам с Русланом — само собой. Места для свекрови в новой квартире не было. К тому же во мне была жива память о перенаселенной коммуналке, в которой я провела детство и юность. Одна мысль о том, что я у себя дома буду ждать очереди в туалет, как это когда-то было, ввергала меня в дрожь. На все намеки свекрови об ее проживании вместе с нами я упорно отмалчивалась.

— И брата своего на день рождения пригласи, — вдруг сказал Руслан. — Как его зовут? Саша?

— Зачем? — удивилась я. С братом я не общалась с тех пор, как он уехал из родительской квартиры на улице Качалова. Тогда он нанес всем нам — отцу, маме и мне — чувствительный удар: обменом своей комнаты превратил наше отдельное жилье в коммуналку. Такие поступки не забываются. Да и не знала я за братом никаких других поступков — тех, о которых вспоминаешь с добрым чувством. Он был мелкий пакостник, и все. Я не хотела его видеть.

Об этом я сказала Руслану.

— Пригласи! — настаивал он. — Это родной брат!

Я вдруг вспомнила, как Отари чуть ли не силой вынуждал меня звать Сашу к нашему столу, когда мы жили на Качалова втроем. Родители тогда уехали на дачу.

— Оля, это же твой брат, позови его, пусть ест с нами!

«Ну, раз есть такая стойкая тенденция, — мысленно обратилась я к Саше, — бог с тобой, приходи!» И сказала Руслану:

— Хорошо! Но учти: он не украсит праздник!

Мой юбилей мы отметили так, как задумывал Руслан. За одним столом собрались все мои родные люди: мама, папа, муж, тетя Наташа, свекровь, Ляля. Сережа сидел на коленях у Руслана. А вот брат запаздывал. Начали без него. В бокалах пенилось шампанское, звучали поздравления и тосты в мою честь. Я со счастливой улыбкой вглядывалась в милые моему сердцу лица и думала о том, что все хорошо. Что к 30-ти годам мне удалось в жизни многое, и собираюсь я сделать еще больше. Подарки от родных радовали меня: каждый из них говорил о том, что меня любят, заботятся обо мне, уважают мои вкусы. Но особенно я была рада подаркам от детей: аппликации из цветной бумаги от Ляли и рисунку от Сережи. Я видела, как накануне дети таились от меня в своей комнате и старательно пыхтели над своими творениями.

И тут раздался звонок в дверь.

— О, это, наверное, Саша! — сказал Руслан. Сережа у него на коленях вскинулся. Ляля сорвалась с места. Дети всегда первыми бегут открывать дверь и встречать нового гостя. Сережа быстро соскользнул с колен отца и бросился вслед за сестрой. Я вышла за ними и стала свидетелем следующей картины.

Ляля открыла дверь. На пороге стоял мой брат Саша и сквозь роговые очки равнодушно смотрел на детей. В тот год ему исполнилось 38 лет. С тех пор, как я его видела в последний раз, он здорово изменился. Пополнел, стал плотным и круглым. У него теперь было одутловатое лицо и двойной подбородок. От некогда приличной волнистой прически осталась ее жалкая пародия из гладко прилизанной редкой поросли. Он всегда неряшливо одевался, не любил тратить деньги на покупку новых вещей. Но сейчас превзошел самого себя. На нем был пиджак нелепого коричневого цвета с засаленными лацканами и рукавами. Толстую короткую шею стягивал сморщенный галстук. Я знала, что Саша никогда не выбрасывал запачканные галстуки. Он их стирал. Один из них, видимо, и был сейчас на нем. Эту тягостную картину дополняли мятые брюки и нечищеные тяжелые ботинки с тупыми носами.

В руке Саша держал шоколадный батончик «Сникерс».

— Здравствуйте, дети. Здравствуй, Оля, — бесцветным голосом сказал он.

Дети доверчиво смотрели на него снизу вверх во все глаза. Ляля взяла Сережу за руку и сказала:

— Здравствуйте. — А потом наивно спросила: — А почему шоколадка одна?

По разумению моей смышленой дочери, если дядя Саша стоит с шоколадкой в руках, то хочет угостить ею детей, а подарок для мамы прячет, наверное, за дверью. Но если так, то шоколадок должно быть две! Ведь Ляля и Сережа — это двое! А одной шоколадкой двоих не угощают!

— А это не вам! — ласково ответил брат Саша. — Это маме! — И протянул мне «Сникерс» над головами Ляли и Сережи. — Поздравляю!

«Воистину, — подумала я, — у этого человека непорядок с головой! Он всегда был странный, но с годами, кажется, деградировал самым серьезным образом!»

Я сдержала тяжелый вздох. Как говорится, в семье не без урода. В конце концов, на Руси всегда было много юродивых, и к ним относились терпимо… Сашу обижать не стоило. Я через силу улыбнулась, произнесла какие-то слова благодарности и пригласила его к столу. Дети растерянно переглядывались. Сережа скривил губы и готов был заплакать.

— Пойдемте со мной! — обняла я обоих и повела в кухню. — Мороженое с вареньем хотите?

Через пять минут Сережа и Ляля забыли о дяде Саше и больше в тот вечер к нему не подходили. А он уселся за стол, скупо приветствовал присутствующих, молча кивнул матери с отцом, бегло познакомился с Русланом, Анной Панфиловной и стал жадно уминать одно блюдо за другим. Я еле успевала подкладывать ему на тарелку то салат оливье, то жареных цыплят с картошкой, то рыбное заливное. Он ел так, будто приехал из голодного края. Руслан изумленно таращился на него. Я успокаивающе кивнула мужу: не волнуйся, мол, все в порядке. Саша не был голоден. Он был патологически жаден. Я знала: он всегда экономил на еде, питался на копейки, как попало. Но если удавалось вкусно поесть задаром, старался набить живот под завязку.

Я смотрела на него и думала: «Как он живет — с таким отношением к жизни, к людям? Наверное, трудно. Или убого…» В разгар вечера мне удалось увлечь брата на кухню и заставить рассказать о себе. Делал он это неохотно. Хвалиться ему было нечем, и ничто его в жизни не грело. Оказалось, что он обменял свою комнату в родительской квартире на комнату в том самом доме в 1-м Тверском-Ямском переулке, куда наша семья готовилась переезжать. «Как тесен мир!» — подумала я. Теперь же, после размена этой коммуналки, он жил в крохотной однокомнатной квартирке на Масловке. Юриспруденцию брат давно забросил и каким-то образом оказался в средней школе, стал преподавателем начальной военной подготовки. «Бред какой-то! — не могла поверить я. — Дипломированный юрист, выпускник МГУ выступает в роли военного пенсионера?! Вот чудеса!» Впрочем, Сашин стираный галстук говорил, что здесь удивляться не стоило...

Положение учителей в те годы было незавидным, поэтому брат жил бедно и скучно.

— А в личной жизни как дела? — спрашивала я.

Он никогда не проявлял интереса к женщинам, но почему-то хотел иметь ребенка. Поэтому недавно женился, но о супруге рассказывать отказался. Жена заверяла, что родит ему сына. Но пока ничего не получалось. «Наверное, она такая же странная, как и брат, — думала я. — И такая же пакостница. Подобное притягивается подобным…»

Много позже я узнала, что мои предположения оказались верными. Но жена брата пакостничала в жизни намного более масштабно, чем он сам. Сына она ему так и не родила. А через несколько лет совершила какое-то серьезное преступление и села в тюрьму. Саша с ней тут же развелся. В ответ она долгие годы писала ему из колонии угрожающие письма, обещала натравить на него друзей-уголовников. Саша был запуган донельзя и решил сменить место жительства, переехал в Химки. Там он чувствовал себя спокойнее…

Вот так шагал по жизни мой неудачливый брат, так сложилась его судьба. В тот вечер я не знала, что ему сказать. Но брату нужны были не мои слова, а…

— Ты теперь богатая, — сказал он. — Дай 500 долларов.

Я дала ему 100, и он, ни с кем не прощаясь, ушел.

После того, как гости разошлись и мы с Русланом уложили детей спать, он стал расспрашивать меня о Саше. Я рассказала ему о шоколадном батончике «Сникерс» и разговоре на кухне. Муж скривился и молвил:

— Да… Не нужно было его приглашать. «Не украсит праздник» — так ты сказала? По-моему, он тебе его испортил…

***

Наступило лето. Я открыла свой магазин на Старом Арбате, и торговля в нем пошла столь же успешно, как и на Солянке. Через некоторое время я смогла купить для Руслана новенький ВАЗ 2121 «Нива» с кузовом «универсал». Он был намного дешевле импортных внедорожников, а главное, имел большой багажник. Идеальный вариант для курьера на автомобиле!

— Настоящее рабочее авто! — радовался Руслан. — Смотри, как удобно! Открываешь заднюю дверь, накидываешь упаковки с товаром до самой крыши — и вперед!

Он зарегистрировал «Ниву» и в тот же день взял в «Хоумшоппинге» первые курьерские заказы. Компания платила за доставку щедро, количество покупателей «на дому» было велико. К вечеру Руслан заработал столько, сколько получал в своем автосервисе за неделю работы. Он немедленно уволился оттуда и стал штатным курьером «Хоумшоппинга». Я тайком от него попросила начальника курьерской службы подбирать мужу заказы с «высокой адресной кучностью» — в соседних домах или на одной улице. Поэтому Руслан сразу же стал зарабатывать в полтора раза больше других курьеров компании.

— Представляешь, — рассказывал он, — только на одном проспекте Вернадского 20 заказов сегодня раскидал! Всего за час! Потом поехал на Ленинский, и там то же самое! Вот это работа!

Доходы нашей семьи значительно возросли. Поэтому мы продали мой потрепанный «Жигуленок» и купили для меня автомобиль бизнес-класса Mercedes-Benz W124. Когда я смотрела на эту элегантную и мощную машину серебристого цвета, у меня от восторга замирало сердце. Теперь генеральный директор «Хоумшоппинга» Ольга Платонова имела авто, которое полностью соответствовало ее статусу! Правда, мерседес был подержанный, покупала я его с рук у каких-то парней подозрительного вида. Но пробег у него был небольшой, а парни обещали: если что-то будет не так, я смогу вернуть покупку.

К тому времени мы вместе с тетей Наташей переехали в 1-й Тверской-Ямской переулок. Наш восьмиэтажный сталинский дом в былые времена был приписан к Министерству обороны СССР, в нем жили высокопоставленные военные. Само собой, им предоставлялось лучшее жилье. Поэтому в нашей квартире были высокие потолки, просторный холл, широкий коридор, большие комнаты и кухня размером с одну из них. Соседи — лучше не пожелаешь: строгие отставники, их жены — интеллигентные вежливые дамы. Дом был построен буквой «Г» и поэтому имел тихий, хорошо обустроенный, зеленый двор с детской площадкой. Сережа и Ляля с удовольствием здесь гуляли. В соседнем здании располагалось одно из ведомств Министерства сельского хозяйства. Территория учреждения за декоративной решетчатой оградой радовала взгляд чистотой и ровными рядами стриженых кустарников. А дальше, на улице Фадеева, стояло здание Центрального музея музыкальной культуры имени Глинки. Мы с семьей не раз ходили туда на выставки и концерты.

В общем, нам здесь нравилось. И все было бы хорошо, но… Меня беспокоило состояние тети Наташи. Ей исполнилось восемьдесят два года. Старость иссушила ее тело, лишала сил. Но если годы сказались на ее физическом здоровье только снижением активности и жизненного тонуса, то здоровье умственное и психическое оставляло желать лучшего.

Во-первых, ей стала отказывать память. Часто она не могла вспомнить какого-то простого слова и высказать мысль. Ставила на плиту чайник, уходила в свою комнату и напрочь о нем забывала. Мыла посуду, а после этого оставляла кран открытым. Забывала выключать за собой свет. Всякий раз, когда собиралась позвонить брату, моему папе, спрашивала у меня телефонный номер. А ведь в квартиру на улицу Качалова она звонила чуть ли не через день всю мою жизнь, сколько я себя помню…

Я задолго до переезда знала о том, что память подводит тетю Наташу. Меня эта слабость огорчала, но не тревожила. Я была готова менять сгоревшие чайники на новые, выключать за тетей свет и воду. Доплачивала Сережиной няне за то, чтобы в наше с Русланом отсутствие она присматривала за ней.

Меня волновало другое. Старость усугубила некоторые странности ее характера. И сделала их пугающими…

В юности тетя пережила продразверстку и военный коммунизм, три голодных года в Поволжье, помогала матери вытягивать семью из нищеты. Работала, как вол, экономила, на чем только можно. Потом было четыре года войны… Те тяжелые времена навсегда оставили в ее психике глубокий след. В течение всей жизни тетя Наташа покупала «про запас» мясные консервы, пакеты с пшенной, гречневой и манной крупой, упаковки с мылом. Все это она складывала на хранение под свою высокую железную кровать, на нижние полки старого серванта.

Иногда она, как Плюшкин, доставала все свои «сокровища», раскладывала посреди комнаты и долго на них смотрела. Потом начинала процедуру ухода за продуктами: просеивала и подсушивала крупы, смазывала консервные банки техническим вазелином, вновь упаковывала по коробкам.

Я помню эту картину из детства. Ведь тетя Наташа была моей второй мамой, а ее дом — моим вторым домом…

К предметам одежды она относилась с той же патологической бережливостью, как и к продуктам. За многие годы тетя накопила огромное количество абсолютно новых, нетронутых вещей — кофт, блузок, юбок, платьев, пальто. Все они висели в большом гардеробе на десятках вешалок и заполняли его пространство так плотно, что между ними нельзя было просунуть руку. Она много и умело рукодельничала, занималась вышивкой, вязала прекрасные головные платки, шали, шарфы. Все они хранились в огромных черных чемоданах — вместе с бесчисленными стопками постельного белья. Еще там лежали шелковые ночные сорочки, кружевное нижнее белье, атласные халаты — то, что ей когда-то дарили или она сама покупала как дань несбывшейся мечте о счастливой женской судьбе…

Ничего из той одежды, что тетя хранила в своем жилище, она не использовала. Все это собиралось «на черный день». Ходила она в старом изношенном тряпье. А если позволяла себе обнову, то шила ее сама из дешевых тканей: она мастерски кроила и управлялась со швейной машинкой.

Я надеялась, что все эти несуразные причуды оставят мою любимую тетю после переезда. Ведь раньше она жила одна и надеялась только на себя. Может быть, поэтому невроз, поразивший ее психику в молодости, получил развитие. Но теперь, в окружении близких людей, ей нечего бояться голода и нищеты, думала я. Она будет жить в достатке и перестанет тревожиться.

Я понимала, что переезд и резкая смена обстановки заставят тетю сильно переживать. Поэтому постаралась устроить ее на новом месте как нельзя лучше, учесть все ее привычки. Мы с Русланом воспроизвели в ее комнате ту обстановку, в которой она находилась всегда. Установили любимую железную кровать, сервант, гардероб. На окно повесили занавески, а на стену — ковер, которые были в ее прежнем жилище. Под кровать аккуратно сложили коробки с продуктами. Чемоданы с вещами поставили в угол комнаты, между гардеробом и стеной, — как это было заведено у нее на старом месте. Даже ветхий черно-белый телевизор занял свое обычное место на комоде. Но рядом с ним мы с Русланом на всякий случай поставили новый, цветной.

Особое внимание я уделила тому, чтобы снять тетины тревоги по поводу питания. Подвела ее к холодильнику, открыла. В нем было полно продуктов. Тетя Наташа стала с большим интересом оглядывать полки. Я сказала:

— Это теперь твое. Ты можешь брать отсюда все, что хочешь. Смотри: в большой кастрюле щи, я вчера сварила, ты любишь. Завтракать, обедать, ужинать будешь с нами. Но если хочешь, можешь приготовить себе любые блюда. Продукты я тебе всегда куплю, только скажи. В морозилке курица, свинина, пельмени… В общем, распоряжайся!

Тетя Наташа растроганно всхлипнула и уткнулась лбом мне в плечо. Я обняла ее:

— Маманя моя… Теперь ты хорошо будешь жить, обещаю…

В первые дни после переезда я повела тетю в универмаг и купила ей новую нарядную кофту, головной платок, легкие удобные ботинки.

Но мои надежды на исцеление тетя Наташи не оправдались. Старость делала свое дело. Страх остаться без еды и одежды не только не прошел, но стал усиливаться. За столом тетя жадно съедала до крошки все, что было у нее на тарелке. И хоть не просила добавки, обязательно уносила с собой в комнату что-нибудь из съестного. Самое главное, что она это не ела, но выкладывала на самое видное место. Вид пищи успокаивал ее. Купленные мною вещи она сложила в чемодан и продолжала носить латаное старье. Я ругала ее:

— Ты же во двор выходишь гулять, на скамеечке сидишь с офицерскими женами! Посмотри, как они аккуратно одеты! Тебе не стыдно за свой внешний вид?! Если нет, то хоть меня не позорь! Люди думают, что я тебя в черном теле держу!

На самом деле, офицерские жены, эти московские чопорные старушки, не обращали на тетю Наташу никакого внимания. Она хотела бы с ними побеседовать о погоде и ценах в магазинах, поохать на жизнь. Так она раньше общалась с соседками около своего прежнего дома, на 11-й Парковой улице. Но там она была среди людей своего круга. А здесь… Ее незамысловатые речи и убогая одежда отвращали здешних солидных дам. Они носили строгие костюмы и шляпки, делали прически и маникюр, рассуждали о политике и культурных новостях. А на тетю смотрели как на человека из другого мира. Они избегали ее общества. Никогда не подходили к лавочке, на которой она сидела.

Я тогда не понимала: нельзя ее ругать! Она была одинока. Даже со мной, со своей любимой дочкой, в моей шумной семье, с моими детьми — так и осталась одинокой, какой была всегда. Ее жизнь клонилась к закату, медленно затухала. Теперь она не могла играть с Сережей и Лялей, как когда-то играла со мной: не хватало сил. Не принимала участия в общих разговорах за столом: только болезненно-жадно поглощала еду. Целыми днями она сидела в своей комнате, перебирала в чемоданах вещи, иногда что-то вязала, смотрела телевизор…

Однажды вечером я зашла к ней и увидела: тетя неподвижно стоит посреди комнаты вполоборота к окну. Как будто хотела подойти к нему, забыла зачем, да так и застыла, не зная, что делать. Она растерянно вглядываясь в темные ветви деревьев за стеклом… Я смотрела на ее сгорбленную спину, безвольно опущенные руки, и сердце мое переполняла бесконечная жалость.

— Маманя, — тихо окликнула я, подошла, поправила у нее на голове платок, она всегда в нем ходила дома, поцеловала в морщинистую щеку. — Пойдем к нам. Мы с детьми кино смотрим. Интересное!

Она грустно улыбнулась, взяла меня за руку:

— Пойдем, дочка…

Через несколько месяцев ее психическое состояние ухудшится. Это станет для меня тяжелым испытанием и определит скорбный, больной, полубессознательный характер последних месяцев ее жизни…

***

Август прошел в хлопотах об устройстве Ляли в школу и покупках всего необходимого для первоклашки. «Боже мой, — думала я, — давно ли отец с матерью мне говорили: «Оля идет первый раз в первый класс!»? Кажется, что вчера! А вот уже я сама чуть ли не каждый день повторяю дочери те же слова!»

Для меня не было никаких сомнений: Ляля должна учиться там же, где и я. То есть в 20-спецшколе с углубленным изучением английского языка. Во времена моего детства она была особенной, в ней учились дети дипломатов, партийных руководителей, известных артистов, писателей, поэтов. Поэтому в ней работали лучшие педагоги Москвы. Через два десятка лет в 20-й спецшколе ничего не изменилось: в ней все так же учились дети столичной элиты, она стояла в ряду лучших средних учебных заведений страны и пользовалась всевозможными привилегиями. К тому же я была убеждена: Ляля обязательно должна изучать английский. Знание языка не раз открывало для меня в жизни чудесные возможности, а в тяжелые времена давало работу, помогало оставаться на плаву.

Вот почему в начале августа я пришла в 20-ю спецшколу подавать заявление с просьбой принять мою дочь в первый класс.

— Вы, наверное, знаете, что мы зачисляем только тех детей, родители которых хорошо знают английский язык? — спросили у меня.

— Я здесь училась, окончила ИнЯз, кандидат филологических наук, — отвечала я, — и смогу помогать дочери.

— Прекрасно! — ответили мне. — Но с тех пор, как вы здесь учились, много воды утекло. Теперь наша школа — учебное заведение для особо одаренных детей! У нас усложненная программа, новейшие методики преподавания и высокие требования к ученикам. Если ваша дочь не будет справляться, мы будем вынуждены ее отчислить.

Меня немного испугали слова «усложненная программа» и «высокие требования». Но отступать было некуда: других элитных спецшкол в центре Москвы я не знала.

— Нас с Лялей это не пугает, — с достоинством ответила я. И подумала, что с завтрашнего дня буду искать дочери репетитора. Пусть грызет гранит науки с помощью личного наставника. Береженого Бог бережет.

Назначенное нам с дочерью собеседование мы прошли благополучно. Я поболтала по-английски с завучем, Ляля внятно ответила на доброжелательные вопросы педагогов. Она была умная девочка и должна была справиться с учебой. Ей могло помешать только то, на чем когда-то споткнулась я, — неприятие учебной дисциплины. Она многое переняла от своей мамы: имела независимый, упрямый характер и не боялась идти против течения. Если в школе ей не понравится, думала я, хлопот не оберешься. Ляля забастует вопреки любым уговорам и наказаниям, будет стоять на своем до конца…

Лялю приняли в 20-ю спецшколу. Теперь нужно было подумать о том, как дочь будет до нее добираться. «Пешком слишком далеко, — прикидывала я. — Школа стоит посреди Вспольного переулка, туда от нашего дома только на троллейбусе доедешь. И два раза придется переходить дорогу…» Для семилетней девочки преодоление такого маршрута — смерти подобно! Я или Руслан могли бы ее подвозить по утрам. Но кто будет посреди рабочего дня доставлять ее домой?

Тогда я решила сделать то, о чем думала уже давно: нанять личного шофера. Ежедневно крутиться в переполненном машинами центре Москвы, объезжать пробки мне было трудно. В конце концов, я просто боялась попасть в аварию. «Мне нужен опытный шофер, — думала я. — Пусть утром отвозит Лялю в школу, возвращается, доставляет меня на работу, катает, если нужно по городу, в обед едет за дочерью, а вечером везет меня с работы домой!»

Кандидата на эту роль я уже присмотрела. В соседнем подъезде жил пузатый, добродушный и основательный мужчина по имени Виктор. Он часто торчал во дворе у своего гаража, возился со старой «Волгой». Зарабатывал сосед частным извозом. Они с Русланом приятельствовали. Я спросила у мужа:

— Как ты думаешь, Виктор хороший шофер? Сможет возить меня и Лялю так, чтобы ничего не случилось?

— Он двадцать лет таксистом работал, — ответил Руслан. — Я с ним поговорю.

Виктор с радостью ответил согласием на наше предложение и сел за руль моего «Мерседеса». Проблема транспортировки Ляли в школу, а оттуда — домой была решена.

Начался учебный год. К тому времени я дала объявления в газету «Из рук в руки»: «Ищу опытного преподавателя для помощи в учебе девочке-первокласснице». Из множества кандидаток выбрала свою ровесницу — 30-летнюю привлекательную и энергичную женщину. Звали ее Елена Сергеевна. Мне казалось, что с молодой, увлеченной своим делом учительницей Ляля легче найдет общий язык, нежели с какой-нибудь строгой дамой среднего или пожилого возраста. Елена Сергеевна несколько лет после окончания педагогического института работала в школе, потом занялась репетиторством, имела хорошие рекомендации. Она стала приходить к нам по будням каждый день.

Вопреки моим ожиданиям, Ляля не радовала меня успехами в школе. То, чего я опасалась, произошло: она не вписалась в процесс, учиться ей не нравилось. Дочь приносила в дневнике жалкие троечки, домашние задания делала из-под палки, а Елену Сергеевну встречала с брезгливой гримасой на лице. Я знала: молодая учительница здесь ни при чем. Она занималась с Лялей умело и ответственно. Я оценивала ее работу как коллега, ведь целых шесть лет посвятила частным урокам. Елена Сергеевна была хорошим репетитором. Причиной плохой успеваемости был характер Ляли, ее упрямый протест. Надо было что-то делать.

«А что? — ломала я голову. — Кричать? Я кричала. Наказывать? Наказывала. Поощрять? Но какое поощрение сработает в такой ситуации?» Мне казалось, никакая награда не сможет побудить Лялю взяться всерьез за учебу. Тогда я решила спросить об этом напрямую у дочери.

— Что ты хочешь за то, чтобы я увидела в твоем дневнике четверки и пятерки?

Ляля обличающе ткнула в меня пальцем:

— Ты обещала обезьянку купить! После того, как мы переедем! Мы уже давно здесь живем, а обезьянки нет!

Маленький Сережа присутствовал при этом разговоре. Он нахмурил бровки, топнул ножкой и выкрикнул:

— Да!

Я засмеялась:

— Хорошо, будет вам обезьяна! Но обещай мне, Ляля, что ты теперь будешь стараться!

— Ладно…

В ближайший выходной я поехала на Птичий рынок, чтобы прицениться к будущей покупке и расспросить знающих людей о том, как содержать обезьяну дома. Стояла глубокая осень, было холодно. Обезьянами торговал всего один человек — невысокий крепыш в морском бушлате и бескозырке на бритой голове. На его дубленом лице весело сверкали маленькие хитрые глазки. На прилавке перед ним стояли три большие клетки, с трех сторон обернутые телогрейками, видимо, для утепления. В каждой из них сидела одна обезьянка размером с кошку. Все они были одного вида: бурая шерсть, длиннющий хвост и рыжие острые уши, головки с апельсин, забавные подвижные мордашки. Вцепившись в прутья клеток и мелко дрожа от холода, они сидели на корточках и печально смотрели на меня.

— Подходите, девушка! — весело крикнул мне крепыш в бушлате. — Глядите, рыжеухие мартышки! Лично в Африке покупал! — Я приблизилась, и он оживился еще больше: — Я моряк, на торговом судне хожу, у меня весь мир как на ладони! Вот и покупаю живность в разных странах, чтобы москвичей радовать! Здесь все без обмана: мартышки из самой-самой Центральной Африки! Берите, редкий вид! Легко приручаются, послушные, чистоплотные…

— Сколько стоит одна?

— Тысяча долларов, — был ответ.

Ничего себе цена! Я отошла от прилавка и задумалась. Таких денег сейчас у меня не было. Но перед Новым годом обязательно вырастут доходы от магазина на Новом Арбате, Гаст выдаст премию, соображала я, тогда и удастся купить рыжеухую мартышку. Ведь я обещала Ляле… Да и выхода другого нет, раз на карту поставлена ее успеваемость!

Из раздумий меня вывел тихий голос за спиной:

— То, что вам напел про обезьян этот морячок, абсолютное вранье!

Я обернулась. Рядом со мной стоял сухонький старичок с желчным лицом. Он опирался на палку, голова его мелко тряслась. В свободной руке он держал целлофановый пакет, наполненный кормом для аквариумных рыбок.

— У меня была обезьяна. Как раз рыжеухая мартышка, — продолжал он, нервно мигая. — Я ее продал такой же наивной девушке, как вы. И с тех пор только рыбками занимаюсь, — кивнул старичок на пакет с кормом.

— Да?.. — растерянно спросила я. — А почему?

— Их невозможно содержать в домашних условиях. Это просто бандиты! Если вы оставите мартышку в комнате одну, через полчаса она превратит ее в помойку. Чистоплотные, он говорит? Ха! Они гадят, как птицы, где придется! Жрут все подряд, а потом маются животом. Остатки еды прячут за шкафы, под кровати, заталкивают в любые щели… У вас в квартире будет вонь и разруха!

Я в ужасе слушала старичка.

— А если в клетке держать?

— В клетке мартышка начнет хиреть. Обезьяны — это не кошки, они на месте не сидят, им двигаться надо! В клетку их можно сажать только на ночь. Или когда уходите из дома. Это единственный способ сохранить ваше жилище!

— А в остальное время?

— Я на свою надевал поводок и привязывал его к ручке двери в ванную. Она целый день и носилась по коридору. Все лучше, чем в клетке. Но, опять же, гадила… Потом пришлось паркет менять.

— Неужели все так плохо?

— А вы как думали! — едко хмыкнул старичок. — И еще учитывайте: обезьяны довольно агрессивны. Они стадные существа и четко определяют иерархию в своем окружении. Поэтому к взрослым относятся с пиететом, а маленьких детей ни во что не ставят. У вас есть дети?

— Есть! — испуганно ответила я.

— Ну так имейте в виду: если купите мартышку, она их будет бить!

— Что вы говорите! Неужели?! — ужаснулась я.

— Во всяком случае, ласкового обращения они от обезьяны не дождутся. Скалятся, шипят — это пожалуйста!

Я сникла:

— Что же теперь делать? Я обещала дочери. Она просит…

Старичок сочувственно потряс головой, бегло взглянул на моряка за прилавком и придвинулся ко мне:

— Конечно, ребенку не докажешь, что мартышка в доме — это кошмар. Договоритесь с морячком заранее. Скажите: «Я куплю, но если не понравится, вы ее обратно примете! По сниженной цене!» Он согласится. Ваша дочь быстро потеряет к обезьяне интерес, тогда и вернете мартышку. Получится, как бы в аренду животное взяли.

— Вот здорово! — обрадовалась я. — Спасибо вам за совет!

— И клетку обязательно купите! — Он оглядел павильон. — Вон та сгодится! — И указал на очень высокую и объемную клетку на дальнем прилавке. Она была красивая, ладная, хорошо оборудованная — с восьмиугольным дном на колесиках, серебристыми стальными прутьями, перекладиной, поилкой и кормушкой. Но, казалось, что в дверь она не пролезет — ни по ширине, ни по высоте.

— А я смогу ее в квартиру внести?

— Сможете, — уверенно сказал старичок. — Подойдет!

Пока я смотрела на клетку, мой добровольный консультант незаметно исчез.

Я, совершенно растерянная, вернулась к моряку. Обещала ему, что куплю одну мартышку под Новый год. На возврат обезьянки, если она не приживется в доме, он согласился.

— Вы купите ее за 1000 долларов, а вернуть сможете только за 800! — предупредил предприимчивый мореплаватель.

— Договорились!

У меня улучшилось настроение. «Так, мне нужно, чтобы Ляля хорошо завершила вторую четверть, — стала размышлять я. — Она не должна сомневаться в моих намерениях купить ей обезьяну под Новый год. Поэтому домой нужно вернуться с клеткой для мартышки!»

У меня было с собой 500 долларов. К счастью, клетка стоила столько же. На мерседесе такую громоздкую поклажу было не увезти.

— У меня машина с прицепом! — сказал обрадованный продавец. — Давайте адрес, домой вам доставлю!

К вечеру клетка встала в углу гостиной. Обрадованный Сережа тут же попытался в нее залезть, но не смог, дверца была слишком мала. Ляля с любопытством оглядела будущее мартышкино жилье и пошла в детскую делать уроки.

***

Настало 12 декабря. Этот день мистер Гаст объявил в ОАО «Хоумшоппинг» праздничным. Ровно год назад я, референт и переводчик никому не известного иностранца, зарегистрировала его фирму в Московской регистрационной палате. С тех пор Гаст стал учредителем торговой компании, а неделю спустя назначил меня на должность генерального директора.

Швейцарец собирался торжественно отметить годовщину работы предприятия. И, несмотря на выходной день, обязал собраться руководство «Хоумшоппинга» в моем кабинете. Пришли руководители всех отделов и служб. Приглашенные из ближайшего ресторана официанты освободили мой стол от бумаг и аппаратуры, накрыли его закусками и напитками. Мистер Гаст произнес краткую энергичную речь. Подвел итоги года, произнес хвалебные слова в мой адрес, поблагодарил сотрудников за хорошую работу.

Я слушала его и думала: «Всего год прошел с того дня, как Гаст взвалил на меня создание «Хоумшоппинга». Всего год — с того дня, когда я бродила по пустому офису, не зная с чего начать. И вот — дело сделано, фирма работает! А как много хорошего произошло в моей семейной жизни за это время! Мы переехали в новую квартиру. Тетя Наташа теперь живет с нами. Руслан сменил работу и, кажется, доволен. Сережа начал ходить и с удовольствием говорит «мама», «папа», а особенно — «Да!». Ляля пошла в школу…»

— Поздравляю вас, Ольга! — обратился ко мне Гаст и преподнес большой букет красных роз. И тут я подумала: «Люблю эту жизнь! Хочу еще — создавать, строить, преодолевать, побеждать! Я умею побеждать!»

После празднества Виктор повез меня на Птичий рынок, и я купила рыжеухую мартышку.

Не знаю почему, но появление в доме этого беспокойного зверька означило серьезные перемены в моей благополучной жизни. И были они таковы, что заставили меня надолго забыть слово «побеждать»…

Настало время малых и больших неприятностей.

ГЛАВА V

В МИРЕ ЖИВОТНЫХ

— Почему не сказала, что обезьяну притащишь? — грубо спросил Руслан.

Он стоял посреди гостиной, скрестив руки на груди, и мрачно взирал на клетку. Я только что запустила туда мартышку. Она забилась в самый дальний угол своего нового жилища и настороженно вертела головой. Ее черные круглые глазки испуганно блестели. Иногда она угрожающе скалилась и громко шипела.

Дети были в восторге. Ляля прыгала на одной ножке и смеялась. Сережа самозабвенно что-то кричал, носился возле клетки, просовывал ручку между прутьями и пытался дотянуться до обезьянки. Я только успевала оттаскивать его подальше:

— Сережа, осторожно! Укусит же! Она еще к нам не привыкла! Видишь, зубы показывает!

— Мам, она, наверно, кушать хочет! — озаботилась Ляля. — Давай ее покормим!

В этот момент и прозвучал вопрос мужа. Голос Руслана был полон угрюмой неприязни. Мне стало больно. Почему он так разговаривает со мной? Он знает, что сегодня у меня был праздник, годовщина «Хоумшоппинга». Я принесла в дом радость для детей — долгожданный живой подарок. Против покупки обезьяны он не возражал… В чем дело?!

В последнее время он все чаще позволял себе подобное обращение со мной. По мере того, как мои дела в «Хоумшоппинге» шли в гору, он становился все более бесцеремонным. Повод для оскорбительной претензии ко мне всегда был один: я что-то решала в семейных делах самостоятельно, не посоветовавшись с мужем.

— Какого черта без меня на рынок поехала? — тяжело уронил Руслан. Сережа перестал кувыркаться возле клетки, испуганно посмотрел на отца.

Я повернулась к мужу, думая, что ответить. Неожиданно вспомнила свои подростковые похождения на Лисе. Самые отъявленные хулиганы в нашей компании — Крот и Перец — не раз задирали проходящих мимо ребят. При этом разыгрывался всегда один и тот же сценарий. Они останавливали какого-нибудь паренька и, прежде чем ударить, угрожающим тоном спрашивали: «Ты чо тут ходишь?» Или: «Чего лыбишься?» На эти идиотские вопросы невозможно было внятно ответить. Они вызывали растерянность и страх. Руслан сейчас делал примерно то же самое. Как будто собирался ударить…

Ляля дернула меня за руку:

— Мам! Ну что обезьянке дать?

— Они фрукты и овощи любят, — напряженно глядя на Руслана, ответила я. — Иди на кухню, принеси ей морковку. Или кусочек яблочка отрежь.

Ляля выбежала из гостиной. Сережа бросился вслед за ней.

— В чем дело, Руслан?

Я не ответила на грубость мужа, подавила обиду. Вдруг решила, что именно сейчас мне нужно раз и навсегда разобраться, что с ним происходит.

— В чем дело?! — Он уронил руки вдоль тела и сжал кулаки. Шагнул ко мне. Никогда он не сжимал кулаков при спорах или размолвках со мной! Взгляд его стал жестким, на скулах играли желваки. Уголки губ под черными усами поползли вниз. Он смотрел на меня, как на врага. Таким обозленным я его никогда не видела. — В чем дело?! — Он шепотом выругался. — Одна все решаешь? У тебя мужчины в доме нет? Ты, значит, главная? Я для тебя пустое место?!

Про «мужчину в доме» и «пустое место» я слышала уже не в первый раз. Началось это после удочерения Ляли. А получило сильное продолжение, как только он устроился курьером в «Хоумшоппинге» и стал зарабатывать намного больше, чем раньше…

Я заставила себя повернуться лицом к проблеме, которую почти год не хотела замечать.

Тот Руслан, который вошел в мой дом после нашей свадьбы, неузнаваемо изменился. Тогда он изо всех сил доказывал, что достоин моей любви и доверия. Это было для него самым важным делом. Он брался за решение любых семейных проблем. Ему удалось стать надежным мужем и хорошим отцом. Он занял место главного человека в моей жизни и знал это. Он добился того, чего хотел. И некоторое время действительно жил в гармонии с самим собой.

Ее нарушил мой бизнес, мои высокие доходы. Они резко снизили значимость участия Руслана в решении финансовых вопросов жизни семьи. За два с половиной года брака он привык занимать в нашем союзе равное со мной положение. И вдруг… Здесь-то и проснулась дикая ревность к моим успехам и болезненная жажда самоутверждения. Это заставляло мужа искать любые пути к доминирующему положению. Руслан должен был доказать мне: несмотря ни на что, он круче!

Сделать это он мог только одним способом. Обвинить — неважно в чем, любые упреки хороши. И, в качестве «справедливого» наказания, — унизить, смять, подчинить, сломать.

Он стал ревностно относиться к любой моей «самодеятельности» на семейном поприще. Причиной скандала могла стать сущая ерунда. Несогласованная с ним покупка какого-нибудь пустяка. Развлекательная поездка с детьми, о которой он не знал. Самостоятельно запланированный мной семейный поход в кафе-мороженое — как сюрприз, как маленький праздник для всех… Он выговаривал мне с сердцем, из раза в раз — все более грубо. Все чаще стал кричать. Лицо его тогда искажалось, узко посаженные глаза горели…

Вот и сейчас он не упустил возможности накинуться на меня с обвинениями. Ведь я купила мартышку без его ведома!

Мне казалось, что удочерение Ляли смягчит раздирающие его противоречия. Он знал, как я ему благодарна. Для меня было очень важно, чтобы не только фактически, но и по всем статьям у моей дочери был папа. Удочерение делало нас с мужем ближе, роднее. Повышало его статус в наших отношениях. И, если он так хотел, меняло баланс сил в его пользу. Ведь дети, их здоровье и благополучие были для меня превыше всего!..

Я очень надеялась, что ему поможет сравнительно высокий заработок курьера. «Руслан не будет, как раньше, подсчитывать разницу в наших доходах, — думалось мне, — и все встанет на свои места. Ведь часто даже небольшой успех в делах резко повышает самооценку!»

Но эти факторы повлияли на Руслана с точностью до наоборот. Они укрепили его в противостоянии со мной, придали уверенности и сил.

— Ты что выделываешься?! Я отец твоих детей! Зарабатываю так, что любая баба тебе позавидует! — Так однажды он орал на меня. — Закрой рот!

Он уже закусил удила, не мог отказаться от решения показать, кто в доме хозяин. Эта «сверхзадача» завораживала мужа. Она отвечала потребностям его примитивной натуры, его убеждению в превосходстве мужчины над женщиной. Но главное, она пробуждала в нем спящие темные инстинкты — жажду власти, насилия, вседозволенности.

Он стоял рядом со мной, сжав кулаки. Мартышка в клетке стала беспокойно качаться из стороны в сторону, переступая с лапы на лапу. Глухо заворчала. И я вдруг почувствовала: во внутреннем мире Руслана сидит точно такое же глухо ворчащее существо. Такая же обезьяна. Только не испуганная мартышка, а дикая горилла — могучая, бешеная, злобная. Она обретала над мужем все большую власть. А в мире горилл конфликты разрешаются не словами — только насилием.

Руслан сейчас был готов наброситься на меня.

— Какого черта ты именно сегодня приперла эту зверюгу? — Он придвинулся ко мне вплотную. — Предупредить не могла?

— Я не понимаю, Руслан, — как можно спокойнее ответила я. — Сегодня, завтра — какая разница? Ляля ждала мартышку. Я обещала ей на Новый год, но пораньше купила. Мы договорились, что за это она подтянется к концу четверти в учебе.

Руслан сморгнул. Понял, что крыть нечем. Но ему важно было продолжить «наезд» и поэтому он зашел с другой стороны.

— С ума посходили все с этой мартышкой! Отдала 1000 долларов! И за клетку 500! Ты деньги считаешь? Собирались Ляле лыжи для физкультуры покупать. Сереже — санки! Я у «Нивы» крыло помял, выправлять надо! Столько расходов, а ты!..

Я смотрела, как он размахивает руками перед моим лицом, и думала: «Он давно уже хочет ударить меня. И сегодня сделал к этому первый шаг!»

— Денег хватит на все, Руслан, — тихо сказала я. — Ты же знаешь.

Ляля и Сережа вбежали в комнату. Дочь держала в руках кусочек яблока и морковку, а сын прижимал к груди пачку печенья. Мартышка в углу, завидев еду, задрала верхнюю губу, обнажила десны, стала издавать резкие икающие звуки. Я сказала:

— Не кормите с рук! Укусит! Кладите свои угощения через решетку в кормушку!

Сережа, старательно сопя, стал наполнять кормушку печеньями. Ляля позвала обезьяну:

— Кис-кис!

И бросила к ее ногам морковку. Мартышка молниеносным движением длинной мохнатой лапы схватила овощ и стала с наслаждением грызть. Она уморительно морщилась и громко хрустела. Огрызок морковки с зеленым хвостиком обезьяна метко запустила в Сережу. Дети хохотали и хлопали в ладоши. Осмелев, малыш подошел вплотную к клетке…

Внезапно мартышка высоко подскочила, уцепилась за верхние прутья и, повиснув на одной руке, злобно зашипела на него. Он стоял, прижавшись лицом к решетке. Обезьяна раскачалась и вдруг сильно ударила задними лапами в стенку клетки. Прямо напротив Сережиного лица! Он в испуге отскочил, упал на спину и заплакал. Я бросилась к сыну.

Руслан выругался и вышел из комнаты. Успокоив Сережу, я долго сидела на полу возле клетки и думала: «Тот старичок с Птичьего рынка был прав: мартышка будет нападать на самого маленького из всех, кто ее окружает. Добра от нее не жди… И Русланова горилла мне покоя не даст, сомнений нет. Что же теперь делать — с этими обезьянами?»

***

Мартышку Ляля назвала Машкой. Миленькая забавная кличка. Но, как говорится, сколько не кричи «Халва!», во рту сладко не станет. В последующие две недели мы с лихвой хлебнули всех прелестей совместного проживания с обезьяной.

Машка довольно быстро освоилась и привыкла к новому окружению. Поэтому стала, как ошалелая, скакать по клетке, раскачиваться на прутьях и поперечной перекладине, верещать, цокать и гукать. Покоя от нее не было целый день. Клетка сотрясалась, выезжала на колесиках из угла на середину гостиной. Квартиру периодически оглашали визгливые вопли. Ляля подарила Машке игрушку — своего плюшевого медвежонка. С тех пор его судьба была предрешена. Мартышка безжалостно долбила его о стенки своего жилища, трепала, кусала, пинала. Медвежонок постепенно превращался в бесформенный драный комок плюша и ваты. Через несколько дней Ляля попросила достать его из клетки. Погладила изуродованную игрушку и тихо сказала:

— Мы с Сережей погулять пойдем. Можно?..

Я разрешила и вскоре наблюдала в окно печальную картину. Во дворе около гаражей Ляля и Сережа вырыли медвежонку в снегу могилку и похоронили друга…

Машка оказалась всеядной обжорой. Ела все, что бы ей не предлагали, даже репчатый лук! И в неограниченных количествах! Я пыталась организовать ее рацион так, как советовали авторы умных книжек о животных. Давала яблоки, апельсины, сырую свеклу, морковь, репу, капусту. Варила для нее картошку, рисовую молочную кашу. И строго дозировала порции. Но дети постоянно подсовывали ей то чипсы, то печенье, то конфеты и шоколадки. Машка обжиралась, страдала животом и гадила в клетке так, что хоть святых выноси! По всей квартире распространялось зловоние. Я убирала за ней часто, как могла: до работы, после работы, на ночь. Но этого определенно было недостаточно! Руслан раздраженно рассуждал:

— На улицу, как собаку, ее не выведешь… Поддон в туалете, как для кошки, не поставишь. Черт знает что! Памперсы, что ли, ей купи!

Это была отличная идея, и мы немедленно ей воспользовались! Но к одноразовым подгузникам обезьяны относятся терпимо, если ходят в них с первых месяцев жизни. Взрослую Машку приучить к памперсам было невозможно. Она с себя их просто срывала.

Несмотря на все проделки обезьяны, дети очень просили выпустить Машку из клетки, хотели с ней поиграть. Но я не забывала слова опытного старичка с Птичьего рынка: «Мартышка за полчаса превратит вашу комнату в помойку». Поэтому купила специальный длинный поводок-шлейку для мелких собак. Надела его на Машку и крепко-накрепко привязала свободный конец к двери кухни.

Это была ошибка. Говорил же старичок — к двери в ванную нужно привязывать! Подальше от кухни! Мартышка отказалась мирно гулять по коридору, зато немедленно ринулась к газовой плите. Длина поводка вполне позволила ей дотянуться до стоящего на нем чайника. Он тут же с грохотом полетел на пол. Окрыленная успехом Машка вскочила на стол. Около него на стене висели две небольшие пейзажные картины из разноцветного поделочного камня. Машка в один миг сорвала их со стены. Одну швырнула на пол, а другой принялась стучать о край стола. Во все стороны полетели мелкие осколки камней.

Все произошло в считанные секунды! За это время я едва успела перешагнуть порог кухни и подбежать к столу! Страшно подумать, какой разбой устроила бы обезьяна, оставь я ее одну хоть на минуту!

Я схватила хулиганку поперек узкой худой спинки и потащила в коридор. Привязала к запертой двери ванной. Машка уселась возле нее, мстительно зыркнула на меня и с удовольствием сделала на паркете большую лужу. Я только руками всплеснула:

— Ну как с тобой быть!..

В ушах зазвучал голос старичка: «У меня была мартышка… С тех пор рыбками занимаюсь».

Дети напрасно надеялись, что Машка будет с ними играть или ласкаться к ним. Как бы не так! Она их ни в грош не ставила. На Сережу неизменно шипела, он боялся проходить мимо нее по коридору. А Ляле могла ни с того ни с сего дать такую оплеуху, что бедная девочка чуть не валилась с ног. Только со мной и Русланом мартышка вела себя кротко. Знала, мерзавка, субординацию: главных в стае уважала!

Дети потеряли интерес к обезьяне. В квартире дурно пахло. На паркете в коридоре образовались темные несмываемые пятна. Мартышка топала по ним круглый день и создавала новые. Ее постоянное глухое бормотание и громкий визг действовали всем на нервы. За несколько дней до Нового года Ляля подошла ко мне и сказала:

— Мам, ведь правда, что Машку можно вернуть? Давай ее отдадим обратно!

Дочь озвучила тайную мечту всех домашних!

— Так и сделаем! Завтра же ее отвезу!

— А нам на Новый год купи лучше попугайчика!

Очень мило! Еще одна Лялина идея фикс! Я хотела было возмутиться, но вспомнила про клетку. Не выбрасывать же такое солидное и дорогое сооружение! Да и детям нужен маленький живой дружок в доме! Тем более что попугай наверняка дешевле обезьяны!

Я решила исполнить Лялину просьбу. Поэтому нахмурилась и строго произнесла:

— Ты обещала вторую четверть закончить на четыре и пять! А в дневнике по всем предметам одни тройки!

— Так ведь Машка не захотела со мной дружить! Вот и с учебой не получилось!

Я мысленно похвалила дочь за находчивость. А вслух сказала:

— За попугаем сами будете с Сережей ухаживать! И в третьей четверти чтоб ни одной тройки!

***

Когда мы договаривались с предприимчивым морячком о возможном возврате обезьянки, он дал мне свой телефон. Я позвонила ему, объяснила ситуацию и услышала:

— Ладно, привозите! Ну и, как договаривались: верну 800 долларов! Только я сейчас на Птичке не торгую, морозы сильные. Домой ко мне приезжайте. Она, случаем, не заболела у вас?

— Здорова ваша мартышка, — хмуро уверила я морячка. — Только мне теперь попугай нужен. Вы в своей Африке случайно ничего такого не покупали?

— А как же! Покупал! — неожиданно для меня ответил морячок. — Приедете ко мне — все увидите! Доплатить, конечно, придется…

— Что?! — возмутилась я. — Вам за какую-то птицу 800 долларов будет мало?!

— Так я вам серого африканца предлагаю! Краснохвостый жако! Лучшая говорящая птица в природе! 1000 слов может выучить! А красавец какой! Крупный, пепельно-серый, с красным хвостом! Залюбуешься!

Что-что, а рекламировать свой товар он умел! Я была заинтригована. Говорящий попугай — как интересно!

— И он у вас разговаривает?

— Нет. Кеша — дикарь. Дикий, значит. В джунглях выловили — и сразу на продажу! Так что сами будете его учить!

— Его Кеша зовут?

— Ага, самец. Приезжайте, познакомитесь. Записывайте адрес.

Морячок жил на проспекте маршала Жукова, в старой кирпичной пятиэтажке. Когда я зашла в подъезд, сразу поняла, что адресом не ошиблась. На лестнице витал знакомый запах нечищеной Машкиной клетки. Мартышка высунулась у меня из-за пазухи и с любопытством завертела головой.

«Как же тебя, служивый, соседи еще не убили за такую антисанитарию? — подумала я. — Дома-то у тебя, наверное, целый зоопарк!»

Так оно и оказалось. В двухкомнатной квартире продавца мартышек я увидела несметное количество клеток. Они тесно стояли вдоль стен коридора и обеих комнат ровными рядами на многоярусных стеллажах. В них копошились, прыгали и ползали, кричали, шипели и визжали разноликие зверушки и птицы. Были здесь обезьяны и лемуры, игуаны и вараны, удавы и питоны. Кролики и шиншиллы, хомяки и бурундуки, кошки и собаки. Из птиц морячок предпочитал канареек и попугаев. Видимо, они продавались наиболее успешно: клетки с пернатыми занимали три стены.

Само собой, в квартире стояла невыносимая вонь.

— Как вы здесь живете? — вырвалось у меня вместо приветствия.

— Бизнес — это искусство! — ухмыльнулся морячок, принимая у меня из рук злополучную мартышку. — А искусство требует жертв!

«Не бизнесмен ты, а грязный торгаш! — мысленно возмутилась я. — Кто животных в таких условиях содержит?! И какой уважающий себя человек будет так жить?!»

— Показывайте скорее попугая! — прижала я к лицу носовой платок.

Хозяин провел меня в комнату. Там на столе возвышалась небольшая деревянная клетка. В ней сидел большой, размером с крупную ворону, пепельный попугай с пурпурно-красным хвостом и мощным, иссиня-черным, причудливо изогнутым клювом. Он перебирал по жердочке свинцово-серыми кожистыми лапами с длинными крепкими когтями.

«Действительно, красавец! — подумала я. — А если еще и говорить начнет, цены ему не будет!»

Но пока попугай не издавал ни звука, только встревоженно вертел головой.

— Сколько вы за него хотите?

— Вместе с клеткой отдам за 1000 долларов! Доплачивайте к мартышке 200, и жако ваш!

— Мне клетка не нужна, — попыталась я сократить затраты.

— А как вы его повезете? Кеша в руки не дастся! Дикарь! А знаете, как больно клюется? Клюв-то у него железный!

Делать нечего! Я выложила продавцу деньги и стала хозяйкой попугая жако.

Если б я знала, кого покупаю! Как только мы с Кешей пересекли порог дома, он раскрыл клюв и издал истошный вопль — настолько громкий, что у меня заложило уши. К клетке кинулись дети. При виде их попугай огласил квартиру ревом раненого кабана. И после этого уже продолжал орать не переставая. Дикие крики сменялись рыками и ревом. Не верилось, что такие звуки — под стать крупному хищнику! — издает птица!

Я поспешила отнести клетку в гостиную подальше от детей:

— Не подходите к нему пока! Кажется, он вас боится!

Но это не помогло. Кеша кричал не прекращая. Я позвонила морячку:

— Он всегда так будет себя вести?!

— Не! — легко ответил тот. — Побесится немного и перестанет, когда привыкнет!

Этот торговец живым товаром врал без стыда и совести...

С тех пор для моей семьи началась особая жизнь. Попугай принимался орать в семь утра, как только мы с Русланом вставали с постели. Зимой в такое время за окнами темно, мы зажигали в гостиной свет. Кеша просыпался и начинал яростно сетовать на жизнь. Он громко и страстно рассказывал всему миру, как ему неуютно на новом месте. И как пугающе-уродливы эти громадные существа, что бродят вблизи его жилья. Ляле утренний концерт шел на пользу: ей как раз нужно было собираться в школу. Но вот Сереже и тете Наташе он был совсем ни к чему...

Мы с мужем старались до ухода на работу как можно реже заходить в гостиную: в одиночестве Кеша делал паузы. А вообще, он не склонен был долго молчать. И оглашал квартиру криками в течение всего дня.

Новый год мы встречали за семейным столом под Кешины вопли. Каждый раз, когда он переходил с крика на рев, тетя Наташа часто и мелко крестилась.

Особенно сильно Кеша почему-то боялся детей. Когда Ляля с Сережей появлялись возле клетки, он закатывал настоящие истерики. Их мечты о том, что он будет брать у них из рук орешки и сидеть на плече, быстро растаяли.

Я сокрушалась:

— Та же история, что и с мартышкой, получается, — говорила мужу.

Руслан изо всех сил терпел присутствие шумного соседа. Но иногда срывался и начинал на него орать. Это не помогало: Кешу перекричать было невозможно. Тогда муж накидывался на меня:

— Могла узнать заранее, что такое жако?!

— Продавец сказал, что он скоро привыкнет…

— Скоро?! Три недели прошло! Когда это прекратится?!

— Зря вы дикаря взяли, — сказала мне соседка по этажу, приветливая улыбчивая старушка. Она была единственной из офицерских жен, кто не чурался тети Наташи и разговаривал с ней. — Я даже сквозь капитальную стену его слышу. Представляю, каково вам! Он долго покоя не даст. Дикари трудно приручаются. Когда мой муж в Анголе служил военным атташе, мы с ним такого же попугая купили, дикого жако. Он у нас целый год голосил.

Я ахнула:

— Что вы говорите! Какой ужас!

И мысленно обратилась к морячку: «Обманул меня? «Побесится немного и перестанет…» Ну, погоди, торгаш бессовестный!»

— Надо было выкормыша брать, — сочувственно сказала соседка.

— Кого? — не поняла я.

— Ну, попугая, которого еще птенцом в питомник берут и кормят с рук. Выкормыши не кричат. И разговаривать быстрее начинают. Правда, стоят дороже...

— Ну, что сделано, то сделано! — вздохнула я.

— А вы правильно его кормите?

— Орехи даем. Семечки.

Она просветила меня насчет того, что Кешу нужно приучать есть и фрукты с овощами: яблоки, груши, гранаты, морковку, редис.

— Если ваш попугайчик будет лучше питаться, скорее кричать перестанет, — говорила участливая старушка. И советовала: — Фрукты и овощи по маленькому кусочку скармливайте. Летом ягоды давайте: вишню, черешню, виноград. А еще свежих веточек ему нарежьте, он их тоже поклевывает. У нас во дворе яблони растут, вот и наломайте с них.

Я приготовила для Кеши несколько кусочков яблок и банана. На прогулке с няней дети собрали пучок яблоневых веток. Все это мы торжественно преподнесли нашему пернатому мучителю. Он возмущенно раскидал клювом веточки по всей клетке и стал вышвыривать из нее фрукты. Не хотел дикарь разнообразить свой рацион! Я только развела руками.

— Мам, может, он полетать хочет? — жалобно спросила Ляля. — Давай его выпустим!

История с обезьяной в кухне была еще свежа в моей памяти. Нечто подобное могло произойти и сейчас. Но я лишь обреченно вздохнула: мне уже было все равно. И открыла дверцу клетки. Мы с детьми вышли из гостиной и тайком наблюдали за попугаем из коридора. Он замолчал и стал недоверчиво пялиться на открытую дверцу. Потом соскочил с перекладины и, осторожно ступая, вышел из своего жилища.

То, что произошло потом, произвело на меня сильное впечатление. Кеша взмыл к самому потолку, облетел люстру и уронил на обеденный стол здоровущую полужидкую плюшку. После этого уселся на дорогой импортный сервант и стал долбить по резному карнизу своим стальным клювом. Во все стороны полетели мелкие щепки.

Я распахнула дверь:

— Ты что делаешь?!

Сережа влетел в комнату, запрыгал и стал восторженно кричать:

— Кеша! Кеша!

Попугай раскинул крылья и возмущенно зарычал. Я схватила полотенце и бросилась спасать шкаф. Кеша вспорхнул к потолку и перелетел на люстру.

— Слезай немедленно! — отчаянно закричала я. — Ну-ка, марш в клетку!

Попугай задрал свой замечательный хвост и украсил скатерть на столе еще одной плюшкой. Я обомлела от такой наглости! Ляля укатывалась со смеху.

Мы втроем гонялись за Кешей целый час. В гостиной раздавались звериные рыки, рев, детское улюлюканье и грохот падающих стульев. Попугай был неуловим. Наконец меня осенило:

— Тихо! Я знаю, что делать!

Ляля с Сережей уставились на меня. Я с заговорщицким видом прошептала:

— Птицы часто едят! Он уже проголодался! И пить хочет!

Вынула из клетки поилку и наполнила ее свежей водой. Значительно поглядывая на попугая, неторопливо насыпала в кормушку его любимых кедровых орешков. Кеша, не переставая рычать, внимательно наблюдал за мной с качающейся люстры. Я скомандовала детям:

— Уходим в кухню!

Попугай умолк. Через пять минут мы на цыпочках прокрались по коридору и заглянули в гостиную. Кеша был в клетке: спокойно пил воду и грыз орехи.

— То-то же! — мстительно сказала я этому разбойнику. — Голод не тетка! — И захлопнула дверцу клетки. — Больше тебя не выпущу!

На следующий день я снова повстречала на лестничной площадке старушку-соседку. Пожаловалась ей:

— Фруктами Кешу кормим, из клетки выпускали. Ничего не помогает. Орет!

— А вы ему самочку прикупите, — посоветовала старушка. — Он ею займется и тише будет себя вести.

Совет звучал здраво. Последовать ему, конечно, стоило. «А сколько стоит самка жако? Наверное, не меньше попугая! — думала я. — Еще расход!» Но уже знала, что обязательно поеду к морячку за подружкой для Кеши. Он мне ответит за обман! И если не отдаст самку за полцены, я сделаю с ним что-нибудь страшное!

«Только с Русланом нужно покупку обговорить, — сказала я себе. — А то опять беситься начнет…» Я вспомнила свои ощущения, когда он сжимал кулаки возле клетки с мартышкой.

— Покупай! — сказал Руслан. — Сил больше нет его слушать!

Морячку я устроила такой скандал, что он продал мне краснохвостую самку жако за 500 долларов. Если учитывать, что торг начался с 1000, я была вполне довольна сделкой.

Дома я позвала детей и запустила самку в клетку к попугаю…

То, что случилось потом, объяснить было невозможно. Кеша слетел с перекладины и уселся напротив нежданной гостьи. Попугаи застыли, как изваяния. Через пару секунд Кеша пригнул голову и гнусно завыл, как подземный дух. Самка подскочила на месте, заклекотала и угрожающе заскребла когтями по дну клетки. И тут началось такое!.. Птицы набросились друг на друга, как смертельные враги. Гостиную огласили дикие крики. Хлопали крылья, щелкали клювы, мелькали когти, летели перья… Я не знала, что делать. Ляля смотрела на птичью драку расширенными от страха глазами. Сережа в ужасе прижался ко мне.

Через несколько минут изрядно потрепанные попугаи разошлись в разные углы клетки. Сидели и, глухо бормоча, чистили перья.

— Мам, а почему они дрались? — спросила Ляля.

— Не знаю, дочь…

Со временем я получила ответ на Лялин вопрос. Но намного позже. А в тот момент не могла даже представить себе, в чем причина взаимной ненависти попугаев. Ведь самочка и самец должны тянуться друг к другу, законы природы никто не отменял!

Весь следующий день Кеша и его гостья периодически сходились в жестокой схватке. Они почти ничего не ели и не пили. Стало ясно: если попугаев не рассадить, они заклюют друг друга до смерти.

— Не нужно рассаживать, — мрачно сказал Руслан. — Затолкаем обоих в маленькую клетку, накроем одеялом, чтоб спали, и отвезешь их.

— Куда? — испугалась я. Подумала, что муж хочет выпустить теплолюбивых птиц зимой на улицу.

— Обратно продавцу! Куда еще! — раздраженно рявкнул муж. Я вздрогнула. И вдруг поняла: мои неудачи с мартышкой и попугаем Руслану на руку. Они давали ему повод вести себя так, как ему очень хотелось. То есть делать из меня дуру и, соответственно, хамить. Давать волю своей дикой обезьяне…

— Может быть, Кешу хотя бы оставим?

— Тебе непонятно, что ничего не получится? — угрожающе заворчал Руслан. — Ни с Кешей, ни с этой самкой! Их не приручишь! Возвращай обоих!

Несмотря на грубость мужа, я вынуждена была признать: он прав.

— Тогда накрыть одеялом нужно сначала большую клетку, — сказала я. — Вечером, когда стемнеет. И выключить в гостиной свет. Попугаи успокоятся, мы их пересадим, и я поеду.

— Делай, как хочешь! — отмахнулся Руслан. — Только чтоб завтра этих тварей в доме не было!

Я не стала реагировать на его наглость. Сиюминутный ответ не решал проблемы. Зато я в ней разобралась. Нужно было хорошенько подумать о том, как принять правильную позицию. И какая она — правильная…

На кухне ко мне подошла Ляля:

— Я все слышала, мама. Ты завтра отдашь Кешу насовсем?

— Ты видишь, что жить с ним невозможно. Он дикий. И говорить не хочет.

— Неужели у твоего матроса все такие? — воскликнула плачущим голосом дочь. — И мартышка, и попугаи! Значит, у нас теперь никто жить не будет? Я так хотела ручную обезьянку!.. Ма-ам, — потянула она меня за руку, — а у этого продавца нет совсем-совсем маленькой? Как хомячок? Она бы не дралась, не какала на пол…

Я вдруг вспомнила: когда покупала Кешу, видела у морячка двух миниатюрных обезьянок. Каждая из них была так мала, что уместилась бы на ладони. Я тогда остановилась напротив клетки, где они сидели.

— Ой, а кто это? Первый раз таких вижу!

— Это мармозетки. Карликовые обезьяны. Их еще игрунками называют, — охотно ответил он. — Из Бразилии привез. Нравятся?

Они не могли не нравиться! Маленькие тельца обезьянок покрывала густая черно-серая шерстка с рыжими вкраплениями. Головки украшались живописными гривами и ушками с кисточками. Игрунок так и хотелось погладить. Они не кривлялись, не скалились, как другие обезьяны. Продолговатые мордочки со вздернутыми носиками и черными миндалевидными глазками выражали сосредоточенную серьезность. Несмотря на это, игрунки весело скакали по клетке, висели на прутьях, прыгали по жердочкам. У них были длинные хвосты и цепкие лапки с острыми коготочками. Обезьянки издавали забавные негромкие звуки, похожие на свист или птичье щебетание. Прелесть!

Ляля ждала ответа. Похоже, она теперь не могла представить, что клетка в гостиной навсегда опустеет. Поэтому не стоило рассказывать ей про игрунок.

«Общение ребенка с обезьянкой или попугаем — это хорошо, — думала я. — Оно имеет важное воспитательное значение, да. Но боже мой, какое же это хлопотное дело!»

И вдруг, неожиданно для себя, сказала:

— Есть такие обезьянки.

— Купи!

Я пошла советоваться с Русланом. Рассказала ему про мармозеток. Ляле он отказать не мог. К приемной дочери муж относился очень бережно. За это я готова была простить ему многое…

На следующий вечер я договорилась по телефону с морячком о возврате. И приехала на проспект маршала Жукова с накрытой одеялом клеткой. Попугаи, потревоженные в дороге тряской и шумом, не спали. Но сидели тихо. Продавец, как обычно, встретил меня широкой улыбкой:

— Значит, обоих возвращаете? Ну, что ж, за Кешу я вам отдам 800 долларов, а за самочку — 300!

Я поняла: за любой возврат он брал с покупателя 200 долларов. Похоже, это было частью его бизнеса!

— Опять менять будете? — потер руки прозорливый торгаш.

— Угадали! Хочу мармозетку у вас купить.

— Одну брать нельзя. Игрунки в одиночестве не живут, только семьями. Могу продать супружескую пару. Милые зверята! Всего 1000 долларов!

— Несите! — распорядилась я. Морячок забрал у меня клетку с попугаями и удалился в вонючие недра своего жилища. Пока его не было, меня посетила приятная мысль о том, что в этот раз не я буду давать продавцу деньги, а он мне. Ведь разница между его выплатой за возврат попугаев и стоимостью мармозеток составляла целых 100 долларов!

Но не тут-то было.

Через несколько минут морячок принес мою клетку. В ней испуганно жались друг к другу две уже знакомых мне мармозетки.

— Вот это самка, — указал продавец на более крупного и темного в окрасе зверька. — Она в паре главная. У них, понимаешь, матриархат.

Я стала расспрашивать, чем кормить игрунок. Оказалось, они не такие всеядные обжоры, как мартышки. Предпочитают, в основном, фрукты и ягоды, овощи, каши из детского питания. И меру в еде знают.

— Крупные сучья в клетке развесьте, — посоветовал морячок. — Они лазить по ним будут. А еще, самое главное: им обязательно домик нужен. Это для них укрытие и место для сна. Так что подумайте…

— О чем?

— Какой домик им сделать!

— А как его делать?

Морячок расплылся в лукавой улыбке:

— Так вы у меня готовый купите! — Он протянул руку к ближайшему стеллажу и снял с полки деревянный ящичек, похожий на скворечник. — Вот такой подойдет. Видите, в стенке отверстие? Леток называется. Они через него, как птички, внутрь залезать будут. Крыша снимается, так что домик вы сможете чистить. Но игрунки в нем не пачкают, они чистюли. Вы сверху мягких тряпок на дно накидайте. Или старую шапку какую-нибудь положите, для тепла.

Я уже знала цену этому скворечнику.

— 100 долларов?

— Ага!

Морячок не любил расставаться с деньгами.

Я приняла у него из рук клетку с мармозетками, домик зажала под мышкой.

— Тогда я вам ничего не должна.

— Точно! — продолжал хитро улыбаться морячок. — Всего доброго! До скорой встречи!

Я бросила на него пренебрежительный взгляд:

— Не надейтесь!

Это было сказано сгоряча.

***

Вернувшись домой, я поставила клетку с мармозетками в прихожей и стала снимать дубленку. Дети были тут как тут. Карликовые обезьянки произвели на них неизгладимое впечатление.

— Ой-е-ей! — верещал Сережа и тянул к ним ручки. Ляля таращилась на игрунок и засыпала меня вопросами:

— А это кто? Как они называются? Это мальчик и девочка? Можно я их сама пересажу в большую клетку?

Ей не терпелось прижать к груди теплые шерстяные комочки с потешно-серьезными мордочками. Игрунки дрожали от страха и тревожно попискивали.

— Сначала приготовим клетку и установим в ней домик, — указала я на скворечник. — Они в нем спать будут.

Руслан благосклонно отнесся к моей покупке.

— Вот это другое дело! Зверьки мелкие, не орут…

Он осмотрел скворечник, снял с него крышу. Я положила в домик свою старую кроличью шапку-ушанку. Муж привязал его к прутьям нашей клетки, устлал дно газетами. Ляля бережно перенесла игрунок в новое жилище. Пока они были в руках у дочери, Сережа успел осторожно погладить пальчиком их пушистые гривы.

Обезьянки, оказавшись в клетке, мгновенно сориентировались и бросились к скворечнику. Нырнули в леток, и в тот день мы их уже не видели. Только слышали хлопотливое щебетанье, попискивание и свист. Я наполнила кормушку апельсиновыми дольками и кусочками яблок, Сережа положил туда две вафельки, Ляля налила в поилку воды.

Наутро я обнаружила, что игрунки не покидали своего убежища. Еда и питье в клетке оказались нетронутыми. Но, судя по всему, обезьянки не унывали. Они деловито возились в скворечнике, щебетали, как птицы. Из летка высовывалась то одна гривастая головка, то другая. Настороженно сверкая глазками, игрунки быстро осматривались и прятались. Но через минуту смешные вертлявые головки возникали из домика снова.

— Секретничают, как разведчики! — смеялась Ляля. — А как мы их назовем?

В те дни по телевизору шел повтор знаменитого сериала «Семнадцать мгновений весны». Мы смотрели его всей семьей, и даже тетя Наташа сидела вместе с нами.

— Ну, раз они ведут себя, как разведчики, — сказала я. — Давайте назовем мальчика Штирлицем, а девочка будет Радистка Кэт!

— Штирлиц! Кэт! — кричала Ляля.

Уезжая на работу, я дала детям указание:

— Кормите обезьянок вон через то круглое окошко в домике. Дайте пару кусочков яблок. В обед бананом угостите. А то они боятся пока выходить и совсем оголодают. Я вернусь, и вечером пойдем с вами сучья для них собирать.

На следующий день игрунки, наконец, решились покинуть домик. Пугливо прокрались к поилке. Долго и жадно пили воду. Утолив жажду, уселись возле кормушки и стали с аппетитом уминать фрукты и Сережины вафельки. А после этого бросились активно изучать новую среду обитания. Накануне мы всей семьей занимались обустройством клетки. Поставили в ней ветвистые сучья, между стенками натянули веревки. Руслан подвесил к своду клетки жердочку-качели. Теперь игрунки с наслаждением все это осваивали: лазали, ползали, висели и раскачивались. Я удивилась, какие они прыгучие. Штирлиц мог подскочить вверх почти на два метра и уцепиться за верхние прутья клетки. Кэт с легкостью совершала метровые прыжки из одного угла своего жилища в противоположный!

Обезьянки быстро освоились, а главное, перестали нас бояться. Приветливые, игривые, любопытные зверьки, они охотно шли на руки, позволяли себя гладить, были не прочь посидеть у кого-нибудь на плече. Дети от них не отходили!

Мармозетки могли бы стать для нашей семьи теми домашними любимцами, которых мы так долго искали. Но этого не случилось.

Все испортила их природная чистоплотность.

А дело было вот в чем. Игрунки отличались от своей сестрицы по крови — мартышки Машки — не только размерами и характером. Они принципиально расходились с ней во взглядах на отправление естественных нужд. Машка гадила, где попало. Клетка для нее была таким же отхожим местом, как и любое другое. Игрунки же оказались ярыми поборниками чистоты в своем жилище. И наотрез отказались справлять в нем нужду.

Зато охотно справляли ее за пределами клетки…

Делать это ловкие зверьки приспособились быстро и легко. Клетка создавалась для более или менее крупных обитателей. Поэтому шаг ее решетки был сравнительно широк. Настолько, что позволял игрункам протискивать свои миниатюрные попки между прутьями. И обезьянки прекрасно использовали такую возможность! Приседали у края клетки, пятились, изгибались и… украшали интерьер гостиной аккуратными кучками! Малую нужду Штирлиц справлял стоя, прижавшись животом к прутьям. Делал он это лихо: порой ему удавалось орошать паркет на расстоянии целого метра от клетки! А если добавить к этому, что игрунки в течение дня пьют довольно много воды, то…

В общем, как выразился Руслан, «опять мы попали». Я покрывала пол вокруг клетки слоем газет. Запачканные и промокшие листы сразу же убирала. После этого приходилось протирать паркет и застилать его заново. Бумаги катастрофически не хватало. Я покупала в киосках толстые дешевые справочники, рвала из рук уличных распространителей рекламные листовки, бесплатные газеты…

Но все эти усилия были напрасны. В квартире вновь установилось такое же зловоние, как и во времена пребывания у нас проказницы Машки. Дети были бы рады поиграть с обезьянками. Но… То газеты вокруг клетки были мокрыми и грязными, не подойдешь. То мама возле нее убиралась… Да и стойкий неприятный запах их отвращал. Они все реже брали в руки игрунков. А через две недели и вовсе забыли о них.

— Хватит из гостиной сортир устраивать! — не выдержал однажды Руслан. — Отдай этих засранцев обратно! Что мартышка, что игрунки — одна беда! Обезьяны есть обезьяны!

Да, было ясно, что мармозеток надо возвращать. Я замучилась с уборкой. Детям они перестали доставлять радость. На Лялину учебу их присутствие в доме никак не влияло. Прошла половина третьей четверти, а обещанных четверок и пятерок в ее дневнике я так и не увидела.

— И не меняй их больше ни на кого! — бурчал Руслан. — Надоел этот зоопарк!

Настроение у меня было отвратительным.

Я поговорила по телефону с морячком. Как обычно, он собирался удержать за возврат 200 долларов.

— Говорил же я вам: «До скорой встречи!», — хихикал он. — На кого теперь менять будете?

— Прекратите ерничать! — взорвалась я. — Никого больше брать не буду! Приеду за своими деньгами!

— Ладно! Хозяин — барин! — пропел морячок. Этот ушлый малый был из тех, о ком говорят: «Плюй в глаза — все божья роса». — Когда вас ждать?

Была суббота. В воскресенье мы с Русланом ждали гостей — его бывшего коллегу по автосервису Володю и его жену Людмилу, мы дружили семьями. Ехать нужно было сейчас.

— Скоро буду.

Я положила трубку и огляделась в поисках клетки, в которой возила попугая и мармозеток. Обычно она стояла у батареи. Теперь ее там не было.

— А где маленькая клетка? — спросила я мужа. Он сидел на диване, смотрел телевизор.

— Зачем она тебе?

Вопрос прозвучал грубо. Этому я не удивилась, Руслан упрямо вел принятую линию поведения. Удивила логика мужа. Он слышал, что я собираюсь отвозить игрунков. Спрашивать, зачем мне нужна клетка, было глупо. Я терпеливо сказала:

— Я в нее обезьянок посажу.

— Ничего, за пазухой отвезешь. Как Машку возила. — Руслан угрюмо посмотрел на меня. — Клетка у Володи с Людой. Они хомяков завели, я им отдал…

— Вот здорово! — возмутилась я. — А ты не подумал, что она нам могла понадобиться? Как-никак, животные в доме! Мог со мной посоветоваться?

Я совсем забыла, что Руслан в своем новом качестве не терпел такого обращения. Тем более, встречных претензий. По-другому с ним нужно было себя вести. А я так и не нашла времени подумать об этом… Лицо мужа исказила гримаса ярости. Он вскочил с дивана:

— Ты что орешь?! Не нужна нам клетка! Животных в доме больше не будет! Не будет, ясно тебе?!

Он уже стоял рядом со мной и сжимал кулаки. Два месяца назад, когда я привезла Машку, было то же самое. Как и тогда, в Руслане зашевелилась дикая обезьяна.

Игрунки, испуганно чирикая, бросились к скворечнику. Я попятилась. Руслан зло распахнул дверцу клетки, достал домик с обезьянками и протянул его мне:

— На! Вези! Заодно и деньги за него вернешь!

Подходя к своему «Мерседесу», я издали увидела: лобовое стекло разбито. В нем напротив места водителя зияла дыра, паутина крупных и мелких трещин покрывала всю его поверхность. Было ясно, что кто-то ударил по стеклу камнем. Или молотком…

— Ну и денек... — пробормотала я. Осмотрела машину. Никаких других повреждений на ней не обнаружила. Значит, кто-то просто подошел и разбил стекло. Кто? Недоброжелателей у меня не было. Но во внезапно обедневшей стране владелец иномарки бизнес-класса становился врагом многих и многих людей… Гадать не имело смысла. Нужно было ехать.

Я вымела стеклянное крошево из салона. Поставила домик с игрунками на заднее сиденье. Рассеянно очистила машину от снега. И подумала: когда поеду, через дырку в стекле будет дуть сильный холодный ветер. Нужно одеться потеплее и защитить глаза. Пришлось вернуться домой. Я надела черные очки и зашла к тете Наташе попросить головной платок. Она дала мне самый теплый, связанный из черной шерсти.

Перед уходом я повязала платок на голову и уныло взглянула в зеркало. Видок у меня был еще тот — под стать мрачному настроению!

Морячок растерянно сморгнул, увидев меня в новом обличье.

— Случилось чего? — спросил он, принимая у меня домик с игрунками.

— Случилось, — сухо сказала я, снимая очки. — Сегодня вы расстанетесь с деньгами. С вас 900 долларов.

— Ошибочка вышла! — резво возразил «бизнесмен». — Я вам 800 должен!

— Что?! Я скворечник возвращаю! Вы с меня за него 100 долларов взяли!

— Он возврату не подлежит! — отрезал морячок. Спорить с этим негодяем я не хотела. Да и не переспоришь таких, когда дело касается денег.

— Черт с вами, давайте деньги!

Морячок вручил мне пачку купюр. Я стала их пересчитывать.

— Неужели больше никого не возьмете? — ехидно спросил он. — Ведь так любите животных!

— Нет уж! Хватит!

И тут из глубины квартиры раздался голос Руслана:

— Оля! О-оль!..

Я вздрогнула. Обычно муж так звал меня из гостиной, когда я была на кухне. Призыв звучал громко, он перекрыл гомон всех животных и птиц, что обитали в домашнем зоопарке. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и оценить: голос был резковатым и довольно низким для Руслана. Но имитация все-таки была мастерской!

— Кто это?!

Вид у продавца был очень удивленный.

— Так громко только Кеша орет… Но он до сих пор не разговаривал!

— О-оль! — снова раздался призывный крик. На это раз он звучал более требовательно. И еще я уловила в нем нотки скорбного уныния… Будто попугая обидели, и он мне жаловался!

— Он зовет меня!

Я устремилась в комнату. Кеша сидел на своем прежнем месте, на третьей полке стеллажа в убогой деревянной клетке. Завидев меня, он не завопил, как это было всегда, а приветливо распахнул крылья и бодро выдал Сережиным голосом:

— Мама!

Я стояла напротив попугая, раскрыв рот от удивления.

— Это он у вас дома словечки-то выучил! — воскликнул подоспевший морячок. — Но при себе держал, пока вы не появились! А когда ваш голос услышал, по ассоциации стал выдавать. Где вы, там «Оля» и «мама»…

— Не-ет, — сказала я, не сводя с попугая глаз. — Он меня услышал и стал звать! Он назад просится. Понял, где ему лучше живется!

Попугай покрутил головой, переступил по жердочке когтистыми лапами и звонко подтвердил мои слова Сережиным голосом:

— Да! — И снова, требовательно, с жалобой: — О-оль!

— Приручили вы его все-таки, раз говорить начал, — задумчиво сказал хозяин Кеши. — Теперь не будет орать почем зря!

— Нужда его приручила, — сердито ответила я. — В вашем Освенциме поживешь — на голове стоять научишься, лишь бы отсюда выбраться!

— Так забирайте его, раз вы такая сердобольная! — обиделся морячок.

Я задумалась. Жалко было бросать Кешу. Как можно теперь оставить его — в этой дрянной клетке, в этом зловонии, в этой грязи! Он звал меня! Он просился домой! «Теперь Кеша уже не дикарь, — думала я. — С ним можно жить, он разговаривает, дети ему обрадуются!» С другой стороны… «Животных в доме больше не будет!» — кричал Руслан. Вот уж кто настоящий дикарь, господи боже мой! Ему же невозможно ничего объяснить! Он таких собак на меня спустит!.. И не собак вовсе, а свою дикую обезьяну, она страшнее…

— Как я устала от этих обезьян! — непроизвольно вырвалось у меня.

— Вы о чем? — непонимающе посмотрел на меня морячок.

— Да так… — смутилась я. И решительно скомандовала: — Открывайте клетку! Кеша поедет домой!

Продавец не верил своим ушам:

— Неужели берете? А пять минут назад говорили «хватит»!

Я уже доставала из кармана деньги. Морячок, глядя на доллары, восхищенно простонал:

— Вы удивительная женщина! — И тут же обыденным тоном добавил: — Ручной говорящий попугай стоит 1500 долларов.

«Вот сволочь!» — чуть не выругалась я от неожиданности.

— Да вы с ума сошли! — Меня захлестнули возмущение и обида. — Он же дикий был! Он же у меня дома приручился и первые слова выучил! И в Африке вы покупали его как дикаря! И 200 долларов за возврат получили! Вам все мало?!

Морячок слушал мои гневные крики с постным лицом.

— Не хотите — не надо! — равнодушно ответил он. — Но за 1000 долларов я вам попугая не отдам.

Я медленно надела черные очки. Этот торгаш знал свое дело туго. Увидел, что клиент не может отказаться от покупки — тут же заломил цену. Ничего не оставалось, как взять себя в руки и рассчитаться…

Морячок получил от меня требуемую сумму и открыл клетку. Попугай удовлетворенно щелкнул клювом, спрыгнул с жердочки и пошел ко мне в руки. Я не переставала удивляться! Этот скандальный крикун, этот дикий нелюдим еще недавно шарахался от меня, как черт от ладана! И вот теперь ведет себя под стать ласковому котенку!..

Я сунула Кешу за пазуху и застегнула дубленку. Он немного поворочался у меня на груди и притих. Но когда я села за руль «Мерседеса», выбрался из укрытия и пересел мне на плечо. Сильная хватка его крупных когтистых лап ощущалась даже через одежду.

— Вот диво дивное! — прошептала я. — Кеша, да ты стал совсем ручным!

Мне было страшновато ехать с попугаем на плече. Он меня отвлекал: переступал лапами, щелкал клювом, бормотал. К тому же в любой момент мог выкинуть что-нибудь непредсказуемое. Но я не стала его сгонять на сиденье, просто сбавила скорость и сосредоточилась на дороге. Когда мы выехали на Ленинградский проспект, моя медленная езда стала раздражать водителей, что двигались сзади. Они возмущенно сигналили и шли на обгон. Но вот что странно. Поравнявшись со мной, машины сбавляли ход и некоторое время ехали рядом. Их водители таращились на меня так, будто за рулем «Мерседеса» сидела не молодая женщина, а какой-то невиданный монстр!

— Да что такое? — спрашивала я у этих чудаков. Конечно, они меня не слышали. Зато слышал Кеша. Он коротко свистнул и уцепился клювом за дужку моих очков. Потом потянул за край платка.

Я все поняла! И посмотрела на себя глазами проезжающих мимо водителей.

За рулем неспешного «Мерседеса», который властно сдерживал все движение на полосе, сидела загадочная дама. Вид у нее был зловещий. Голова укутана черным платком, половину лица закрывали темные очки. На плече — огромный серый попугай с кроваво-алым хвостом и мощным, хищно изогнутым клювом. Диковатое зрелище довершало вдрызг разбитое лобовое стекло…

Меня вполне можно было принять за колдунью, которой сам черт не брат! Я рассмеялась:

— Кеша! Держись, сейчас поедем быстрее! Нечего народ пугать!

Попугай залихватски свистнул, и я прибавила газу.

***

Так завершилась история поиска домашнего любимца. Им стал Кеша. Преобразившийся попугай занял в нашей семье достойное место. Ведь он больше не сотрясал квартиру безумными криками. Напротив, превратился в добродушного домоседа и подружился с детьми. Он брал у них из рук орешки, позволял себя гладить, послушно давал лапу. Из клетки, правда, я его не выпускала: тревожилась за сохранность мебели. Так что общение детей с Кешей происходило через решетку. Но это не мешало Ляле и Сереже наслаждаться его талантом звукоподражания.

Ручные жако любят воспроизводить голоса птиц, услышанные за окном. Кеша мастерски каркал, чирикал и свиристел. Как-то летом клетка с попугаем несколько жарких дней простояла на лоджии. С тех пор он стал пугать нас воем автомобильной сигнализации и лаем собак.

Но особенно Кеша любил имитировать звуки факса. Того самого, что Гаст вручил мне год назад, когда я занималась регистрацией нашей компании. Я периодически получала от шефа факсимильные копии каких-нибудь документов. Поэтому Кеша имел возможность досконально изучить весь звуковой процесс работы аппарата. И однажды самым подробнейшим образом его воспроизвел. С тех пор из клетки с попугаем частенько звучала серия характерных глуховатых гудков вызова. Потом — сигнал срабатывания автоответчика и специфическая трель при считывании сообщения. Далее раздавалось щелканье устройства печати и шорох выползающей из факса бумаги. Завершал свое выступление Кеша громким победным пиканьем, возвещающим, что документ принят.

Но самым забавным, конечно, были его игры с человеческой речью. Кеша быстро усвоил, как я окликаю из кухни или комнаты детей. Поэтому вскоре дочь мне рассказала такую историю:

— Я сегодня пришла из школы, и вдруг твой голос из комнаты: «Ляля!». А я же знаю, что ты на работе! Но все равно пошла к тебе! А в комнате никого, кроме Кеши нет! Ну, думаю, показалось, что ли? − округляла дочка глаза. — Выхожу, и снова ты: «Ляля!» Только тут поняла, что это Кеша твоим голосом говорит!

Но и я попадалась на Кешины удочки не раз. Проказник любил позвать меня голосом дочери или сына: «Ма-ам!». Я спешила в детскую:

— Что случилось?

Дети непонимающе смотрели на меня:

— А?

— Звали?

— Не-ет…

— Тьфу! Опять Кеша хулиганит!

А сколько раз, занимаясь на кухне готовкой, я слышала из гостиной призыв:

— О-оль!

Кеша со временем стал воспроизводить голос Руслана идеально. Поэтому я становилась в тупик: это муж или попугай? Решала, например, что Кеша шалит, и продолжала хлопотать на кухне. Попугай не сдавался, окликал снова и снова. Я не реагировала. Через некоторое время в кухню входил недовольный Руслан:

— Почему не отвечаешь? Зову, зову!.. Где моя белая рубашка? Найти не могу…

Попугаи жако — существа эмоциональные. Поэтому прекрасно, порой мгновенно, запоминают и могут воспроизвести то, что рвется, так сказать, из глубин человеческой души. Однажды это нас здорово подвело.

А история вышла такая. В соседнем здании ведомства Минсельхоза располагался ресторан «Каприз». Мы с Русланом не раз в нем бывали, справляли там семейные торжества. Директор ресторана, веселый и общительный человек по имени Слава, стал нашим хорошим приятелем. И вот однажды, уезжая с детьми на отдых, мы попросили его взять на время Кешу к себе.

— Это как? — не понял Слава. — В «Капризе», что ли, клетку поставить?

— Не в зале, конечно. В подсобке какой-нибудь, — уточнил Руслан.

— Ладно! — согласился Слава. Он был легкий человек, если мог помочь знакомым, долго не раздумывал. — Я вашего Кешу в своем кабинете поселю. Только скажите, чем его кормить.

Директорский кабинет располагался над рестораном, на втором этаже здания. Под него Слава арендовал одно из помещений ведомства Минсельхоза, сделал в нем ремонт и поставил бронированную дверь со сложным сейфовым замком.

Клетка с попугаем перекочевала в «Каприз». И мы с Русланом уехали отдыхать.

А надо сказать, что Слава любил посидеть в компании друзей, хорошо выпить и поговорить по душам. Обычно он это делал после закрытия ресторана в своем кабинете. Порядком захмелев, наш веселый приятель имел обыкновение петь. Он исполнял песни громко, с чувством, с пьяной слезой. Кеша, естественно, слушал. И с удовольствием запоминал: ведь певец был чрезвычайно эмоционален!..

Во время одной из посиделок Слава так напился, что, уходя, забыл погасить в кабинете свет. Это была роковая оплошность. Кеша остался один, но день для него продолжался. А попугаи жако охотно развлекаются в одиночестве звуковой имитацией.

В ту ночь охранники ведомства, как обычно, совершали обход здания. И обнаружили возмутительный непорядок на втором этаже. За дверью одного из помещений орал песню какой-то пьяный мужик:

— Хасбулат удало-ой, бедна сакля твоя-а… — старательно выводил он. Всхлипывал, с шумом всасывал воздух и продолжал: — Золотою казно-ой я осыплю тебя…

— Это арендатор какой-то, — сказал один их охранников. — Небось нажрался, заночевать решил. Как бы пожар не устроил! Надо его выводить. — И постучал в дверь.

Голос на минуту умолк. В помещении воцарилась тишина.

Охранник попытался открыть дверь, но она была заперта. Он постучал снова, уже сильнее.

— Открывайте! Освободите помещение!

Ответом ему был громкий всхлип. Потом мужик за дверью снова заорал дурным голосом:

— А за это за все-о-о ты отдай мне же-ану!

— Вот пьянь-то!

Возмущенные охранники колотили в дверь долго. Мужик почему-то знал всего восемь первых строчек из печальной истории удалого Хасбулата. Когда он пропел их в десятый раз, охранники вызвали милицейский наряд. Вмешательство милиции не помогло: мужик выходить не собирался.

— Будем ломать дверь! — решил старший наряда. Охранники отправились в подвал за слесарным инструментом.

Бронированную дверь с огромным трудом открыли. При этом изувечили ее до неузнаваемости. Охранники и милиционеры ворвались в помещение.

В кабинете директора ресторана «Каприз» не было ни одного человека. Ярко горел свет. В углу стояла клетка с крупным краснохвостым попугаем. Он молчал как рыба, легкомысленно пощелкивал клювом и удивленно взирал на людей круглым глазом. Попугай выдержал эффектную паузу и представился:

— Кеша!

— Говорящий попугай? — с вытянутым лицом обернулся старший наряда к охранникам. — Это он пел, что ли?..

— Похоже…

— Йо-о-опт!! — схватился за голову милиционер.

Кеша потом не раз воспроизводил в доме этот загадочный, полный неведомых смыслов неологизм. Ведь словечко прозвучало очень эмоционально!

Историю изъятия нарушителя спокойствия из закрытого служебного помещения рассказал нам Слава — со слов охранников. Закончилась она благополучно — и для него, и для Кеши. Но не для нашей семьи. Мы понесли значительные убытки. Ведомство Минсельхоза оштрафовало Славу на солидную сумму. Разумеется, нам пришлось оплатить штраф и установку новой бронированной двери. Зато мы стали с директором «Каприза» настоящими друзьями! Слава полюбил вечерами заходить к нам в гости. Завидев его, Кеша лихо исполнял «Хасбулат удалой…», а иногда встречал изумленным криком: «Йо-о-опт!»…

Да, Кеша оказался удивительным попугаем. Но все его выходки, вместе взятые, не стоили того, что он учудил позже. Однажды осенью, убирая клетку, я обнаружила… четыре небольших белых яичка!

— Кеша яйца снес! — вне себя от изумления закричала я. Руслан и дети подбежали к клетке... После долгого молчания раздался Лялин голос:

— Так что же получается? Значит, Кеша — девочка?..

— А как же он… то есть она… без самца снеслась? — пробормотал Руслан.

— Это неоплодотворенные яйца, — сообразила я. — Из них птенцы не выводятся. Так куры на птицефермах несутся. И самки попугаев, получается, тоже могут. Кеша к нам привык, освоился, ему комфортно. Вот и стал… стала… плодиться в благоприятных условиях…

Я, наконец, поняла, почему Кеша насмерть бился с подружкой, которую мы подсадили к нему в клетку. Две самки в одной клетке ужиться не могли. Дрались друг с другом за несуществующего самца и место для вывода потомства.

Возник вопрос: как же теперь называть любимого попугая? Подумали и решили: Кеша останется Кешей. Самцом, у которого есть одна причуда. Ну несет иногда яйца… Всяко бывает!

***

Все это случилось потом. А в тот вечер, когда я вошла в квартиру с Кешей на плече, меня встретил Руслан. При виде попугая он окаменел.

— Это наш Кеша! — поспешила я с пояснениями. — Он совсем ручной стал! Теперь кричать не будет! Меня звал, обратно просился! Я не могла его там оставить!

Муж не слышал меня. Сверлил бешеным взглядом.

— По-своему, значит, сделала!.. — прошипел он. В прихожую выбежали дети. Заскакали вокруг меня, закричали, тянули руки к попугаю.

— Ладно! — зловеще бросил Руслан. — Еще поговорим…

Повернулся и ушел в комнату.

На следующий день он впервые ударил меня.